Чипированная. Код L-831

Анастасия Декар, 2023

Время Великих Оракулов. Все счастливы – при рождении каждому вводится живой организм, который образует узор, диктующий линию идеальной жизни.Что же делать Лесии? Слишком много вопросов и крамольных мыслей.Накануне свадьбы, назначенной Оракулами, Лесии открывается тайна – есть иная жизнь. Люди за пределами Системы не ждут предначертанного, они выбирают свой путь.Лесия рискует счастьем и сбегает из дома, в надежде отыскать Вершителей своих судеб. Оглядываться бессмысленно. Дороги обратно нет, вернувшихся жестоко карают.

Глава 6

Чувствую, как кто-то прикасается к шее, нащупывая пульс, прислушивается к дыханию.

— Живая.

Голос принадлежит мужчине.

— Как ты здесь оказалась? Кто ты? — спрашивает он.

— Лесия.

Я пытаюсь открыть глаза, чтобы рассмотреть говорящего, но опухшие веки этого не позволяют.

— Все будет хорошо.

Мужчина надевает что-то на меня, а потом поднимает на руки.

— Ты иной? — задаю главный вопрос, но ответа не слышу, погружаясь в темноту.

Я снова прихожу в себя, ощущая ритмичное покачивание, — меня куда-то несут. Я пытаюсь спросить: «Куда?», но выходит нечто нечленораздельное.

— Потерпи, мы почти пришли, — успокаивает незнакомец.

Мы поднимаемся по ступенькам, слышится звук отворяемой двери и женский голос:

— Роман!

Теперь я знаю имя спасителя.

— Куда мне ее положить? — спрашивает Роман.

Ответа я не слышу, но меня опускают на что-то мягкое, наверное, на кровать.

— Где ты ее нашел?

Вместе с вопросом женщина склоняется надо мной, всматриваясь в лицо. Я вижу только темный силуэт, все остальное остается размытым.

— Она лежала возле ручья без одежды. Пришлось надеть на нее свою рубаху.

— Бедная девочка, что же с ней произошло? — женщина прикладывает ладонь ко лбу. — У нее жар.

— Она назвалась Лесией. Еще она спрашивала про иных, — Роман рассказывает ей об услышанном, в то время как женщина чем-то гремит.

— Помоги дать отвар, — просит она Романа.

Меня приподнимают, подставляя ко рту чашу. Я выпиваю содержимое, приятное и сладкое на вкус.

— Молодец, девочка, — хвалит меня женщина. Я вновь ложусь, а на веки мне опускают смоченную тряпку. — Лесия, что произошло?

— Тот куст, — я говорю медленно и тихо, женщине приходится наклониться, чтобы разобрать слова, — это не жимолость.

— Где он? — уточняет она.

— Ручей, пещера, рядом…

Надеюсь, они смогут отыскать его.

— Хорошо. Выпей еще немного, — меня снова приподнимают, подставляя чашу ко рту, уже что-то горькое. — Надо, девочка, пей.

Меня заставляют проглотить все содержимое и лишь после этого опускают на кровать.

— Я могу идти? — спрашивает Роман.

— Сделай обход, у меня есть подозрения. Лучше отыскать тот куст.

Слышу его отдаляющиеся шаги.

— Поспи, Лесия. Сон поможет.

Она берет меня за руку, разматывая повязку ткани на запястье:

— Как интересно… — ее голос теряется в темноте.

Я прихожу в себя, мне помогают добраться до уборной и обратно. Чувствую, как к лицу приливает кровь.

— Не смущайся, девочка, — ободряет женщина.

Я возвращаюсь в кровать, снова впадая в беспамятство. Глаза по-прежнему завязаны. Капельницы сменяются одна за другой. Каждое пробуждение сопровождается чашей горькой жидкости — и так без конца. Но я знаю, что спасена. Я нашла иных… Другого варианта нет, они явно не из Системы. Мне хочется задать массу вопросов, осмотреться, но я все еще обессилена.

Новое пробуждение — повязки на глазах уже нет. Я кручу головой, стараясь рассмотреть, где нахожусь. Просторная комната освещена естественным светом, который проникает из больших окон. Помимо кровати, на которой сижу я, здесь множество шкафов. Внутренности закрытых остаются неизвестными, а полки открытых уставлены разными баночками. Справа от меня, между стеной и шкафом, натянута нить, унизанная сушеными травами. Слева стоит большой круглый стол со стульями.

Напротив две двери. Одна из них отворяется, и в комнату заходит женщина с чашей в руках. Сложно определить ее возраст, но несмотря на имеющиеся признаки старости, я не могу назвать ее бабушкой. Она одета в свободное длинное платье голубого оттенка, а ее седые волосы заплетены в тугую косу, которая свисает до пояса.

— Это вы? — спрашиваю я.

— Не знаю, о чем ты, но пускай буду я. Зови меня Добродеей.

Она улыбается и присаживается рядом на кровать.

Я перевожу взгляд на ее руку и чуть не взвизгиваю от восторга — у нее нет узора!

— Вы иная?

Добродея смеется, протягивая чашу.

— У нас нет узора, если ты об этом.

Я принимаю отвар:

— Спасибо. Вы вылечили меня, позаботились, — видно, как Добродее нравится моя признательность.

— Не забудь поблагодарить Романа, он нашел тебя в лесу.

— Лес.

Она приподнимает мои руки с отваром ко рту, намекая, чтобы я выпила его. У меня столько вопросов, которые не терпится задать, поэтому я быстро выпиваю содержимое, да и привкус не кажется уже таким горьким.

— Молодец, Лесия, — хвалит она меня, забирая чашу.

— Давно я здесь?

— Два дня, об остальном тебе расскажут.

Она поднимается с кровати, чтобы вернуть чашу на стол.

— Что с тобой произошло, девочка?

Я нашла иных, я благодарна им за спасение, но я настолько привыкла скрываться, что не могу в одночасье открыть им все тайны о себе:

— Я ушла в лес и… заплутала. Я пыталась найти воду, а нашла поляну с жимолостью, — а дальше рассказываю о налетевших насекомых, которые искусали лицо, о вкусе тех ягод, от которых першило в горле, о падении и о том, как услышала звуки ручья, — и вот я здесь, — заканчиваю рассказ.

— Это было волчье лыко.

— О.

Я слышала про это растение, оно ядовито.

— Тебе несказанно повезло. Пока ты плутала, на тебя не вышли дикие животные, обитающие в этих лесах. И ягодки ты только пожевала. Сок жимолости и начавшийся дождь помогли. Роман нашел тебя вовремя.

— Повезло, — охаю я. От ее слов мурашки бегут по коже.

— Одевайся, — она указывает на стул рядом с кроватью, на котором лежит свернутая одежда, не моя. — С тобой хочет встретиться старейшина. Не бойся, он мудр и справедлив.

— А моя одежда? — тихонько спрашиваю я, снова ощущая горячие щеки.

— Да что за скромница, — охает Добродея. — Давай без этой девичьей стыдливости.

— Стыдливости?

— Тебя в Системе поучали?

— Поучали, — не скрываю я.

— Значит, к совести взывали. Делали так, чтобы ты стыдилась своих проступков. Стыдилась?

— Стыдилась, — начинаю понимать ее.

— А как они это у вас называли?

— Говорили, что так крамольное поведение выходит из меня. Это голос Вселенной оживает во мне. Он чист и верен — ему и надо следовать.

— Как все сложно, — она закатывает глаза, поднимая ладони вверх. — И чего они не называют вещи своими именами?

— Какими именами? — переспрашиваю я, уже спуская ноги с кровати.

— Эмоции. Голос Вселенной, голос Совести, необходимость подчинения и следования. Ты хоть понимаешь, что они зациклены на счастье, а все остальное не берут во внимание?

— Я никогда не брала чужие вещи.

— Твои я даже сохранять не стала. То, что осталось, нельзя назвать одеждой.

Щеки снова горят.

— А смущение — такое-то хоть знаешь?

— Да, это голос Совести, который взывает присмотреться к поведению. И если старший подтвердит путь истинный, то оно таким и является.

— Ох ты и закрутила-то! Ага, смущение оно и есть. Так вот, старший говорит не смущаться и одеваться. Все новое, — командует Добродея.

— Спасибо, — деваться некуда.

— В ванной для тебя есть все необходимое. Я подожду снаружи, не торопись.

Она указывает на дверь, куда мне следует идти, и оставляет одну.

Встреча со старейшиной, думаю, именно он расскажет мне больше. А они могут меня не принять? Надо рассказать им о старце. Он говорил, что иные примут меня… если я приду к нему в пятницу. О таком я раньше не думала. Если мне несказанно повезло в лесу, надеюсь, удача не оставит и сейчас. Спешу в ванную комнату, но стоит открыть дверь, как я замираю на месте. Из зеркала на меня смотрит бледная тень с зеленоватым отливом кожи, который подчеркивает рыжее месиво из волос. Запястье обмотано тканью, но другой. Я оставляю ее на месте, так спокойнее. Стараясь не смотреть в зеркало, я забираюсь в ванну, которую уже наполнили. На тумбе я вижу мыло, расческу, зубную щетку и полотенце.

Мне хочется понежиться дольше, но приходится спешить. Я пытаюсь смыть следы болезни, тщательно вымываю волосы, а потом пытаюсь их распутать. Время от времени поглядываю на часы, которые висят над зеркалом. Бальзам для волос, оставленный Добродеей, творит чудеса. Почти пятьдесят минут, из которых полчаса я провозилась с волосами, я выбираюсь из воды. Сохнуть моя копна будет не меньше, поэтому на манер хозяйки дома я заплетаю влажные волосы в косу и перевязываю их куском ленты зеленого цвета, которая оставлена рядом с одеждой. Нижнее белье — хлопчатые трусики и легкая сорочка на тонких бретельках. Бежевое платье в пол из плотной ткани с широким поясом, как у Добродеи, подчеркивает стройность и округлость форм. Легкие сандалии ничем не отличаются от тех, что я носила в городе. Придирчиво рассматриваю себя в зеркало. Конечно, я бледна, но кожа немного зарумянилась, а волосы выглядят опрятно.

Пора. Я решительно покидаю дом, выходя во двор. Открывшаяся картина впечатляет. Живописное полотно простирается вокруг: нет асфальтированных дорог или красных однотипных зданий. Повсюду небольшие одно — или двухэтажные деревянные и кирпичные домики, между которыми тянутся трубы — признаки цивилизации, — но все остальное говорит об единении человека и природы. Проходящие за забором люди одеты разнообразно: смесь городской моды и чего-то легкого, простого, наподобие моего платья.

— Нравится? — спрашивает Добродея.

Я и не заметила, как она подошла ко мне.

— Очень.

— Тогда идем, — я спешу за ней, оглядываясь и крутясь по сторонам. Сады, зеленые деревья, запах свежести и скошенной травы, чуть поодаль пасутся коровы, слышится блеянье коз, мимо нас пробегает пара собак.

— Я никогда не видела скот, — мне хочется подойти к ним поближе.

— Мы одни из тех, кто занимается контролем популяции.

Добродея понемногу начинает знакомить меня с укладом их жизни. В школе нам рассказывали, что есть какая-то технология, которая позволяет из стволовых клеток животного происхождения выращивать мясо, но я никогда не знала, кто этим занимается и где.

— В результате населению хватает свежего белка, а нам не приходится убивать животных. Контроль над популяцией хорошо сказывается и на экологии, — заканчивает она рассказ.

— Вы снабжаете Систему?

— Население, — резко поправляет Добродея. — Пришли, проходи.

Мы останавливаемся возле маленького кирпичного дома с деревянной отделкой второго этажа. Добродея открывает дверь, приглашая меня пройти внутрь.

— Здесь живет старейшина? — я настолько привыкла, что Главные восседают в чем-то огромном и величественном, поэтому немного мнусь перед тем, как войти.

— Да, заходи, — подталкивает она меня в спину.

Я делаю шаг внутрь. В отличие от дома Добродеи, здесь не так светло. Вытянутая прямоугольная планировка, вдоль стен шкафы, а в самом конце огромный стол, окруженный кипой бумаг. За ним и сидит старейшина.

— Здравствуйте, — я приближаюсь к пожилому мужчине.

Он отрывает взгляд от бумаг, уделяя мне все свое внимание:

— Здравствуй, Лесия.

— Вы? — останавливаюсь на полпути.

— Мое имя Богдан.

Тот самый старец, который торгует фруктами и овощами на рынке.

— Как вы так быстро смогли добраться сюда? — громко спрашиваю, не двигаясь с места.

— Есть прямая дорога, это ты пошла в обход. Почему ты не дождалась пятницы? Зачем пошла одна?

Если этот старец и есть их старейшина, тогда я точно нашла тех, кого искала.

— Вы же знаете, я не могла ждать. И суженый сбежал. И я больше не могла оставаться там…. А если бы меня не нашел Роман, то я могла и вовсе погибнуть. Добродея сказала, мне несказанно повезло! — говоря это, чувствую прилив жара к щекам. Это смущение? Не думаю.

— Не горячись так, и не стоит обвинять меня в своей поспешности. Это твой выбор, — он пожимает плечами. — Присядь, не стой.

Я подхожу ближе и опускаюсь на стул, стоящий напротив него, а он зовет какого-то Михаила и просит принести нам чай.

— И все же… — мне хочется обвинить его во всем произошедшем, но он прав. Это мой выбор.

— Мы те, кто не несет в себе зла, но и не может найти себя в сложившейся Системе. Мы ощущаем связь с этим миром не через слепое следование, а через осознанное выстраивание жизненного пути. Мы именуемся Вершителями судеб, потому что сами ищем свой путь и несем ответственность за свой выбор.

Из соседней комнаты выходит мужчина, который пристально смотрит на меня пронзительно карими глазами, от чего становится как-то неловко. Он статен, широк в плечах, от него исходит скрытая сила, которая притягивает к себе и чем-то отталкивает. Его темно-русые волосы растрепаны, а скулы подчеркивает короткая щетина. Он медленно, нехотя, приближается к нашему столу.

— Отец, — он что-то хочет сказать, но старейшина останавливает его жестом.

— Это Михаил, он будет помогать тебе освоиться.

Богдан приглашает его присесть к нам за стол. Тот опускает чашки с чайником и присаживается рядом со мной. Чайных пары тоже три, значит, он знал, отец его так просто не отпустит.

— Тогда нам надо познакомиться, — медленно протягивает Михаил. Он разливает напиток, следя за каждым моим движением.

— Мы существуем параллельно с известной тебе Системой. Предугадывая твой вопрос, скажу, что Великим Оракулам о нас известно. Мы занимаемся сельским хозяйством, снабжая вас продуктами и удовлетворяя наши потребности. Нас мало, но это не единственное поселение, — говорит старейшина.

Услышанное не укладывается в голове. Скорее всего, я тогда умерла и приблизилась к Вселенной, или же до сих пор нахожусь в бессознательном состоянии, одолеваемая галлюцинациями.

— Почему нам не рассказывают об этом? Если мое поведение считается крамольным, то почему меня просто не отправить сюда? Скольких сомнений и непониманий я могла бы избежать…

— Мы существуем изолированно. Мы не можем открыто рассказывать о себе, нас мало, поэтому приходится подчиняться договору о сосуществовании с Великими Оракулами. Но если мы видим потерянных, то можем направить к себе.

— Как я?

— Как ты, — соглашается старейшина. — Выбор жить без предначертанного не ведет к тому пониманию счастья, которое знаешь ты.

— Я не понимаю. Великие Оракулы должны даровать счастливую жизнь. Если я несчастлива там, то почему они ничего не меняют? — открыв рот, я внимаю словам старейшины, желая получить ответы на вопросы.

— Счастье для нас в другом: в возможности строить собственный путь, ошибаться и побеждать. Мы можем страдать, бояться, радоваться и мечтать. Мы можем разрушить устои Системы Великих Оракулов, поэтому о нас не говорят. Наше счастье разное.

— Я просто хотела перестать скрываться.

— И как? Уже перестала? — спрашивает Михаил, я совсем о нем забыла.

Я оставляю колкий вопрос без ответа, меня волнует другое.

— Мой отец, он в совете Оракулов, он знает о вас. Он видел мои метания. Почему я должна была рисковать жизнью, следуя за надеждой, почему родители не могли помочь мне?

— Не вини их, — утешает старейшина. — Они не понимают нас, поэтому и для своей дочери хотят лучшего, но лучшее для них не значит лучшее для тебя.

— Вы правы, и все-таки, — я собираюсь с духом, чтобы задать главный вопрос. — Скажите, я могу здесь остаться? Добровольно ушедших не принимают обратно, мне некуда идти.

— А ты уже хочешь вернуться? — очередной выпад Михаила. Он постукивает пальцами по столешнице, нагнетая атмосферу.

— Я хочу остаться с вами. Я хочу иметь возможность говорить так, как сейчас. Я хочу сама принимать решения.

— Тебе придется работать. Сможешь замарать свои белые ручки? — спрашивает Михаил.

— Дома я работала реставратором. Я привыкла работать с пылью и грязью.

— Хорошо, я покажу, чем у нас занимаются женщины, а ты выберешь по душе, — Михаил отодвигает чашку, собираясь встать.

— Сын, — старейшина похлопывает рукой по столу. — Надо дать Лесии время освоиться. Ей не стоит перегружаться.

— О да, твое появление было эффектным. Пришлый приносит полуголую и полумертвую пришлую. Будем собирать всех? — спрашивает Михаил у отца.

— Извини, я не хотела смущать всех своим видом. И я благодарна Роману за спасение, — стараюсь сохранять спокойствие, но щеки горят, а в горле стоит непрошенный ком.

— Михаил, перестань жить прошлым! Лесия ни в чем не виновата, — сурово одергивает старейшина.

— Извини, не нравитесь вы мне.

— Лесия, что подвигло тебя на этот шаг — сбежать из дома?

Я хочу открыться, но вдруг меня опять не поймут. Присутствие Михаила смущает.

— Я на краю возраста вступления в брак и получила внезапный вызов в зал Свиданий: нашли суженого. Я не хочу провести жизнь с человеком, которого никогда не видела. Я понимаю, что мы должны быть счастливы вместе, но я… я не могу так. И я не хочу и дальше сковывать себя. Этот вызов как последняя капля. Голос совести отказался наставить меня на путь истинный. Я больше не могла молчать, — на последних словах закрываю глаза.

— Мы все такие. Мы тебя понимаем, — отвечает старейшина.

— Даже я сбежал бы, — поддерживает Михаил.

Я открываю глаза и с надеждой смотрю на людей, которые не просто понимают, но и поддерживают меня. Больше не могу сдерживаться, давая волю слезам.

— Вы сообщите родителям обо мне?

— Нет. Покинув их, ты навсегда исчезла для Системы. У них больше нет дочери.

— Но если мой отец знает про вас…

— Нет.

Я знала, что больше не увижу родителей, но мне хотелось бы успокоить их.

— Это тоска и грусть, но время лечит. Ты должна пережить эту боль и двигаться дальше, иначе так и не сможешь стать одной из нас.

— Но вы говорили, я уже одна из нас?

— Не совсем. Ты не можешь жить в Системе, но тебе еще предстоит научиться жить среди нас.

— Для тепличных цветочков это нелегко, — снова задевает Михаил.

— Узор и чип, — перевожу взгляд на правую руку, обмотанную куском белой ткани. — Меня могут отследить по нему?

— На всей территории установлен поглотитель сигнала, так что нет. Чип придется удалить, а узор, если хочешь, можешь оставить.

Вот и все. Отыскав иных, которые отражают мои стремления к жизни, стоит ли сомневаться? Я поднимаюсь на ноги, протягивая старейшине руку:

— Удаляйте чип. Узор оставьте, он живой.

— Не торопись, мы проведем операцию на днях, а пока осматривайся, привыкай. Михаил проводит.

Я благодарю старейшину за возможность, которую он дарует мне. Новая жизнь начинается. Я смогу. Я буду очень стараться.