Стать женщиной

Анастасия Викторовна Картавцева

Женщина идёт сквозь время. Она вышивает рукава воину. Она ходит в храм смотреть кино. Она играет с бумажными самолётиками. Она переживает первые потери. Она чувствует боль убитого зверька. Она уезжает из родительского дома в небоскрёбовый мегаполис. Она собирает мамины слёзы и чёрную смородину. Она вырастает.

ЧАПАЕВ

Бабушке Жене

На Кавказе-то в поле весь день поработай.

Мать покрикивает:

— Оденься!

Все плечи ведь спалишь!

— Да ладно, — отмахиваешься,

Дёргая крепкий осот,

Спустившийся бесконечным корнем

В землю, где холодно.

А вечером, неугомонная,

Ты отправишься в храм

В самом центре села

С чернокосой подружкой.

Тут и взрослому страшно перед громадиной,

На плечах богатырских держащей тёмные купола.

А вам, двенадцатилетним и смело-маленьким,

Хочется посмотреть «Чапаева»,

И чтобы не покупать билеты.

Потому и придётся в храм пробираться мышками

Сквозь подвалы и паутину,

По узеньким лазам,

Где ты, руки-ноги вытянув, помещаешься в полный рост.

Над тобою стена

Высотой до неба,

А тебе почему-то нетяжело.

Потом спрячетесь где-нибудь в алтаре за экраном,

Занявшим место иконостаса.

А с фресок ветхозаветных поглядывают всякие страшные:

Грешники, запряжённые в телеги на полстены,

Черти над ними с кнутами

По оголённым спинам с оттягом стегающие,

И где-то под потолком

Настоящий Бог,

Который смотрит всегда на тебя, где бы ты ни стоял.

Свет погасят,

Вы с подружкой сядете где-нибудь в уголке

Наблюдать, как бравый Чапаев с экрана

Расстреливает грешников и чертей.

Разве кто-то считал здесь по фрескам следы от пуль?

Бог под куполом улыбается.

А ночью тебя саму запрягут

В точно такую телегу,

Как грешника, за некупленные билеты.

По спине-то как больно с оттягом…

Стаскиваешь с плеч обгоревших колючее одеяло,

И трудишься, трудишься, даже во сне,

Во сне.