Пять жизней и одна смерть

Амалия Лик (2024)

Фантастический детектив-головоломка с перемещением души между телами в духе «Семи смертей Эвелины Хардкасл» Стюарта Тёртона. Лина Маккольм не знает, в чьем теле проснется завтра утром. Вариантов пять. Ее сверстница, которая работает в соседнем кафе. Старик, что прячет страшную правду на страницах дневника. Девушка, которая глушит боль прошлого наркотиками. Парень, отбывающий срок за убийство. И… кое-кто еще, о ком Лина обычно не упоминает. Это продолжается уже год, когда одну из ее «личин» находят мертвой. И тогда Лина берется за расследование. Вот только… она и сама давно мертва. Возможно, тот, кого она ищет, как-то связан и с ее собственной гибелью? «Я как будто оказалась в лабиринте, выбраться из которого можно, лишь дочитав книгу до конца». — Катя, автор блога «В мире книг и Гарри Поттера» «Напряжённый мистический триллер, где несколько судеб сплетутся в общую историю случайностей и закономерностей. Книга-лабиринт, в которой каждый поворот обещает очередное ошеломляющее открытие». — Даша, автор телеграм-канала «Книжный Плюшкин» «Захватывающее расследование в стиле сериала «Квантовый скачок». Авторский стиль — на высоте, и оторваться невозможно!» — Эмили, автор телеграм-канала «Безумный книжник» «Вы не поймёте, как прочитаете всю историю и окажетесь на последних страницах». — Аня, автор телеграм-канала «anyabooklove» «ОШЕЛОМИТЕЛЬНО! Никогда ещё детективы не были такими… мистическими. Смерть — это конец? Или только начало…» — Лера, автор телеграм-канала «Уголок летучей мышки»

Глава 3

Интересно, он всегда такой странный или только в моем присутствии?

Сегодня

Пожалуй, воспоминаний достаточно. Просто первый раз во всем и всегда слишком сильно впечатывается в сознание. Не хочется помнить мое первое перемещение, но оно въелось в память, словно многолетняя ржавчина в прогнивший металл. Ржавчина, которую не берет ни одно известное миру средство.

Моя смена подошла к концу, а это значит, что самое время заняться тем, чем я занимаюсь последние несколько недель. Это не что иное, как копание в историях нескольких людей, сбор информации о себе и о тех, в чьих телах я просыпаюсь.

Прогуливаюсь по теплой, наполненной уже заходящим солнцем аллее в направлении дома. Прошел целый год, а я до сих пор испытываю наслаждение от ровных, размеренных шагов без хромоты. И я рада, что мне больше не приходится носить специальную обувь с платформой разной высоты. Но иногда я скучаю по той себе, хотя это может показаться странным.

Перехожу дорогу и еще через два двора заглядываю в супермаркет — за нехитрыми вкусностями, помогающими скрасить долгие тягучие вечера. Брожу по продуктовым коридорам среди высоких полок, забитых до предела. Вижу, что последняя упаковка моего любимого бисквитного печенья с арахисовой прослойкой дожидается меня в самом отдаленном уголке на самой высокой полке. Почему они всегда закидывают его туда? Видимо, чтобы невысокие люди выбирали что‐то подходящее им по росту. Хоть это и не моя вина, но почему-то именно мое наказание. Сейчас бы мою ортопедическую туфлю на высокой танкетке — была бы ступенька. Но придется довольствоваться тем, что есть.

Левой ногой я нахожу небольшую опору в нижней полке и становлюсь выше сантиметров на двадцать или даже тридцать. Приближаюсь к цели, всем телом тянусь к злополучному печенью, словно от него зависит победа целой команды на Олимпийских играх. Еще пару сантиметров, всего-то парочку. Мне бы сейчас очень помогла способность любой части тела к эластичной растяжке, которой у меня, к сожалению, не наблюдалось. И вот оно почти в моей руке, я уже чувствую гладкость упаковки, вдыхаю запах ванили и арахиса, и тут громом среди ясного неба клокочет чей-то голос за спиной:

— Оно действительно того стоит?

Я вместе с пачкой печенья лечу вниз на нарушителя спокойствия, почти сбивая его с ног, словно кеглю. Но, к моему счастью, его сил и равновесия хватает, чтобы удержать и себя, и меня от сокрушительного, постыдного падения. Ну прямо детская сказка под условным названием «Неудачница и герой». Но вот мое печенье никто не спасает, оно падает на пол и скользит под стеллаж с продуктами.

«Да чтоб его!»

Злость вспыхивает, щеки горят, я, не видя ничего, отталкиваю спасителя. Собираюсь сказать ему о неприкосновенности частной жизни и всем таком, но вижу удивленные, взволнованные и при этом смеющиеся глаза Альберта, того посетителя из кафе.

— Какого черта! — ругаюсь я вслух и еще сотню раз про себя.

Поправляю чуть задравшееся платье, приглаживаю всклокоченные волосы и гляжу в сторону сбежавшего печенья.

— Прости, я не хотел. Просто решил поздороваться, — мягкими низкими нотами звучит его голос.

Пытаюсь судорожно спрятать мокрые и липкие от злости руки и натянуть неискреннюю улыбку.

— Забудь.

— Оно действительно так для тебя важно? — немного посмеиваясь, допытывается он.

Мне остается только жестом отмахнуться и подумать, какое же печенье выбрать теперь.

— Ну правда, прости. Я не хотел застать тебя врасплох.

— Однако застал, — угрюмо констатирую я и продолжаю уже увереннее: — И вообще, что ты тут делаешь?

— Ну так, зашел за продуктами.

— Но ты же живешь совершенно в другом районе. Вроде в новой части? Или я что-то путаю?

— Нет, не путаешь, — немного смутившись и пряча глаза, говорит он. — Просто выходил с работы, заметил, что ты тоже закончила смену, и решил позвать тебя на чашку кофе.

— И шел за мной до самого магазина? Ты что, следил за мной?

— Нет, что ты! Я не следил. Я не хотел. Прости. — Он городит какую-то нелепую словесную линию обороны, после чего поверженно опускает голову, а щеки в знак его капитуляции чуть покрываются румянцем.

«Интересно, он всегда такой странный или только в моем присутствии?» — думаю я, разглядывая его более пристально, чем, наверное, стоило.

— Ладно, признаюсь, я шел за тобой. Но не потому, что следил! Просто никак не мог найти подходящий момент, чтоб подойти.

— Да уж. И выбрал ты, конечно, из всех возможных моментов ну самый подходящий, — хмыкаю я в ответ.

— Не смог устоять, — с игривой улыбкой охлаждает он мой пыл. — Ты была такая… такая…

— Какая?

— Хм, целеустремленная, — отвечает он, довольный собой, и смеется.

— Очень смешно. Конечно. Тебе-то не понять, как нам, невысоким людям, живется! При твоем-то росте, — произношу я жалобным, но твердым голосом, пытаясь изобразить обиду.

— Не понять, — с наигранным сожалением поджимает он мягкие губы.

— Ладно, раз ты провинился, то будь добр, посмотри, не завалялась ли там на верхней полке еще одна пачечка печенья.

Он встает на носки, смотрит за горизонт, до которого мне не дотянуться, и с грустью произносит:

— Все потеряно.

Я тяжело вздыхаю.

— Ладно, полакомлюсь чем-нибудь другим.

— Можно мне загладить свою вину и все-таки пригласить тебя на чашку кофе? — Его глаза блестят и округляются, как у напроказничавшего кота, а правая рука машинально погружается в волосы, превращая их в морские волны.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — сухо отвечаю я, пытаясь спрятать улыбку.

— Почему?

После его, казалось бы, такого простого вопроса мне становится ужасно неловко, будто мы с ним оказались в замкнутом пространстве лифта, да еще и с недостатком кислорода.

— Я тебе не нравлюсь? У тебя есть парень? Или, может, муж? — напирает он со своими вопросами, все сильнее и сильнее уменьшая пространство между нами.

— Хватит! Ни одно из твоих предположений не верно. Просто у меня нет на это времени.

Я пытаюсь увидеть просвет, найти спасительный проем и выскользнуть из этой неудобной ситуации.

— Но сейчас всего лишь семь вечера. Я бы мог подбросить тебя, если тебе куда-то нужно, и мы бы просто…

Я бесцеремонно прерываю его рассуждения:

— Стоп! Послушай, просто я… я не знаю. Мне это не кажется хорошей идеей.

— Анна, я ни на что не намекаю и ни к чему не принуждаю. Всего лишь чашка кофе. Никаких обязательств. Просто сегодня я рано освободился, и мне очень-очень не хочется проводить этот вечер в одиночестве.

Мы стоим словно странная, несуразная парочка подростков посреди длинной пешеходной улицы товарных полок. Я переминаюсь с ноги на ногу и смотрю в пол, размышляя о чашке кофе, он потирает руки, не зная, куда их пристроить. Спустя тройку затянувшихся секунд я отвечаю:

— Ладно. Но я буду чай. Ты же помнишь, что я весь день подаю людям кофе. И открою тебе тайну: к концу дня меня от него немного подташнивает. — Мягко улыбаюсь и подмигиваю ему, пытаясь разрядить обстановку. — Но мне нужно завезти продукты домой.

— Отлично. Могу я помочь тебе?

Я задумываюсь. Он точно не отстанет и пойдет со мной. Но мне нужно еще переодеться, не пойду же я в таком виде в кафе. Ему придется меня ждать, а оставить его у подъезда как-то неприлично. Потом надо будет ехать куда-то — рядом с домом сто`ящих заведений нет. Что же делать? Я поднимаю взгляд на него.

— Может, лучше в следующий раз?

— О нет. Ну пожалуйста, Анна. Одна чашка чая.

Я поджимаю губы, разглядывая Альберта. Его мягкую улыбку, глаза, с мольбой смотрящие на меня.

«Неужели он так жаждет просто… разделить со мной чашку чая?»

Эта мысль вызывает у меня улыбку, и я сдаюсь:

— Хорошо. Как ты смотришь на то, чтобы выпить чаю у меня? Это, конечно, не ресторан и не кафе, но…

— Я был бы рад, — просто и очень быстро отвечает нарушитель моих планов на вечер.

— Ладно, тогда давай возьмем что-нибудь очень вкусное.

— Согласен на все, — завершает нашу милую беседу Альберт и с корзинкой в руках устремляется к сладостям.

Мы выбираем три вида печенья, шоколадные конфеты, какие-то вафли с голубикой и направляемся ко мне.

— Проходи, — немного смущаясь, приглашаю я Альберта.

Квартирка, в которой когда-то жила Анна, а теперь живу я, располагается в пятиэтажном доме в тихом районе на холме. Маленькая спальня, кухня, переходящая в скромную гостиную, ванная и такой же миниатюрный балкон. Светлая, теплая, но по меркам крупного мегаполиса крохотная квартирка. Она стала моим убежищем, которое сегодня было представлено на суд гостя. Из личных вещей — только одежда, спрятанная в шкафу, пара свечей в стеклянных стаканах, расставленных на стеллаже с телевизором, одна картина, изображающая райское местечко где-то в горах, которую я пару месяцев назад увидела на распродаже и не смогла пройти мимо.

В прошлых и почти забытых мечтах мой дом представлялся совершенно другим. На полках красовались фотографии в красивых рамках и безделушки, привезенные из путешествий, на стенах висели мои картины, книжные стеллажи кряхтели под тяжестью прочитанных книг. На полу раскинулся мягкий и шелковистый ковер, а балкон был уставлен цветами, полными жизни.

Все эти мечты остались где-то глубоко в душе — ведь теперь я не знаю, проснусь ли следующим утром. Можно ли строить планы на будущее при такой жизни? Стоит ли завести цветы или приютить животное? Я живу одним днем, одним только «сегодня», живу здесь и сейчас, и это полностью отражается на облике моего жилища.

Мы проходим на кухню, куда Альберт, как истинный джентльмен, помогает мне донести пакеты с покупками.

— Не стесняйся и будь как дома, — говорю я приглушенно. — Ванная, если что, слева. Я поставлю чай, а ты располагайся на диване.

Не дожидаясь ответа или вопросов с его стороны, я отворачиваюсь к кухонной стенке.

Краем глаза замечаю, что он внимательно и немного осторожно прогуливается взглядом по квартире, по стенам и мебели, двери на балкон, замечая безликость и бесцветность. Потом пристраивается на диване.

— Может, тебе нужна помощь? — интересуется он.

— Нет, уж чай я сделаю, не переживай. Пару минут.

Пока я копошусь на кухне, раскладывая сладости на тарелки, доставая чашки, заваривая чай, в комнате застывает абсолютная тишина.

И вот с полными руками всякой посуды я замираю посреди комнаты, заметив, как Альберт рассматривает мои записи, оставленные в хаотичном порядке на журнальном столике.

«Вот черт!». Мысли мечутся в разные стороны, рикошетя, словно заряженные пули от непробиваемых стен. Чувства неизведанного стыда и уязвленности подступают к горлу.

— Что ты делаешь? — говорю я стальным, чуть позвякивающим голосом, думая еще и о том, чтобы удержать то, что было в руках.

— Ничего криминального. Просто сую нос не в свои дела, — отшучивается он.

— Да, именно так, — сухо отвечаю я, упершись в него взглядом.

Напряжение скапливается в комнате липкой жижей и съедает воздух, который предназначался для наших невесомых разговоров.

Ставлю чашки и тарелку со сладостями на край столика и быстрым движением собираю все свои «секретные» наработки, распечатки из интернета и разные заметки.

— Пожалуйста, расставь чашки, а я принесу чайник, — выдавливаю я, делая вид, что инцидент забыт.

Альберт не отвечает, просто кивает, быстро встает и занимает себя сервировкой стола. Гулливеровскими шагами добираюсь до кухни, сую листы в первый же ящик с посудой и, стараясь унять непрошеную дрожь, берусь за ручку чайника.

«Чего я боюсь? Он ничего не знает обо мне. Да и какая разница, даже если знает. Пусть знает, если знает! Это не я напросилась на чай!»

Делаю выдох, затем глубокий вдох и, взяв себя в руки, с заварочным чайником возвращаюсь к нему. Разливаю чай и сажусь на другой конец дивана.

— Ну так как дела? — зачем-то спрашиваю я.

Альберт улыбается:

— Прекрасно. Я пью наивкуснейший чай с прекрасной девушкой. А у тебя?

— Тоже сойдет.

Он молчит и смотрит на меня внимательно, словно изучает.

— Просто не люблю, когда… когда лезут в мою жизнь, — произношу я резче, чем собиралась.

— Я не хотел. Не знал, что там что-то важное. Пытался скоротать время. Ну и я же адвокат, наглость — издержка профессии.

— Наверное. Может, это и мое упущение, просто я не ждала гостей.

— А я вот напросился. Предлагаю начать все сначала. Я Альберт, двадцать семь лет, работаю адвокатом, одинок, хотел бы завести собаку, потому что люблю собак, но знаю, что у меня не хватит на нее времени.

Напряжение понемногу рассасывается, я откидываюсь на спинку дивана и делаю глоток ароматного жасминового напитка.

— Прямо как в клубе анонимных одиночек. Ну а меня зовут Л… — Я немного запинаюсь и давлюсь чаем.

— Эй, ты чего, аккуратнее. Дать воды? Постучать по спине? — тараторит он в унисон моим кряхтениям.

— Нет, нет, все хорошо, — успокаиваю его я, откашливаясь. — Давай я начну сначала.

«Чуть расслабишься — и все, попала. Вот поэтому не стоит заводить знакомства, друзей и возлюбленных».

— Попробую еще разок. Итак, меня зовут Анна, мне двадцать, работаю официанткой, ну и признание века, но я должна это сказать, а ты должен это знать, раз решил со мной связаться: я странная.

Альберт усмехается, но я вижу, что моя оговорка не прошла мимо его ушей.

— И в чем же ты странная, Анна?

— Во многом, — отвечаю я, ни капельки не смутившись. — И вообще, сейчас моя очередь задавать вопросы. Скажите, Альберт, — я демонстративно принимаю вид думающего философа, стучу пальцем по лбу, будто осмысливаю тайны Вселенной, и продолжаю: — Кем вы хотели стать, когда были ребенком?

— Да уж, Анна, такого вопроса я не ожидал. Дай-ка подумать. Так-так-так… Надо вспомнить. Я хотел быть… барабанная дробь… ветеринаром! — громко произносит он, словно объявляя победителя лотереи. — Да, именно ветеринаром, я знаю, что это банально, и вижу твою хитрую улыбочку. Конечно, тебе смешно, но я правда представлял, как буду спасать животных, лечить кошек и собак, ну и так далее. — И тут в его взгляде проскальзывает грусть, но он молниеносно смахивает ее ресницами, натягивает широкую улыбку и делает глоток чая.

— Но зато ты спасаешь людей, а это тоже неплохо, — выдаю я, словно в утешение. Хотя, зачем его утешаю, я и сама не знаю.

— Не всегда тех, кто заслуживает, но да, фактически так и есть, — произносит он, немного оправдываясь. — А ты? Кем ты хотела стать?

— Я?

В такие моменты я вспоминала себя: Лину — девочку, мечтавшую о многом.

— Я мечтала быть художником.

— Оу, ты рисуешь? Где ты тогда прячешь все свои картины, краски и все такое? Почему я их еще не заметил?

— Я уже не рисую… — с горечью в голосе отвечаю я.