Герцогиня

Оливия Штерн, 2018

Если вам достался в наследство перстень с неизвестным науке камнем, не торопитесь идти к ювелиру. Потому что запросто может оказаться, что наследство – ключ от двери, ведущей в соседний мир. И может случиться так, что ваше истинное место там, где испокон веков враждуют герцогства, а великий маг открыл суть Источника. И кто-то окажется предателем, кто-то – героем, кто-то – увлечением, а кто-то – просто любовью всей жизни…

В оформлении обложки использованы фотографии с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.

Глава 1. Лина

Косой ливень хлестал по козырьку навеса так, словно вознамерился сбить его наземь. Редкие прохожие пробегали мимо размытыми серыми пятнами, зонты выворачивало, пролетающие по дороге машины вздымали веера мутной воды.

Лина стояла под навесом, прижавшись спиной к шершавой облицовке здания. До предательства ей остался только один шаг — повернись, потяни на себя никелированную ручку, распахни стеклянную дверь. Ювелирный салон, единственный в этом сером городке, манил светом и теплом. А Лина все еще сомневалась, продолжая жаться к стене.

…Все дело в том, что беда приходит всегда неожиданно.

Неделю назад умерла бабушка, с которой Лина жила с самого детства — «мама и папа пропали без вести во время круиза, их так и не нашли» — но не сразу умерла. Сперва случился инсульт, и все, что успела она сделать — показала на вечно запертый ящик комода. «Бери… Твое…»

И все. Больше ничего не сказала. Лина вызвала «скорую», бабушка еще сутки пролежала в коме — и умерла. На похороны ушли все скромные сбережения студентки факультета иностранных языков и лингвистики. Потом были срочные поиски работы, но кто даст хорошую работу семнадцатилетнему заморышу? От предложения «обслужить» гостей директора сама отказалась. Того, что давало репетиторство, едва хватало на коммуналку и еду. Но момент истины наступил, когда настало время оплачивать следующий год обучения: ВУЗ был коммерческим, а бабуля смотрела в будущее чрезмерно оптимистично.

И вот тогда и вспомнились последние, вымученные, проговоренные непослушным языком слова: «бери. твое».

А вдруг?..

Лина ключа не нашла, пришлось ломать замок.

Пока орудовала древней, побитой ржавчиной стамеской, позволила себе помечтать о припрятанных пачках денег. Или о шкатулке с фамильными драгоценностями.

Шкатулку-то нашла.

А вот содержимое, откровенно говоря, разочаровало.

В маленькой, обитой изнутри черным бархатом коробочке лежал серебряный перстень с куском необработанного белого камня. Само украшение было непомерно огромным, на крупную мужскую руку. Мерить нет смысла.

Пожав плечами, Лина вооружилась интернетом и попробовала определить, что ж за минерал использовали в качестве вставки. Очень он был похож на белый губчатый коралл, но на изломе блестел слюдяными чешуйками. Поиски оказались бесплодными.

И вот тогда Лина впервые задумалась о том, что перстень, скорее всего, придется продать — потому что иначе ей не оплатить учебу. Горькой оказалась эта мысль, потому что была предательством бабушки. С другой стороны, не меньшим предательством казался отказ от учебы. А уж как бабушка радовалась оценкам в ведомости!

Лина не торопилась. Прикинув, сколько может заработать на помыве подъездов, от идеи стать уборщицей отказалась.

Потом прибавилось учеников, но оплату нужно было производить, как говорят, единовременно.

И Лина приняла решение: попытаться заложить перстень в ломбарде, чтобы затем выкупить. Но, прежде чем отправляться в пропахший нафталином и сыростью подвал — где размещалось сие достойное заведение — решила сходить в ювелирный салон, чтобы там оценить перстень там.

…А вот теперь, промокнув до нитки, стоя под навесом, не могла решиться. Почему-то даже попытка заложить драгоценность начинала казаться самым страшным предательством. Ведь неспроста же бабушка хранила его запертым в ящике? Жаль, что не успела ничего рассказать толком.

Между тем день клонился к вечеру. Дождь утихал, людей на улице чуть прибавилось. Витрины ювелирного магазина сияли роскошью и золотом, маня, обещая, почти гарантируя… Удачу? Счастье? То самое happily ever after?…

Лина вздохнула и, стиснув зубы, взялась за холодную ручку. Потянула на себя… И, шагнув внутрь, внезапно осознала собственную неуместность в этом блистательном заведении.

Витрины располагались по периметру помещения. Ухоженные продавщицы с некоторым недоумением взирали на нее — мокрую и взъерошенную. Такие, как Лина, не шастают по ювелирным салонам. Такие должны мыть подъезды, торговать на рынке. Понимая, что пауза затягивается, Лина откашлялась.

— Извините, здесь есть ювелир?

Ближайшая продавщица приподняла красиво подведенную бровь.

— Мне нужен ювелир, — уже громче повторила Лина.

— Ма-акс! — визгливо и очень жеманно позвала одна из девиц. Так, что у Лины сразу возникло подозрение, что эта сотрудница давно и безрезультатно этого самого Макса обхаживает.

— Максик, к тебе тут… пришла…

Хлопнула дверь где-то, и через минуту у дальней витрины появился мужчина.

— Ко мне? — обронил коротко, — девушка, подходите, что там у вас?

Лина глубоко вздохнула.

Что ж, неплохое начало.

Деловой тон, человек экономит свое время. Ну так и она не будет заставлять себя ждать.

Быстро прошагав по зеркальному полу, Лина остановилась перед витриной. Оглядела ювелира — непонятного возраста мужик, седой, но лицо совсем не старое. Брови темные. Легкая щетина, тоже темная. А взгляд — неприятный, колючий. Радужки светло-серые с темным ободком.

— У меня… вот… — она быстро размотала носовой платок. На пальце носить перстень даже не пыталась — слишком велик.

— Мне бы хотелось узнать, сколько он может стоить, — решительно добавила Лина.

— Вы позволите? — мужчина протянул руку ладонью вверх, и Лине ничего не оставалось, как положить туда свое сокровище. В глаза бросился белый рваный шрам через всю ладонь, как будто руку ювелира рвала собака.

Воцарилась тишина, изредка прерываемая презрительным хмыканьем продавщиц.

Ювелир спокойно разглядывал перстень сквозь увеличительное стекло, Лина молча ожидала вердикта. Почему-то ей очень хотелось, чтобы кольцо оказалось дешевкой — тогда бы закладывать его не имело смысла, и бабушкино наследство осталось бы с ней. Внезапно она поймала на себе тяжелый взгляд мужчины.

— Что?

— Оно ваше?

— Ну да… — пожала плечами, — оно досталось мне… от бабушки.

— А что с бабушкой стряслось?

— Если бы она была жива, я бы здесь не стояла, — огрызнулась Лина.

— Понятно, — спокойно сказал ювелир, — к сожалению, этот перстень ничего не стоит. Ну, серебра на две тысячи… Но я так понимаю, что это не та сумма, о которой вы мечтали, верно?

— А камень?

— Что — камень?

— Я бы хотела знать, что это за камень, — настойчиво сказала Лина. Ювелир ей нравился все меньше.

— Не бриллиант, это точно, — он усмехнулся, продолжая давить ее тяжелым взглядом, — минерал называется абракс. Но вряд ли вы встретите его в справочниках. Большая редкость здесь совершенно бесполезная.

…Лина выходила из ювелирного в смешанных чувствах. Она была рада, потому что не пришлось закладывать перстень и предавать память бабушки. Она была раздосадована тем, что перспектив раздобыть денег больше не было. А еще ее немного задел снисходительный тон ювелира. «Не бриллиант»… Ну и ладно.

Лина вышла в зарядивший с удвоенной силой ливень и побрела в их бывшую с бабушкой квартиру — всего лишь в двух кварталах.

И поэтому она не могла видеть, как, проводив ее взглядом, ювелир подхватил со спинки стула зонт и тоже последовал к выходу.

— Макс? Ты куда?

— За сигаретами.

— Оденься, осень же!

Всего этого Лина не видела, и потому не насторожилась.

Она брела сквозь бушующий ливень, мечтала о кружке горячего какао, и — совсем чуть-чуть о том, что, будь живы родители, все сложилось бы по-иному.

***

Дождь лил всю ночь. Лил он и утром, шумя, барабаня по стеклам и металлическим отливам.

Она проснулась в темноте, протянула руку и, нащупав выключатель, щелкнула кнопкой. Зажглась маленькая настольная лампа на тумбочке, конус желтоватого света выхватил из темноты угол кровати, фотографию в керамической рамке, что стояла рядом с лампой. Там Лина была с бабушкой, сфотографировались пару лет назад…

Тоскливо.

Лина потерла глаза, разгоняя навернувшиеся слезы, отвернулась. Потом, не удержавшись, всхлипнула и уткнулась носом в подушку. Эх.

Смотреть на фотографию было невыносимо.

Шмыгнув носом, Лина выбралась из-под одеяла, поежилась. По квартире гуляли сквозняки, оконные рамы были очень старыми, как раз перед бабушкиной смертью они собирались поставить новые стеклопакеты, но, видать, не судьба.

Лина зевнула, поглядела на будильник: пора собираться в институт. Побрела в ванную. Пока чистила зубы, рассматривала свою бледную, худую и совершенно немиловидную физиономию в обрамлении рваных черных прядок. Все слишком резкое: ломаные брови, острый нос, острые скулы и подбородок. Губы тонковатые для девичьего личика. Пожалуй, только глаза хороши — большие, холодного бирюзово-зеленого оттенка. Лина повертелась еще немного перед зеркалом, прикидывая, что надо бы купить пуш-ап бюстгальтер, дабы скромная «двоечка» стала казаться «троечкой». Можно, конечно, сколько угодно себе твердить, что плевать на мнение окружающих, на презрительное хмыканье девиц во вчерашнем магазине — но ведь это не так. Все равно задевает, и все равно обидно… Вон, одногруппницы уже давно при парнях, а ее все чураются, как будто урод.

Девушка хмыкнула, сбросила пижаму и, прошлепав босиком в спальню, принялась одеваться. На завтрак времени не оставалось — решила перекусить в институтской столовой. Впрыгнула в джинсы, нырнула в джемпер. Обулась, накинула куртку, которая — слава Богу — успела просохнуть за ночь — и устремилась к двери.

Уже распахивая дверь, Лина подумала:

«Попробую договориться о рассрочке с оплатой. Все-таки обстоятельства… Н-да, обстоятельства…»

А потом — болезненный толчок в грудь, и она с некоторым удивлением поняла, что летит. Летит через весь коридор, а в дверях — вчерашний ювелир.

Страшный, выбивающий дыхание, удар спиной о стену.

Гул в ушах, темнота сгущается перед глазами.

Все.

…реальность возвращалась медленно и как бы неохотно.

С трудом разлепив веки, Лина огляделась. Она лежала на полу собственной спальни. Попробовала шевельнуться — не смогла, запястья и щиколотки резнуло болью. С губ сорвался невольный стон. Да что ж это такое? И в этот миг она вспомнила. Распахнутую дверь. Мужской силуэт, тенью мелькнувший в темном подъезде. Удар в грудину, до искр из глаз, полет…

— Очнулась, — холодно подытожил знакомый уже голос, — отвечай, где кольцо.

Черт… Лина прикрыла глаза, неосознанно выгадывая драгоценные секунды. Кольцо… вернувшись вечером, она его сунула в ящик прикроватной тумбочки…

— Лучше скажи сразу. Я все равно его найду. После того, как тебя убью.

В это мгновение ей нестерпимо захотелось плакать — от накатившей безысходности, отчаяния. Господи, да что ж это? За что ее убивать?

И Лина повторила вопрос вслух.

— Я вам… ничего плохого не сделала…

— Не сделала, — сухо согласился ювелир. Он стоял так, что она его не могла видеть. А перевернуться на другой бок со связанными руками и ногами не могла. — Таков приказ, ничего личного. Где кольцо?

Лина всхлипнула. Ее, черт возьми, заказали. Девчонку, которая за свою жизнь и котенка не обидела! И выхода не видно…

— Отпустите меня, — глотая слезы, тихо попросила она, — я уеду из города, никто ничего не узнает.

— Я привык исполнять приказы хозяина. Если ты через десять секунд не скажешь, где кольцо, то мне придется выбивать признание.

— Кольцо… — в голове вдруг мелькнула светлая мысль, — я заложила его в ломбарде.

— Врешь. Ты никуда не ходила после того, как побывала у меня.

«Следил, значит», — Лина стиснула зубы.

Внезапно страх уступил место ненависти — яркой как сверхновая.

— Не получишь ты кольцо, — процедила она, — надо — сам ищи.

Раздались звуки шагов, Лину подхватили сильные руки, повернули — и она получила возможность взглянуть в серые глаза собственной смерти.

— Тебе когда-нибудь ломали пальцы? — без тени улыбки спросил он, — а кости? Просто так, одну за другой?

Лина замотала головой. И все-таки заплакала.

— Я… вам ничего… не сделала. За что?

— Кольцо. Мне нужно кольцо. Скажи, где оно, и умрешь быстро.

— Вы хороший человек, — выдохнула девушка, — пожалуйста…

— Ты ошибаешься, — глухо сказал мужчина и нахмурился, — я не хороший человек. Возможно, когда-то им был, давно… Но не теперь.

Он с силой припечатал Лину к полу, так, что зубы клацнули, и быстро огляделся.

«Кричи, кричи, дура!» — мелькнула мысль, но горло сжал спазм. Не то, что кричать, дышать едва могла.

Между тем тот, кого в ювелирном салоне знали как Макса, прошелся по комнате, остановился перед прикроватной тумбочкой и уставился на фотографию в рамке. Там, где Лина с бабушкой, и бабушка еще моложавая и веселая.

— Это кто? — хмуро спросил мужчина, беря в руки рамку, — быстро отвечай.

— Бабушка моя, — просипела девушка. Горло отпускало помаленьку, еще немного — и можно будет заорать, зовя на помощь. Разумеется, спасать никто не бросится, но можно привлечь к себе внимание. Звукоизоляция в квартирах была никудышней.

— Это она тебе кольцо оставила? — уточнил он, — говори, где оно.

— Не скажу, — Лина даже отвернулась.

— Возможно, это твой единственный путь к спасению.

Вот те раз!

Он передумал ее убивать?

Или… заберет кольцо, и все равно убьет потом?

Но, пока раздумывала, ювелир по наитию выдвинул ящик и удовлетворенно хмыкнул.

— Не убивайте меня, — тихо попросила Лина.

В свете хмурого октябрьского утра она разглядывала своего убийцу, а тот, в свою очередь, перстень, поворачивая его то одним, то другим боком. Выглядел при этом ювелир так, словно решал в уме очень сложную задачу, и от результата ее решения зависела судьба целого мира.

«Сколько ему лет?» — мелькнула совершенно неуместная мысль, — «он ведь молодой… а голова седая…»

Взгляд Лины скользнул по несколько худощавой, поджарой фигуре Макса. Он был одет в мешковатый черный джемпер и черные же джинсы — видимо, на черном пятна крови не так заметны. Лицо казалось смутно знакомым, резкие черты, острые скулы, густые темные брови вразлет. Тяжелый подбородок, выдающий такой же тяжелый характер. Губы сжаты в линию, тонковаты. И острый нос с горбинкой, ноздри раздуваются хищно — как у зверя, почуявшего легкую добычу.

Бред какой-то. Ну нигде не могла она его раньше видеть!

Он повернулся резко, почувствовал, что его рассматривают. Давил взглядом несколько мгновений, а затем одним стремительным движением приблизился, подхватил Лину под мышки, поднял и встряхнул.

— Значит так, слушай внимательно. Сейчас я заберу кольцо, и это будет платой за сохраненную жизнь. А ты забудешь, навсегда забудешь о том, что у тебя это кольцо было, и что ты меня встречала. Поняла? Если бы я мог, то отнял бы твои воспоминания, но я не могу… Но от того, будешь ты молчать, или проболтаешься, зависит твоя дальнейшая жизнь.

Лина растерянно кивнула. Впрочем, выбирать ей никто не предлагал.

Мужчина легко подтащил ее к кровати, швырнул на покрывало лицом вниз.

— Не надо, — только и пробормотала Лина.

Нехорошие подозрения закрались в душу.

— Что — не надо? — теперь в голосе прозвучала насмешка, — я всего лишь тебя освобождаю.

Дзиньк! Боль, стянувшая запястья, исчезла. Дзиньк! Лина слабо шевельнула ногами и поняла, что совершенно свободна.

В тот же миг ее резко перевернули на спину. Лина зажмурилась, подспудно ожидая, что сейчас он начнет сдирать с нее одежду… Ну или как там это бывает в подобных ситуациях…

— Дай руку. Тьфу, да не будь же ты такой дурой, — процедил ювелир.

Не церемонясь, он схватил ее за запястье — синяки точно останутся — и быстро надел на средний палец злополучный перстень.

— Раньше его мерила, нет? Разумеется, нет. Иначе ты бы не потащила его с намерением продать…

Лина осторожно приоткрыла глаз. Затем второй.

Он по-прежнему сжимал ее руку. Тяжелый перстень болтался на среднем пальце, но при этом… Черт, черт! Камень из белого медленно, очень неохотно окрашивался в красный цвет и становился прозрачным. Куда-то ушла пористость, теперь загадочный минерал становился похожим на горный хрусталь. Только алый.

— Об этом тоже пока забудь, — с угрозой произнес мужчина, быстро стянул перстень и сунул его в карман джинсов.

Он снова задумался, нервно меряя шагами комнату и время от времени поглядывая на съежившуюся на кровати Лину.

«Закричать, что ли?» — девушка, не отрываясь, следила за ним, — «я могу сейчас вскочить и… убежать… Да, убежать! Нет… не даст, догонит… и тогда точно убьет».

Ювелир снова оказался рядом, склонился над ней, так что Лина ощутила тепло чужого дыхания на щеке.

— Завтра вечером, ровно в шесть часов, ты придешь ко входу в парк. На третьей скамейке справа от входа будет лежать спичечный коробок. Ты его возьмешь себе. Поняла?

Лина зажмурилась.

— Поняла?!! — рявкнул мужчина, — если ты этого не сделаешь, я найду тебя и точно убью. Где бы ты ни была, где бы ни пряталась, найду. У меня это хорошо получается.

Она кивнула, и слезы покатились по щекам. Ювелир с шумом втянул воздух, словно принюхиваясь, втягивая запах страха и слез. Потом, уже спокойно, добавил:

— Никому, никогда ни при каких обстоятельствах не говори о том, что меня видела. Тебе все понятно? Не забудешь?

Лина торопливо закивала, давясь рыданиями.

— Хорошего дня, — усмехнулся мужчина.

А через несколько секунд его уже не было в квартире.

Тогда Лина, сжавшись в комок, дала волю слезам. Еще никогда в жизни ей не было так страшно. Хотя, пожалуй, все же было — когда бабушку увезли в больницу, а она осталась одна и всю ночь просидела, слепо уставившись в темный прямоугольник окна.

***

Что же теперь делать?

Ее трясло от пережитого, зуб на зуб не попадал.

Первым порывом было позвонить в полицию и рассказать о том, что ее угрожает убить ювелир из «Золотого подарка». О’кей. Допустим, ее слова принимаются на веру, она пишет заявление и… Что дальше? Возможно, его арестуют на положенное количество суток. И отпустят. Ведь никто не слышал, что он обещал ее убить, свидетелей не будет. А дальше?

Ты, детка, проговорилась. Изволь на тот свет.

А если последовать указаниям? Пресловутая коробочка на скамейке. А вдруг там наркотики, и ее хотят подставить?

Тоже плохо.

Перед глазами сам собой материализовался перстень с камнем, наливающимся прозрачным алым пламенем. Та еще чертовщина. Лина не верила ни в колдунов, ни в ведьм, ни в экстрасенсов. Но то, что произошло, не вязалось ни с одной из известных ей научных теорий, не поддавалось объяснению.

Впрочем, это могла быть голограмма. Да, голограмма! Потому что еще не бывало такого, чтобы камень менял не только цвет, но и структуру!

…Лина вскочила с кровати, заметалась по комнате.

Решение пришло спонтанно — она не будет дожидаться завтрашнего дня, не будет ввязываться в странные истории со спичечными коробками. Она соберет все самое ценное, запрет квартиру и ближайшим рейсовым автобусом покинет город. Куда ехать? Хороший вопрос. Лина точно знала, что ее старая школьная подружка в Москве, снимает квартиру. Номер телефона имелся. А уж в мегаполисе затеряться проще простого.

Еще несколько секунд она бегала туда-сюда по старому, стоптанному половику. Потом подобрала в прихожей сумку, достала мобильник и набрала заветную комбинацию цифр.

С замирающим сердцем слушала долгие, выматывающе долгие гудки, пока, наконец, Леночка не взяла трубку.

— Лен, привет, — задыхаясь от волнения, сказала Лина.

— О! Линка! Ты, что ли? Давненько тебя не слышала! Ты как?

Она стояла у стола, барабаня пальцами по полированному дереву.

— Да так… не очень, честно говоря.

— Что случилось? — веселья в голосе Леночки поубавилось, но звучал он все равно бодро.

«Конечно, тебя же не швыряют по всей квартире, и не угрожают убить».

Лина вздохнула.

— Мне надо спрятаться в Москве, — сказала глухо, — можно будет пожить у тебя, пока не найду жилье?

— От кого прячемся? От поклонника?

— Типа того, — вздохнула Лина, — понимаешь… я не могу тебе сейчас рассказать всего. Можно я подробно по приезду, а?

— Ну… — воцарилась неловкая пауза, Лина вцепилась в край столешницы, — приезжай! А что бабуля твоя говорит по этому поводу?

— Э… видишь ли… умерла бабушка.

— Ой, — пролепетала Леночка, — бедная ты моя. Когда приехать думаешь?

— Завтра днем. Сегодня выезжаю.

— Хорошо. Тогда и поговорим, как приедешь.

И завершила звонок.

Лина выдохнула с облегчением, вытерла выступившие на лбу бисеринки пота. Ну, хоть здесь повезло, если, конечно, столь спешный переезд вообще можно назвать везением…

И она приступила к сборам, которые не были долгими. Только самое необходимое, смена белья, деньги — все, что были, документы. Лина покрутилась, стоя в центре комнаты, затем взяла со стола рамку с фотографией. Подумав секунду, подхватила ножницы и, вырезав прямоугольный кусок, где была бабушка, вложила его под обложку паспорта. Теперь — точно все.

Она еще раз проверила, перекрыт ли газ на кухне и хорошо ли закручены вентили в ванной комнате, обулась, набросила куртку, на голову натянула тонкую шерстяную шапочку, поглубже, до бровей. Еще раз огляделась, на всякий случай прощаясь с местом, где провела всю сознательную жизнь, и вышла в тамбур.

В соседней квартире обитала одинокая, только что вышедшая на пенсию Людмила Петровна. Девушка позвонила в дверь, моля мироздание, чтобы соседка оказалась на месте. Ей повезло и сейчас.

— А-а, Линочка! Что тебе, детка?

Людмила Петровна была женщиной больших габаритов и столь же широкой души. Тщательно выбеленные волосы она держала в бигудях, выпуская на свободу исключительно когда выходила в магазин, а пышные формы — в роскошном шелковом халате, черном с алыми розами.

— Здрасьте, тетя Люда. Мне вот уехать надо. Можно я вам ключи оставлю, ну, мало ли что?

— Конечно, детонька, давай сюда, — Лина положила ключ с брелоком на розовую круглую ладонь, — куда едешь-то? Родственники отыскались?

— Подруга к себе пригласила на недельку-другую, — девушка механически натянула глубже шапочку. И добавила: — в Петербург.

— Дело хорошее, — Людмила Петровна подмигнула, — поезжай и ни о чем не беспокойся.

— Спасибо! Спасибо вам большое, — на радостях Лина чмокнула соседку в пропахшую пудрой щеку и поспешила вниз, перепрыгивая через ступеньку.

Пока что все шло без сучка, без задоринки.

На трамвае Лина добралась до автовокзала, купила в кассе билет на ближайший рейс до Москвы. Оставалось подождать с часок, и девушка устроилась в зале ожидания, положив рюкзак на скамейку рядом. Впрочем, скоро ей надоело сидеть в прокуренном и душном помещении, Лина вышла наружу.

Денек выдался сырой, туманный. Подъезжали и уезжали автобусы и маршрутки, сновали туда-сюда пассажиры. В воздухе повисла взвесь из жидкой грязи и выхлопов. Воняло при этом гадко, но куда денешься? Автовокзал — он такой… Чтобы скоротать время, Лина сунула в уши наушники, включила любимое «no light, no light» и, сунув руки поглубже в карманы, прикрыла глаза.

…No light, no light in your bright blue eyes

I never knew daylight could be so violent

A revelation in the light of day

You can choose what stays and what fades away…

Лина вздрогнула, ощутив на локте жесткие пальцы.

А когда увидела, кто ее держал, так и вообще тоненько завыла в голос. Ноги подкашивались.

— Далеко собралась? — прошипел Макс, дергая ее на себя, — а ну, пойдем, поговорим. Черт, я вообще не должен здесь находиться!

Поверх черного джемпера на нем была еще бесформенная ветровка, а так не изменилось ничего. Только во взгляде бушевало пламя.

— Я…я… — она вдруг нашла в себе силы, вывернулась из захвата, — уезжаю! Иди к черту!

— Вот как, — он остановился, оглядел ее с ног до головы, — и ты думаешь, что правильно поступаешь?

Тут же шагнул вперед, оказавшись к ней почти вплотную, и очень тихо, почти интимно шепнул на ухо:

— Знаешь, что отличает умную женщину от беспросветной дуры? Умная иногда слушает, что ей говорят заинтересованные мужчины, и следует полученным советам.

— Я сейчас позову полицию и скажу, что ты ко мне пристаешь, — огрызнулась Лина, — я уеду. И ты не будешь меня преследовать.

— Это ты на людях такая смелая? — на тонких губах Макса появилась ухмылка, не предвещающая ничего хорошего, — сегодня утром ты была готова в кровати обмочиться…

— Да что ты обо мне знаешь! — она медленно попятилась, — козел, оставь меня в покое! Я никому — слышишь? — никому и никогда не сделала ничего плохого! Получил свое — отвали! Какого хрена тебе от меня еще нужно?..

— Жаль, — Макс прищурился зло, — я старался, как мог… Стой!!!

Кажется, она оступилась. Взмахнула неуклюже руками, пытаясь удержать равновесие. И, падая, заваливаясь назад, в пол-оборота увидела внезапно надвинувшуюся прозрачную кабину рейсового автобуса, красное перекошенное лицо водителя и край далекого, равнодушного ко всему неба.