Персональная ловушка Милтона

Алёна Александровна Комарова, 2022

Придя в себя после обморока, Алла понимает, что провалы в памяти огромны, как океан, а воспоминания утекают, как вода. Но самое страшное – для нее приготовили персональную ловушку. Кто может быть охотником в пансионате "Горный воздух"? И как от него спастись? Спасет ли муж Аллу? Спасется ли сам? Не угодит ли вместе с ней в ловушку? А еще хочется вспомнить все.

***

Сегодня никто не подозревал, что случится непоправимое и опасное для жизни.

Лезть в чужие дела опасно для жизни, но иногда необходимо в них лезть, чтобы спасти жизнь.

Но никогда наперед не знаешь, что ждет тебя за закрытой дверью с опознавательной табличкой «Процедурный кабинет» и картинкой перечеркнутого телефона.

Мужчина дернул дверь — заперта. А на что он надеялся, день открытых дверей отменен из-за карантина. Да и в здоровые времена оставить незапертым имущество — плохая примета. Приведет к финансовым тратам.

Он достал из кармана невидимку, присел на корточки. Из замочной скважины просачивался свет в полутемный коридор. Разве можно его удержать в заточении? Ему нужна свобода. У него цель — сделать все вокруг ярким. Импровизированная отмычка перекрыла веселый лучик.

Мужчина прокрутил невидимку, нащупывая язычок замка. Прислушался. Тишина. Какая-то острая, сухая тишина. Неестественная. От нее трескается и искрит напряжением воздух. Ее может создать только человек. Когда старается не выдать себя. Мужчина почувствовал приближение опасности, но приглушил интуицию, списав на напряженное состояние нервов.

Возился недолго, но шумно, чем очень нервировал и удивлял свидетеля, прятавшегося за ближайшим поворотом коридора.

Мужчина о свидетеле незаконного взлома с проникновением не подозревал. Чувствовал непоправимое и опасное для жизни, изредка оглядывался по сторонам.

Провозившись минуты три с замком, он покорил его своей настойчивостью. Щелчок. Ручка вниз. Медленный, тягучий, как карамель, скрип петель.

— Знал бы, что пригодится, тренировался бы чаще — прошептал он и вошел внутрь.

Свидетель недовольно цыкнул языком и хмыкнул, удивляясь наглости и беспечности взломщика. Это ж надо быть таким упертым и настойчивым, чтоб средь бела дня лезть в логово зверя. Это же надо быть таким везучим, что влезть в логово зверя незамеченным.

Он украдкой выглянул в коридор. Убедился, что больше желающих лезть к хищникам нет. Прошмыгнул к окну. Уверенными и точным движением прицепил видео камеру к полоске жалюзи. Прищурился, пытаясь разглядеть замаскированное средство слежения, убедился, что невооруженным взглядом не увидеть и ретировался с места преступления.

Не хватало, чтоб его застали возле взломанной двери в компании со шпионом-неудачником.

***

Несколько дней назад она даже не подозревала, что сегодня случится непоправимое, опасное для жизни.

Радуга неожиданно сменилась темнотой. Темно-серой с отблесками синего и черного. Безлунная ночь? Тяжелые грозовые тучи закрыли звезды — светила природы? В голове стучал вопрос в такт сердечному ритму: «Чей?… Чей?… Чей?». Он безответно бился об виски и терялся в омуте сознания.

«Чей это ребенок? Чей? В группе «Ромашки» его не было. Никогда не было. А сегодня он хвостиком ходит за мной. Ничего не понимаю. Откуда он взялся? Кто его привел? Новенький? Как его зовут? Почему его не забирают родители? Мне нужно позвонить, но я не знаю их номер телефона. За окном темно (хотя только что была радуга, я же видела). Уже поздний вечер. В садике никого не осталось, кроме сторожа и… меня с малышом. Никогда не думала, что ненавистная мной шутка, гуляющая между воспитателями детского сада, будет пророческая: если вечером детей не забрали, то разбираем их сами (по-моему, черный юмор). Глупая шутка. Я конечно возьму ребенка с собой, не оставлю здесь на ночь, но вопрос остается открытым: Чей ребенок и где родители?».

Свежий ветерок принес резковатый аромат лекарственных трав и такой же лекарственный голос прошуршал:

— Алла, очнитесь.

— Очнитесь, Аллочка.

— Нашатырь нужен.

— Водичкой ее брызгать надо.

— Она же не цветочек, чтобы ее брызгать водичкой.

Алла попыталась идентифицировать голоса, но это не получилось. Никак не получалось соединить их с лицами людей и она оставила это невыполнимое дело. Люди и лица пропали из ее сознания и воображения. Она их забыла, или никогда еще не видела? С этим вопросом она не хотела разбираться, потому что пришлось бы напрячь мозг с его воспоминаниями, а это оказалось очень и очень трудно. Так же трудно, как найти родителей ребенка в пустом детском саду. Чей это может быть ребенок?

— Да что вы говорите такое?! — возмутился женский голос. — Холодная водичка хорошо отрезвляет.

— А она что пьяная? — в мужском голосе слышалась издевка.

— Вот нашатырь. Расступитесь.

Алла знала реакцию на резкий запах, и, кажется, за секунду уже отворачивалась (или ей это показалась?) от голоса, сообщившего о спирте. Но ватка с нашатырем уверенной рукой медсестры Инги была доставлена прямо к цели, и в нос дал резкий запах. Алла бессильно застонала и приоткрыла один глаз. Свет резкой болью обжег не только глаз, но и мозг. Его хватило бы для освещения сцены, вместо софитов. Она опять застонала. Открыть глаза и шевелиться — выше ее возможности.

Лучше бы смотрела радужную спираль, по которой только что летала, кружилась и качалась, при этом испытывала незабываемые радостные эмоции. А теперь вернулась в сознание, а глаза открыть не смогла — болезненная темнота.

— Наконец-то, пришла в себя — сказал старушечий голос.

— Расходитесь! — потребовала Инга, решив всех разогнать. — Цирк что ли? Столпились тут. Дышать нечем, а ей воздух нужен. Идите, идите по своим делам.

— Ой, точно я же на ванны опаздываю — спохватилась хозяйка старушечьего голоса.

— Вот и идите, мойтесь, ха-ха-ха — издевательски пошутил мужчина.

Алле было все равно, кто возле нее столпился, кто шутки шутит и разряжает обстановку, а кто переживает и раздражает остальных. Безразлично. Сплошная усталость, апатия и равнодушие. Если бы не слабость, она бы сказала: «Не обращайте на меня внимание. Я постараюсь никому не мешать и тут пока полежу с закрытыми глазами».

Она не знала, где лежит. На полу? На холодном мраморном полу или на скамейке? А может на кровати? Тело ничего не чувствовало, а мозг, казалось, превратился в кашу.

Люди послушались требования Инги, засуетились. Настала недолгая тишина. Медсестра зачем-то терла ваткой виски Алле. Противный запах нашатыря проникают через кожу в мозг, глаза, нос и даже в желудок. Ее затошнило.

— Открываем глазки, — требовательно попросила Инга — открываем, открываем, я говорю.

Только потому, что женщина настойчиво требовала, Алла сделала усилие и приоткрыла глаза. Потом резко закрыла, яркий свет резанул по глазам.

— Открываем, открываем — более мягко сказала Инга.

Алла не любила, когда ее просят, тем более просят не первый раз. При этом она испытывала неловкость вперемешку со стыдом, причем и за себя и за того человека, который просил, поэтому она через силу открыла глаза, прищурилась и попыталась рассмотреть все вокруг.

Она постепенно возвращалась в себя из обморочного состояния, а вместе с ней и память. Вспомнила, где находится и видение забытого в детском саду ребенка растворилось. Рядом на кушетке сидела Инга — единственный сотрудник пансионата «Горный воздух», любившая белые халаты. Медсестра широкого профиля слыла мастерицей на все руки: делала массажи, ингаляции, лечебные ванны и не менее лечебные клизмы. Сейчас она приводила Аллу в чувства.

— Вот и хорошо. Вы нас напугали, Аллочка, — строго сообщила она. — Хорошо Олег Владимирович зашел вовремя, а то я и не знаю, сколько бы вы тут пролежали.

— Я только успел подхватить — мужчина у окна развел руками.

Алла непроизвольно отворачивалась в темный угол комнаты, поэтому не увидела его сразу. Но вспомнила по голосу: вынужденный сосед по номеру, так она прозвала его при первой встрече. Олег Владимирович — статный красивый мужчина лет сорока.

Алла прикрыла глаза и попыталась вспомнить, что было до того, как она потеряла сознание. Кажется последнее — надпись на двери комнаты, табличка с названием и запрещающий знак в виде перечеркнутого мобильного телефона. Она действительно пришла сюда на процедуры по расписанию.

Ее опять затошнило. В ушах зазвенело. Мозг как будто перевернулся в голове вверх мозжечком, нарушилась координация движения и равновесия. Все поплыло. Она медленно открыла глаза. Нет, все стоит на месте.

— Вы молодец — похвалила Инга мягким голосом. — Не растерялись. Я думаю, Аллочка придет в себя скажет вам спасибо.

— Спасибо — прошептала она, хоть это было нелегко произнести (язык почему-то не слушался, разбух и прилип к небу). Она не любила откладывать такие дела как благодарность в дальний ящик комода своего мозга. А еще не любила, когда от нее ждут благодарности. При этом испытывала неловкое смущение вперемешку с неудобством. Причем и за себя и за того человека, который ждал. Ну, такой уж она человек: совестливый.

— Не за что, — ответил Олег Владимирович и прошагал к выходу. — Я пойду, а то мне еще на массаж надо успеть.

Инга смотрела ему в спину восхищенным взглядом.

— Бывший военный, — восхищенно прошептала она, когда он вышел — Красавчик. И очень красивый. Очень. Смотри, какая осанка. — Она посмотрела на полуживую Аллу и махнула рукой. В нее вернулась строгая медсестра.

Инга перестала натирать виски Аллы нашатырем. Держала в руке неизвестно откуда взявшийся стакан с водой, помогла приподняться.

— Выпей!

Алла сделала небольшой глоток, как бы пробуя свои возможности. Получилось. Вода благополучно спустилась и не собиралась возвращаться. Алла жадно попила. Вода оказалась как в сказке живительной. Перестало тошнить, мозги собрались в кучку, во всяком случае, так казалось, тело послушалось хозяйку, а хозяйка услышала тело. В ушах перестало шуметь, а язык из набухшего паралона превратился в нормальный, послушный. Да, на самом деле Живая вода.

— Нормально? — привыкшая к подобным случаям, Инга ничего страшного в них не видела. В медицинском институте их учили не терять голову в экстремальных ситуациях. А с практикой пришло умение не показывать виду. С этой же практикой адаптировались чувства и эмоций к чужой боли, и выработалась антиболь.

Но простую воспитательницу из простого детского сада ничему такому не учили. Поэтому Алла успела удивиться холодному безразличию медсестры, не зная, чему учат в медицинском институте. Воспитателей, конечно, учили первую помощь оказать, но как себя держать в таких ситуациях не учили. Она до сих пор при обработке зеленкой разбитой коленки своего воспитанника чуть сознание не теряет. Слабонервная. Такой уж она человек.

— Нормально — ответила она, не совсем понимая, это правда или нет.

— Вы не в положении? — спросила Инга, указав на живот Аллы.

— Нет — уверенно ответила Алла.

— В таком случае это аллергия.

Алла украдкой взглянула на живот, готовясь увидеть аллергическую реакцию, и собираясь найти силы для паники. К большой радости живот оказался животом, а не резиновой шиной, наполненной воздухом. И Алла удивленно взглянула на медсестру. Та пояснила:

— У вас аллергия на какой-то препарат, или какую-то траву в ингаляторе. Я вам ее больше делать не буду. Даже не приходите и не просите. Вы пришли подышать и у вас случился обморок. Потом пришел Олег Владимирович и вызвал меня. Мне проблемы не нужны. Взяли манеру назначать все подряд. А отдыхающим все мало. Лезут без обследования на все процедуры.

Алла устало прикрыла глаза. Спорить она не собиралась, потому что не умела. А если бы умела, то побоялась бы. Инга напомнила учителя математики, а по совместительству завуча школы по воспитательной части. Каждый урок она давала информацию, которую нужно выучить, хотела, чтобы ученики ничего не забыли и ничего не перепутали. А иногда таким же тоном ругала двоечников. Показалось, что она сейчас услышит «Запиши в дневник! И без родителей в школу не приходи!».

Поглощенная в свои не вовремя вернувшиеся мысли, Алла не удивилась ассоциации. Ее это вообще не волновало. Сейчас волновало и удивляло другое.

«Упала в обморок и стукнулась головой. Не помню последние дни. Почему я в пансионате? Не помню, но помню медсестру Ингу. И Олега Владимировича знаю в лицо. Почему я на ингаляции? Я простыла? Где Вадим? Не помню. Я потеряла память!? И в ушах противно шумит. И мозги плохо работают. У меня склероз, амнезия и маразм. При чем здесь маразм?».

— Я поговорю с вашим лечащим врачом, — продолжала утверждать Инга — пусть отменяет вам ингаляции, пусть что-то другое назначает. На что у вас аллергия?

Алла машинально пожала плечами, не сильно вникая в слова медсестры. Инга и не ждала ответа:

— А мне ваши закидоны не нужны. Вам нужно будет пойти сдать анализы, но у нас их не делают.

Тут дверь приоткрылась, в нее пролезла голова Вити, при этом сам парень остался в коридоре.

— Можно? — спросила голова с улыбкой в тридцать два жемчужного зуба. — Я на пятнадцать ноль-ноль на ингаляцию.

Воспоминания всплыли из глубокого мутного омута сознания и Алла мысленно порадовалась. Во-первых, за то, что вспомнила парня, когда увидела его голову, как будто не знала ее (голову) до этого. Веселый жизнерадостный парень, легкий в общении. И сидел напротив за столом в столовой. Во вторых, порадовалась за себя — есть надежда, что она вспомнит всех и каждого, главное лицезреть их головы, даст бог и все остальное тело. Как хорошо, что сознание просветляется. Как хорошо, что не все еще забыто и потеряно.

Алла попыталась улыбнуться ему в ответ, но радостная улыбка, рожденная в мыслях, на лице получилась вымученной.

Виктор взглянул на бледную девушку, лежащую на кушетке, почувствовал запах нашатыря, и улыбка исчезла с его лица.

— Что-то случилось? — он с нескрываемым интересом вытащил наушники из ушей и на молодежном сленге уточнил — трабл, проблема?

Алла поморщилась. Совсем не вовремя она разволновалась. В мире должно что-то произойти, что бы человек вынырнул из электронного мозга гаджета. Ее давно беспокоила отстраненность людей от мира и будущая глухота современной молодежи от громкой музыки. Ведь ходят с закрытыми ушами.

Виктор открыл дверь шире и попытался войти, но Инга требовательно остановила:

— Ничего не случилось. Подождите за дверью.

Быстрый взгляд Виктора оказался внимательным, оценивающим и переживающим.

— Извините — он хмыкнул и закрыл дверь.

Алла проводила взглядом стакан с водой, который медсестра поставила на кушетку. Жажда рассыпалась по телу сухими песками. Хотела пить, но стеснялась попросить. Вот такой она человек. Стеснительная. И для себя лишний раз боялась рот открыть.

— Давайте договоримся — потребовала Инга, помогая подняться с кушетки. — Я вас в номер провожу, и вы отлежитесь до ужина в постели. Здесь сейчас полно людей будет. Нужно ингалятор заправить.

Слабость подкосила ноги, шум захватил голову. Тело плохо слушалось хозяйку, но это не пугало. Пугало отсутствие мыслей. Вот это странно, где все мысли? Где воспоминания. Может она все же упала, стукнулась головой, получила амнезию?

Каждый шаг давался с трудом. Алла хотела вдохнуть свежего воздуха, но Инга повела девушку через подземный коридор, соединяющий спальные номера с лечебным корпусом. Пока шли в номер, она вспоминала, где находится, с кем и почему. Но в ушах гудело и шумело. Мысли разбросало по закоулочкам, и собрать их в логическую здравомыслящую цепочку не получалось. Они вырывались, разбегались, играли в прятки и удирали, если она их находила и пыталась удержать. Они то скакали как необузданные кони, то расплавлялись как сладкая сахарная вата в теплой воде, то набегали, как волны бушующего океана на скалистый берег, превращались в пену, брызги и поток соленой воды, то улетали, как воздушный шар, нечаянно упущенный выпускником детского сада. Аля, как шестилетняя малышка с полными слез глазами, смотрит в небо на улетающий шарик, пытается поймать, удержать, но понимает, что мысль не вернуть.

«Где Вадим?»

Хорошо, если он сейчас поддержит, успокоит. Ей всегда становилось спокойно в любой ситуации, стоило ему только сказать тихим уверенным голосом: «Не волнуйся, все будет хорошо. Разрулим». И ей этого хватало. Все переживания и страхи улетучивались. Просто она ему во всем доверяла, а он никогда не подводил.

К огромному сожалению, Вадима в номере не оказалось. Как жаль.

— Вы ложитесь, — Инга помогла девушке лечь в постель — на процедуры сегодня уже не ходите, а на ужин обязательно спуститесь. Но я не настаиваю. Главное отдых и сон. Завтра врачу покажитесь. Обязательно. Ясно?

— Да. — Алла побаивалась людей с командным тоном и естественно соглашалась.

— Лежите, отдыхайте, восстанавливайте силы. Я ухожу.

Как только за медсестрой закрылась дверь, Аля поднялась с кровати и, стянув с себя балетки, пошла к тумбочке, а точнее к графину с минеральной водой. Каждый вечер они ходили на местный бювет за водой, которую им прописали. Вода. Живая вода.

Язык опять разбух, как будто во рту не было влаги три дня. Она подняла тяжелый графин и попила. Жадно. Много.

«Много нельзя. — Остановила она себя. — А то может стошнить».

Но тело просило живительной влаги.

Напившись, она открыла дверь на балкон. В комнату ворвался легкий ветерок и принес свежий воздух. Алла вдохнула полной грудью, осознав, что ей не хватало: воды и воздуха. Она прошла в ванную, долго умывала лицо, шею, руки до самых плеч.

Вот теперь воды хватит. Можно и отдохнуть, тем более шум в голове не прекращается. Она легла на кровать поверх одеяла. Уставилась в одну точку на ширме, отделяющей полуторную кровать вынужденного соседа Олега Владимировича. В день приезда в пансионат, в его номере прорвало трубу и затопило комнату, и его подселили к ним. Администратор долго и надоедливо извинялся, обещал, что это ненадолго. Подселить больше не к кому. «Везде либо женщины, либо еще что-то не подходящее» (так и выразился). В огромном пансионате «Горный воздух» свободных номеров не оказалось. Поэтому предложили немного потерпеть неудобство. «Извините. Извините. Извините».

Аллу этот факт расстроил, а Вадима — возмутил. По своему покладистому неконфликтному характеру она стала успокаивать мужа в духе того администратора: «Потерпим. Если безвыходная ситуация, то нужно помогать людям. Олег Владимирович же не виноват. Он и сам пострадал. Приехал в санаторий, а вместо одноместного номера — плацкарт с полкой в проходе. А что ему остается делать? Выбор небольшой — либо в подтопленном номере, либо за ширмой. Ему это тоже не приносит радости». Вадим только ответил: «Это в твоем духе — проявить доброту и сочувствие», но успокоился и перестал возмущаться и требовать.

Алла знала, что от своей доброты душевной чаще всего приходилось страдать, но с собой ничего не могла поделать (да и не хотела), такой уж она человек. Мягко-характерный. Вадим говорил, что если бы она жила без него, то на ее шее сидели бы человек десять, причем со всеми своими домашними питомцами и тараканами, свесили ножки, по макушке ручками шлепали и волосы дергали (хотя, могли бы в косички заплетать). И она бы всех на себе тащила, молчала и терпела, потому что всех жаль, и во все шкуры она влезла и во всех ситуациях побывала и всем сочувствовала и всех жалела.

Так и с Олегом Владимировичем получилось. Привели его с вещами и только за неудобства: «Извините. Извините. Извините». Каждое утро администратор у всех троих просит прощение, чуть ли не на коленях. Говорит, что мастера и строители все починят. Вот сантехник уже починил краны. Осталось за малым. Но Олег Владимирович продолжает жить в их номере за ширмой. И хоть он ненадоедливый сосед (вынужденный), понимал что стесняет и приходил редко, только за вещами и переночевать. Но это тоже не дело, чужой человек все-таки.

«А вдруг он воришка. — пронеслась шальная мысль (последствие обморока). — Нужно вещи проверить, а то потом брюк недосчитаемся. Хотя не похож — культурный, красивый, статный. Или воры такими тоже бывают?». Она забросила мысли о непорядочности соседа и вернулась к своему видению, подаренному мозгом в обморочном состоянии. Это конечно естественно получить галлюцинации, но почему они такие странные? Радуга и одинокий, забытый ребенок, оставшийся на ее попечение в закрытом детском саду. Что это? Все-таки галлюцинации сознания или сон беспокойной души?

Ох, в голове гул, в ушах шум. Надо было у Инги спросить таблеточку от шума. А почему так трудно для себя попросить? Лишний раз рот боится открыть.

***

Дверь открылась широко, но тихо. Алла не успела испугаться, увидела Вадима. Только он мог широко открывать дверь, впрочем только ему необходимо так ее открывать, с его-то телосложением, ростом почти два метра и весе почти центнер. Двери открывал широко, но двигался бесшумно, легко и уверенно.

Он старался не показывать свои переживания, но выражение лица говорило, что он уже в курсе произошедшего. Понимал, что мнительной, слабой, беспомощной (как котенок) нужна его поддержка.

— Как ты себя чувствуешь? Голова кружится? Тошнит? Слабость? — внимательный взгляд не упустил ни единого изменения в супруге. Но пулеметная очередь из вопросов, выдавала, что он нервничает.

Он сел рядом на кровать, взял руку, нащупал пульс, стал считать.

— Только в голове шумит.

— Пить хочешь?

— Я уже попила. А ты откуда узнал?

— В очереди на массаж бабулька сплетничала, что Алле на ингаляции плохо стало. Я быстро туда. Витя сказал, что тебя Инга повела в номер. — Убедившись, что пульс в норме, муж потребовал — говори что произошло.

Он как всегда, конкретен во всем, и решения чрезвычайных ситуаций не откладывал на потом. Ей не хотелось разговаривать. В голове продолжало шуметь. Мысли на самом деле были не совсем ясные. Но знала, что Вадим не отстанет, пока все не расспросит. И не отстанет, даже если она скажет, что ей хочется молча полежать с закрытыми глазами и отдохнуть. Поэтому она ничего такого не сказала. Решила собрать мысли в кучу, ответить на вопросы и рассказать ему все, что его интересует. А потом можно позволить себе поваляться на кровати в тишине и спокойствии. Мечта приземленная, но желанная.

Она, не знала, что она неосуществима.

Алла закрыла глаза (хоть их закроет, если рот не получится закрыть) и сообщила:

— Я потеряла сознание.

— Когда?

— На ингаляции.

— Когда?

Она открыла один глаз и удивленно спросила:

— Издеваешься? Мне и так слова с трудом даются, а ты повторять заставляешь.

— Я не издеваюсь, а наоборот, серьезно и внимательно слушаю. — Он взял жену за руку и попросил — это очень важно. Это имеет значение. Когда ты потеряла сознание?

— Я же говорю — пошла на ингаляцию, там потеряла сознание.

Его лицо стало суровым и строгим, взгляд тревожным с искорками злости. Вадим тяжело и нервно вздохнул, ей даже показалось, что он готов всех наказать. Он отпустил ее руку и произнес:

— В свете последних обстоятельств это имеет огромное значение.

— Каких обстоятельств? — наконец она поняла, что в закоулках своего сознания потеряла много информации. Вот именно эти обстоятельства она и забыла. Где-то в глубине, в самой дальней комнате мозга начали проясняться мысли, но они были нечеткие, как туман, вроде он есть и в тоже время нельзя потрогать и ощутить, через который все видно, но не так ясно и четко. А если она не сможет вспомнить! Ей стало страшно.

Аля попыталась сесть на кровати, и муж тут же подложил ей под спину подушку и попросил:

— Во сколько ты потеряла сознание? — Вадим от конкретных вопросов не отступал, чем естественно еще сильнее пугал Аллу.

— Я не знаю. Сейчас. Я подумаю. Я вспомню. Я пришла в два часа на ингаляцию. Зашла. Никого не было. Инга заправила ингаляторы. Сказала сидеть. Она говорит, что у меня аллергия на траву или лекарство.

— Понятно.

— Сказала завтра сообщить врачу.

— Понятно.

— Что понятно?

— Что у тебя никогда не было аллергии. Дальше.

— Что дальше? Я не знаю — непрекращающийся шум в голове и туманные мысли отвлекали и надоедали. Раньше хоть мыслей не было. А теперь еще они лезут в голову и пугают. Хочешь что-то увидеть и не видишь. Хочешь что-то понять и не понимаешь.

Алла тяжело взглянула на Вадима. Он мешал ей думать. Муж казался большим и занимал много пространства. Она перевела взгляд на потолок. Подвесной с узором. Одна плиточка плавно переходила в следующую. Если бы они были наклеены сами по себе, то не получилось бы никакого узора и только в компании таких же сестер-близняшек они смотрелись гармонично. Она вспомнила, как радовалась разноцветным узорам, когда была в обмороке. Каталась на радуге, как на американских горках. Только дух не захватывало. Было весело. Она смеялась. Пересаживалась на самолет из ярких лоскутков и летала на нем в космос. И опять веселилась и радовалась. Красочные эмоции переполняли ее, она хотела продолжить путешествие в радужной стране, но потом появился забытый в детском саду малыш. А потом строгая медсестра Инга сунула ватку с нашатырем и вернула в мрачный кабинет ингаляции.

— Когда потеряла сознание, то мне показалось, что я попала в какой-то параллельный мир, но этот точно не сон. Там я каталась на очень яркой радуге. Еду по ней, она передо мной пазлами складывается. Так красиво. Только в голове шумело. — Она не стала рассказывать мужу о ребенке. — И сейчас шумит.

— Понятно — задумчиво повторил Вадим.

Она перевела на него взгляд — серьезный, задумчивый, думает, решает. А вот ей нечего думать и решать.

— Только радуга не дугой как положено, а закручивается в спираль, то есть бесконечная. — Она закрыла глаза, вспоминая свое радужное путешествие, и протянула — но красиво.

— Понятно.

— Вадимушка, что тебе понятно? Мне ничего не понятно. А еще в голове шумит и мысли как туман. Может, ты мне объяснишь, что тебе понятно?

— Я бы конечно, еще поразбирался — неопределенно ответил муж. — В два часа ты пришла на ингаляцию, а в три пришел на ингаляцию Витя и увидел как тебя приводят в чувства — он подошел к балконной двери, отодвинул тюль и посмотрел на улицу — то есть примерно пятьдесят минут ты была без сознания и смотрела радугу.

— Зачем я тебе про нее рассказала? — обидевшись, возмутилась жена и порадовалась, что про ребенка не стала говорить. — Теперь будешь смеяться.

— Мне не смешно.

Он вернулся к Але, взял за руки и попросил:

— Нужно вспомнить что-то еще.

— Вадим, не пугай меня. Мне и так не по себе. Я же тебе рассказываю: я только села, Инга ушла в подсобку к себе, пришел Олег Владимирович, я стала заваливаться.

— Куда заваливаться?

— Откуда я знаю. На бок, наверное, — раздраженно пояснила она, понимая, что толком ничего не вспомнила, а ему нужен конкретный рассказ с фактами.

— Что делал Олег Владимирович?

— Он вызвал Ингу, она нашатырь принесла. Там еще какие-то люди были, но я не поняла кто.

— Когда были люди? Когда ты в обморок упала, или когда тебя в чувства приводили.

— Когда я в обморок упала, никого не было. Наверное. — Расстроено произнесла жена и взмолилась — Вадимушка, я плохо соображаю.

Вадим кивнул головой и с горечью заявил:

— Все мы здесь такие.

***

Туман из мыслей крутился и закручивался в вихрь. Алла не могла остановить его и поймать хоть одну маленькую, слабенькую, прозрачненькую мыслишку, ну хоть за хвост. В голове звучал голос медсестры и отдавал команды: Очнитесь! Нашатырь! Пора! Радуга! Пятьдесят минут! Время!

Тупое состояние с вихрем из мыслей ее угнетало.

«А правда, куда делись пятьдесят минут? — мысленно разволновалась Аля — на просмотр радуги?».

— В голове шумит. — Оправдала она себя — Это нормально?

— Нормально. — Вадим успокаивающе гладил руки жены — тебе нужно отдохнуть. Хочешь пить?

Алла испытала дефицит информации и перестала оправдывать себя.

— Нет, я уже напилась. Я пришла, Инга вышла, кто-то зашел, — рассуждала Аля, пытаясь воспроизвести время по минутам, а чтобы мысли не ускользали, она проговаривала вслух и закричала — точно! Вадим, точно! Вспомнила — в глазах появился осмысленный взгляд, как будто на нее свалилось прозрение, но тут же радость пропала.

— Что ты вспомнила? — с нетерпением спросил он. От того, что именно она вспомнила, может многое прояснится. Он интуитивно чувствовал что-то страшное и опасное происходит в пансионате. Что-то происходит с отдыхающими. Что-то происходит с ним самим. Затуманивание разума, неадекватное поведение, обмороки, сосед по комнате, медсестра. Где-то выпала логика, зато появились пробелы с памятью и сознание дает сбой. Проблемы стали поступать не по одной в день, а по две в час. А он, как сомнамбула, безынициативный, пассивный овощ. Слишком много вопросов и мало ответов. В любом случае нужно разбираться в сложившихся ситуациях, нельзя сидеть, сложа руки, нужно что-то делать. Вадим знал, что пахнет жаренным индюком (которому суждено было в суп попасть), но не догадывался, какие ужасные события и испытания ждут его с Аллой. Он чувствовал — опасность где-то рядом и она угрожает его семье.

Нервничая, Алла поднялась с кровати.

— Вспомнила. Я спиной к двери сидела. — Она испугалась и занервничала, пощупала плечо. — Кто-то зашел в кабинет, и мне стало больно. Ай. Вот посмотри, болит — она оттянула футболку.

Вадим развернул жену на свет. На чуть загорелой коже ближе к шее четко выделялось красное по бокам и уже синее в середине пятнышко, как от укуса комара. Конечно насекомое здесь не причем, виновата тоненькая иголка.

— Вадим, что это значит? Меня укололи чем-то, и я потеряла сознание? — Возмущение переполняло, а удивление зашкаливало. Алла не хотела верить сама себе и заговорила шепотом — а потом Олег Владимирович Ингу позвал. Неужели это он меня уколол? А я ему уже спасибо сказала. Представляешь?

— Представляю, — он развернул жену к себе, с серьезным встревоженным видом, глядя в глаза, стал четко давать указания — Алечка, сейчас мы не паникуем, ведем себя как и раньше. Ты ему также благодарна. И ни в коем случае не показывай, что мы подозреваем его. Ясно? Ты меня поняла?

Жена как будто не слушала. Вытаращила глаза и удивленно возмущалась:

— Кошмар какой! Как так можно?! Что ему от меня надо? Ужас. На пятьдесят минут… — она испуганно захлопнула рот. Фантазии, вместе с воспаленным разумом рисовали самые отвратительные сцены, которые можно было себе представить. Извращенец усыпил ее и… Нет, только не это. Она потрясла головой из стороны в сторону и поняла, что сейчас расплачется. Слезы навернулись на глазах. Надо срочно идти в ванную, принять душ, смыть с тела и души всю гадость и обязательно поплакать. Она испугалась своих мыслей, но больше, что Вадим может думать о том же. Она испуганно подняла голову. Муж обнимал ее, но смотрел в стену поверх ее головы и молчал, только венка на шее пульсировала. Его молчание говорило о многом. Конечно, он все понимает. Думает о том же, только молчит. Ей самой надо набраться смелости и сказать это. Они всегда были честными друг с другом.

— Вадим, если ты меня… презираешь, то…я понимаю…

От тяжести позорного горя Алла уткнулась лбом в его грудь, опустила глаза, слезы потекли по щекам.

— Аль, ты сдурела? Да? — он отодвинул ее немного от себя, но не отпустил, держал за плечи — я не знаю, что ты там напридумывала, но дурь из головы выкинь. Непонятно какую дрянь тебе вкололи, но голова у тебя явно не варит.

На это, конечно, надо было бы обидеться, но она не успела.

— Я вчера тебе все объяснил, — напомнил он — и предупредил, что подобное может произойти. Договорились же быть осторожными.

Такого ответа она не ожидала и ошарашенно вытаращила на него огромные глаза. Слезы высохли моментально. А она уже представляла себе, как Вадим ее бросает, как ему противно с ней жить, что он ее презирает. А он подозревал о произошедшем и предупреждал. Когда это было? Может Вадим сознание терял, а не она? Она на всякий случай поковырялась в своих воспоминаниях вчерашнего дня, ничего подобного не нашла и поинтересовалась:

— Можешь повторить? Ничего не понимаю.

— Хорошо, давай мыслить логически. Олег не один с тобой, и в подсобке сидит Инга. Медсестра не позволит ему что-то с тобой сделать, тем более, пятьдесят минут это не пять. И перестань думать глупости, это тебе не идет.

— Зачем тогда он сделал мне укол?

— Я не понял. Нам с этим надо разобраться. Давай подумаем, как не выдать себя. Делаем вид, что не знаем об уколе. Вечером, когда все разойдутся по номерам, я схожу в процедурный корпус, загляну в ингаляционный кабинет. Инга тоже замешана.

— В чем замешана? — еле дыша, спросила она.

Вадим задумался, поэтому не обратил внимание на ошарашенное состояние жены и продолжил:

— А ты меня прикроешь за ужином. Поняла?

С каждым его словом глаза жены округляются больше и больше. Вадим сделал вывод, что это хорошо, значит, ее разум приходит в порядок, а то сидит, как растение на огороде под палящим солнцем, двух слов связать не может, и вянет.

— Нет — не выходя из шока, честно призналась жена. — Вадим, ты что шпионишь? Что это значит — прикроешь? Ты меня пугаешь.

Она высвободилась из его рук и отодвинулась подальше, чтобы лучше видеть.

— Нет, Алечка, это ты меня пугаешь, — он наоборот подвинулся к ней ближе — мы же вчера с тобой договорились, что ты меня прикрываешь. И ты меня на ужине прикрыла.

— Чем прикрыла?

— Так — протянул он — понятно. Все заново. Опять пробелы.

— У меня пробелы с памятью? Я так и думала. — Она прикусила губу и всхлипнула — ты куда-то ходил вчера, а я не помню. Ты меня предупреждал, а я не помню.

— Это нормально. Мы все такие.

— Какие?

Он подошел к тумбочке, налил из графина воды и поднес Але.

— Выпей и скажи мне какое сегодня число?

— Ты что издеваешься? — он ее пугал, но решила не спорить, стала считать даты — мы приехали сюда четырнадцатого июня, позавчера, значит сегодня шестнадцатое. Вот.

При завершении своих подсчетов, она жадно, в четыре глотка выпила воду. Поставила стакан на тумбочку и прилегла на подушки — даты посчитала, дела все поделала, готова слушать в связи с чем Вадим решил залазить в чужой кабинет и от чего и как его за ужином прикрывать.

— Так, плохи дела — протянул Вадим и присел рядом, взял за руки. Жену нужно успокоить и поговорить серьезно. — Аля, милая, сегодня восемнадцатое июня.

— Шутишь? — засмеялась она и взглянула на него, поняла, что ему не до смеха. Она мысленно посчитала и возразила — нет, шестнадцатое. Я точно помню, что два раза ходили за водой, а за водой мы решили ходить каждый вечер.

— Мы действительно ходим за водой каждый вечер — подтвердил муж и повторил — уже восемнадцатое.

Она села, схватила руками голову. Крепко сжала и отпустила. Снова сжала. Воспоминания двух минувших дней не приходили.

Приехали четырнадцатого. Заселились. Вечером подселили Олега Владимировича. Пятнадцатого числа они провели у врачей, им назначили процедуры. А шестнадцатое не помнит. Точнее она думала, что сегодня шестнадцатое июня. Сегодня с утра сходили на завтрак, потом она пошла на массаж, Вадим пошел на процедуру с красивым названием «жемчужная ванна, потом она сходила в бассейн, а после обеда Вадим пошел на массаж, а она на ингаляцию.

Она раскачивалась из стороны в сторону.

— Успокойся, — он постарался попросить, подвинулся к ней ближе, забрал руки от головы и обнял — не переживай. Я думаю, что это временно, скорее всего, это из-за укола. Давай, давай успокаивайся.

— Как успокоиться? Я не помню, где была два дня, и что делала, а ты говоришь, успокойся. — Ею уже во всю силу овладевала паника.

— Я тебе помогу вспомнить — пообещал муж.

Она прислушивалась к себе, поэтому не заметила нотки лжи:

— Что творится с моей головой? Ни одних воспоминаний за эти дни. Я боялась тебе в этом признаться, думала, что это после обморока. Мне надо к врачу. МРТ. КТ. УЗИ. Мне нужно проверить голову. Мозг. Сосуды. Да?

— Нет.

— Если так пойдут дела, я скоро стану склеротичкой.

— Пробелы в памяти у тебя от укола и они пройдут.

— Что происходит? Почему Олег Владимирович меня колет?

— Может это не он, ты же не видела.

— Не видела — согласилась Алла. — Но кому это надо?

— Не знаю.

— А зачем ты полезешь в чужую кабинет? Что ты там собираешься искать? Ты что шпион на задании? — тут ей пришла в голову мысль, и она спросила — что мы делаем в этом пансионате?

Аля впала в панику, вопросы она не задавала, а выстреливала, как из пулемёта при этом не позволяла ответить на них. В таких случаях он с ней не сюсюкался, а четко излагал факты и указание. Вот только с фактами проблема — их нет. Зато подозрений и домыслов много.

— С этого вопроса начались мои подозрения.

— Прошу, не говори так. Я ничего не поняла.

— Я и сам многое не понял, — поделился открытием Вадим — но собираюсь в этом разобраться.

— Я боюсь.

— Не паникуй. — Он встал с кровати, прошелся по комнате. Размышлять механически помогало движение. В сторону окна семь шагов, а от кровати до ширмы всего три. — Успокойся, ты вспомнишь все. Тебе просто нужно отдохнуть. Я не думаю, что тебе сделали промывку мозгов, так что возьми себя в руки.

Она хлопала глазами, и по мере получения информации открывала рот. Ее наивное удивление раздражало. А еще больше заводило недовольство, что из их семейной пары ни один не может адекватно оценить ситуацию: Аля ведет себя как пациент амнезийного корпуса палаты номер один, а он восстанавливает связь с реальностью раз в час. Он злился на себя, на Алю, на окружающую среду, хотя среда на него не влияла.

— Пока ничего страшного не происходило, но тебя укололи. То, что нас тут держит это уже понятно, вопрос для чего? Вроде бы и не силой и в тоже время ограничивают нас в действиях. Мы с тобой вчера это уже обсуждали. Я схожу в подсобку Инги, а ты за ужином скажешь, что мне плохо, я в номере и спущусь позже. И попробуй все-таки узнать, у кого еще есть рабочий телефон.

— А что с телефонами?

— Мобильные телефоны есть у всех отдыхающих, но никто не может ими воспользоваться по назначению. Они вне действия сети, скорее всего, здесь заглушка стоит, чтобы сигналы не проходили. Помнишь, вчера ты говорила, что на процедурах слышала звонок телефона.

Алла подумала и вспомнила. Фух, как хорошо, что она начинает вспоминать.

В кабинете ароматерапии, на двери которой тоже был рисунок в виде мобильного телефона перечеркнутого красной линией, впрочем, как и на всех других дверях, в глубоких мягких и удобных креслах сидели отдыхающие, вдыхали приятные ароматы трав и цветов, слушали успокаивающую музыку, по рекомендации доктора для успокоения нервов. Кто-то даже посапывал, заснул, но нервы успокоил. Прав был доктор, процедуры подействовали.

Алла чувствовала себя шпионом, десантированным в логово государственного врага. Находилась в боевой готовности, потому что муж предупредил: «Будь осторожна!» и сказал, что вечером «придется отсюда ноги делать». Так он выразился, но мысль, что Вадиму все показалось от переутомления и ему мерещились интриги и заговоры, не покидала. «Нормальный обычный пансионат, каких в округе просто не счесть — думала Алла, прикрыв глаза. — Вадим подозрителен, выдвигает версии сговора против отдыхающих, требует быть осторожной и бдительной. Ему все не нравится, при этом не уточняет подробности, только пугает своей подозрительностью и требовательностью присматриваться к людям и ситуациям».

Алла никак не могла взять в толк, что произошло с мужем. Его как будто подменили. Он все время высматривал, присматривал и заглядывал в чужие комнаты (не был бы он любимый мужчина, она сказала бы, что он еще и вынюхивает). Что именно его пугало, она не могла понять, но, как известно, страх передается воздушно капельным путем. Именно таким образом она подцепила заразу и заразилась страхом.

Поэтому она ждала вечера, чтобы он ее успокоил, а вечер не наступал. Ей приходилось бегать по назначенным процедурам и делать вид, что она спокойна и ничего не боится.

Она дышала травами и цветами, но наслаждаться спокойствием не могла, поэтому время от времени открывала то левый, то правый глаз и посматривала за присутствующими. Когда очередь дошла до Николая (это он заснул в соседнем кресле), у Ники в сумке заиграла еле слышная музыка. Аля закрыла глаза, чтобы никто не видел, что она подсматривала, это ведь так неприлично. Ужасно не любила попадать в щепетильные ситуации.

Ника тихо поднялась и шмыгнула из кабинета. Вернулась так же тихо, села в кресло, никто и не заметил, что она выходила позвонить. Может у Ники супер модный навороченный оператор связи, его антенна стоит где-то рядом и ловит здесь сигнал. А может это и не телефон, а какое-нибудь радио, сейчас этих маленьких плееров пруд пруди, даже не знаешь, как они называются. Придавила, к примеру, через сумку кнопочки и оно заиграло, и чтобы не беспокоить сопящих в креслах отдыхающих, она вышла в коридор.

По дороге в столовую Алла тихонько рассказала об этом Вадиму, он торжествующе поднял палец к небу и ответил, что постарается это выяснить.

Выяснил ли или нет, Алла пока не вспомнила, но тот факт, что воспоминания потерянных дней стали возвращаться, улучшили настроение. Она даже выпрямилась на кровати, приосанилась, груз амнезии перестал давить на плечи.

Вадим тем временем размышлял, присматриваясь к жене. То, что она половину не помнит, он вычислил еще вчера. Да он сам, как алкоголик, то пьянеет, то трезвеет, вот только он не пьет алкоголь, не принимает наркотики, ведет здоровый образ жизни, но чувствует себя вареной редиской, фаршированной мясом, таким же неестественным, как это блюдо. Вот только не понимал причину опьянения. Неужели в еду подмешивают дурман траву? В воду подсыпают опиум? Он машинально взглянул на графин с водой. Воду они берут в бювете. Чтобы отравить такое количество воды, идущей из недр земли, нужна тонна наркотика ежедневно. Неестественно и очень дорогостояще.

В моменты «отрезвления» он осознавал, что вокруг него многие отдыхающие — вареные редиски — напичканные информационным фаршем.

Ладно, Алю сегодня укололи, она заснула, именно заснула, а не потеряла сознание. Что дальше? Дали ей нюхать наркотический препарат? Что еще можно делать в ингалятории? Но его-то не кололи, не усыпляли. Нужно срочно с этим разобраться, и не стать вареной редиской.

— Вадимушка, — прервала его размышления Аля — что происходит?

— Ничего хорошего — неопределенно и в тоже время точно ответил он. — Вчера все обсудили.

— Но я еще не вспомнила — взмолилась жена.

— Мы будто в тюрьме, и в тоже время никто нас здесь не держит.

— Давай уедем — обрадовалась Аля.

— Нас охранник не выпустил.

— Мы пробовали уехать? — она удивилась, надеясь, что он возразит, потому что устала делать открытия в своем сознании.

Вадим надежды не оправдал, чем опять расстроил бедную жену:

— Мы пробовали выйти за территорию пансионата. Якобы погулять. Но нас даже на прогулку не выпустили, без письменного разрешения всех докторов и директоров. Уверен, мы его не получим, пока путевка не закончится.

— Мы в тюрьме!

— В пансионате.

— Вадим, я как в бреду. Ты мне рассказываешь, а я не понимаю, не верю.

— Люди как амебы, вроде человек, и в тоже время беспомощный. Извини, но ты тоже такая.

— Нас пичкают наркотиками, чтобы мы были безынициативными и забыли все на свете — предположила Аля.

Вадим принял предположение скептично, пожал плечами:

— Камеры видеонаблюдения стоят только в столовой, в районе заборов и выхода. Возле бювета нет камер, но там не пройти. Ворота всегда закрыты. Охранник один и тот же. Скорее всего их двое, один на улице, другой за камерами наблюдает. Помнишь это или нет?

— Начинаю вспоминать. Это как прояснения в голове. Ты напоминаешь, и я вспоминаю. А сама не могу. Вот увидела Олега Владимировича и вспомнила, а до этого как будто и не знала о его существовании.

— Администратора помнишь?

— Да, его помню, он Олега Владимировича подселил. Такой скользкий тип.

— Этот скользкий тип без ведома главврача не отпустил нас, а тот не отпускает в течение дня, пока все процедуры не пройдём. Я ходил к нему, он говорит, что процедуры пропускать нельзя, а у нас вся книжка расписана по секундам.

— Замкнутый круг, какой-то.

— Но я-то уже несколько процедур пропустил. Сам сделал галочку, за медсестру расписался.

— Подделал подпись? — изумилась Аля.

— Не вздумай меня в этом упрекать — попросил он совестливую жену и охладил ее пыл — я всего лишь проверял свою догадку. О чем это говорит?

— О том, что ты умеешь подделывать подпись. — Она недовольно пожала плечами.

— Это — факт, но не тот — в тон ей ответил Вадим, но сразу взял себя в руки, еще не хватало поругаться, тем более в это трудное время — это говорит о том, что им все равно на каких мы процедурах, и никто не смотрит, были у меня процедуры или нет. Нет никаких списков посещаемости, им все равно где мы находимся, главное, что мы здесь, на территории пансионата.

— Тогда мы точно в тюрьме.

— Нет, но очень на это похоже. Нет надзирателей, делай что хочешь, ходи куда хочешь, отдыхай, кормят, поят, но выход в город закрыт. Вроде бы и не силой, но держат. Вот на экскурсию нас свозили и все — ворота на замок.

— Ой точно мы на экскурсию ездили. Я вспомнила, — обрадовалась она и страхи ушли на второй план. — Как хорошо, а то я уже переживаю, что у меня с головой? Вот ты напомнил, и я вспомнила экскурсию на водопад «Чашу любви». Я еще под впечатлением была от легенды о влюбленной паре, спрыгнувшей в чашу с обрыва, чтоб доказать родителям, что они созданы друг для друга. Вода не разлучила их, они не разжали руки и выплыли. Родителям пришлось их благословить. С тех пор то место прозвали «Чашей любви». Правда еще никто не смог повторить их подвиг. Слишком опасное место.

Алла не могла сказать точно, сколько дней прошло с момента поездки, но факт этой поездки она вспомнила. Она беспокоилась из-за провалов в памяти, и не хотела верить в опасения Вадима, хотела доказать ему обратное. Подумаешь телефон вне зоны доступа и ворота закрыты, так и правильно, нечего по лесу шастать, заблудиться можно, зверей диких встретить. Главврачу придется собирать бригады спасателей, полицию, волонтеров на поиски непутевых отдыхающих. Закончатся процедуры и разъедутся непутевые отдыхающие по городам и селам, по прописке, по магазинам и домам, освобождая койко-места для новых отдыхающих. А сейчас будьте добры, лечитесь и оздоравливайтесь. Вот и не отпускают отдыхающих гулять. Алла готова была переубедить мужа, с большим желанием и удовольствием развеять все его домыслы и теорию всемирного заговора против отдыхающих пансионата, если бы не один вопиющий случай: ее укололи, и она потеряла память.

— А что вообще было эти два дня, которые я не помню? Помню только отрывки.

— У нас очень мало времени, мне надо уйти. Я все тебе расскажу — пообещал муж — надеюсь, сама вспомнишь.

— Я хочу пойти с тобой — заявила она.

Вадим отрицательно кивнул головой и возразил:

— Если мы вместе не придем на ужин, нас кинутся искать. Поверь мне, это логично. Раз уж мы не можем уехать отсюда, то мы должны знать, откуда идет опасность. И кого именно опасаться.

— Олега Владимировича — резонно напомнила Аля и подумала: «А вдруг он опять меня уколет, и я умру. А умирать совсем не хочется. На этом свете лучше, даже если ничего не помнить и ничего не понимать. Хочу домой, там все понятно и хорошо, и в детском саду с детками очень хорошо! Как же я оставлю Вадима? Он такой хороший! С ним хорошо! А умирать совсем не хочется. Ох, куда мои мысли понесло? О смерти стала думать, паникой заразилась». От страха ей казалось, что следующий укол приведет только к смерти. Она отогнала страшные мысли и в ожидании согласия возразила — надеюсь, ты не прав.

Согласия не последовало, Вадим не стал спорить и переубеждать жену, считая, что привел достаточно доводов и доказательств своей правоты. Если Аллочка не понимает его и не верит, то у него нет времени доказывать эту теорему сначала. Он, превозмогая желание остаться с женой, попросил:

— Не показывай виду, что ты вспомнила об уколе и боишься его. Веди себя как вела раньше. Мы не знаем точно кто он — друг или враг. Мы не знаем, на какие действия готовы враги. Но если они заподозрят, что мы догадываемся, то могут начать действовать. А как действовать мы еще ничего не знаем.

Вадим боялся за Алю, ведь она не умела притворяться. И каждая попытка окрашивала лицо в красный цвет. При этом глаза бегали и искали помощи. А слова в предложениях скакали, как трусишки-зайчишки. Она открытый человечек, врать не умела, лицемерить боялась, притворяться стыдилась. Ее в два счета раскусит любой узколобый человек, не говоря о прожженных бандитах.

Вадим боялся за нее сильнее ее самой, ведь знал намного больше, чем она, но взять с собой не мог. Укол стер в памяти многое и подтвердил опасения Вадима — враги начали действовать — это начало конца. Как только они перестанут прятаться, настанет конец.

***

Администратор скучал, что считывалось с лица, как с открытой книги. Он наблюдал за отдыхающими, неприкаянно снующими по холлу и расползающимися по коридорам в свои номера, неторопливыми движениями и заторможенными видами, напоминая беременных черепах.

Игорь не был любезен с людьми, поэтому даже мысленно отзывался о них нелестно. Он заметил решительный настрой Вадима к общению и скривился. То, что мысленно он отзывался об отдыхающих недобро, могло быть незамеченным, но при личном общении нужно было держать лицо, тон и манеру, а это Игорь ненавидел. Приятней нагрубить и послать утопиться в бассейне, но, к огромному сожалению это запрещалось правилами. Вадим давно бесил Игоря своими требованиями к переселению соседа, и администратору приходилось извиняться, это он тоже ненавидел. Извиняться за чужие косяки, даже если за это хорошо платят, для него было унижением, через которое приходилось переступать.

Вадим долго уговаривал, упрашивал, потом даже пугал жалобами на имя главврача, если они не переселят их соседа в другой номер.

Холл был акустическим, как зал «Большого театра» и отдыхающие прислушивались к их разговору. Кто-то проходил мимо, кто-то даже садился в кресло, делая вид, что отдыхает, а на самом деле внимательно лицезрел бесплатный концерт.

Игорь отвечал, скаля зубы, предвзятое отношение скрывал без желания:

— Номеров свободных нет, поставить кровать в номер к другим мужчинам нет возможности. А начальник сегодня уже ушел. Сожалею о причиненных неудобствах.

Мимика лица выдавала в нем хитрого лиса, а манера разговора — скользкого змея. Ассоциацию с животными ему подобрала Алла при первой встречи, а Вадим посмеялся. Тогда им было смешно. Он в очередной раз убедился, что администратор не последний человек в пансионате. Обычно на эту должность берут молодых широко улыбающихся симпатичных девушек, но пансионат «Горный воздух» был исключением из правил — взяли не совсем симпатичного (скорей совсем несимпатичного) мерзкого типа.

— Послушайте, — Вадим как будто сдался — я вас прошу, как мужчина мужчину. Я уже несколько дней не был со своей любимой женой — он понизил голос и склонился в стойке — ну вы понимаете? Очень бы хотелось с ней наедине… а сосед храпит… все время рядом… Давайте договоримся как-то. А? — потер палец об палец, намекая на денежный гонорар, и хитро улыбнулся.

Игорю разговоры о деньгах и сексе нравились, ему было приятно, что этому огромному как гора, сильному молодому человеку уже несколько дней не получается остаться наедине со своей женой. А она, кстати, очень даже ничего, миленькая скромняжка, маленькая, как мышка. Он алчно отвел взгляд, но не согласился, понизив голос, сообщил:

— Извините, но я даже за дополнительную плату не могу вам помочь. Потерпите еще несколько дней. Через два дня съезжают несколько человек.

Вадим задумался: «Если это правда, то у нас два дня. Всего два дня или уже два дня. Нужно торопиться, но осторожно, слишком опасно». Придя к решению, он заговорщицки предложил:

— А сегодня за завтраком Алевтины Ивановны не было, сказали, что она уехала. Может быть в ее номер Олега Владимировича поселить?

— Нет-нет, что вы? — забеспокоился Игорь — Я не могу. Там женщина живет.

Вадим сделал вид, что не заметил реакцию администратора. Что его напугало? То, что Вадим завел разговор про Алевтину Ивановну или про переселение Олега Владимировича? Или про женщину, которая осталась в номере Алевтины Ивановны. Какая-то огромная мысль мелькнула в голове, но ускользнула, он не успел ее додумать, администратор быстро взял себя в руки и затараторил:

— Не могу же я чужого мужчину к чужой женщине подселить.

— Но к нам же вы его подселили, а моя жена ему не родня, тоже чужая женщина чужому мужчине.

— Но мы это… мы его к вам… Ну… потому что больше не куда. Вот — с облегчением вздохнув, выкрутился администратор.

— Я требую…

— Знаешь что, мужик, в постели с жены требуй — раздраженно выплюнул Игорь.

— А вы хам — честно сообщил Вадим.

— Пшел вон — пренебрежительно прошипел Игорь.

— Домой приеду — пообещал Вадим — всем расскажу, что в вашем пансионате трубы ржавые, текут, номера затапливают, и администрация может так просто к семейной паре мужика любого подселить. Беспредел. Я это на вашем сайте напишу. А еще лучше подругу-блогершу попрошу. Виолетту. Слышал о такой? Она вам такую антирекламу в соцсетях выложит. Век не отмоетесь. «Горный воздух» будет у всех на языке, только отдыхать сюда не поедут, даже за одну копейку. Директор ваш прибыли недосчитается, а я ему сообщу, что из-за администратора Игоря. — На ходу выдумывал Вадим и смотрел реакцию администратора, она ему не понравилась, потому что подтвердила многие опасения.

Вадим раздраженно развернулся и ушел, нервно подергивая плечом, продолжая бубнить под нос про выдуманную блогера Виолетту и ее месть «Горному воздуху». Он перепутал крыло здания и пошел в противоположное. Сделал вид, что перепутал, на самом деле преследовал цель попасть в чужой номер. Ради раздражения Игоря можно сыграть недовольного, обиженного, подлого отдыхающего, который на каждом шагу будет кричать о плохом сервисе пансионата «Горный воздух». Вадим сделал вывод, концерт был сыгран не зря. Только вывод страшен. Он непроизвольно сжал кулаки. Получается — не вернется Вадим домой. В гневе администратор не контролировал непозволительное хамское поведение. И развитая интуиция говорила так же. Не собираются их отсюда домой отпускать. Дескать: пыхти, пыхти, недолго тебе осталось.

Администратор об этом знал, он ведь не последний человек в пансионате, из которого Вадим не сможет уехать.

Завернув за угол коридора, Вадим подошел к лестнице и ускорился, перескакивая через две ступеньки, он торопился попасть в противоположное крыло до прихода законных постояльцев, надеясь, что они на лечебных процедурах и прогулках на свежем воздухе, но скоро вернуться, чтобы сменить одежду перед ужином.

«Так и что я имею? — на ходу размышлял он. — Первое — домой мы не вернемся. Почему? Может даже не стоит разбираться? Не тратить время, а ноги делать. Но как? Все на замке. Все просматривается на видеокамерах. Уже все двери и ворота испытаны на прочность, а охрана на уговоры. Пока мы здесь, нужно определить кто у нас такие же как мы, ничего не ведает. Если уколы делает Олег Владимирович, то против нас. Кто еще? Игорь. Второе — Алевтина Ивановна не собиралась уезжать. Если я не ошибаюсь, то она приехала вместе с нами. Уехала и не попрощалась? Странно».

В противоположном крыле здания жила Алевтина Ивановна, Витя, и Петр Васильевич, соседи по столу в столовой. Алла со всеми познакомилась еще в первый день, к ней люди тянутся, на подсознательном уровне, чувствуют, что она хороший человек, вот и тянутся. А его боятся, тоже на подсознательном уровне. Их отпугивает его рост, неприступный характер и необщительный взгляд. Ну что ж поделаешь, так оно и есть.

В пансионате Вадим сдружился только с Петром Васильевичем. Странным старичком. Пожилой мужчина проникся доверием к Вадиму и много рассказывал, о соседях, о себе, своей семье. За эти дни он узнал, о страшной трагедии в жизни старика — погибла семья в автокатастрофе, но он не сломался, грустный, конечно, но тут все понятно.

В тот день они вернулись с экскурсии, и Вадим помогал старичку донести его пакеты с камушками, веточками и листочками. Петр Васильевич рассказывал Вадиму, для чего это понадобилось, а потом показал очередной шедевр.

В номере Петра Васильевича пахло красками и клеем, на мольберте красовался холст. Старичок не только писал на нем, но и делал аппликации. Деревья он собирал из настоящих веточек, вместо листьев были битые стекляшки, вместо солнца — ракушка, раскрашенная желтой краской, вдоль реки вместо камней — улитки, вернее их домики. Написаны были только река и небо, весь остальной пейзаж наклеен. Вадим изумился и восхитился. Бесподобно, необычно и красиво. От солнечных лучей, проходящих через окно, картина играла, сверкала. Вернее сверкали зеленые, коричневые и белые стеклышки, но от этого казалась мистически таинственной. На самом деле это был шедевр. Картина была не дописана, но Вадим был поражен, он никогда не видел подобного в искусстве, в чем естественно признался. Петр Васильевич обрадовался искреннему восхищению и пообещал подарить картину ему и Алле, но Вадим предложил ее купить. Он проникся душой к этому хорошему старичку (да еще зная его тяжелую судьбу), что хотел помочь. Хоть как-то. На что Петр Васильевич ответил, что не продает картины, это его хобби, а денег ему хватает.

— Мне друг помогает. Я его еще с детства знаю. Хороший человек. Я вас обязательно познакомлю. А лучшие свои работы я дарю своим лучшим друзьям. — Объяснял Петр Васильевич, выкладывая из пакетов веточки, собранные в лесу. — То, что это будет лучшая работа, я не сомневаюсь. Ведь меня здесь все вдохновляло и к концу сезона я обязательно успею ее закончить.

— Сезона! — задумчиво повторил Вадим, подходя к номеру Алевтины Ивановны — Сезона. Почему сезона?

***

Он не мог ответить себе на этот всплывший из-ниоткуда вопрос и постучал в дверь. Никто не ответил, он прислонился к двери — вроде тихо. Заглянул на лестницу — никого, в коридоре — никого. Такого шпионского отпуска в его жизни еще не было.

Вадим достал невидимку и стал ковырять в замке — возмутительно незаконное дело. Кто бы сказал, никогда бы не поверил, а Аля бы узнала, чем он занимается, вообще бы развелась. Наверное. Еще в школьном возрасте ему пришлось взламывать дверь. Родители уехали. А он захлопнул дверь, вынося мусор. Ключи забыл. Вернулся и «поцеловал» дверь. Очень «обрадовал» тот факт, что нужно искать слесаря, вечно пьяного дядю Васю. Вадим его нашел, но поднять не смог. Тот уже днем был на ногах нестоящих. Тогда Вадим почувствовал себя домушником — медвежатником. Он взял у соседки невидимку и ковырял замочную скважину точно также как сегодня. Тогда у него долго не получалось, а сейчас уже приловчился, все-таки практика, даже стыдно. И смех и стыд.

Когда замок поддался, и дверь открылась, Вадим юркнул в номер и, попав в небольшой темный коридорчик, понял, что не все так гладко как хотелось.

Все номера одинаковые, такой же как у них и Петра Васильевича: прямо комната, налево ванная. Оттуда шел звук падающей воды, кто-то принимал душ.

Назад дороги нет!!!

Нет, есть, конечно, но Вадим решил, что в другой раз сюда больше не полезет и решил доводить начатое до конца. Тем более он с самого начала планировал сделать все быстро, без шума и пыли.

Он тихо открыл дверь в комнату, осмотрелся. Обыкновенная комната как у всех, только их номер отличался тем, что в нем стояла ширма и кровать для третьего человека. Номер женский. На одной тумбочке баночки, бутылочки, флакончики и тюбики, как в парфюмерном магазине, все пестрит и благоухает. Чтобы все это сюда привезти, нужен отдельный чемодан или лучше контейнер. Видимо соседка Алевтины Ивановны очень любит себя и свою внешность.

На второй тумбочке стояли две баночки с кремами и гарнитур из янтаря. Вадима это не удивило, а расстроило, что-то в этом роде он боялся увидеть.

Как-то за обедом Алевтина Ивановна сказала, чтобы не иметь проблемы с увеличенной щитовидкой подруга (у которой она уже увеличена) посоветовала носить янтарные бусы. Вот она и носит. Бусы и браслет Вадиму понравились, а кольцо — нет, оно было просто огромное. Камень прикрывал полпальца и треть ладони. Вадим ассоциировал янтарь с бабулями. По его мнению украшение для столетних тетушек. Но на Алевтине Ивановне бусы с браслетом смотрелись гармонично, а вот кольцо придавало ей немного вульгарности.

Он распахнул дверцу шкафа стоящего ближе к тумбочке Алевтины Ивановны и раздраженно выдохнул. Так и есть, вещи тоже тут. Вчера она была в этом цветочном костюме, двигалась по территории пансионата, как ходячая клумба. А вот и огненный брючный костюм, в котором она ездила на экскурсию в лес, еще смеялась, что ее видно из любой точки леса, а егерь примет ее за разгорающийся пожар и вызовет спасателей.

Вещи на месте, а где их хозяйка?

Он наклонился и заглянул под кровати, ища ответ на свой вопрос. Хозяйки там не было, зато царица-темнота прописала в своих владениях пыль.

Он огляделся. Вещи соседки. Сумка. Халат, небрежно кинутый на кровати.

«Прекрасно, — ехидно подумал Вадим — хозяйка халата выйдет из ванной голая?».

Встреча с голой женщиной не входила в планы Вадима. Он, понимая, что времени очень мало, подошел к другому шкафу, заглянул, закрыл, прошел к тумбочке, проделал те же манипуляции с ней и вернулся к двери.

Чей это номер, он уже понял, а сумка, висящая на ручке двери, окончательно подтвердила, что ее хозяйка Ника, или Вероника.

Вадим не раздумывая, открыл сумку и быстро перебрал содержимое. Если бы он хоть на секунду задумался, то никогда не пошел на поводу любопытства (так и во вкус можно войти). Пора было бить тревогу и пугаться своему рвению незаконного проникновения в комнаты и сумки. Но руки орудовали, глаза смотрели, в мозгу проносилась мысль «Хоть бы ничего не упустить». В данную минуту он не боялся, что его застукают, а что он может не увидеть, пропустить что-то важное.

В сумочке было все, и всего очень много. Интересно как женщины могут в ненужном хламе найти что-то нужное? Вадим вытащил телефон. Нажал на кнопку. Экран ожил, засветился. Он быстро застегнуть сумку, открыл дверь в коридорчик. В ванной выключили воду.

Будем надеяться, что она будет вытираться, а не пойдет голая и мокрая в комнату.

Он оглянулся, осмотрелся — нет больше сумок. Да, его уже затягивало, вошел во вкус лазить по чужим саквояжам. С этим нужно завязывать. Аля узнает, точно разведется.

Вадим приоткрыл дверь в коридор, выглянул в щелочку, и вышел, не заметив, что из соседней комнаты в такую же щелочку за ним следят.

***

Шум в ушах уже прекратился, но в голове остался гул. Алле даже показалось, что она слышит как в её черепной коробке по венам течет кровь, и под давлением сжимаются мозги. Она прикрыла глаза, но быстро открыла. От страха. Сердце застучало сильнее. Нет, она не станет спать, нельзя. Если заснет, не услышат, как придет Олег Владимирович, сделает ей укол, и она больше никогда не проснется. Ужас. Сердце бешено стучало. Теперь ей не удастся заснуть, даже если уговорит себя. Придется с Вадимом спать по очереди, сменяя друг друга каждый час.

Алла не услышала щелчка в замке, а когда хлопнула дверь, она мысленно просила: «Хоть бы это был Вадим. Хоть бы это был Вадим».

Мольбы ее не были услышаны, и в комнату вошел Олег Владимирович. Аля прикрыла глаза, боясь, что в ее зрачках крупными буквами написаны страх и паника. Сердце стучало так сильно и так громко, что она испугалась, чтобы он не услышал. Она прикидывала пути отступления, не забывая себя отругать, что не сделала это раньше. Мужчина в сто раз сильнее ее, он может кинуться на нее, скрутить в узел, и одним наполовину сильным ударом вырубить на неопределенное время, или еще хуже — убить.

Мужчина, не подозревая, что его записали в убийцы, культурно поинтересовался:

— Как вы себя чувствуете, Аллочка? Не спите?

— Нет, не сплю. Уже лучше, но еще не очень хорошо — она тут же пожалела, что призналась. Голос дрожал от страха и слабости.

— Вот и хорошо, а то я переживаю за вас — он прошел за ширму.

Хлипкая стеночка скрыла соседа от ее перепуганных глаз, но лучше бы видеть его в лицо. Она встала с кровати и подошла к балконной двери, в случае опасности, надеясь выскочить на улицу и кричать. Может все обойдется? Понемногу она успокаивалась.

— Спасибо, что помогли. Ума не приложу как я могла потерять сознание. — Она осеклась, осознав, что завела рисковую тему и поторопилась предположить — видимо давление упало, или сахар понизился. У меня такое бывает.

Мужчина шуршал пакетами с вещами.

— Давно я не был в таких ситуациях. Вообще-то нас учили, как вести себя в экстренных ситуациях и оказывать первую медицинскую помощь, но это было давно. Да и кабинет такой не приспособленный ни к чему, воды нет, нашатыря нет. Какая там помощь от меня? Вот я бегом за медсестрой.

— Спасибо вам. А далеко бегали? — Алла помнила, что медсестра не выходила из своей подсобки после того как заправила ингалятор.

— Нет. Это я так выразился — бегал. Она-то вас в чувство и приводила.

Правдивый ответ привел Аллу в замешательство, и если бы не след от укола, она бы ему поверила. А может действительно ее уколол кто-то другой и она грешным делом записала мужчину в список маньяков, убийц и наркоторговцев, хитрым способом подсаживающих бедных девушек на иглу.

Олег Владимирович переоделся в светлые джинсы и белую футболку, четко подчеркивающие его спортивное телосложение. Осанка, повадки и манеры говорили о том, что бывший военный (хотя бывших военных не бывает) поддерживает себя в форме.

— Инга сказала, что у вас аллергия на траву, от нее обморок случился.

— Да, наверное — согласилась она, пытаясь вспомнить, разговор про аллергию был в присутствии Олега Владимировича, или же он с Ингой разговаривал после ее ухода. Где там Вадим ходит?

— А где Вадим?

От предположения, что он читает мысли, она растерялась и опять занервничала:

— Вадим? А он… на процедурах… у него там еще одна осталась… но он скоро придет — быстро добавила она на всякий случай, чтобы у Олега Владимировича и в мыслях никакой гадости не было. — Уже идет, наверное…

Олег Владимирович удивленно посмотрел. Она отвела взгляд, пытаясь спрятаться за шторку. Мужчина пожал плечами и поинтересовался:

— А на ужин вы идете?

— Да. Сейчас Вадим придет и пойдем.

— Давайте пойдем вместе, — предложил он и сел на стул — а то мне скучно одному.

— Конечно.

Понимая, что Олег Владимирович обосновался на стуле надолго (до прихода Вадима), Алла решила ретироваться, шмыгнуть в ванную комнату, но у нее это не получилось.

Голова закружилась, в руках чувствовалось слабость, а ноги вообще тряслись, толи от слабости, то ли от страха, а точнее от того и другого вместе. Придерживаясь за кровать и стены, она пошла к выходу. Интересно, как она собиралась убегать от Олега Владимировича, в случае опасности? Да она бы распласталась на первом же шагу, на первой же попытке побега от него.

— Давайте я вас провожу.

Он встал со стула, сделал к ней шаг.

— Нет! — испуганно закричала она — не надо. Я сама.

— Хорошо, хорошо. — Он помахал двумя руками перед собой, соглашаясь с ней, и сел обратно.

В ванной комнате она защелкнула дверь и опустилась на колени на прохладный кафельный пол, приложив голову на холодный бортик ванны.

«Надеюсь я себя не выдала? Надеюсь, он подумает, что я скромная и стеснительная девушка (в принципе так оно и есть), и не позволяю чужому мужчине провожать меня в ванную. Будем надеяться, что он подумал именно так».

Через некоторое время, она услышала Вадима. От радости, что муж вернулся, Алла нашла в себе силы подняться с пола. Она приняла душ, долго стояла под водой, пускала на себя то теплую, то холодную воду. Контрастный душ окончательно привел ее в чувства. Появились ободряющие мысли: «Вадим в обиду не даст. Да он этого Олега Владимировича в два счета уложит. Да он его одной левой в нокаут отправит. Олег Вадиму в пупок дышит. Да Вадим вообще спортсмен, а не какой-то там военный, даже не бывший».

***

Не увидел жену в номере, забеспокоился. Но вовремя услышал как в ванной комнате, как уточка, плюхается Алла. Взял себя в могучие руки.

Олег Владимирович писал в блокноте. Любопытство Вадима подталкивало заглянуть в записи одного из подозреваемых во всех тяжких грехах, но здравый ум подсказывал, что интерес к личным вещам отдыхающих (сумкам, комнатам и блокнотам) вошел в привычку и затягивает. С этим придется бороться и лечить. Но в свете сложившихся событий Вадим решил простить себе мелкие хулиганства и проявления клептомании. Чужие вещи он обязательно вернет, телефон подкинет хозяйке, главное чтобы он сейчас не зазвонил.

— Отдыхаете? — стараясь скрыть беспокойство, спросил Вадим — Стихи пишите?

— К сожалению, не умею. Я слишком прагматичен, чтобы писать стихи. Я вас жду. Хотел с вами идти в столовую, а то одному скучно. Вы не против?

— Нет, не против. Спасибо, что Але сегодня помогли. — Вадим присел на кровать, при этом пристально смотрел на Олега Владимировича.

— Так любой бы поступил.

— Ума не приложу, что случилось?

— Может сахар в крови упал, или давление подскочило. Или упало. Главное, что уже все нормализовалось.

— Нормализовалось — повторил Вадим.

Разговор зашел в тупик, легкость слов обоих мужчин противоречила тяжести взглядов. В комнате витало напряжение, оно накаляло воздух, это чувствовалось кожей, и мужчины это чувствовали. В небольшом пространстве находились два тяжелых человека, с тяжелыми характерами, с тяжелыми мыслями и взглядами, если кто-то чиркнет спичкой, то от искры взорвется воздух и от взрывной волны все вокруг разлетится в разные стороны. Вадим отвел взгляд первый, собираясь поступить хитрей и не выдать себя раньше времени. В спортшколе тренер учил правилу: действовать четко и напролом, но всегда повторял: «бывают такие ситуации в жизни, когда это правило необходимо нарушить». Сейчас это был тот случай, когда необходимо было уступить сильному врагу, дать слабину, чтобы он чувствовал свое превосходство. По правде говоря, Вадим хотел бы, чтоб Олег Владимирович был на его стороне баррикад в борьбе с врагами. Нет, он не боялся его, но считал, что сильный, умный мужчина в лице противника, слишком опасен. Он мысленно пробежал список врагов и друзей, пытаясь определить в какую колонку записать вынужденного соседа по комнате и мысленно написал его посередине с большим знаком вопроса.

Почти неделю жили в одной комнате, а про него ничего не узнали. Аля, по своей открытости и наивности, задавала ему вопросы о семье, работе, увлечениях, но Олег, как партизан в плену у немцев, ловко уходил от ответов. Но сейчас он решил разоткровенничаться:

— Уже три года на гражданке, а все не могу привыкнуть, что здесь тоже могут быть проблемы.

— Что вы имеете в виду?

— Я тысячу раз видел слабость, мучение, и даже смерти, после которых собирался уходить в отставку, но кровь бурлила, я был молод, и продолжал служить Родине. А сегодня я растерялся. Отвык уже. Не ожидал. Аллочка — милая приятная девушка, не хотелось бы, чтоб с ней случилась беда. Ей обязательно нужно показаться врачу.

— Обязательно.

— Не относитесь к этому легкомысленно. Я друга потерял. Потому что он не вовремя обратился к врачу. Ему поставили страшный диагноз и за полгода он сгорел. Мы служили вместе. Страшно, когда сильный мужик помирает от болезни. — Олег грустно хмыкнул — его пули не брали, снаряды не долетали. Мы его Фортовым называли. Все кто рядом с ним был, ни кто не пострадал. Так вот судьба — умереть молодым в рассвете сил от рака. И ни один бронежилет не помог.

— Где вы служили?

— Помотало по миру.

Олег Владимирович тяжелым взглядом смотрел в окно, но, кажется, ничего не видел. Грусть по другу окунула в задумчивые воспоминания. Он опустил взгляд, прошелся им по полу и проговорил:

— Ни разу ранен не был и умер в муках. — Тяжело вздохнул и хмыкнул — что это я все о грустном. Нахлынуло на меня. Извини, Вадим. С Аллочкой сходите в больницу.

— Обязательно — пообещал Вадим, пытаясь разобраться в своих мыслях. — А как вам здесь отдыхается?

— Ужасно — жарко ответил Олег Владимирович — никаких условий, я же прекрасно понимаю, что стесняю вас. Мне за эти неудобства очень перед вами неудобно. А вам?

— Мне тоже неудобно. Олег Владимирович, у меня к вам есть небольшая просьба — для убедительности Вадим даже подсел ближе — я думаю, вас это не затруднит, а я очень буду благодарен. Вы же тут сдружились с кем-то? Да? Не могли бы вы после ужина сходить к своим друзьям, знакомым. Вы понимаете о чем это я? — Вадим делал вид, что ему очень неловко, как семикласснику. — Понимаете я с женой уже неделю… ну это… не обнимался… понимаете?

— Да, конечно — Олег Владимирович махал головой — понимаю. Дело же молодое. Все понимаю.

Он действительно понимал о сути просьбы, но не понимал, почему уверенный в себе мужик, совсем ведь не интеллигент, а так скромно, красиво подходит к щепетильной теме. Такое можно было ожидать от Али, но не от Вадима. Сказал бы по-мужски: «неделю секса не было, иди, дядя, погуляй полчаса». Это подняло ему настроение.

— Вы нас, конечно, извините. Это же не наша вина, что мы вместе живем. — Вадим говорил в полголоса. — Я думаю этот разговор останется между нами. Вы же знаете у меня Аля такая стеснительная.

— Да о чем разговор, конечно — Олег Владимирович весело махнул рукой.

Вадим не понял, чему тот радуется, но знал, что лучше пусть радуется, чем хмурится, все спокойнее.

— Если она узнает, что я вас об этом просил, то умрет от стыда — честно признался Вадим.

— От меня не узнает — пообещал Олег.

Вадим размашисто поднял руку, взглянул на часы и сообщил:

— Время ужина. Аля долго душ принимает, хоть бы опять давление не упало.

Вадим встал, думая: «Был бы мужик умный, то догадался, что приставать сегодня к жене я не стану в связи с ее слабостью после обморока».

— Я жду вас — в спину напомнил Олег, открыл блокнот, стал писать, конечно же, не стихи. Настроение его поменялось, он стал серьезным, хмурым и задумчивым, веселье сдуло как сквозняком в форточку.

Вадим тихонько постучал в дверь ванной комнаты и предупредил:

— Аля, это я.

Жена открыла дверь сразу. Она стояла под дверью и прислушивалась, ничего не слышала, но ждала и надеялась, что Олег Владимирович уйдет, не будет ждать их на ужин. Аля кинулась на шею, обхватила двумя руками, прижалась к нему и тихонько засопела в ухо. Он обнял и приподнял, уткнулся носом в шею, в нежную, бархатную кожу. Она благоухала ароматами полевых цветов и роз. Влажные волосы щекотали шею, от их прохлады, свежести и аромата стало уютно и приятно. Он глубоко вдохнул аромат. Ох, как же он соскучился по ней. По телу побежали мурашки. Он заметил на щеках румянец. Хороший показатель здоровья.

— Ты как? — он чуть отстранился от нее, чтобы заглянуть в глаза.

Ей не хотелось от него отодвигаться, на его шее спокойно и хорошо. Так бы и висела в его объятиях, дышала бы ему в шею, в ухо, волосы. Да хоть куда, лишь бы в его объятиях. И с закрытыми глазами. Не хочется никуда смотреть.

Вот только открывает глаза, видит, где они находятся, и сразу пропадает, улетучивается спокойствие, приходит страх, паника от неизвестности.

— Уже хорошо. Я так рада, что ты пришел. Мы пойдем в столовую вместе.

— Планы изменились. Теперь я прикрою тебя.

Он поставил ее на пол и рассмотрел: чтобы недруги не достали, замуровалась в тоненький халатик, из-под которого просматривалось полотенце, наряд назывался — «Сто одежек и все без застежек». Он улыбнулся ее наивности и подошел к раковине, умылся холодной водой. Он решил подбирать каждое слово, чтобы Алла не впала в панику. Страх и паника не дадут ее голове правильно работать и оценивать ситуацию адекватно, тем более, именно сейчас от нее это понадобится. И в тоже время ее нужно растормошить, а то она, как окунь в спячке плывет по течению то в одну, то в другую сторону. Чтобы она задумалась, он спросил:

— Как твоя память, все вспомнила?

— Вадим! — возмутилась жена и передернула плечами. — Ну откуда я знаю, все я вспомнила или не все? Как я могу понять, что я забыла, а что вспомнила. Ну ты даешь! Я поняла одно, когда ты мне напоминаешь о чем-то, то я это обязательно вспоминаю, а сама как инфузория-туфелька не могу начать думать.

Вадима ее возмущения обрадовали. «Пусть лучше возмущается — решил он — от глупых вопросов инфузория-туфелька эволюционирует в человека».

— Аля, я тут кое-что нашел — он достал из кармана телефон.

Дорогой гаджет новейшей технологии. На такое устройство сенсорной промышленности три ее зарплаты уйдет. Красненький, явно женский. Как дети радуются новым игрушкам, так ее глаза засветились от счастья. Вадим же считал, что это не игрушка, а соломинка для утопающих.

— Ты звонил кому-нибудь?

— Нет.

— Надо позвонить Светочке. Нет, Светочке нельзя, она же в Турцию со своим новым парнем улетела. — Эмоции переполняли, она быстро шептала. — Давай позвоним твоему другу Сережке. Пусть заберет нас отсюда.

— Аля! Стоп! Не гони лошадей, успокойся — моля ее, Вадим закатил глаза.

Его жена просто не способна мыслить адекватно, попади телефон в ее руки, она бы точно позвонила Светке в Турцию, а потом бы пошла на поиски хозяина трубки.

Он подошел к ней вплотную, положил ей телефон в руки, взял за плечи и сказал:

— Послушай меня — требуя внимания, серьезно проговорил Вадим.

Аля на всякий случай шире открыла глаза, чтобы лучше слышать (серьезная информация может впитываться через глаза, кожу и волосы) и покивала головой, как собачка-болванчик в автомобиле.

— Мы не будем звонить ни Свете, ни Сергею. Я сейчас уведу Олега Владимировича в столовую. Скажу ему, что ты хочешь полежать и присоединишься к нам чуть позже. Ты обязательно приди на ужин. Слышишь? Обязательно. Когда мы уйдем, набери номер полиции, слышишь? Сто два. Скажешь им что в пансионате «Горный воздух» творятся странные вещи. Нет, скажешь, что здесь незаконно силой держит людей, а потом люди пропадают. Скажешь, что твоя знакомая Алевтина Ивановна пропала.

— Как? — вскрикнула она.

Он закрыл ей рот рукой.

— Тише. Говорят, что она уехала, но она ведь не собиралась, а ее личные вещи в номере остались.

— О, Боже.

— Тише. Полиции скажи про укол. Скажи, что нас отсюда не отпускают даже на прогулку по окрестностям. Понятно?

–Да. — Соглашалась Аля, но мысли-предательницы скакали в голове, как дикие кони, поймать хоть одну бы за гриву, заглянуть в огромные глаза в поисках здравого смысла. — А что с Алевтиной Ивановной?

— Не знаю.

— А откуда ты знаешь, что ее вещи в номере?

— Я ходил туда. Подробности позже, не спрашивай. Ты все поняла?

Аля снова закрыла рот руками. Она поняла, но как теперь все это сложить в картинку — не поняла.

— А кто-то еще пропал?

— Не знаю, постараюсь узнать.

— Вадим, не надо ничего узнавать! — взмолилась жена. — Давай соберем вещи и тихонько уедем. А когда попадем в город оттуда и позвоним в полицию.

Она с надеждой и мольбой смотрела на него. Такому взгляду нельзя отказывать, Вадим сочувственно помотал головой:

— Если бы это было возможно, мы бы смылись еще вчера. Мы уже пробовали, — с сожалением ответил он — не вспомнила?

— Нет.

Она лихорадочно пыталась вспомнить, как и когда они пытались уехать, но мозг не мог предоставить ей информацию, даже причину, по которой они решили это сделать. Какие-то смутные воспоминания, но они не вязались друг с другом. Вадим куда-то бегает, что-то выясняет, в связи с чем это связано, она не помнит, помочь ему ни в чем не может. Что происходит? В воспоминаниях нет ничего опасного, если не считать сегодняшнего приключения с уколом. А Вадим несколько дней чувствует неладное и пытается разобраться. Алла чувствовала себя беспомощной и в тоже время бесполезной. Вот бестолковая голова, как бы вернуть в нее все то, что происходило последние несколько дней. Она амеба, инфузория-туфелька. По их подсчетам она не помнит два дня, целых два дня! да это же так много! просто куча информации! А где же она? Что ей вкололи, что стерли из памяти два дня? И зачем?

— Успокойся! — Он подошел к ней, обнял и прижал так, что у нее не хватало сил двигаться — все будет хорошо. Слышишь?

— Вадим, а боюсь, — прошептала она ему в грудь — может не все так страшно? Может Алевтина Ивановна где-то в другом номере? — Она подняла голову и заглянула в глаза мужу, ища там поддержку. — Может нас силой не держат? А, Вадим?

Вадим хотел бы соврать, тем самым успокоить ее. Но нельзя, чтоб она верила себе. Ей нужно оставаться бдительной, подозрительной, недоверчивой. Аля же категорически отказывалась верить во все происходящее. Он серьезно, задумчиво и грустно взглянул на нее и прижал к груди.

— Надо звонить, — напомнил он о ее миссии, — а то хозяйка кинется его искать — он указал взглядом на телефон и отпустил Алю, собираясь уходить.

— Ты его украл, — еле слышно возмутилась Аля — час от часу не легче. На тебя плохо действует горный воздух.

Сколько лет Вадима знает, никогда за ним такого не замечала.

— На меня плохо действует пансионат «Горный воздух» — хмыкнул Вадим и продолжил — все очень серьезно, раз я пошел на кражу телефона. — Он быстро поцеловал ее в губы, отпустил и добавил — Точнее, я его позаимствовал, но я исправлюсь. Поставь на беззвучный режим.

Взявшись за ручку двери, добавил:

— Я буду ждать тебя в столовой.

Когда Вадим вышел, Аля почувствовала как в небольшой комнате освободилось много места без огромного мужа, но это пространство быстро заполнилось страхом. Она защелкнула задвижку. Все-таки с Вадимом было спокойнее, а теперь она одна наедине со своими мучителями. Конечно же, она верила Вадиму, просто боялась себе представить, вообразить, нарисовать картину ужасов, которые он ей рассказал. Она боялась своего воображения, которое всплывало следствием его предположений. Ведь это не шутки, не мог он ее разыгрывать. Конечно, не мог. Они оба знали, что шутки и розыгрыши должны быть добрыми и веселыми. А в этом случае добротой и не пахло. А укол (место от него еще болит), пропавшая Алевтина Ивановна, при этом оставившая свои личные вещи. Забыла что ли? А еще забыла предупредить, что уезжает. На склеротичную особу она не похожа, даже наоборот, живехонькая энергичная старушка, следящая за своим здоровьем.

Что все-таки произошло?

Она слышала, как пройдя совсем близко через коридор, Вадим с Олегом Владимировичем вышли из номера. И настала тишина. Такая тишина, что было слышно собственное сердцебиение.

Алла не была уверенна, стоит ли звонить в полицию, боялась обвинить ни в чем не повинных людей, испортить кому-то бизнес, репутацию пансионата и конкретных людей, поэтому тянула время. Включила телефон.

В папке контактов оказалось несколько номеров, один из них под именем «сынок». В папке с фото и видео несколько фотографий мальчика лет шести может меньше в инвалидном кресле, он улыбался и был веселый. Алле стало грустно, Вадим украл телефон у человека, у которого есть ребенок инвалид. Очень плохо получилось. Алла клацала по кнопкам и открыла папку с последними звонками. Входящие и исходящие звонки только с одним человеком, под именем «сынок». Удивительно, у хозяина телефона нет больше друзей? У Али тоже мало друзей, но в телефоне много разнообразных звонков, то ей звонят, то она сама звонит, потом сохраняет эти звонки под именами и фамилиями. Но один человек, с которым можно общаться — это меньше минимума, даже если это самый родной человек на свете.

— Надо звонить — сама себе прошептала Аля, чтобы приглушить стук сердца и совести. Дата и время на дисплее, писали, что сегодня восемнадцатое июня восемнадцать часов вечера, и она расценила это счастливым знаком свыше.

***

— Это уже третий раз! — Евгений бегал по кабинету, лихорадочно запихивал в карманы документы, права, ключи, пачку сигарет с зажигалкой, объясняя Максиму Петровичу — в последний раз это было две недели назад. Бог любит Троицу. В этот раз она все-таки родит. Как ты думаешь? — и, не дожидаясь ответа (скорее всего он спрашивал у себя), продолжил — надоело ее туда-сюда возить. А если не родит, я ее в роддоме оставлю. Пусть она докторов мучает. Меня она уже замучила.

Женька любил жену, но ее беременность последнее время казалось ему сплошным адом. Он очень трепетно ждал своего первенца, уже придумал ему имя — Никита — и его он уже любил, но беременная Юля вынесла ему мозги. Ей хотелось то перченой селедки, то маринованной клубники, то перченой селедки фаршированной маринованной клубникой. А когда это уже принесено домой — нате вам, пожалуйста, она уже это и не хочет. Он конечно понимал, что в ней играют гормоны, но терпеть это уже надоело и гормональные качели казались сущим адом.

А месяц назад у нее начались схватки, естественно супруги к этому готовы не были. Женя быстро собрал все необходимые вещи и привез Юлю в роддом. В тот день доктор сказал, что такое бывает, что еще не срок и схватки ложные. Через две недели все повторилось: схватки, собирание вещей, роддом, тот же доктор, опять не срок.

И вот сегодня опять схватки, вещи собраны (не стали разбирать сумму с прошлого раза), тот же доктор по телефону сказал (с усмешкой) «ну приезжайте, что же мне с вами делать».

Женя бегал по кабинету, перебирал на столах все, что попадалось под руку. Поднимал, перекладывал и переставлял: папки, чайник, газеты, ручки, кружка, бублик.

— Я ей сразу обещал, что буду рядом. В зал не пойду, это точно, а в коридоре подожду. Макс, ты меня извини, я знаю, что ты уже два дня здесь ночуешь. Я тебя прошу только до моего прихода побудь на смене, за меня. Ну сам понимаешь. Родит, я как штык, тут как тут.

— Ты думаешь, быстро вернешься? — Максим Петрович сел за Женькин стол и наблюдал за его Фэн-шуйным перекладыванием предметов. Когда жена рожает, муж становится смешным, суетливым ребенком, не знает, что он делает и что нужно делать.

— Да, а что не быстро? — Женя остановился на полушаге.

— Ну, ей-богу ребенок. Быстро только знаешь что?

— Блин — разочарованно протянул Женька, он-то рассчитывал, чтоб быстро. Юлечка быстро родит, он счастливый обнимет ее и малыша и быстро вернется на смену. Ему даже в голову не могло прийти, что все может быть не так, как он планирует, а ведь слышал, что некоторые женщины могли целый день рожать в мучениях и болях. Он так расстроился, что так и стоял на том же месте, где его поразил вопрос Макса.

— Ты в спячку не впадай, — поторопил напарник — давай езжай к любимой своей. А то ты пока соберешься, она дома родит. — Максим был невозмутим, конечно не его же жена в роддом едет.

Женя очнулся как от холодной воды. Точно, там же любимые, они тоже переживают, они тоже первый раз, им еще страшнее, а он тут быстро хотел на работу вернуться. Да какая работа? Подождет она. Всё и все подождут. Вот Юля с Никитой ждать не могут, им поддержка нужна, его поддержка, Женина.

Он опять забегал по кабинету, по второму разу поднимая предметы на столах, потом полез под стол.

— Что ты ищешь?

— Ключи от машины — растерянно просматривая свой кабинет, ответил Евгений.

— Ты их в левый карман брюк положил, мой растерянный друг.

Женя постучал по карманам обеими руками, как будто не знал где именно левый карман.

— Точно. Надо же ты все видишь и все помнишь — машинально восхитился Женька.

— Работа у меня такая. Удачи. Поцелуй от меня Юлю. — Макс поднял руку с кулаком, согнутую в локте, а сам улыбнулся — Вы молодцы, так держать.

Женя уже выходил из кабинета, когда до него дошло, что имеет в виду Максим, он в панике обернулся.

— Нет, еще одну беременность я не переживу — и вышел, через секунду открыл дверь, просунул в кабинет голову и с ужасом выдал — она мне вчера заявляет, что хочет снега. Я чуть с дивана не упал. Где ей в июне снег найду? А она потом говорит, что просто хочет, чтобы сейчас была зима, а не лето. Жарко ей видите ли. — И прошептал — Я боюсь ее желаний.

Капитан Евгений Васильевич Гончаров, растерянный муж беременной жены, запуганный ее желаниями, захлопнул дверь, а Максим расхохотался уже в голос. Надо же никогда не подумал бы, что Юля такая капризная. Что беременность делает с женщиной? Меняет до неузнаваемости — становится красивее, ну и характер меняется.

Гончаровых Макс знает чуть больше года, сразу стали дружить семьями, только у Макса семьи не было. Он сам себе семья, но это его ничуть не беспокоило. Значит так должно быть. Иногда на слишком докучливые разговоры мамы, он отвечал: «так звезды сложились», «так карты легли», «желания нет семью заводить». А сам думал: «Всему свое время».

Сегодня главное, чтобы у Юли все хорошо было… и на его смене без происшествий.

А сейчас можно и вздремнуть, все равно тут всю ночь сидеть. Начальство уже разошлось, в некоторых кабинетах еще сидели следователи, дописывали отчеты, допрашивали подозреваемых, но никто из них к Максу уже не имел отношение. Если не ЧП, конечно. Сейчас его работа заключалась в том, чтобы отвечать на телефонные звонки и собирать следователей на вызов. Это конечно Женина работа, но у него незапланированные долгожданные роды. Не вовремя вспомнив, что уже за два дня спал всего лишь пару часов и выключался даже на рабочем столе перед компьютером, не доползая до дивана, Макс смастерил место для спячки. Спячка — это громко сказано, хотя бы полчаса вздремнуть. К сожалению выяснил, что в Женином кабинете ничего удобнее стула нет, решил так на нем и спать.

Он положил перед собой папки с документами и газеты, сделал импровизированную подушку, обнял ее руками и лег. Как только голова дотронулась до газеты, он заснул.

Телефонный звонок вырвал Макса из рук Морфея, он не хотел реагировать на треск аппарата, а сооружение из папок и газет казались ему самым мягким местом на планете Земля, от которого не хотелось отсоединяться. Он кинул быстрый взгляд на часы: восемнадцать, отметив, что поспал ровно полчаса, как сам запрограммировал события — вздремнуть бы хоть «полчасика», в следующий раз будет осторожней с мыслями и будет думать «хотя бы два часика» — и поднял трубку.

— Полиция, Капитан Платов, — представился Максим охрипшим голосом.

В ответ ему послышался неуверенный и дрожащий голос девушки:

— Здравствуйте. Меня зовут Алла Соколова. Я нахожусь в пансионате «Горный воздух».

— Что у вас случилось?

Полицейский Максим Петрович Платов просыпался быстро, годы тренировки давали о себе знать, конечно это были не тренировки, а условия его работы, часто приходилось не спать в кровати дома, как сейчас на импровизированной подушке и на скрипучем неудобном стуле.

— Я отдыхаь здесь с мужем.

— Очень хорошо, что у вас случилось? — повторил Макс.

— Дело в том, что здесь творятся какие-то странные дела.

— Какие дела?

— Нас не отпускают на прогулку и в город тоже не отпускают.

Макс заинтересовался. Предположил, что звонит психически неуравновешенная барышня, придумавшая себе историю, требующую неотложного звонка по номеру сто два. Сама находится дома и придумывает опасность. Иногда так делают старушки. Сидят дома, таращатся в окно от скуки, а им там что-то мерещится, вот они и звонят. Но нельзя отбрасывать, что это на самом деле из пансионата звонят. Все придется проверять.

— Вас держит там силой?

— Вроде бы нет — еле слышно ответила Алла Соколова.

— Как это «Вроде нет»? Вы не уверенны? — поинтересовался Максим и решил: «точно психическая».

— Нам можно ходить везде по территории, а за ворота нельзя, охранники не отпускают. И камеры наблюдения везде стоят.

Максим возразил бы, считая, что любая уважающая себя организация (вернее ее руководство) устанавливает видеонаблюдение и нанимает охрану. Вот приспичило Ленке рожать, пусть бы Женька разбирался с этой ненормальной. И не отреагировать же нельзя, придется в район звонить, пусть там участкового поднимают, или сами еду разбираться.

— А вы пробовали выйти?

— Кажется да.

— Что значит, кажется? — поинтересовался Платов, сам себе уже решил: «точно ненормальная».

— Мне муж сказал, что пробовали. Нас на экскурсию только возили, на водопад «Чаша любви». Знаете?

— Знаю. — «У нас складывается светская беседа. Теперь она задает мне вопросы и интересуется моими познаниями достопримечательностей» — Так все-таки вы выезжали за пределы пансионаты, то есть вас там силой никто не держит.

— Вадим сказал, что мы пробовали сбежать и у нас не получилось.

— Вадим — это муж?

— Да.

— А что еще ваш Вадим сказал? — «Интересно у нее муж есть или его она тоже выдумала?».

— Еще сказал, что Алевтина Ивановна исчезла.

— Кто такая Алевтина Ивановна?

— Наша знакомая, мы здесь познакомились, и она не говорила, что уезжает домой.

— Вы уверенны, что она не уехала? — спросил он, проверяя свои догадки.

— Нет.

Она догадки подтвердила — во всем не уверена.

— Но ее вещи здесь — сообразила Алла.

— Она могла их забыть.

— Все вещи забыть?

— А она все забыла?

— Да, наверное. Мне муж сказал, что все.

— А ваш муж откуда знает?

На другом конце телефонной связи замялись, явно не ожидали такого вопроса.

— Он искал ее.

— Фамилию Алевтины Ивановны знаете?

— Нет. Еще у нас телефоны не обслуживаются, и мы не можем позвонить, будто кто-то глушит сигнал.

— А вы с чего звоните?

Опять замялись на другом конце провода, а Максим Петрович вздохнул в голос, поглядывая на подушку из газет.

— Муж взял в долг телефон, только, чтобы позвонить. Вы не подумайте, Вадим порядочный.

— Я понял.

— А сегодня мне сделали укол в плечо. Сзади подошли, и я потеряла сознание. А пришла в себя через час.

Она выпалила это на одном дыхании. Видимо девушка не привыкла и не любила говорить о себе, и тем более жаловаться, и тем более чужому человеку. Или у нее игра такая?

— Какой укол? — заинтересовался Максим.

— Я не знаю. И сейчас я не помню два предыдущих дня.

— Совсем? — полицейский Максим Петрович заинтересовался, хоть весь рассказ звучал сомнительно, а вот любую физическую опасность, телесный вред можно проверить.

— Вроде, да.

«Опять двадцать пять. Опять неуверенно в показаниях. Либо она напуганная беспомощная, стеснительная, ничего не понимающая девушка, либо на самом деле больная на голову, по ней психушка плачет и ждет с распростертым плакатом «Добро пожаловать» — подумал Максим и спросил:

— В каком номере вы остановились?

— В двести семнадцатом. Правое крыло, второй этаж.

— Хорошо, разберемся.

— Помогите, пожалуйста, — эти слова девушке давались тяжело, она явно не привыкла просить чужих людей о помощи.

— Поможем — пообещал Макс, раскладывая в голове план последующих действий.

— Вы приедете? Я вас очень прошу — голос уже дрожала от слез.

— Приедем. Мы обязаны приехать и проверить.

— Я не могу долго разговаривать. Спасибо вам, Капитан Платов. Помогите, пожалуйста — она захлюпала носом, заплакала и отключила телефон.

— И слез моих вы не увидите — пропел Максим, в мотив не попал, потому что не помнил песню и исполнителя, вспомнились только слова к случаю.

Передав обязанности в районное отделение, Максим Петрович попытался ходить по маленькому кабинету Жени, надеясь размять затекшие мышцы спины и ног. Но габариты кабинета-кабинки не позволяли заниматься разминкой. Стул оказался жестким, вроде бы обыкновенный, а сидеть неудобно. Он уже и ходил и прыгал, то на носочках, то на двух ногах, то по очереди, уже и выгибался, и прогибался, а поясница болела и ныла.

«Как он тут сидит целыми днями? Нет места для полета души и мысли» — сочувствовал другу Платов. Он обнял импровизированную подушку, положил на нее голову и закрыл глаза, сон растворился вместе с неуверенным голосом Аллы Соколовой. Пансионат «Горный воздух» находится ближе к городу, поэтому мобильная связь соединила Аллу с городской полицией.

«Сколько туда ехать? Не, ну не поеду же я. Я на смене» — сам себе напомнил Макс.

Он откинулся на спинку стула и задумался. Тяга к справедливости, любознательности, чуть-чуть авантюризму вместе с азартом, никогда в нем не угасала, а, наоборот, с каждым годом службы в полиции все больше и больше разрасталась. Разгоралась как костер, в который он сам же и бросал дрова из уголовных дел.

Максим Петрович подключал к логике воображение и психологию, чтобы составить гештальт позвонившего. И, приезжая на вызов, встречал именно такого человека, которого успел представить в голове. А с Соколовой у него возникли двойственные чувства, с которыми не мог разобраться. Он проникся к ней сочувствием и уже жалел ее, хотя ему нельзя это делать, ни при каких обстоятельствах.

«Утром позвоню в район капитану Симонову, поспрашиваю» — решил Максим, прекрасно зная, что ничто так быстро не делается. По закону на такие заявления можно отреагировать в течение трех суток. Вот если бы произошло убийство, среагировали бы быстро. А это так, непонятно что, и можно не торопиться. В данный момент на нее никто не нападает, не душит, не насилует, не убивает. Значит, может подождать.

***

Подземный переход пугал своей пустотой. Алла сделала ошибку, сократив путь через подземный переход, соединяющий два корпуса. «Подземка» на случай плохой погоды, чтобы отдыхающие не мокли под дождем и не морозили носы в сильный холод. А теплым июньским вечером отдыхающие после ужина гуляли на улице.

Эхо подхватило звук шагов, разнесло по каменным коридорам и утихло за поворотами. Алла услышала шаги сзади, почувствовала страх и осознала свою ошибку. Она оглянулась, но никого не увидела.

В свете сложившихся обстоятельств, решила не испытывать судьбу и побежала. Звук собственных шагов разносился быстрее и громче, безжалостно нагоняя страх.

Для похода в столовую она позволила себе надеть спортивный костюм (хоть считала это неприличным) и обула кроссовки, а согласно ее логике и немузыкальному слуху, эта спортивная обувь не могла издавать такой звук. «Значит, — сделала вывод логика — кто-то идет следом за мной». Подгоняемая страхом, логикой и чувством самосохранения, она не останавливаясь, вбежала по ступенькам в лечебный корпус. Такой пробежки у нее не было со времен школьных занятий по физкультуре, когда физрук давал задание пробежать кросс три километра. На уроках она получала тройку, только потому, что учителю было стыдно ставить два балла. Он с чувством глубокого сожаления смотрел на ученицу, вздыхал и ставил оценку в журнал. Знал бы он, что ей придется спасаться бегством, тренировал бы чаще.

Запыхавшаяся и перепуганная она вбежала в холл столовой и столкнулась с Вероникой, чуть не сбив ее с ног.

— Спасибо, что не пришибла — шутливо поблагодарила Ника.

Алла пыталась отдышаться, забыв извиниться, она оглядывалась в сторону лестницы, ожидая, что оттуда выскочит жуткий мужчина с окровавленным топором. Именно так она представляла себе преследователя. Но следом за ней в холл столовой никто не вбежал, чем очень удивлял Аллу и пугал одновременно: или маньяк (так красочно представленный в ее голове) прячется за углом и ждет, когда она останется одна, или она все себе придумала, именно это пугало больше. Неужели она окончательно впала в панику и теперь будет бояться каждого шороха. Больше беспокоил беспорядок в голове, чем в пансионате.

— Аллочка, да не торопитесь вы так, все равно покормят. — Ника демонстрировала хорошее настроение, веселилась и шутила. — Отсюда голодный никто не уходил.

— Извините.

Алла, наконец, отдышалась и смогла переключить свое внимание на Нику. Она в очередной раз мысленно восхитилась девушке за внешний вид: красивая, ухоженная, гламурная. Не девушка, а перышко Жар птицы, такая же легкая, нежная и сказочно яркая. Хочется смотреть и любоваться, как картиной в Эрмитаже. Ника привлекала людей, причем знала это, но относилась к этому факту, как естественному. Видимо, привыкла, что мужчины смотрят с открытым ртом, обильно пуская слюнки, а женщины с нескрываемой завистью. Причем завидовать можно было каждому сантиметру ее идеальной кожи, ухоженной и подкрашенной косметикой, волосам, уложенным в прическу, элегантным аксессуарам на шее, запястье и пальчиках, брошке на пиджачке и каблукам, наконец. Высоченные каблуки обуви прибавляли девушке несколько сантиметров роста, визуально убирали несколько сантиметров объема и вытягивали икры ног. Каждый аксессуар ее гардероба говорил, нет, кричал о безупречном вкусе ее стиля.

Сама Аля предпочитала брючные костюмы, а еще лучше голубые джинсы, белую футболку и кроссовки, потому что удобно. Алла не могла носить туфли с каблуками выше двух с половиной миллиметров. Домашние тапочки казались ей модельными туфлями от Кристиана Лабутена. И пусть простит ее король красной подошвы, все что имело подъем, ей самой, а точнее ее ногам, приносило невыносимые муки, схожими с пытками средневековья. Поэтому завидовала каждой женщине способной носить обувь с видимым каблуком.

— Извините, — повторила Алла и заглянула в столовую, повеяло свежей выпечкой, мясом, тушеными овощами и напитками, в желудке засосало. Голод пробрался без разрешения.

Вадим сидел спиной к двери. Жизнерадостный Виктор увидел Аллу и помахал ей рукой, она махнула в ответ.

— Что ты так поздно на ужин? — поинтересовалась Ника, не торопясь покинуть Аллу, искала причину остаться и поговорить.

— Задремала. Вадим решил не будить — она подошла к раковине и, намыливая руки, сообразила: «Вадим мог сказать другую версию моего отсутствия. Меня любой на вранье поймать может. Кто меня вообще учил так врать? Плохо учил».

Через зеркало Алла заметила, что Ника пропустила ответ мимо ушей и поинтересовалась:

— Я слышала, тебе плохо на процедурах было. Что-то серьезное?

— Нет, ничего, просто обморок. А кто вам сказал?

— Инга, — ответила Ника, держа руки под сушилкой и рассматривая свое отражение, и равнодушно посоветовала — к гинекологу сходи, может, беременна.

— А здесь есть гинеколог?

— К сожалению, нет. Домой вернешься и сходи — не поворачиваясь, ответила Ника.

— Когда это будет? Через две недели только. — Аля решила придерживаться навязываемого мнения медсестры Инги. — А может тест на беременность в городе купить?

— Купи.

— Так я в город попасть не могу — Аля пристально посмотрела на Нику. — Ты в город можешь выйти?

— Да нет уж, спасибо. Не очень-то я хочу болеть.

— Болеть?

— Карантин не отменяли — Ника досушила руки, ей пришлось повернуться к Але, она улыбнулась и весело спросила — ты пойдешь гулять после ужина? Погода чудная. Подышим. Воздух горный, чистый. Давай?

— Давай — нехотя согласилась Аля, заподозрив, что девушка перевела тему разговора.

— Тогда я буду на улице, — Ника махнула рукой в сторону входной двери — в парке. Найдешь меня. Ок?

— Ок. Ника, — Аля остановила ее — я сегодня не видела Алевтину Ивановну, она была на ужине?

— Она же уехала — удивилась Ника.

— Домой?

— Она мне не отчитывалась. Может на свидание. — Девушка хитро подмигнула — имеет право.

Ника быстрым шагом вышла на улицу, но Алла заметила ее перепад настроения, хотя старалась скрыть за наигранной веселостью. Аля по своей душевной доброте больше замечала чужое горе, чем свое, и старалась всем помочь и расстроилась, что девушка поспешила уйти, не позволив поинтересоваться.

Причину своего испорченного настроения она понимала и готовилась устроить мужу разнос с пристрастием. Стараясь держать себя в руках, грозно думала: «Это ж надо было такое придумать! Вот ведь фантазер ужасных детективов. Никогда бы не подумала, что он на такое способен». Досушив руки, она прошла в зал.

Людей в зале осталось мало. Многие столы были пусты, официанты убирали грязную посуду. Пожилой мужчина Николай заигрывал с дамой бальзаковского возраста Тамарой, праведно считая, что курортный роман должен присутствовать, а не отсутствовать, как доказательство продолжения любви за пределами стен родного дома. А уставшие официанты праведно считали, что курортный роман может развиваться и продолжаться за пределами стен столовой и не задерживать их убирать со столов.

Витя, как всегда улыбался белоснежной улыбкой (зависть девушек и ненависть стоматолога).

— Приветик. Я сначала не понял. Думал пранк какой-то.

— Что? — не поняла Алла.

— Думал розыгрыш — пояснил Виктор. — Но смотрю, медсестра суетится. Значит жиза конкретная. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — устало повторила Алла и села за стол, вооружилась вилкой, задумчиво рассматривая пустую тарелку и, стараясь не смотреть на Вадима.

— Голодная — сделал правильный вывод Витя, показывая Вадиму взглядом на его жену — значит, уже хорошо себя чувствует.

— Ага, — Вадим выдавил улыбку. — Смотришься ты конечно устрашающе. Голодный взгляд, в руках вилка. Никого не заколи ею.

Вадим забеспокоился. Неужели план провалился. Раздражение супруги он списал на голод. Шутил, но мыслями был уже далеко от столовой. Он составлял план на вечер, а точнее, прорабатывал несколько планов, первый, естественно «А», второй — «Б», а следующий план под кодовым названием «Если все пошло не так». Он, человек конкретных действий по составленному плану, понимал, что все идет против них и подозревал, что третий план в пансионате самый главный. А самое страшное, что ни одно из событий он не мог предвидеть. Он как будто заблудился в собственных домыслах и догадках, а логические предположения ускользали как песок сквозь пальцы.

Официантка подала Але картофельные драники и паровые котлеты и пожелала приятного аппетита.

Витя встал из-за стола, задвинул стул и сообщил:

— У меня вечерняя пробежка.

— Бегать после ужина вредно, — задумчиво заметила Алла — вредно для здоровья.

— А я сначала пройдусь по парку, прогуляюсь, а потом уже побегу — неуверенно сообщил Виктор.

— Как хотите. — Аля уплетала за обе щеки вкуснейший ужин за всю жизнь, но настроение было испорчено. Она злилась на мужа, при этом отрывалась на постороннем мужчине — Только я тоже так думала, пока в обморок не упала.

— Вы тоже бегаете? — поинтересовался Витя.

— Конечно, — честно призналась Аля, недовольно вспоминая пробежку по «подземке» — вынужденно.

— Рофлишь?

— Что? — оскорбилась Алла.

— Смеешься — перевел Вадим Алле.

— Выходите гулять — предложил Витя.

Вадим дул на холодный чай и недовольно поглядывал на жену.

— Обязательно, — ответила Аля — сегодня мы со всеми будем гулять. С вами, с Никой, с Олегом Владимировичем тоже можем погулять.

— Мы выйдем — пообещал Вадим.

Виктор продемонстрировал свою дивную коронную улыбку. Сделал вид, что не заметил плохого настроения девушки, и отправился на вечернюю пробежку.

Впервые в жизни Вадим испытал неудобство за поведение супруги и грубый, несвойственный для нее тон. Витя на редкость милый парень. Неиспорченный молодой человек. Ну подумаешь, разговаривает, как полиглот (к месту и не к месту применяемый иностранные слова). Ничего, годы возьмут свое и выдавят молодежный сленг — у него впереди целая жизнь, чтобы научиться разговаривать по-русски. Главное, чтоб эта жизнь не прервалась, как у Алевтины Ивановны — резко и непредсказуемо.

— Ты с цепи сорвалась? Чего ты на него взъелась?

— Я его не понимаю.

— Это молодежный сленг. Все слова иностранные. В основном из английского языка.

— Как будто своего языка нет, русского — прошептала Аля, раздраженно отложив вилку. — Ты обманул меня.

Вадим опешил.

— Ты меня разыграл! Я из-за тебя в полицию звонила. Позорилась. Ты знаешь, как я полицейского просила о помощи? А ты меня разыграл. Разве так можно? Он со мной разговаривал, как с умалишенной. Я все вспомнила. Вот зашла в столовую и вспомнила. Как ты мог? Я от тебя такого не ожидала.

— Что ты вспомнила?

— Что нас не выпускают отсюда из-за карантина. Ты с ума сошел? Такую панику развел.

— Да, два дня назад приходил директор и рассказывал нам сказки о карантине. А потом мы все вместе пошли сдавать анализы на вирус какого-то там штамма.

— Зачем тогда я звонила в полицию?! Говорила этот бред про закрытые ворота. Оклеветала директора. У него начнутся проверки. Вызовут в полицию честного хорошего человека. У него будут неприятности. А как я буду смотреть в глаза людям? Я вспомнила. Нас не выпускают за пределы территории пансионата, чтоб мы не заразились сами и других не заражали.

***

Несколько дней назад она даже не подозревала, что сегодня случится страшное, непоправимое, опасное для жизни.

— Надо было Олега Владимировича к нам в комнату подселить — хитро улыбалась Алевтина Ивановна — Да, Никочка? Для меня он конечно слишком молодой, а вот Нике самый раз. Глядишь бы личную жизнь себе наладила. Он такой статный кавалер.

— Мне он совсем не нравится — сообщила Ника. — Спасибо, конечно, но с личной жизнью у меня все отлично, Алевтина Ивановна. И курортные романы мне не нужны.

— Красавец. — Продолжала расхваливать женщина — Военный. Я в молодости только с такими кавалерами дружила.

— Вот вам нравится… такой кавалер… сами с ним и… дружите. — Раздраженно посоветовала Ника и нарочито медленно, делая ударение на каждом слове, напомнила — мне курортных романов не надо.

Она собиралась еще что-то посоветовать навязчивой женщине, но не успела, хотя все заметили, что речь она приготовила длинную, конкретную. Для этого успела набрать полную грудь воздуха.

В столовую вошел директор пансионата Субботин Станислав Юрьевич, попросил всех внимательно выслушать, понять и не паниковать, чем сразу же настроил людей на панику и непонимание.

— Уважаемые отдыхающие, извините, что отвлекаю вас во время приема ужина, но я знаю, что в другое время не смогу вас собрать всех в одном месте. Дело в том, что у меня к вам не совсем приятное известие. Вы, наверное, обратили внимание, что сегодня были отменены все поездки, выход на экскурсии. Дело в том, что правительство распорядилось и из нашего пансионата сделали обсерватор для людей, контактировавших с больными корона-вирусом. В связи с этим ворота закрыты и охрана усилена.

— Так мы вроде все привитые.

— Я не контактировал — выкрикнул мужчина за соседним столиком.

— В том-то и дело, каждый из нас считает, что не контактировал, но по факту получается обратное. А вы знаете последствия этой ужасной болезни? Не хочу вас пугать, но все мы находимся в зоне риска. И в данную секунду никто не знает, кто из нас может быть опасен для других людей, поэтому ограничим общение, отменим поездки в город, отложим экскурсии.

Тут же оживились пессимисты и стали выкрикивать свои опасения.

— Вот, блин, приехала отдохнуть.

— Только корону сняла, как опять она.

— И что мы здесь от скуки киснуть будем?

— Продолжайте отдыхать, — предложил директор. — На качестве вашего отдыха это не скажется. Уверяю.

Недовольство отдыхающих накатывало на директора, как штормовая волна в Черном море на скалу Парус с одной лишь разницей, что мужчина выстоять не мог. Он видимо нервничал, теребил в руках брелок с ключами и судорожно подыскивал слова. Сомнения откатывали от него и возвращались к отдыхающим.

— А как же — скептично заметила Алевтина Ивановна.

— А я на экскурсию хотел съездить — всплеснул руками Витя. — Трабл.

— А я не хочу сидеть в четырех стенах.

— Тише, тише — попросил Субботин, выставляя руки перед собой. — Руководство пансионата собрало экстренное совещание, на котором было принято решение, всем отдыхающим провести лабораторные анализы крови на антитела. Не стану вас утомлять всеми терминами, только скажу, что на основании этих анализов можно будет делать вывод о здоровье каждого из вас. Прошу серьезно отнестись к подходу этого вопроса.

— Когда начнете брать анализы?

— Завтра, с утра.

— Как долго их будут делать?

— Пару дней.

— Ну это еще куда ни шло. У меня путевка через неделю заканчивается. Как раз домой поеду.

— Это, если анализы хорошие будут — крикнул пессимист.

— Я думаю, у всех нас будут хорошие анализы — оптимистично предположил директор.

— Я лично с больными не общался, у меня анализы нормальные будут — самоуверенно заявил оптимистичный выкрик.

Директор этого и ждал, как по сигналу бодрым голосом подытожил:

— Отлично. Спасибо за понимание. Медперсонал проинформирован и ведет качественную обработку кабинетов и аппаратов. А вы продолжайте отдыхать, ходить на процедуры. У нас прекрасная территория вокруг зданий пансионата, горный воздух, отличный бассейн. Надеюсь, вы не почувствуете разницу.

— Извините, — подал голос Вадим. — Вы сказали, что из пансионата сделали обсерватор, то есть сюда будут привозить людей, которые контактировали с больными. При чем здесь мы?

— Да, да, конечно. Сейчас я объясню. — Директор пожевал губы, осмотрел столовую (поискал понимания и помощи, но нашел интерес и возмущение), вздохнул и ответил — Дело в том, что у одного из нашего сотрудника обнаружили вирус.

Отдыхающие возмущенно затараторили и загудели, но директор предвидел такую реакцию, как скала Парус готова к шторму, продолжил:

— Я уверен, что вы с ним не контактировали, это уборщица административного здания. Она приходила, когда все сотрудники администрации уходили по домам. Я с уверенностью заявляю, что никто с ней не контактировал. К сожалению, никто не застрахован. Но мы можем избежать распространения болезней. Изолировать по комнатам никого не станем, но анализы сделаем обязательно. Не хотел вас пугать, но уверен, вы все мужественно и с пониманием подойдете к этому вопросу.

— Да, придется сделать анализы — вздохнула Ника, когда Субботин, раскланивался перед каждым отдыхающим, направляясь к выходу — Надеюсь, я не больна.

— А у нас выхода нет. — Виктор с несвойственной ему серьезностью добавил — Я так понял, нас домой не отпустят, пока мы кровь на антитела не сдадим.

— Сюда ехала, анализы сдавала, сюда приехала, опять сдаю — Алевтина Ивановна задумчиво покрутила кольцо на пальце. Янтарь играл со светом лампы, как маленький ребенок, не смотря на свой реальный возраст.

— Лучше перестраховаться, Алевтина Ивановна, — взволнованно сказала Ника. — Я слышала, корона-вирус дает негативные последствия на здоровье: на сердце, голову, суставы и даже на мозг. Представляете, люди после короны не могут сформулировать предложение.

— Некоторые и до короны не могли — задумчиво сообщил Вадим.

Аля удивленно взглянула на супруга. Муж ковырял вилкой в тушеной капусте, передвигая овощи с одного края тарелки в другой. Его задумчивое настроение и отсутствие аппетита ей не понравилось и насторожило.

— А еще я слышала, что от короны волосы выпадают — поправив прическу, вспомнила Ника.

— Да, уж. Волосы, естественно будут выпадать, если корона тяжелая и сидит на голове давно, натирает. Вот волосы и выпадают — вредничал Вадим.

— А мы сейчас не о той короне говорим — капризно буркнула Ника.

— А я понял — невозмутимо сообщил Вадим, отодвинул тарелку с овощами и выкрикнул директору, который почти дошел до выхода — А что со связью? Почему у нас не работают телефоны?

Вопрос, видимо, был серьезный и задевал всех, как любимая мозоль на пятке, поэтому отдыхающие подхватили его и стали требовать ответа.

— Да, да — успокаивал возмущенный гул зала Субботин — вас должны были предупредить, что здесь в горах очень плохо работает связь. Но мы работаем над этим. Ведем переговоры с оператором мобильной связи, нам должны подключить дополнительную вышку и тогда связь будет «летать».

— Не обязательно летать, хоть бы ползала, — хмыкнул Витя. — Действительно, позвонить нет возможности. Как в первобытном веке.

— Да отдыхайте вы без телефонов — посоветовала Алевтина Ивановна. — От них одно горе.

— Какое горе?

— Облучение.

— Жесть.

— Вот привыкли уже. Без телефонов никуда, без интернета никак. И ничего сделать без них не сможете. А знаете, как мы жили без телефонов?

— Догадываюсь, — заявил Витя — ну а если мне нужно сделать важный звонок. Рил толк.

— Что? — не поняла Алевтина Ивановна.

— Серьезный разговор — пояснил парень. — Хочу узнать как дела у моей пассии. Мне почтовых голубей отправлять?

— Нет, конечно — миролюбиво согласилась Алевтина Ивановна. — Просто отдохните от гаджетов. Вот как вы разговариваете, Виктор? Слово понятно, слово непонятно. Это все от интернета.

— Это молодежный сленг — уточнила Ника, намекая, что не каждый в этом зале сможет его понять: возраст не позволит.

— Правильно, вы ведь моложе меня, а ведете себя, как старики. Засядут в экранах телефонов и живое общение забывают. Вот бы с Олегом пообщалась — вернулась она к прерванной теме.

— Вы их шипирите? — хихикнул Виктор.

— Витя, я вас не понимаю — призналась Алевтина Ивановна.

— Вы их делаете парочкой?

Алевтина Ивановна развела руками:

— А почему бы и нет?

— Да мне по фен Шую, что вы придумали — пробубнила девушка и посоветовала — оставьте эту мысль для более подходящей парочки.

Когда Субботин понял, что интерес к нему отпал, вроде ему удалось ответить на все вопросы, быстро распрощался и ретировался, при этом внимательно взглянул в глаза Вадима. Взгляды их встретились. Вадим заметил интерес вперемешку с опаской. «Странно» — подумал Вадим и осмотрел зал. Отдыхающие спокойно продолжали уплетать прерванный ужин, как и не приходил с объяснениями директор. Это тоже показалось странным. Неужели всех устроили ответы? Им все равно? Никого не интересует, почему персонал имеет право уходить с работы домой, а отдыхающим нельзя? Чтобы не заразиться корона-вирусом? Субботин правильно заметил, что все находятся в зоне риска, без исключения, независимо от расы, достатка, положения в обществе, и возраста.

***

— Теперь вспомнила? — спросил Вадим.

Аля в ответ тяжело вздохнула, вспоминая и не находя в своей голове эпизодов нескольких дней.

— Все эти разговоры, всего лишь прикрытие пандемией. Я бы не удивился, если б нас закрыли на карантин год назад, но сейчас закрыть весь пансионат из-за одной больной уборщицы, с которой мы не контактировали — это обман. И наша глупость не оправданна наивностью. — Вадим напомнил — а на следующий день мы сдавали анализы.

***

Вадима удивляло и тревожило, но не мог понять, что именно, и решил хоть как-то разобраться. Никак не мог смириться с тем, что на десять вопросов из десяти он не может ответить конкретно и адекватно. Причем девять вопросов он не мог даже адекватно себе задать. А это его, человека со спортивным, тренированным, дисциплинированным характером, раздражало и настораживало. Он пытался заставить себя думать, размышлять и подключать логику, но, видимо, этот дар пропал, как только он переступил порог пансионата «Горный воздух». Зато появился дар актерского мастерства и хитрости, поддеваемые интересом вперемешку с опаской.

Он перестал доверять сотрудникам пансионата и присматривался к каждому, при этом старался делать вид, что любопытство ему чуждо.

Анализы крови брала молчаливая девушка. Разговор с ней не получался, что, естественно, расстроило Вадима, желавшего пофлиртовать с прекрасным полом. Хоть и медицинским полом.

Такую, во всяком случае, трудную роль играл сейчас Вадим, пытаясь заигрывать с новенькой лаборанткой, молчаливо берущей у него кровь, надеясь, что девушку еще никто не проинформировал о существовании любимой супруги Аллочки.

— Вы такая утонченная девушка, а так мужественно пускаете кровь. Я — Вадим. А вас как зовут?

Она в ответ улыбнулась, но не ответила, делала кроваво-пускательную операцию.

— Вы такая молчаливая. Правильно. В вашем деле нужно работать иглой, а не языком — болтал ерунду Вадим, улыбаясь, как будто его сразила наповал ядовитая стрела Амура. — Давайте встретимся сегодня вечером. Сходим в ресторан. Угощу вас аджикой. А сам съем лимон, чтоб не веселиться. Ничего веселого уже нет. Согласны? Что ж вы так натянуто улыбаетесь? Расслабьтесь.

Она забинтовала его руку, запихнула край бинта и ответила:

— Все.

— Все? — удивился Вадим — А я думал вы глухонемая. Извините.

Он сконфуженно ретировался, пятясь задом, но она на него даже не смотрела, прибирала стол, убирала пробирки по местам и готовила инструменты и колбочки для следующего пациента. В коридоре Вадим пришел в себя, возвращаясь из неловкого положения в свое нормальное состояние, попытался оправдать свое поведение и решил извиниться за нелепый бред. Пока он обдумывал как бы красиво и без собственных жертв реабилитировать себя в глазах новенькой медсестры, в кабинет зашел Николай. Вадим сообщил всем, что забыл в кабинете бумажник и ему необходимо вернуться, получил одобрение и разрешение живой очереди. Собираясь с храбростью и прощаясь с наглостью, Вадим караулил под дверью, чтобы зайти в кабинет и извиниться. Также под дверью собиралась с силами и храбростью Настя Глазнова. Она тряслась от страха, таращила испуганно глаза и поясняла всем и сразу:

— Я так боюсь, так боюсь. Еще из вены!? С ума сойти. Я же грохнусь. У меня уже коленки подкашиваются. Представляете? Я сознание теряю, от вида крови. А если я вообще не пойду, меня поймают и приведут силой?

Дверь в кабинет открылась, и вышел Николай, придерживая согнутую перевязанную руку. Вадим извинился и направился внутрь, но его остановило замечание.

— Молчит, как рыба в садке. Хоть бы слово сказала — сообщил мужчина, проходя по коридору. — Ни здравствуйте, ни до свидания, необразованная, невоспитанная. Дикая.

Это возмутило Вадима, ни одна уважающая себя девушка не позволит думать о себе в таком тоне и тем более нарочно делать так, чтоб ее считали дикарем.

— Глухонемая? — поинтересовался пожилой мужчина.

— Ага, а еще и слепая — засмеялся другой.

— А как же она в вену попадает? — не поняв шутки, испуганно прошептала Настя.

Вадим прикрыл дверь в кабинет и прошептал:

— Проверим — подошел к Насте, на ходу разматывая бинт — Давай сюда свое направление.

— Зачем? — от страха и удивления глаза округлились до размера теннисного мячика.

— Анализы вместо тебя сдам, — засмеялся Вадим, потом соврал и пояснил — договорюсь, чтоб тебя из списков вычеркнули.

— Ой, прошу вас, Вадим. — Она прижала трясущиеся руки к груди. — Я так боюсь, при виде крови в обморок падаю.

Он надел бейсболку, опустил на лоб (хотя считал нехорошим тоном ношение головного убора в помещении), вошел в процедурный кабинет и заявил, протягивая направление медсестре:

— Глазнова Настя.

Медсестра взяла документы, отклеила бирку, наклеила на пробирку и раскрыла упаковку проспиртованных салфеток.

Вадим повторил, меняя голос на деловито бесцветный:

— Настя Глаз. Нова Настюша. Настенька. Девушка. Крови боюсь. В обморок упаду.

Медсестра не проронив ни звука, делала свою работу. Процедура повторилась с одной лишь разницей — для себя кровь он сдавал с левой руки, а для Глазновой Насти — с правой.

Пока наполнялись кровью шприцы и пробирки, Вадим, понимая бред происходящего, осмотрел углы комнаты под потолком. Напротив него моргал красный глаз камеры видео наблюдения. Совсем скоро администрация будет знать, что Глазнова Настя не сдавала кровь, но его это не волновало. Его волновало, что анализы на иммунитет к вирусу берет медсестра не понимающая по-русски.

***

Девушка со стальным квадратным чемоданчиком зашла в здание пансионата, когда у отдыхающих был ужин, по-хозяйски прошла за стол администрации, отворила дверь, с воспрещающей надписью, прошла по коридору и без стука вошла в кабинет начальника.

На чистом немецком языке сказала:

— Здравствуйте — аккуратно поставила чемоданчик на тумбочку и села на диван.

— Приветствую, Луиза, — ответил мужчина, оторвавшись от работы, потянулся, но из-за компьютера не встал.

Он давно удивлялся немецкой аккуратности: на ней безупречно выглаженный деловой костюм нежно бежевого цвета. Нет, конечно же аккуратность присутствует у каждой национальности планеты Земля, но в меньшей степени, чем у немцев. У них элегантная аккуратность умноженная на строгий порядок составляющие педантизма.

Луиза Хильдегард же чистая немка, относится к порядку с огромной ответственностью, полностью упаковав его в рамки свода правил и инструкций, причем каждый принцип имеет свой пункт и подпункт. А нарушение этих принципов сравнимо с тяжким грехом.

Она поправила журнал на столике, так, чтобы он лежал перпендикулярно к краю стола и параллельно с блокнотом.

Мужчина в очередной раз удивился ее отношению к окружающим предметам. Он тоже жил по правилу, что все вещи должны лежать на своих местах, этому был приучен отцом с мальчишеского возраста, но ее желание поправить небрежно оставленный журнал на столике, ручку выровнять перпендикулярно края стола, телефон точно посередине между блокнотом и левой рукой, постоянно вызывала изумленную усмешку.

— Вы вовремя — не удержался прокомментировать он.

— Как договаривались — не разглагольствуя, ответила Луиза.

— Немцы — пунктуальный народ — уважительно согласился он. — Как добрались?

— Хорошо. На чартерном рейсе. — Она с немецким хладнокровием закончила светский разговор и перешла на деловой тон — все готово?

— Да. Сделать вам кофе? — предложил мужчина, надеясь на отказ.

Она надежды оправдала:

— Кофе ночью и вечером раздражает нервную систему.

— Видимо вы никогда не пили кофе ночью — с нескрываемой насмешкой, заметил он, намекая на ее спокойствие.

— У меня пару часов на сон — не обращая внимание на его плохое настроение, сообщила она.

— Тогда идите в соседний номер — он протянул ей ключи — там все готово для вас.

Женщина взяла ключи и направилась к выходу, в дверях она остановилась и спросила:

— А вы подготовили женщину?

Хозяин кабинета кивнул головой.

— Все хорошо? — на всякий случай уточнила Луиза.

— Долго приходила в себя. Инга недовольна препаратом.

— Никакой разницы. Не имеет значение — успокоила его гостья. — Главное, чтобы вернулась в сознание. Вам нечего пугаться.

— Я не из пугливых — по-русски возразил мужчина, а по-немецки ответил, раздражаясь — во-первых, из-за этого препарата могут возникнуть трудности. Во-вторых, клиент ждет.

— Благодарю, что напомнили, хотя я не забывала.

— Я не хочу провалить всю кампанию, — зло огрызнулся он шепотом, стараясь не повышать голос, но и дать понять, что спорить с ним по этому поводу нельзя, даже таким культурным женщинам, как Луиза Хильдегард — завалить операцию, и подставить весь народ. В третьих, клиент богатый и влиятельный.

— Деньги рождают надменные амбиции — добавила гостья — а если не знаешь, как они зарабатываются, то амбиции перерастают в манию величия.

Мужчина был не согласен с Луизой. Для него деньги рождали возможности, удовольствие и удовлетворение.

— Разбуди меня за полчаса, хочу ознакомиться с девушкой. Как ее там? — попросила Луиза.

— Алла Соколова — подсказал он.

— Точно, все время забываю ваши русские имена. Я проверила анализы на корону — в пансионате все здоровы. И еще — вспомнила она, открывая дверь в коридор — этот мужчина, который пытался меня обмануть и приходил два раза сдавать анализы за себя и…

— Анастасию — подсказал мужчина.

— Что с ним?

— Ничего. Он думает, что ему удалось нас обмануть. Пусть и дальше так думает. Не стоит вам переживать. С ним почти покончено.

— Почти? — Луиза вскинула одну бровь, давая понять, что она недовольна.

— Завтра его уже не будет — пообещал он, заметив ее неодобрение.

Гостья вышла в коридор и направилась в соседний номер, усталость сказывалась, спать хотелось невыносимо. «Пора в отпуск на Крит, а лучше на Майорку. Там тепло, уютно, а главное перелет дешевле и есть с кем пообщаться, не то, что в России. Решено, слетаю на недельку в отпуск, а потом с новыми силами продолжу. Одну неделю Крюгер справится и без меня».

***

— Теперь тебе все понятно? — поинтересовался Вадим у жены, осматривая столовую. Судя по манерам, Тамара привыкла к ухаживаниям, часто становилась объектом для самых разнообразных мужчин, но держалась целомудренно. Николай шумно и моложаво заигрывали с дамой. Мужчина собирался провести время на курорте с пользой для тела и души. Они пили сто пятнадцатую кружку чая, заказывали мороженное и эклеры и не собирались идти на прогулку, как остальные отдыхающие. Видимо решили объесться до формы шаров и выкатиться из столовой как мячики. А культурный персонал не выгонял.

— Нет — честно призналась Аля.

— Но ты мне веришь?

— Да. Но если все так и есть, как ты рассказываешь, то нам нужно уехать. Срочно. Не хочу, чтоб ты лез в это расследование.

— Так я не лезу. Просто хочу разобраться, откуда опасность и какая она. А еще мне показалось странным…

— Уже перебор странностей — хмыкнула супруга.

— Я обратил внимание, что не все пришли на сдачу анализов, поэтому я решил присмотреться, кому пришлось (вынудили), а кому в этом пансионате поблажка. Хотя в столовой Субботин утверждал, что на корону нужно сдавать всем. В общем, я не видел Петра Васильевича, не видел Веронику, Олега Владимировича, хотя они все такие же отдыхающие, как и ты и я.

— Может они сделали до того, как ты пришел.

— Я пришел первый и ушел последний. В общем, сдал анализы за себя и Настю и решил присмотреться. Стал околачиваться в коридоре. Я догадывался, что через некоторое время наши надзиратели будут знать, что я заходил вместо девушки. Через семь с половиной минут появился Субботин с вопросом, что это я здесь удумал? А я ему в ответ: Почему персонал может выходить за пределы санатория, а мы — нет. А он мне отвечает: «Персонал ходит домой, у них семья»…

Вадим нервно скручивал пальцами бумажную салфетку. Он поиздевался над ней так, что она превратилась в катышки, беспорядочно рассыпанные по столу.

— Вадим! — позвала Аля.

— Да-да — он никак не мог поймать ускользнувшую мысль, задумчиво ковырялся в своей голове, стараясь найти то, что так обеспокоило его.

— Вадим.

— Да. В общем, мои вопросы ему не понравились.

Вадим опять запнулся, возвращаясь мыслями в потревоженную его ситуацию. Нет, ситуация здесь ни причем, но что-то беспокоило его. Догадка.

Вадим схватил новую салфетку и стал ее тереть и растирать. Аля заметила этот нервный жест, забеспокоилась и с чувством нескрываемого любопытства и тревоги спросила, пододвигаясь к мужу:

— А он что?

Вадим внимательно посмотрел на жену, возвращаясь из тревожных мыслей к разговору, сообщил:

— А он несет бред сивой кобылы. — Вадим хмыкнул и пояснил — «белый круг Малевича завораживает».

Резкий приступ усталости навалился на Аллу, она почувствовала слабость и подумала: «Белый круг…». Это была ее последняя мысль. В голове зашумело и поплыло. Откуда-то появилось белое живое пятно и потянуло ее в себя. Как черная дыра затягивает в неизвестность все вокруг. Вот оно затянула Вадима. Посуда полетела внутрь, обгоняя мебель. Стены надвинулись, и их поволокло вместе с окнами и дверями. Сейчас потянет ее. Она увидела, что ее руки вытянулись, стали эластичными и длинными. Их засасывало в белый круг дыры.

Мягкое нежное прикосновение к руке вернуло ее в реальность.

Приходя в себя, Алла открыла глаза (вроде все стоит на месте, не плывет), поглядела на руки, которые совершенно неэластичные и недлинные, а обыкновенные, ее родные. Вадим нежно погладил и сжал пальцы. Алла подозрительно взглянула на тарелку с недоеденными котлетами, кажется от них у нее головокружение. Способность мыслить вернулась: «Малевич нарисовал «Черный квадрат».

— Потом Субботин, послал меня на процедуры во все четыре стороны. Может он пьяный был. — предположил Вадим — Или еще хуже… Только я ничего не понял, удивился, но остался околачиваться возле процедурного кабинета. Ни Олега Владимировича, ни Вероники, ни деда Перта, я не видел — он задумчиво помотал головой, глядя на жену.

— Глупость какая-то. Что он хотел сказать? Это как несуществующая фраза. Такого не может быть. Не бывает в природе.

— Что?

— Малевич. Он не рисовал белый круг.

— Я не интересуюсь живописью Малевича.

Аля подумала и сообщила, объясняя далекому от искусства мужу:

— Белый круг, это противоположность черного квадрата.

— Да, бог с ним: квадрат, круг, да хоть трапеция. Субботин сказал глупость, может был под кайфом.

Алла скривилась, погрызла ноготь:

— Противоположность. Есть предположение, что «Черный квадрат» скрывает под собой другую картину. То есть, там нет пустоты. А ты знаешь, что Петр Васильевич пишет картины? Он художник.

— Я даже видел его художества. — Вадим забрал ее руку ото рта и спросил — что сказали в полиции?

— Мне там вроде не поверили.

Она достала телефон с кармана, и он, тут же исчез в огромной ладони Вадима, и перекочевал в карман джинсов.

— Не надо было Вите грубить, непонятно что он за человек. Все время улыбается. Толи скрывает за улыбкой настоящую натуру и пытается войти в доверие, толи на самом деле человек веселый. Друг или враг.

— Ты меня совсем запугал. А может здесь везде друзьям? А, Вадим? — Она, не дожидаясь его возражений, продолжила — с полицией разговаривала, чувствовала себя последней идиоткой. Мне муж сказал то, муж заметил это. А капитан в это время у виска пальцем крутил. Хочется надеяться, что это нам все… показалось.

— А укол в плечо? Мне померещилось, или тебе померещилось? Друзья не выпускают нас в город. Да? От доброты душевной? А Алевтина Ивановна уехала домой, причем полностью раздетая, в крайнем случае, только в сорочке. Да?

Она молчала, приступив к обгрызанию ногтя. Вадим знал, что его слова дошли до ее сознания, но не мог понять, почему она сопротивляется действительности, не хочет верить. Боится поверить?

Паника и страх отступили, и пришла злость, защитная реакция организма на постоянный стресс.

Алла злилась на себя за боязнь, за не понимание, за недоверие. За то, что Вадим считает обратное и подозревает всех и каждого. В этом их мнения кардинально расходились. Она злилась от стыда. Но это все от страха. Если все то, что говорил Вадим, правда, то… Алла и сама понимала, что нельзя так себя вести, и тем более выплескивать злость на мужа.

Она тяжело вздохнула и призналась:

— Вадимушка, я очень нервничаю. Половину не помню, что ты рассказываешь. А еще я во всем сомневаюсь. Ты не думай, я тебе верю, но это страшно, чтобы в это поверить. Что-то крутится в голове, неуловимое. Что-то я потеряла, упустила. Не могу объяснить. Извини.

В тихом зале громко засмеялся Николай, радуясь своим шуткам. Он извинился, жестом показал, что их веселая компания больше не будет громко шуметь, нарушать покой и идиллию в столовой. Им бы пойти в парк, а они сидят в душной столовой, и из-за них приходилось шептаться. Вадим примирительно кивнул.

— Сейчас главное — сосредоточиться — вроде и попросил, но в тоже время сам себе сказал Вадим. Он решил не ждать когда опасность будет рядом, а действовать. «Если драка неизбежна, бить буду первым — решил он. — Главное не пропустить удар». Он боялся за жену, за себя, за то, что не сможет вовремя оказаться рядом.

Вадим хотел приободрить жену, но слов не находил, переубеждать и врать не стал. Накрыл руки огромными ладонями.

Алла тут же схватила их, как спасательный круг, сброшенный любимым мужем с лайнера в океан.

— Мне показалось, что за мной кто-то шел от самого корпуса.

— Ты не видела кто?

— Нет. Я оглядывалась, но никого не видела. Может это эхо?

— Когда ты шла по подземке, основная масса народа отсюда разошлась. И за тобой мог идти кто угодно.

Она понаблюдала за мужем, как он задумчиво стер в порошок бумажную салфетку, решая задачу по их спасению. Считал и высчитывал. Конечно не математическую задачу пятого класса. А задачу более серьезную, трудную и для нее неразрешимую. Ее склад ума не смог бы решить задачу третьего класса, что уж говорить об этой, с первым неизвестным логики и вторым — опасности. Вадим домучил салфетку и взялся за следующую. Еще чуть-чуть и все его вычисления и расчеты будут отражаться на лбу, бегущей строкой.

Тихонько, чтобы не отвлекать мужа от раздумий, она взяла чайник, налила себе чай. Еле теплый напиток. Хорошо. Горячим чаем быстро не напьешься. Она выпила залпом и наполнила кружку снова. Никогда в жизни не пила такого ароматного, приятного вкусного, теплого напитка. Провести время с чашечкой чая и отвлечься от житейских проблем — предел совершенства. В конце дня чашечка травяного успокаивающего напитка была для Аллы бальзамом на душу, она ловила момент приятного времяпровождения, теплоты в желудке, ароматного вкуса и компании мужа. Хоть что-то приятное. Это компенсация за все сегодняшние переживания. Хоть на пять минут отвлечься от страха.

Тут и вправду что-то происходит. Только она не хочет в это верить, старается все обелить. Но Вадиму надо верить. Во-первых, он ее никогда не обманывал. Во-вторых, его факты были слишком реальны, и самое главное — очень страшны. И если он сказал, что есть опасность, значит, она есть. Если он сказал, что Алевтина Ивановна пропала, значит она пропала. Что же могло произойти с женщиной? В бесследное исчезновение Алевтины Ивановны Аля отказывалась верить. Даже думать об этом боялась, а когда полиции об этом рассказывала, говорила как во сне. Только бы это все было домыслами и опасениями Вадима. Ну не хотела она в это верить.

— Я пойду, — прервал ее раздумья муж — а ты погуляй по парку в людном месте и ни с кем одна не ходи. Даже с Никой не ходи одна. Поняла?

Алла опустила голову и на него не смотрела, ей стало грустно, что он уходит без нее, и тем более страшно, что он уходит без нее.

— А ты куда?

— Спасение утопающих, дело рук самих утопающих — он не хотел этого говорить вслух, но почему-то сказал, задумался и не проконтролировал свой язык.

— Что ты задумал?

Он встал из-за стола, наклонился к ее уху, аккуратно, не делая резких движений, взял нож, которым она резала котлету, и положил его в карман. Наблюдая за уходящими Николаем и Тамарой, шепнул:

— Наше с тобой спасение.

Наклонился, взял ее голову в свои огромные руки, повернул к себе и поцеловал в губы.

— Я люблю тебя — развернулся и ушел. Дома у этого поцелуя было бы долгое страстное горячее продолжение.

— И я тебя — еле слышно прошептала Алла. Надо было крикнуть, но она как всегда постеснялась. Николай с Тамарой стали невольными свидетелями поцелуя, зашептались, захихикали, как дети малые.

Она дотронулась пальцами до губ, стараясь закрепить поцелуй, чтобы он не улетучился и не выветрился.

«Я скажу Вадиму, что люблю его и скажу так, чтобы он услышал. Только бы с ним ничего не случилось».

***

«Преследовать меня никто не будет» — решил Вадим, не совсем уверенный в своем предположении и чтобы развеять сомнения спустился в подземный переход.

Эхо тут же подхватило его присутствие и помчало по коридорам, разнося звуки шагов, превращая их в шорохи и приглушенное шарканье, мистическим образом возвращая хозяину. Хозяин в мистику не верил и по складу ума относился к математически расчетливым реалистам, поэтому иногда останавливался, прислушивался и рассчитывал траекторию и возможности эха. Выводы его не утешали. За ним никто не следил и не преследовал. А это значило, что следили и преследовали Аллу, если эхо не играет с воображением (доброе Эх, или злое Ух — неизвестно). Восстановить в памяти присутствующих и отсутствующих за ужином в столовой Вадим даже не пытался, не реальная задача. К сожалению, он не присматривался ко всем и каждому, но помнил отлично, что следом за Аллой никто не входил, но это не доказывало, что за ней никто не шел.

Сердце сжалось в груди и тут же увеличилось в тысячу раз и застучало быстрее. Алла сейчас одна. Ее нельзя надолго оставлять. Нужно торопиться.

Он быстрым шагом вернулся в холл столовой, где резко поменял движение в сторону лечебного корпуса. Стараясь не шуметь (насколько это позволяли габариты его спортивного телосложения), он поднялся на второй этаж, прошел к нужной двери, с перечеркнутой телефонной трубкой. Он мысленно пообещал правила не нарушать и в кабинете не включать телефон Ники. Осмотрелся — никого. Дернул за ручку — закрыто. Это хорошо. Было бы открыто — пришлось бы уйти.

Он присел на корточки, достал невидимку и стал ковырять замочную скважину. Опять чужая дверь, опять взлом замка, опять незаконное проникновение. Вадим мысленно прервал угрызения совести, не время задумываться о статьях Уголовного Кодекса. Администрация пансионата не опасалась воровства «ценного» ингаляционного аппарата, поэтому замок оказался хлюпиком, легко поддался напору отмычки.

Заходящее солнце еще не спряталось за верхушки деревьев и светило в окно кабинета, пуская зайчиков в глаза.

Вадим прошел через комнату к подсобке медсестры. Дернул ручку — закрыто.

— Ну давай, дорогая, выручай — обратился он к невидимке. Уже перестал считать двери, который взламывает и пробубнил — ух, затянет тебя, Вадим, поменяешь работу, будешь медвежатник. С каждым разом все легче и легче.

Но не тут-то было, дверь не поддалась.

— Сглазил — искренне удивился Вадим.

Совпадение или за этой дверью есть более ценное, чем ингаляционный аппарат? Тогда это не комната, а сейф.

Душный и жаркий воздух раздражал. От усердия взмок. Пот стекал со лба в глаза, с висков по щекам на шею, футболка на спине стала мокрая. Пальцы стали мокрыми. Маленькая и неудобная отмычка скользила и прокручивалась. Замок не поддавался.

Из коридора послышались приглушенные голоса, стали приближаться. Как минимум два человека подошли к взломанной двери. Голоса стали четче и приобрели схожесть с человеческой речью, но не с русским языком. Вадим напрягся и превратился в слух, стараясь разобрать слова. Разговаривали двое — мужчина и женщина — но грубый каркающий акцент немецкого языка не позволял понять суть разговора. Поддавшись предчувствию, Вадим плавно развернулся на корточках и оглядел кабинет. Несколько пластмассовых кресел вокруг ингалятора и кушетка у стены неутешительно предвещали о быстром обнаружении взломщика. Решив не суетиться, а гордо встретиться с немцами (ну такая уж русская душа) он поднялся с корточек. Ноги затекли, мелкие иголочки кололи в пальцах.

Голоса стали четкими, но без эмоций, как у экскурсоводов краеведческих музеев. Вадим вспомнил поездку с классом в музей древних раскопок. Интересные археологические находки завораживали, а скучный голос пожилой смотрительницы замораживал. Постояв возле музейного артефакта, выслушав однотонный рассказ, группа двигалась дальше, пытаясь быстрее закончить испытание слуха.

Голоса за стеной стали отдаляться, становиться все глуше и совсем стихли. Вадим вытер вспотевшие от духоты и переживаний руки об джинсы и повернулся к двери. Невидимка высохла и стала послушна, замок поддался и дверь открылась.

Подсобка оказалась маленькой узкой комнаткой со стулом и столом, на котором лежали кроссворд с ручкой и журнал посещения отдыхающих процедурного кабинета. Вадим задумчиво полистал его и прошептал:

— Ничего не понимаю.

Неужели он ошибся? Неужели пошел не по тому пути? А ожидал увидеть кучу шприцов и лабораторию по изготовлению наркотиков, которыми пичкают несчастных отдыхающих, или следы незаконных деяний и усыплений девушек.

Конец ознакомительного фрагмента.