Правда о советском китобойном промысле

Альфред Антонович Берзин

Книга Альфреда Берзина это первая попытка очевидца рассказать о преступлениях советского китобойного промысла. Это объективное описание безобразия, происходившего в Антарктике на борту китовых баз с примерами бездушия и варварства. Удачное сочетание научной достоверности изложения со свидетельствами очевидцев событий, делает предлагаемую вниманию читателю книгу уникальной, не говоря уже о том, что это первый честный рассказ о тайнах советского китобойного промысла. А. Яблоков 09.02.1995 г.

Глава 2

Национальная инспекция по китобойному промыслу

Советский Союз в лице президиума Верховного Совета 15 июля 1948 года ратифицировал Международную конвенцию по регулированию китобойного промысла, основополагающего документа, оговаривающего все правила ведения китобойного промысла. Между тем можно утверждать, что все годы ведения промысла до 1972 года, когда была введена Международная инспекция по китобойному делу, советские китобои с благословения руководящих органов никогда и ни по одному пункту не выполняли правил ведения промысла, предусмотренных конвенцией.

Так, китобои «Алеута» даже при обилии китов не упускали случая добыть гладкого кита. Мне довелось присутствовать при разделке одного из этих гигантов. Это была, конечно, махина. Ему надо было обрубить грудные плавники, чтобы он прошел через слип. Все киты — чудо природы, но это было чудо из чудес.

В более высоких широтах Берингова моря китобои в первые годы ведения промысла не задумываясь добывали серых китов, которые так же, как и гладкие, еще с 1946 года были запрещены для промысла. И все это при наличии на борту китобазы инспектора по китобойному промыслу.

Контингент национальных инспекторов был самым разношерстным, но в основном это были кадры далеко не из лучших. Это могли быть или проштрафившиеся капитаны китобойных и зверобойных судов, или несостоявшиеся научные работники, ну и, естественно, сотрудники рыбоохранных организаций. А, например, на «Алеуте», когда я проводил исследования, инспектором работал, вернее, числился бывший милиционер, который вряд ли даже подозревал о существовании международных правил, а может, и вообще каких-либо правил ведения китобойного промысла.

В первый рейс флотилии «Советская Россия» на должность национального инспектора по китобойному промыслу был назначен Геннадий Соляник, сын знаменитого (теперь уже можно сказать, что печально знаменитого) Алексея Соляника. Это выглядело как издевательство над здравым смыслом, а может быть, это только сейчас так выглядит, потому что уж этот человек знал очень многое. И, в частности, то, что творил с ресурсами китов в Антарктике его папаша, от которого Геннадий унаследовал только самонадеянность, надменность и чванливость.

Кого он стал бы инспектировать и тем более наказывать? На разделочные палубы китобазы он, естественно, не выходил. А скорее всего, все было продумано и все знали, кого назначали. А то попадется какой-нибудь строптивый товарищ и начнет вдруг исполнять свои обязанности инспектора и болтаться под ногами, вот и возись с ним. А в этом варианте все было ясно.

По идее, это должна была быть ответственная должность и от работы человека, занявшего эту должность, в значительной мере должна была зависеть вся деятельность флотилии. На самом деле это была какая-то пародия на серьезную должность.

Сам статус советского национального инспектора по китобойному промыслу был порочным порождением порочной системы. Судите сами: как можно себе представить, чтобы сотрудник, призванный контролировать соблюдение правил ведения промысла флотилией и наказывать за нарушение этих правил, получал деньги от этой же флотилии? Более того, размер его зарплаты зависел от результатов промысла, от количества добытого сырца. Таким образом, инспектор полностью зависел от руководства флотилии. Вы даже теоретически можете себе представить, что вы, рядовой работник учреждения, контролируете работу своего директора, пишете на него обвинительные докладные в вышестоящие инстанции, налагаете штрафы за недочеты в работе! Как можно бить по руке, тебя кормящей? Это же грех!

Выходов мало: или уходить самому, если тебя не устраивает твое полнейшее бесправие и такая же зависимость от руководства флотилии, или тебя «уйдут», если пойдешь наперекор начальству, а другими словами, попытаешься честно выполнять свои обязательства. Но есть еще один выход, которым пользовались почти все без исключения инспекторы: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу»… Слова этой народной индийской мудрости и известной в свое время советской песни про любовь мы предложили считать гимном советской национальной инспекции по китобойному промыслу.

Известно, что было придумано много способов борьбы со всеми видами инспекции. Были, конечно, такие и для китобойной инспекции. Излюбленным и достаточно проверенным, но примитивным был способ напоить инспектора. Правда, я знал одного инспектора на китокомбинате, который до последнего времени занимал очень высокий пост в этой системе — начальника Охотрыбвода, который с удовольствием принимал угощение и даже обильное. Однако когда китобои, будучи уверенными в «успехе» и своей полной безнаказанности за браконьерство, возвращались на китокомбинат, их на берегу поджидал инспектор.

Использовались и более «интеллектуальные» способы. Инспектору предлагалось для ознакомления с промысловой работой и обстановкой в его районе сходить на китобойце на денек в море. К концу дня китобоец получал задание от руководства флотилии идти в дальнюю разведку китов на неделю и больше. Естественно, это полностью развязывало руки руководителям промысла и использовался этот метод, когда в районе появлялись запрещенные для промысла киты.

В Положении об инспекторе по китобойному промыслу расписывались его права и обязанности, но заканчивалось оно почти сакраментальным и беспрецедентным пунктом, который предписывал инспектору всеми силами способствовать выполнению плана добычи китов. А почему ему и не способствовать, если от этого зависела зарплата и взаимоотношения с руководством флотилии? Ну разве это все не театр абсурда?

По тому же Положению инспекторов должно быть по двое на каждой флотилии для круглосуточного контроля за добытыми китами, определения точного их вида, пола, размера и физиологического состояния, половозрелое животное или нет, яловая самка или беременная и прочего. Но, как правило, инспекторы предпочитали вообще не выходить на разделочные палубы, а биологические сведения о добытых китах, которые их устраивали, они брали у научных сотрудников. Я помню, как они для еще большего облегчения своей работы попросили у меня график роста эмбрионов кашалотов, по которому они и записывали размеры эмбрионов в свои отчеты.

Часть сведений составлялась в соответствии с указанием руководства флотилии и министерства. Что касается сведений о нарушении правил ведения промысла, которые надо было показать, то тут все обстояло предельно просто: указать столько-то маломерных животных, столько-то кормящих (обычно не более 5%) и так далее. Дескать, нарушения, конечно, есть, их не может не быть, так как всякие определения в море всегда трудны, но все на уровне случайности и ошибки, не более. Естественно, что отчетность о добытых китах, направляемая в BIWS, ничего общего не имела с реальной добычей китов, о чем мы уже говорили и не раз еще будем говорить.

Передо мной «Временное указание на применение санкций за нарушение действующих Правил ведения китобойного промысла в соответствии с рекомендациями МКК», утвержденное заместителем министра рыбного хозяйства СССР Жигаловым от 6 декабря 1977 года. Смеху подобно: за добычу китов, запрещенных к убою, налагается (точнее, мог налагаться) штраф на капитан-директора флотилии, на капитан-дублера флотилии и гарпунера китобойного судна в размере от 25 до 50 рублей. За добычу кормящих самок (!) от 15 до 50 рублей, что по курсу тех лет равнялось примерно 9—30 долларам США. Такие штрафы налагались при зарплатах руководителей промысла в тысячу и более рублей.

Участвуя в работе Второго всесоюзного совещания по морским млекопитающим в 1959 году в Ленинграде, я сказал главному специалисту по китобойному промыслу Министерства рыбного хозяйства СССР В. Тверьяновичу о том, что флотилия «Алеут» при удобном случае в нарушение правил добывает серых китов. Я наивно предполагал тогда, что на головы китобоев обрушатся громы и молнии со всеми вытекающими отсюда последствиями. Каково же было мое удивление, что громы и молнии действительно обрушились, но только на мою голову. Более того, я был обвинен в клевете на наших «доблестных китобоев» и «членов партии». Последнее, по замыслу, должно было быть наиболее криминальным.

Положение национального инспектора после введения международной инспекции сделалось еще более двусмысленным. К примеру, если вдруг необъявленные нарушения по какой-то причине получали огласку, то крайними, как у нас говорят, становились национальные инспекторы и несли примерное наказание. Так, например, было с бывшим научным сотрудником нашего института, инспектором по китобойному промыслу на китобойной флотилии «Дальний Восток» М. Лобацевичем. При нем в нарушение правил были добыты 22 синих кита. А когда об этом факте стало достаточно широко известно, он был освобожден от занимаемой должности, как будто он сам добыл этих китов или хотя бы давал указание на их добычу.

Советская национальная инспекция по китобойному промыслу была очередной профанацией, «фиговым листом» и видимостью добропорядочности, свойственным системе тех лет.