Зеремиды – демоны государства

Алмаз Браев, 2018

«В ревконе есть две жизни, две судьбы, два пути карьеры и обе эти линии связаны с зерефами традиции или другими словами людьми, подчинявшимися в своем отрочестве традиции…»

Глава I

Кто в центре города

Падение государства предполагает предварительную деградацию и обесценивание всех государственных институтов и полное нивелирование идеи государства у бессознательных масс.

Падение — это необратимое разрушение всех базисных устоев государства и стереотипов мышления бессознательных масс.

http//warrax.croco. net

Очевидное количество вычурных особняков и дорогостоящих автомобилей на фоне добывающей промышленности и автократии, о чем это говорит?

О простых или “народных” идеалах мы поведем здесь речь.

Если люди мечтает жить именно в больших жилищах, но не для всех и кататься именно в дорогих престижных авто — на зависть всем, то это давно известная мечта., “Мечта” эта — вечная и зародилась она очень давно. И это не привет из тяжелого детства и даже не привет от низкой культуры. Это все — проблемы роста. От проблемы конкретного человека в первую очередь и уже потом идет речь о плебейско — хамоватой шкале ценностей, отягощенною ею. О деиндустрии короче личной, потом об экономическом кризисе мы ведем тут речь.

О чем еще?

О конце плановой экономики? О новом старом натуральном обществе, отягощенном заводами и потом с успехом эти заводы разобравшем на металл и кирпичи? О возвращении традиционной культуры, возрождении старых заветов отцов и предков?

Падение культуры идет вместе с хозяйственным упадком.

В средние века, например, среди мещан из пригородов, — там где и обитала чернь, тоже ходили те же слухи. А новые горожане тоже спали и видели себя, живущими на богатой улице. Самое простое — в богатой одежде, то есть для начала — в богатом платье.

Политическая урбанизация. Когда поступки верхов становятся идеологией

Подражательство — это лицо и действие больших масс. Люди передвигаются с места на место. На новом месте договариваются сразу, как себя вести. Люди всегда куда то мигрировали. Всегда какая то нужда или насилие вынуждали их покидать насиженное место. Чтобы как то компенсировать дорожные расходы, новый договор мигрантов был со смыслом. Смысл любой компенсации — возмещение потерь. Самый быстрый путь возврата расходов — это спекуляция. Все начинают продавать, что есть. Все мигранты на свете этим занимаются, либо продают, либо продаются. Но среди новых переселенцев есть и такие, которые хотят построить дом. Сразу и в центре. По традиционным ценностям, а новые поселенцы — это традиционалисты как правило, жить в центре, значит иметь власть. И вот такая привычка — пробраться на государственную должность — самая перспективная. Если бы они жили дома… Но ведь все переселенцы живут на новом месте. Где теперь живут и торгуют одни спекулянты. Значит в центре нового мира отныне будут править и обогащаться(безмерно) самые успешные “центристы”. Чтобы сразу всем видно было. Это конечно не хорошо. Это конечно плохо. Очень плохо. Но кто же может их осудить? Они ведь переместились с места на место в разношерстной обезличенной массе. Им надо как то жить — выживать. Они применяют те приемы, что запомнили и которые работали на родине. То есть рефлексы центра и окраин им с детства знакомые. В развивающихся обществах речь о реабилитации(мещанства) окраин актуальна всегда. Нужен какой-то срок.(Дело не просто в родоплеменной ориентации, — в пригороде о родстве забывают, но рудиментарная тяга по крови остается).

Ворон ворону

Современные родоплесы(люди с родоплеменной начинкой) опережают остальную мещанскую группу только из-за политики. Им, например, разрешается сразу пересесть в шикарные авто. Потому что они — хозяева положения. Никто из толпы их не осудит, наоборот, переехать и сразу “в люди”, “в князи” — это большой фарт, большое везение. Для пропаганды свободы лучше нет рекламы. Оттого что они местные, коренные им положена должность как бы сразу(то есть если они “местные” власть должна быть у них от рождения. Если совместить оба мотива, а это традиционные власть и достаток, получается, государственную службу они понимают конкретно. По мещански предметно. А это означает сразу переселиться или готовиться переехать в элитный район — в центр города. Вот и ответ.

Что в цивилизованном в мире так не принято? Ну, так это там, а это тут. Разница большая. Элитное жилье и экипажи с шоферами одинаковые. Здесь все похоже. Что тут плохого. Люди сразу, без труда хотят красиво жить — кто запретит? Это же демократия. А она одинаковая и для дикаря, и для фраера. Что, это означает поражение базовых принципов гражданского социума? А есть ли он, гражданский социум? Точнее, а был ли тут исторически? Ведь как то это дело надо обставить? Вот и получается, что переезд маргиналов в мозговой центр государства, кроме политики, ничем не оправдан. Только политикой! Все фраера мира, они же акулы капитализма это приветствуют. Они сами, их предки катались через океаны не зря. Пусть катаются все. Пусть красиво живут.

Стеклянные бусы однако

Пока идет реклама красоты рынка. Они ведь что подражают, торговую цивилизацию? А все при торговле ждут, когда кончится продажа. Так? Поэтому со стороны им улыбаются, поддерживают, либеральная традиция представляет это дело романтично — “первоначальное накопление”, “издержки роста” типа, на худой конец что это де просто совковые рудименты. Никто не называет это дело нехорошим. Аборигены свободные катаются на джипах — разве они не растут в глазах родни? “Это демократия” — сообщает коммерческое СМИ. Своруй — но не попадись! То есть катаешься и живешь на широкую ногу — не будь лохом — дай наверх. Это это уже протестантская этика. Хочет нувориш — чиновник ездить в дорогих авто или вообще на авто, кто же против? Это права человека. Права человека выше общества. И даже выше государственных интересов. На этом фоне идет деиндустриализация. Чиновник не должен быть выше гос. интересов. Это закон. Отсюда первое: чтобы понимать что такое государство, надо в нем как бы родится. Но ведь тут речь идет о внутренних мигрантах. Никто через океан не плыл со скарбом, как американцы. В чем же причина, что свои “мигранты” грабят свою родину?

Хотя бы родиться в городе. Или даже в центре города.

Вот уж, действительно, если бы мещане — не граждане понимали, что это такое — государственные интересы.

Но что же они думают? Как то ведь они понимают “государственные” вещи? Мещанам государство не понятно. Нет, что такое пост они догадываются сразу. А больше переселенцам и не надо.

Допустим, не допустим, а так и есть, что все кто представляет “государство”, никогда не жили или не сформировались в городской среде. Что тогда важно им?

Для переселенцев любых государственные интересы — это понты и показуха. Так было, так будет. Веками. Переселенцы не могут думать о серьезных таких вещах. Они думают в первую очередь об обустройстве быта. Переехал — надо устроится. Это первое “государственное” мышление такое, зачаточное. Но государство живет либо в голове или не живет нигде. Даже теперь в центре. Вот и у этого оно живет типа вновь на понтовой улице, в красивом здании — в жилье, в животе, наконец в показухе. Это “государственное” мышление аборигенское. Это их право. Их свобода. Они распоряжаются ею абсолютно. Другими словами родственные отношения заменяют коллегиальные, рука руку моет, толпа пришельцев смотрит на авторитетов и повторяет, государство, служба и должности — это только способ…выжить. Это своеобразный поход такой. Раньше это было как захват вражеского города. Захватили, пограбили, разделили — ушли обратно, откочевали. Сначала выжить, но всегда, получается так, и обогатиться. И авто где то рядом, это здесь, протяни руку, можно в госкарман и мечты становятся явью, причем быстро. Победителей не судят. Они победили. Сейчас, в рекламных целях, для пропаганды победы им все можно. В госкармане и яхты, и виллы, и все права человека. Все большие состояния — говорят — как правило нажиты преступным путем. Первое поколение капиталистов — всегда кровопийцы, ростовщики, уголовники и убийцы. Зато их дети будут другими, ибо они живут в достатке. Они уже — не мещане и широк будет их кругозор. Ибо им некуда стремиться, как — в глубину, в культуру. Он начнут думать о государстве, писать умные книжки. Так учит история. Умные книжки, говорите? На самом деле приезжий все время будет думать о быте(и это мягко сказано). Насчет умных книжек, долго ждать не надо. Они уже сейчас их пишут. Все, кто в достатке, не известно каким путем(ну известно каким — какие секреты?), они уже все пишут и пишут и не ждут, когда их детки морально отмажут своих отцов… от пригорода. Яблоня от яблони — все знают. И умные ли на самом деле эти произведения? Оценить то некому. Вокруг — одни такие же мещане, мещане — неудачники, мещане — переселенцы и прочие — прочие, прочее.(Например, для высшего круга сановная рукопись — это просто подарок, неважно даже, что там внутри. Как паркер. Остальной круг податного мещанского сословия они просто заставят признать свою продукцию умной книгой. Чем выше статус переселенца, тем больше “читателей”). Короче, для засветки ума самого важных переселенцев нет приличной аудитории. Подчиненные читают начальников. В натуральных обществах это ведь в порядке вещей. Вы не знали? Прочтение с восторгом книг босса, авторитета, вождя рода заменило обряды старого феодального унижения. Раньше выходили задом вперед из шатра. С улыбочкой на лице, глаза долу. Этим и вообще общим традиционным “бескультурием” легко воспользоваться. “Общество — как женщина”, — говорил Маркс: “И должно быть все время начеку. Стоит ей расслабится, как ее слабостью воспользуется всякий проходимец”. А мещанскому социуму, это который мечтает о материальных благах, самым надежным путем(через госслужбу конечно), этим обывателями воспользоваться службой велит сама ситуация… Такое количество политологов на единицу населения говорит о нашествии, об обществе состоящем из звездочетов, прорицателей и баксы. Ведь что такое эти же так называемые или обзываемые “политологи”? Это гадалки, чьи карты завязаны на апостериорном знании из жизни современных племен и народов. Политологи гадают вероятный сценарий событий, как шаманы на бараньей кости — выиграет Аттила у Аэция на Каталаунских полях. И только в руках они держат не баранью лопатку и потроха кабана, а мышку компутера. Под задницей у них офисное кресло, а перед носом мерцает ноутбук. Вы узнаете в них всадников? Все, готовимся слушать лучших из табора мещанских политологов — кто же выиграет очередные выборы…

А выше ли права человека государственных интересов?

Реальность показывает, все наоборот — чиновники выше любого права. Права высших чиновников, кто входит в касту неприкасаемых — реально выше, в этом отношении никаких противоречий нет. Тут все вновь в духе традиции. Элита есть государство в Азии, поэтому и права человека нужны и государственные должности — все совмещается. Кто не понимает, тот путает двери. Это не государство давит, если что, это чиновник давит, элита давит, кто входит в новую элиту, тот и прав! Не даром тут все хотят в одну партию попасть. Попасть в эту партию, значит попасть в нукеры. Ты принимаешь новые старые правила предков и готовишься в поход. Они не могут сказать, что правят от имени элиты — так не принято. Они выступают от имени государства, чтобы слиться с ним. Это такой азиатский фокус. Мещане в партии или партийные мещане — так не бывает. Просто орда стала “партией”. А кто же не хочет в партию клиентуры(яхт и вил)? Кто не знает, тот снова путает двери. Остальными людьми, их правами пусть занимаются правозащитники. Обычно эти правозащитники защищают от государства, от произвола чиновников. От их партии. О, это большие путаники! (Вы будите смеяться, но в местной правозащите “живут” провинциалы тоже. Они не называют самую большую партию ордой, они просто называют орду властью, а сами тихо ненавидят “натуралов”, считают их дикарями. Но такие установились правила игры. Мещане — нацмены тоже играют в демократию, они из нее сделали себе кормушку. И убрать этих демократов с эфира невозможно. Они в него вросли. И виной тому — демократия. Их невозможно заменить на национальные кадры. Национальные кадры или по другому взращенные независимостью слишком робки и забиты, могут легко говорить только про заветы предков и семь колен родни)

Нет, право не выше государственных интересов. Право не выше элиты — вот так правильнее. Какие большие чиновники имеют права, если(о ужас!) вылетают из команды(из партии, из орды?) Обычные, простые, никакие. При феодализме никакому сеньору в голову не приходило, что он взимает талью от имени государства. Они представляли власть монарха, короля, его свиту. Каждого наделяли землей, которую обрабатывали его собственность — крепостные крестьяне. “Государство — это я”, — говорил когда то абсолютный монарх и был прав. Общества при феодализме — это элита, построенная по типу вассалитета, клана, приверженности монаршему лицу. Монархия основана на семье, значит и все общество держалось на семейственности в форме вассалитета. Крестьяне вообще прав не имели. Кое — где еще сохраняются элементы первобытной сходки, где элиту представляет сельская аристократия. Наверное, эти люди имели такое грубое мышление, не дальше собственного носа. Оттого и местническая рефлексия. Рефлексия не больше соседской. Вот тупые. О государственных интересах никто тут не вспоминает. Есть бог, есть кюре, есть монарх, есть нотабли.

Это традиционная семейственность. Выстраивается иерархическая лестница. Наверху — элита, построенная по принципу семьи. В среднем звене, в системе все ниши занимают “свои люди” по типу клана. Мещане не отстают(и нацмены из правозащиты тоже). Все эта организация образует форму современной солидарности — правящей партии. Внизу жизнь настраивается тоже по квази семейному образцу — образуются группы по интересам. Кланы другими словами образуются против государства, но внутри.

Что такое мещане?

Во — первых, все мещане не соответствуют той сущности, которую преследуют. Потому они и есть мещане. Они непременно хотят не соответствовать ей, а обзавестись преследуемой сущностью как вещью. В этот “вещной” ряд попадают и весьма не материальные сущности, например, звания, статусы, высший ранг в какой то сфере, например, ранг профессора или доктора наук. Во всем одна отличительная “мещанская” черта — это форма, вид события, но не содержание, сущность. Эти “приобретения” весьма широкого спектра, если общество развивающееся, речь идет о мещанском социуме в целом. Притязающем на самый высший цивилизованный статус.

Что же попадает под эту форму? Это может быть и воинское звание, может быть научная степень, социальный статус, ярлык популярности, в конце концов и принадлежность к элите. В мещанском социуме элита весьма специфическая. Она — только хозяйка вещей, не важно каких, но вещей. Мещанские элиты могут лучше всех обрести, получить как “вещи”, потому можно стать и профессором, и писателем очень просто. Кроме “богатой”, ей хочется еще казаться конечно умной. Профессор — вещь! Такое возможно только тут. Это обратное отображается и других вещей которых реально много.

Итак, среди нуворишей можно стать кем угодно, хоть халифом на час, хоть папой римским, хоть артистом — циркачом, хоть космонавтом, хоть фигуристом на льду, лишь бы были деньги. А кому это дело не доступно? Они — их зрители. Им безразлично — реально ты генерал или философ, на то им всем в общем начихать. Кто хочет, тот пусть и будет генералом! Хоть поющим генералом, хоть танцующим. Безалаберность полнейшая.

Конечно при прикосновении языческого сознания с торговым постепенно будет происходить именно такое торжество пофигизма, маргинальной простоты. Желание обрести то, что не доступно, но блестит, непонятным блеском и хочется по ходу совершенства и образованности социума непонятным и блестящим, может выглядеть не красиво. Но мещанам на это, еще раз, начихать. Они могут это купить и “одеть”. И то и это.

Купить и одеть “генерала”

Распознать же подделку тоже очень легко. Режимного философа распознать также легко, как и свадебного генерала заметить. Несоответствие выдает работа. “Аналитик” их может сойти с ума, например. Можно допустить, он очень хочет что то там открыть яркое и запоминающееся, но не хватает ресурсов, природных данных, но мещан — система дала ему карточку “аналитика”, с печатью — бери и придумай. Он дает им реальный продукт — только свое сумасшествие. Такое же сумасшедшее, как и притязание мещанства на содержание. До полного сумасшествия он угадывает главное желания клиентов — их тайну, что значит, открытие его будет беспредметное и мистическое. Мистику ведь нельзя ни потрогать, ни оспорить, — страшно трогать непонятное, астрология пугает зрителей. Все их аналитики конечно же мистики. Шаманов помните? Это они самые, только в современной одежде. Если для распознания сумасшедшего нет санитаров, то очередная мистика — открытие считается находкой. И сколько таких находок. Переехавших в город быстро ведь очень много.

А вот генерала трудней “словить”, ведь для того нужна война или форс — мажор. Так? Что он никчемен. Но он все равно выдает что то не генеральское, сумасбродное, недисциплинированное и даже совсем не творческое, а творчество начинается выбраковываться у молодых по ходу службы с лейтенантских погон. Настоящий генерал без войны — он тупой. Сын генерала будет генералом — помните? Династия тупиц. А этот сверх творческий, полон энтузиазма, юношеского задора, он что то да натворит. Его же сразу сделали. Он прыгнул с нижайшего звания в высший офицерский корпус. Ему бы сидеть — принимать поздравления гостей, он же свадебный, а ему не сидится не месте. Он устраивает войнушку местного масштаба. Пользуется погонами, чтобы осадить своих гостей. Ездить перед носом на роскошной иномарке надоело. Он начинает других автолюбителей сажать как шпионов и отбирает олигархический хлеб. А он очень жирный! Поэтому служба получает вид страшной кошмарной феодальной игры. Для олигархов конечно. А для него нет.

Надо сказать, в мирное время с военной должностью справляется и гражданский, может и женщина. Это типичное проявление рыночного фарса.

Все эти регалии, степени, названия все как один говорят об одной особенности, — о желании. Что есть эмоция вместе с эгоизмом. О сильной стороне инстинктивно-эмоциональной взгляда на окружающие вещи. Неумение заглянуть в сущность звания, должности и даже профессии, приводит к безграничному падению этих профессий. Исчезновению по факту качества. Остается престижность обладания биркой, а не профессия. Профессионалы исчезают, испаряются на том месте. Одни служаки, лицемеры и жополизы. Те же самые разводят внизу еще хуже. Потому что больше нет профессионалов, а есть дети, дети природы, которые “хотят” и хотят порадоваться, что они в форме или в костюме. Социальный вариант: что они занимают пост, не важно — соответствуют ему, занимают — значит заслуживают. А их за это уважают. Уважают за пост, за то, что они что то там решают, причем очень важное. Чем дурней человек, тем больше уважают. И ведь он желает, в конце требует полного пресмыкательства. Раб есть раб. А пресмыкательство — радикальный вид восхищения. Ну, нет такого из мещан, чтобы не мечтал на минуту стать богом. Заменить бога на пару минут и рассчитаться со всеми врагами — это ли не мечта мещанских мечт? Кто так рассуждает? Правильно, — дети, дети так живут, а их дети, что называются модно “журналистами” еще, эти пересказывают, как сходят с ума западные звезды. Это их на самом деле родня. Жополизы администраторы, жополизы у них в секретарях. Жополизов пишущих и вещающих с экрана интересует больше всего, что купила Дженнифер Лопес. Это потолок мещанских интересов. Детям всегда нужна реабилитация. Почему она не уместна в переносе на общество? А нужна ли реабилитация мещанству? Вот давайте рассмотрим это дело на примере популярного оппозиционера — мещанина.

А что же наш оппозиционер?

Допустим, он когда то в детстве мечтал кем то стать. Потом подростком и юношей “мечта” опошлилась — подкорректировалась ценностями общества, социума, в котором он жил. Там среда заменила романтику. Чем хуже условия прошлого быта и материальные условия — тем больше эта мечта, — не мечта совсем, а желание стало целью.

Вот мещанство — мы помним — мечтало пройтись в богатом костюме в квартале элиты, стать рядом с богачами.(И все население может мечтать стать богачами, даром что ли идет реклама заскоков западных олигархов и их очередных подруг — пасий).

Надо сказать, как то определить это население мещанским, не имеющих ценностей, по простому сказать, колхозники с запросами. Вот заполонили они города, пришли в центр города в дорогих костюмах,(вариант на дорогом авто прикатили). Они же не стали ведь кем то. Они просто реализовали себя. Сняли комплексы пространства. Больше городов они строить не будут. Тем более деревни — аулы. Тем архитектурам капец полный настал. Только центры будут оборудоваться под разные веселья. Надо не только снять, но и забыться, — так? Центр ассоциируется у них с радостью и показухой. Остальные виды деятельности, вариант отрасли придут в вероятное запустения. Желания реализованы — вот они — уже в офисах! Остается девиз: “живи и радуйся, не парься! “Своих родственников, знакомых и подруг мы сделаем профессорами и писателями, певцами и поэтессами, наведем на них кучу камер, нарисуем большую рекламу, пригласим — не бесплатно — какой базар, западных звезд и все — все наше, все мое. Кому смущаться?”

Почему этому беспроблемному, сказочно легкому настроению (с реализацией желаний) не перейти и к толпе? И переходит настроение. И передается. На то оно традиционное общество. Сверху чихнул кто то, снизу уже эпидемия. Все ведь — “пригородные” мещане заражаются всеми болезнями элиты. Чем ниже статус, тем сильнее страсть заразиться — это закон. Совесть, мораль, законы они убили своими желаниями. “Все кафедры, студии, мантии, суды, операционные и редакции мы купим” — вторят первым вторые, вторые третьим, третьи четвертым: купим! Нас не интересует стандарт, нас интересует внешний прикид, сущее и форма, что клева, а в политике — нам подобная элита. Хамство есть наш стандарт. Мы — большая легкая толпа.(А если она еще и этническая? Связана с этносом?)

Детство

Мы немного отвлеклись от так называемого оппозиционера, который в юности “мечтал” выбиться в люди. К сожалению, у некоторых категорий граждан мечты приземленные. В некотором плане романтические, но чем ближе к цели, к жизни, все пошлые. Вот он “выбился в люди”, пролез можно сказать в известность из колхозы или со станции, даже с разъезда. Проблема: чем выше он забрался, тем влиятельней, “шире” стало его “детство”. Разъезд — родина будет у него во сне всегда приходить. У детей некоторые успехи, назовем их детскими подвигами вызывают задавание, по другому задирание носа перед другими. Некоторое время они живут этой славой или ее остатками. Если традиционный человек, даже грамотный родоплес попадает на должность, он живет ею, хорошо живет, авторитетом и славой живет, семья его не бедствует. Он вспоминает бедность как бы редко. А он от природы тщеславен, его похождения натуральные. Никто не знает, что натуральному человеку славы больше надо, чем продуктов питания. Чем больше у него авторитета, тем сытнее живет он сам и его семья. Вот и ныне ему все время надо быть на виду, все время на поверхности. Иначе снова разъезд приснится ночью. Обязательно, иначе он всего этого лишится. Поэтому так называемая оппозиция в натуральном обществе полна проштрафившимися людьми. Они попадают на разъезд прямо с поезда. Падают из обоймы, из системы, то есть из вагонов. Они все были или должны были бы быть во власти. Возвращаться на разъезд никому не хочется. Там не поймут. Без этого у них не будет никакого авторитета. Как одно вещество он не тонет все знают, вот и “оппозиция” тут или то, что так называется — это их новая поверхность. Они запрыгивают в этот вагон. И тут же занимают там кресло. Подбирая жополизов и бездарей, чтобы были их глупее. Что же происходит с бывшим провинциалом, когда он попадает в правительство или околоправительство? Сначала у него сносит просто его натуральную башню. Называется это ценностным шоком или ударом по столбам разъезда. Он как артист теперь, ему все время будет не хватать той высоты, если он упал из вагона власти. Внешне это не отражается и сходу не видно. А того шока не хватает. Все видели выражение лица чиновника — азиата? Он — вся спесь, она просто прет от него со всех сторон. Вернуться на землю(на разъезд) его не заставишь никакой теперь силой, кроме падения(из-за активности нашего свадебного генерала, к примеру). Но этого возвышения забыть уже нельзя. Высота уже живет с ним до конца жизни. Она будет переть, выпрыгивать и стоять тенью в неожиданных местах, в большинстве случаях неуместных и после отставки, то есть изгнания из очереди. Предположим, с такого “оппозиционера” прет спесь…Она ведь беспредметна теперь. Он ведь только оппозиционер — такой же как и все — изгой. Это все знают, но не он. Он еще там. ящиков и других приспособлений (как в детстве), берет своей позой, забирается повыше в комнате среди других оппозиционеров, что он выше и тут. Происхождение натурала берет свое. Он снова на троне из оппозиционных досок. Так он считает на полном серьезе. И оно все время хочет теперь “встать рядом” с женевцами. Он — женевец почти на самом деле, а вы — колхозники. Это всего лишь старые натуральные понты. Узнали? Можно отобрать у него это право? Нет. Потому что это невозможно отобрать, — детство не отдается. Разъезд на месте. Он все время хочет поехать в Женеву, как в детстве хотел поехать в город на проходящем составе. Это его очередная детская фантазия. Чтобы потом распустить хвост перед другими детьми соседей.

Но нет. Он тут же сооружает себе трон из

Ну, предположим, он считает себя выше среди других. Ну как же, они не были так высоко, как он — в центре города! Генсеком там или сопредседателем, или пресс секретарем опального премьера. Они, его товарищи по партии — снова “провинциалы”даже рядом с его самопальным троном. Теперь он может попасть в другой “центр города”, например, реальный центр европейского города Женевы. Съездить на саммит Европарламента и потусоваться среди чистых и душистых парламентариев. А вы все остались в пригороде… то есть на его малой родине — в “жердынбыржерова”, где то среди сопливых пацанов аула.

Вывод: оппозиционному делу вредит эмансипация социальных “детей”. Они даже в политике будут самоутверждаться и почивать на лаврах. А значить, все время будут со своими комплексами в “центре города”.