Последняя охота

Алла Сохе (2024)

События, разворачиваются в 90-х г. — время малиновых пиджаков, реальных пацанов, беспредела. Пацан, родившийся в стране социалистической идеологии, проходит вместе с ней все изменения, выбирая для себя путь волка — одиночки, способного ради достижения своей цели загрызть любого, кто встанет на пути восхождения на финансовый олимп. Добившись цели, обладая крупным капиталом, он идет дальше — рвется во власть, но что же делать с криминальным прошлым? Решает уничтожить оставшихся свидетелей. Но все пошло не по его сценарию.

глава 10

Ему всегда казалось, что помнит себя с полутора лет. С того момента, когда мать начала оставлять одного. Может быть, первый раз чувство страха пришло, именно тогда, когда плакал вслед уходящей матери.

В яслях прослыл задирой и нелюдимом. Вечером, когда мать приходила забирать, на него жаловались воспитатели, а родители, выговаривали, что отбирает игрушки, сладкое у детей, дерется.

Мать спокойно выслушивала и также спокойно отвечала

— Что с него взять, «безотцовщина».

К такому ответу все быстро привыкли и приказывали своим детям держаться подальше от этого «будущего малолетнего преступника».

Мать, когда они вдвоем возвращались домой, хвалила маленького Валерку

— Молодец! Умеешь за себя постоять, мы одни с тобой и «помощи ждать неоткуда».

Послушный дома, становился раздражительным и капризным в детском саду, требуя к себе повышенного внимания. Воспитатели и нянечки быстро научились бороться с ним, запирая в кладовку, бросив игрушки. Валерка выл, стучал в дверь, требуя открыть и пустить в группу к остальным детям, но оставался неуслышанным. Порой, так и засыпал у дверей, устав плакать. Когда приносили еду, его будили, кормили, а вечером снова жаловались матери на поведение. Она не наказывала его: «Им деньги за что платят? Вот пусть глядят за тобой». Воспитатели не могли уделять много времени каждому ребенку, в группе-то считай двадцать, таких же маленьких, не до его капризов. О наказании кто узнает? К тому же семья неблагополучная, мать-одиночка, считай второй сорт среди баб. Жаловаться заведующей не пойдет. Кто послушает ее? Ребенка-то нагуляла.

Ясли были первой ступенью его школы выживания.

В старших группах держался особняком. Понравившиеся игрушки, сгребал в кучу, садился в угол, не подпуская никого к себе. Его снова наказывали, снова жаловались матери, в общем, все оставалось по-прежнему. Прозвища «нелюдим» и «безотцовщина» прочно закрепились за ним. Он не обращал внимания на эти слова и боялся спрашивать мать, что означают они. Понимал, что-то нехорошее, потому что называли его так, когда наказывали за провинность.

Становясь старше, проводил больше времени у забора, наблюдая за проходившими мимо людьми. Манила улица. В три года он чувствовал себя взрослым, потому что мать посылала за хлебом и разрешала одному играть на детской площадке. Квартира располагалась на первом этаже и она безбоязненно отпускала его, иногда выглядывая в окно, проверяя, не ушел ли куда. Напротив подъезда стояла общественная скамейка для старушек. Он с удовольствием сидел между ними, не прислушиваясь к их разговорам, в ожидании угощения. Знал, кто-нибудь обязательно захватит для него конфетку, либо кусок колбасы с хлебом.

Когда первый раз нашел деньги, любил ходить в ближайшие магазины, вдруг повезет, и найдет закатившуюся копеечку под прилавок. В пять лет научился попрошайничать, и у него водились свои деньги. Желание копить, тянуло на улицу. Он уговаривал мать не водить его в садик, мотивируя самым больным для обоих: «Там все мамочкины и папочкины мальчики и девочки, которые жадничают, не дают ему своих игрушек, не угощают сладостями». Мать жалела сына и себя, обделенных мужской заботой и любовью, но, боялась за его жизнь, и приказывала ходить в садик.

— Мал ты еще оставаться дома один. Насидишься, когда в школу пойдешь.

Однажды он сбежал из садика. Ей позвонили на работу. Она знала, где его искать. Привела домой и всыпала хорошенько. На этом все недовольство закончилось. Маленький Валерка понял, если мать говорит «нужно», значит нужно.

Так они дожили до первого класса.

— Растрата-то какая, — заявила мать, пересчитывая деньги, отложенные с зарплаты на школьные принадлежности, — знают ведь, что мать-одиночка, помогли бы, дали бесплатно форму, тетради. Хорошо, что за учебники не платить, разорение какое с твоей учебой! — она взяла его за руку и они пошли в ближайший универмаг. В отделе «Все для школы» мать посмотрела ценник на форменном костюме, помотала головой.

— Вот, Валерка, деньги-то какие на твою школу придется истратить, это тебе не садик, где и посмотрят и накормят. Глянь-ка, целых 7 рублей с копейками, а это только за брюки с пиджаком! За карандаши и тетради сколько еще? А обутка?

Переходя из отдела в отдел, мать сокрушалась что «сильно потратилась», когда пришли домой, сказала

— Сколько денег сразу выложила, целых тринадцать рублей с копейками, попробуй только не учись хорошо. На обед рубль давать не буду. Четыре с половиной недели, это же почти пятерка в месяц. Ешь хорошо дома перед школой, кусок хлеба с маслом возьмешь с собой, может, когда пять копеек дам на пирожок, перекусишь и то хорошо, а домой придешь, наешься. Форму-то береги, чтобы пришел из школы сразу снял и повесил ее. Гладить каждый день не буду, износится быстро, а дома и на улице в трико бегай, не жалко, дешевое оно. На первое сентября без цветов обойдешься. Ни к чему лишние расходы. Ей, твоей училке, принесут другие, те, кто побогаче нас.