Обязана быть его-2

Алиса Ковалевская

— Ты — моя жена, — прорычал Демьян. Стремительно прижал к себе, обхватил затылок. — Это тоже прописано в нашем брачном договоре? Я упёрлась в его грудь ладонью и толкнула. — Мне не нужен брачный договор, чтобы взять тебя. Хочешь ты того или нет. — Так бери, — процедила я в ответ. Он сощурился, черты его лица стали жёсткими, радужка глаз слилась с чернотой зрачков. — Нет, — отпустил меня и очень тихо, зло повторил: — Нет. Не сравнивай меня со своим бывшем мужем. Никогда, Дарина.

7

— Хорошо, — сдержанно сказал Демьян и наконец отошёл от двери.

Встал возле окна, где ещё недавно стояла я сама, привалился к подоконнику.

Взгляд его — пристальный, пронзительный и в то же время тяжёлый, был направлен на меня. Множество вопросов, которые я хотела задать, так и застряли в горле комом. Покрытая синяками, опустошённая, с припухшим от ударов бывшего мужа и бесконечных слёз лицом, я самой себе казалась беспомощной и жалкой. Впрочем, так ли далеко это было от истины? Сила Демьяна лишь подчёркивала мою тщетно скрываемую слабость.

— Как ты себя чувствуешь? — вопрос прозвучал неожиданно. Мягче, чем Демьян говорил прежде, но всё равно сдержанно.

— Лучше, чем мой бывший муж, — я всё же отвернулась.

Посмотрела на постель и подумала, что мне, наверное, стоит присесть, но не сделала этого. Глупо. И всё же чувствовать себя ещё более уязвимой мне не хотелось.

Демьян ничего не сказал. Тишина, снова повисшая между нами пропастью отчуждения, давила на уши, сознание тревожил запах Демьяна.

— Так о чём ты хотел поговорить? — спросила я, не глядя на него.

Слабость становилась всё сильнее, однако уступать я не собиралась. Резко вскинула голову, встретилась с Терентьевым взглядом.

— Как я тебе уже сказал, твоя дочь сейчас у меня, — проговорил он.

Я почувствовала, как при этих словах сердце забилось где-то в горле. Но слова были лишь одним из звеньев цепи, которая, я чувствовала, затягивается на моих руках, сковывая странным предчувствием.

Голос Демьяна звучал слишком ровно, что-то расчётливое, жёсткое слышалось в каждом слове, каждой букве. И глаза… Чернота казалась непроницаемой. Я не могла понять, чего мне ждать, и это только усиливало ощущение тревоги.

— Я могу решить все проблемы, — снова заговорил он. — И твои, и твоей дочери.

Сказав это, Терентьев умолк. Мне стало ясно, что он подвёл меня к краю. Он может… Может решить.

Поначалу я даже не поняла, что так сильно насторожило меня в этих его словах. И только спустя несколько секунд молчания до меня дошло: он сказал, что может решить. Может. И словно ударом недоговорённое — если захочет.

— И что я должна для этого сделать? — стараясь держать спину прямой, осведомилась я.

Мы опять смотрели друг на друга. Расстояние, разделяющее нас, не было больше нескольких метров. Слишком много и слишком мало одновременно. Ещё недавно этот мужчина держал меня за руку, целовал меня. Ещё недавно я, прижимаясь, плакала у него на груди от безысходности, от горького осознания потери, а теперь… Теперь он собирается выдвинуть мне условия, на которые я, чёрт возьми, должна буду согласиться, чтобы мою дочь не отправили в детский дом.

— Выйти за меня замуж, — всё так же спокойно сказал Демьян.

В голове зашумело ещё сильнее. Я понимала, что он сказал, понимала, что мне это не показалось, понимала… Я всё понимала, но не могла поверить, что это происходит со мной. Снова. Слишком… Слишком много всего за последние дни.

— Замуж? — переспросила я и всё-таки присела на край постели. Стоять не осталось сил. Не знаю, чего я ожидала от него и ожидала ли вообще чего-либо. Сама себе напоминала упавший в ручей сухой лист, уносимый куда-то потоком воды и не способный справиться с этим.

— Послушай меня, Дарина, — губы его сжались в тонкую линию, голос зазвучал ещё сдержаннее, как будто металл лишь слегка прикрыли бархатом. Шумно выдохнув через нос, он продолжил говорить, впечатывая в меня буквально каждое слово: — Собственного жилья, помимо квартиры матери, у тебя нет. Но я не думаю, что это самое лучшее место для того, чтобы растить дочь. Работы у тебя тоже нет.

Я посмотрела на него внимательнее. Взгляда он не отвёл — проговорил, глядя прямо в глаза:

— Я мог бы посодействовать в том, чтобы за тобой сохранили место в «Бархате», но делать этого не стану.

Вот тут слова пропали окончательно. Помощи его я не хотела, но… Помимо безвыходности, в которой я находилась, помимо ощущения, что со всех сторон на меня надвигаются отвесные скалы, было ещё что-то. Что-то личное, что-то, что сдавило сердце, что снова напомнило о себе внутренней болью.

— Я поняла тебя, — прошелестела я одними губами. Руки были холодными, пальцы не слушались. Гнев смешался с усталостью.

— Нет, не поняла, — ответил Демьян резче прежнего. — Твою дочь хотят забрать органы опеки и, Дарина, у них есть для этого весомые основания, — подойдя, он встал напротив меня. Крепко взял за локоть и заставил подняться. — Тебе это понятно? Тебе понятно, что ты здорово влипла, девочка?

Он вдруг дотронулся до моей скулы и сказал совсем тихо:

— Действительно сильно влипла, Дарина.

Сердце заколотилось ещё чаще, по телу пробежали мурашки. Я чувствовала его руку, вдыхала его запах, смотрела в глаза, и внутри меня происходило нечто непонятное, хаотичное. Гнев, усталость… Мне хотелось оттолкнуть его, закричать, чтобы он убирался. Решил шантажировать меня?! Получить то, что ему хочется любыми средствами? Но что дальше?

— А потом что, Демьян? — прямо спросила я. — Выйду я за тебя, а что дальше?

— Дальше, Дарина, твоей дочери не будет грозить детский дом, — он так и продолжал поглаживать мою скулу.

Я прикрыла глаза, понимая, что этими словами он размазал меня. Были ли у меня другие возможности? Может быть. Может быть и были, но… Я не видела их, а он бил наотмашь по самому больному. Ни дома, ни работы…

— Без моего участия ты можешь задержаться в следственном изоляторе, — обвёл ссадинку на губе и, взяв за подбородок, приподнял мою голову. — Я не угрожаю тебе. Твоя дочь будет в безопасности, это я тебе могу пообещать. Другое дело, что я не могу пообещать тебе, что органы опеки не захотят изъять её на то время, что ты будешь под следствием, — чуть сильнее сдавил мой подбородок. — Если тебе нужно время подумать, я дам тебе его. Ровно десять минут, девочка.

— Зачем тебе это? — гнев всё-таки вырвался наружу. Сбросив его руку, я отшатнулась и повторила громче: — Зачем?!

— Я так хочу, — просто сказал он. — Если ты согласишься, я внесу за тебя залог и постараюсь сделать так, чтобы ты вернулась домой в ближайшее время.

— А если нет? — заведомо зная ответ, спросила натянуто.

— Я тебе уже сказал, что будет.

Это был тот же Демьян, что и два дня назад, но в то же время совершенно другой. Человек, привыкший устанавливать правила и подчинять им всё и всех вокруг. Мужчина, смявший моё прошлое и настоящее, как обрывок гофрированной бумаги.

Меня трясло, он же, как и прежде ничем не выдал даже тени беспокойства. Потому что…

— Ты ведь знаешь, что я соглашусь? — дрожь появилась и в голосе. — Знаешь, да, сукин сын?! — процедила сквозь зубы и, сжав ладонь в кулак, отвернулась.

— Я на это надеюсь, — послышалось у меня за спиной. Коснувшись плеча, он повернул меня обратно. — Я обещал Соне привезти тебя. Ещё в тот день, когда поехал в посёлок. Отказываться от данного слова я не собираюсь, — это он сказал очень тихо. Ладонь его прошлась по моему плечу до локтя. — Я действительно хочу вернуть тебя ей, но для этого ты должна мне помочь.

— У меня ведь нет выбора? — дрожь усилилась.

— Думаю, что так. Хотя… Выбор есть всегда.

Я отрицательно качнула головой. Очень медленно. Отступила от Терентьева и качнула ещё раз.

— Разве это выбор?

— А разве нет?

В какой-то степени он был прав. Как всегда, чтоб его, прав. И опять тишина…

— Я выйду за тебя, Демьян, — нарушила я молчание. — Но у меня тоже есть условие.

— Какое? — спросил он с лёгким интересом.

— Я хочу поговорить с Соней.

Уголок его губ дёрнулся впервые за всё время нашего разговора. Без слов он достал телефон и, нажав несколько сенсорных кнопок, протянул мне. Не прошло и десяти секунд, как я услышала голос дочери и прикрыла глаза, понимая, что едва сдерживаю слёзы.

— Ты моё солнышко… — невпопад сказала я, прерывая её щебет. Поначалу грустная, немного обиженная, она оживала буквально с каждым сказанным ею, с каждым услышанным мной словом. С каждым моим словом ей и её мне. — Мама… Мама скоро вернётся, милая. Я… я обещаю тебе.

Оставшись в палате одна, я призраком прошла от стены до стены. Остановилась возле тумбочки и вдруг заметила стоящий на ней бумажный пакет. Только что я согласилась… Согласилась выйти замуж за Демьяна. Только что я…

Слёзы набухли в уголках глаз, дышать не осталось сил. Раскрыв пакет, я вытащила коробочку. Безе… Маленькие безе, такие же, как мы ели в тот вечер в кафе. В тот вечер, когда Демьян подарил Соне кружку. Кружку с медовыми подтёками и…

Тяжело опустившись на кровать, я сдавила коробку и потихоньку всхлипнула. Один всхлип, другой…

Сама не поняла, как открыла крышку и, достав безе, положила в рот. Только почувствовала на языке тающую сладость. Солёно-сладкий вкус и горечь предательства. Боже… И ещё этот запах… Запах мужчины, проникшего в моё сердце вопреки всему. Вопреки моей воле, моему желанию.

— Дарина… — вошедшая с капельницей медсестра нерешительно посмотрела на коробку в моих руках. Позади неё возник врач, и медсестра обернулась к нему.

— Что случилось, Лера? — спросил он у неё.

— Она ничего не ест, а тут… пирожные.

Врач глянул на меня, потом снова на медсестру.

— Пусть ест.

— Но ей же нежелательно.

— Пусть ест, — строго повторил он и обратился уже ко мне: — Только плакать перестань. Всё хорошо будет, ясно тебе?

Я всхлипнула и кивнула. Ладонь моя опустилась на маленькие лёгкие безе, и я словно опять оказалась в том кафе, смущённая под взглядом Демьяна, не знающая, что делать и как вести себя с ним.

Дверь палаты закрылась, капельница, что вкатила медсестра, так и осталась стоять возле стены, а я положила на язык очередное безе. Демьян Терентьев…

— Всё будет хорошо, — шепнула я себе. — Всё будет хорошо, — уже сквозь километры — своей маленькой девочке, кнопке, солнышку, светлому лучику. — Дядя Демьян… — всхлипнула и разрыдалась. — Дядя Демьян… поможет нам, Соня. Поможет…