Триада

Алиса Гольц, 2022

Три земли на просторах океана – Деджа, Эллатос и Аргваллис – раньше были разделены только водой. Но полторы сотни лет назад всё изменилось, и теперь никому не дано добраться до другой земли ни по воде, ни по воздуху: вместо берегов простирается лишь океанская гладь. Триада раскололась. В южном городе Гаавун на Эллатосе судьба снова свела вместе нищую Джерисель Фенгари и торговца магией Арнэ Тарреля. Они находят сиреневый кристалл и, не умея с ним обращаться и натворив в городе бед, первые за столько лет бегут на Деджу. Но всё идет совершенно не так, как задумывалось. На чужой земле из-за своей находки Таррель и Фенгари оказываются втянуты в борьбу земной и небесной власти, в которой им придётся выбрать, чью сторону принять.

Глава 1

Звезда ещё не успела растаять в сиреневом рассвете, как на горизонте появился невидимый корабль. Невидимый для тех, кто не знаком с флотом Аргваллиса. Он нёсся, будто громадная рыба по волнам, пока капитан не скомандовал:

— Сложить зеркала!

И тогда зеркальная чешуя, движимая механизмом, поползла в стороны, закрутилась, сложилась и спряталась, оголяя белый корпус и золотую корму в форме сияющей звезды. Стеклянная крыша без мачт и парусов заблестела в первых лучах солнца, а горы на окнах раздул жаркий ветер Эллатоса.

Верхний ярус корабля сплошь покрывало стекло, и в этой огромной беседке, где теперь сверкали рассветные лучи, находились только два человека в убранстве ковров, резьбы и белоснежных колонн. Они сидели рядом в бархатных креслах у самого окна, и смотрели, как приближается берег, фонарь маяка, как небеса из сиреневых становятся розовыми, и движутся по ним позолоченные солнцем облака.

Один из сидящих в креслах, золотовласый юноша с глазами-искрами, вдруг положил ладони на подоконник и тихо запел, глядя на приближающиеся холмы:

— На горных склонах, на туманных берегах

Средь золота, цветов и ароматов

Родное сердцу что-то тихо напевав

Искал я путь, куда идя — не знаю…

Его спутник в капюшоне опустил голову.

— Мы скоро вернёмся, Орвель. — сказал он, и в голосе этом была улыбка.

— Но знаю, что, куда бы ни пришёл

Здесь всё моё — от берега до края,

От крохотного самого окна

До свода, в небесах что утопает.

Мне дорога здесь каждая дорога

И каждый след, оставленный в грязи

И пусть его оставил кто — не знаю,

Такой же след оставлю я вблизи.

Человек в капюшоне присоединился, и голоса перемешались в чудесной мелодии.

— И пусть всему посчитаны мгновенья,

И скажут пусть, что для всего свой час

Аргваллис не предаст никто забвенью,

Ведь продолжение он каждого из нас.

Пение стихло.

— Почему ты никогда не пел со мной? — спросил Орвель, развернувшись в кресле.

— Музыка — твоя стезя, друг мой. Мне в ней с тобой не соперничать.

— Не хвали меня! — рассмеялся Орвель, и весёлые морщинки заиграли на лице. — А то буду довольствоваться старым, а нового никогда не напишу.

Человек в капюшоне поднялся, прислонился к стеклу и удержал развевающуюся занавеску.

— Напишешь. — сказал он. — Не тоскуй, мы здесь на три дня.

— Я уже тоскую.

— Зато твои предки будут рады, что ты снова ступил на берег родины.

Холмы приближались, и уже слышался плеск волн о берег. Маяк-гигант вырос перед кораблём, и был он таким высоким, что фонарь на его верхушке уже было не разглядеть. У берега толкались десятки людей, готовя причал к гостям. Над волнами показались гладкие головы кудовисов — аргваллийских гигантов с крошечными глазами, и люди с берега, бранясь друг с другом, наспех снимали ремни и цепи со зверей и загоняли их в затон.

— Двери, двери! Проклятый… уйди! — доносилось с берега.

— Сам закрою!

— Да справа тяни! Ну!

— Заткнись!

Брань перемешалась, и потянули за тросы. Двери, скрытые водой, захлопнулись, запирая кудовисов в затоне. Те, веселясь, брызгали на людей водой и стрекотали высоко и нежно, будто птицы. Корабль закачался на волнах, и коснулся бортом деревянного моста. Тогда опустили якорь.

Солнце поднялось над горизонтом, и утренняя прохлада начала сменяться обычной для Эллатоса жарой.

Здесь, на сырой пристани, вились рои мошек, что будто нарочно пытались залететь в глаза, нос и уши. Орвель спрыгнул на мост и вдохнул влажный сладкий воздух Эллатоса. Волны бились о причал, но даже их шум перекрикивали латосы, до сих пор бранясь, уже не понятно даже о чём.

Орвель взглянул на океан, зевнул и выгнул затёкшую спину, но тут же получил толчок в бок. На него задом налетел бородатый краснолицый латос в шапке, едва ли не закрывающей глаза.

— Смотри по сторонам! — рявкнул он. — Щенок аргваллийский!

— Разгрузка! — завопил другой латос.

— Вы видели Пивси? — спросил Орвель и потёр глаза, что не сомкнулись ночью ни на мгновение. — Он обещал меня встретить.

— Какой ещё Пивси? — крикнул латос. — Ты сначала рубаху свою в штаны заправь. А потом вопросы задавай… людям приличным. — проворчал он и сел, наматывая верёвку на крюк.

Орвель оказался среди снующих туда-сюда латосов, и каждый, задевая его, бранился.

— Да уйди, уйди что ли! — кричали они.

— И куда этих щенков с собой берут!

— Бороду отрасти сначала, а потом в плаванье иди!

Орвель отошёл и зажмурился, помяв виски.

Тут по лестнице, что вела на мост, заспешили шаги и молодой латос, наспех разряженный, как форменный щёголь — синяя рубаха из шёлка, белая жилетка и кожаные штаны — побежал по причалу, едва не теряя шапку, в которой торчало красное перо. Он махал рукой Орвелю и кивал.

— Владыка Кастари! — счастливо завопил он.

Латосы разом умолкли и уставились на Орвеля. Их глаза стали до того круглые, до того скривились рты, что он рассмеялся. Латос Пивси подбежал и раскинул руки для объятий. Орвель не заставил себя долго ждать.

— Здравствуй, Пивси! — сказал он, крепко обнимая латоса. — Признаюсь — скучал.

Тишина на причале прерывалась лишь шумом волн. Пивси, крепкий малый с румяными щеками, оторвался от Орвеля только тогда, когда встретился взглядом с перепуганными латосами. Пивси, держа Орвеля за худенькие плечи, строго спросил:

— Что вам эти собаки наговорили, владыка?

Орвель обернулся на латосов и сощурился от солнца.

— Они меня впервые видят.

Пивси направился к латосам огромными шагами.

— Собаки проклятые! — крикнул он. — Не знаете, кто перед вами стоит? Повылетать отсюда захотели? Прощения просите у владыки Аргваллиса!

Латосы поднялись, дрожа, и отвесили низкие поклоны.

— Простите, владыка.

— Простите.

И, потупив взгляды, скорее вернулись к своим делам.

— Я здесь не один. — сказал Орвель и, развернувшись, подошёл к Пивси вплотную.

— С кем же вы, владыка?

Аргваллийские торговцы высыпали на причал, и стало шумно.

— Мой друг. Ему храм будешь показывать.

— Как скажете, владыка.

С корабля сошёл человек в плаще. Пивси взглянул на него и спросил у Орвеля с тревогой:

— Без шума надо?

Орвель коснулся плеча Пивси.

— Твоего риска нет. Друг мой не хочет быть узнанным. Не к месту будет.

— Понял. Сделаю всё, как скажете. А после — подарки у меня для вас есть, владыка Кастари.

— Ну, полно! Ни к чему подарки.

— Да нет, владыка. Очень даже к чему. Вы ко мне, как к человеку отнеслись. Хотя я для вас никто — червь в грязи.

Орвель нахмурился.

— Пивси. Никто не червь, пока он сам так не решит. Мы все — часть великого и вечного, просто почему-то забываем об этом. А латосы злы просто потому, что ты на них зол. Привыкли так. Ты им — они тебе. Они тебе — ты им. И ничто это колесо не может остановить.

— Владыка, так если они вас оскорбляют, не могу я в стороне стоять! И не буду. Я за вас и владыку Эллатоса бы обидел бы, не побоялся.

— Спасибо, Пивси. Ты преданный друг.

— Слуга я ваш, а не друг. Был бы один — хоть куда за вами подался.

— Сейчас только одного я прошу, Пивси. Гляди за другом моим. Чтоб не случилось плохого. Оберегай, прошу тебя. Только тебе доверяю. Не могу я с вами пойти. Дела.

— Не волнуйтесь, владыка Кастари! — горячо ответил Пивси. — Беречь его буду, как вас!

Орвель похлопал Пивси по плечу и направился к товарищу. Подойдя, он взял его за руку и сказал, указывая на латоса:

— Это латос Пивси. Он покажет тебе храм. Строили недалеко от Гаавуна, в лесу. Там очень красиво, увидишь. С обрыва видно весь океан.

Человек поправил капюшон и взглянул на Орвеля чистыми зелёными глазами.

— За что тревожишься? — спросил он.

Орвель пожал плечами.

— Я всегда тревожусь за тебя. Ты у нас один.

— В том и дело. Был бы не один, быть моей цене, — и достал серебряный ардум из кармана, — керта.

— Неправда! — воскликнул Орвель и отдёрнул руку. — Ты совсем забыл о своём величии.

Тот отвёл взгляд.

— Каком величии?

— Не забывай, кто ты. — сказал Орвель с горечью. Взглянул на океан и добавил: — Не хочу больше говорить. Поехали в Гаавун.

Орвель развернулся и пошёл к Пивси.

— Всё хорошо, владыка? — спросил Пивси.

— Поехали. — ответил Орвель и потёр лоб, который так и стремился нахмуриться.

Гаавун организовал пышную процессию. Повозки, что глава города отправил к заливу, украсили цветами и лентами, а лошади, самым приличным образом вычесанные и приглаженные, нетерпеливо фыркали и всё старались идти быстрее, но возницы прикрикивали на них, и свистели хлысты.

Дорога вилась меж деревьев, то крутая, то ровная. В солнечной траве стрекотали кузнечики, и замолкали лишь там, где скалы подходили вплотную к дороге: на них грелись ящерицы — серые, зелёные и жёлтые, с брюшками, полными тех самых кузнечиков.

Дорога не успела утомить. Едва лошади вспотели, как уже показались лимонные заросли, а после них — высокие скалы, поворот, и вот процессия въезжает в долину, полную белых домов и разноцветных крыш, вот возвышаются башни на берегу, и всюду, куда только взгляд падает — красно-белые флаги провинции Гаавун.

Процессия двинулась в город, окружённая появившейся из ниоткуда толпой мальчишек, которые кричали, свистели, и всё норовили заглянуть за занавески повозок, но возницы хлестали их прутьями и отгоняли.

Последняя повозка отстала и съехала на соседнюю дорогу, вьющуюся вдоль берега. Разноцветная процессия же шумно удалилась, поднимая за собой столбы пыли.

Пивси особо не болтал. У башни на окраине Гаавуна он распрощался с возницей и дал ему блестящий ардум. Спрыгнул, привязал лошадь и открыл дверь повозки.

— Приехали. — сказал он гостю. — Дальше пойдём пешком.

Теперь он рассмотрел своего спутника. Тот неспеша вышел, всё скрывая волосы капюшоном, и утёр ладонью лоб. Пивси таких людей ещё не видел. Не то мальчишка, не то мужчина. Не видел, чтоб глаза блестели, как два изумруда, чтоб лицо было словно фарфоровое — нежное и белое, и чтоб было это лицо как у статуи, над которой трудятся долгими, бесконечными ночами, вычисляя, чтоб не было ни малейшего изъяна, и чтоб восхищались ей потом веками.

Этот не из простых — высокий, изящный, и хрупкий: кажется, рукой дотронешься — и рассыплется на кусочки. Вот только глаза грустные, что у пса без хозяина.

Пивси осторожно хлопнул гостя по плечу.

— Вы, господин, не печальтесь. Нам идти недолго. Не устанете.

Гость взглянул на него, потом на тропу, ведущую в гору.

— Ты уже видел храм? — спросил он.

— Видел, господин! Красивый, белый! Я пролез, посмотрел. Хоть и не разрешено, пока не готово.

— Сегодня будет готово. — сказал гость и надел перчатки.

Они стали подниматься. Океан, Гаавун, башни и флаги отдалялись, и вскоре стали совсем игрушечными. Потом пропали, и Пивси с гостем оказались в роще цветущих деревьев.

— Здесь будет дорожка. — говорил Пивси. — Белым камнем выложат, вроде. Я без подробностей, остальное строители знают. Здесь вот уже ямки — это для перил. Честно, не знаю, как старики сюда подниматься будут. Тяжело. Хотя, они уж не особо к храмам склонны. Не верующие они у нас. Всё ворчат. Не нравится им, что Аргваллис храмы у нас строит.

— Отчего же не нравится? — спросил гость.

— За ерунду считают. Говорят, бошки туманить нам хотят аргвалы.

— А сам что думаешь, латос Пивси?

Голос гостя звучал так чисто и приятно, что Пивси, очарованный его звучанием, хотел, чтоб тот говорил ещё и ещё.

— А я ничего не думаю, господин. — пожал плечами Пивси. — Владыка Кастари говорит, что Звезда нас всех создала. Что все земли под её началом положены. А храм — что проводник. Соединяет нас с Матерью. Что в нём мы сливаемся с нашим… нашим… как же сказал-то он… — Пивси почесал висок. — Первоистоком! Вот!

— Всё верно, Пивси. — сказал гость и вздохнул.

— Вы тоже строитель, да? Бригада большая у вас на Аргваллисе?

Гость взглянул на Пивси и улыбнулся.

— В бригаде я один. — сказал он.

— О! — протянул Пивси. — Значит, ценный вы работник. Потому и переживает за вас так владыка Кастари. А я рыбак! И семья, и все предки мои — рыбаки.

— Ты, должно быть, места эти хорошо знаешь?

— А как же! Я тут всё знаю, вырос тут. Каждую травинку, каждый листик. Вон, например, синецвет растёт. Такой только в Гаавуне есть.

Гость остановился, пригляделся и спросил:

— Что это?

— Гордость наша. Я раньше частенько к ним ходил. Зубы болят, так сорвёшь листочек, между пальцами вот так вот потрёшь, пока сок не пойдёт — и в рот. Боль хорошо унимают, проклятые! А, вон одно растёт!

Гость не раздумывая направился туда, где среди деревьев прятался синий куст, освещённый солнцем. Опустился рядом с ним на колени и, достав нож, осторожно срезал три молодых ростка.

— Тоже зубы болят? — участливо спросил Пивси.

Гость, не оборачиваясь, ответил:

— Хочу взять с собой.

— Это правильно, господин! Знаете, как лечат они хорошо!

Гость поднялся, держа в руках молодые синие ветки.

— Я их изменю. — сказал он.

— Это как? — не понял Пивси.

— Синее дерево ещё лучше станет. Будет новый сорт.

Пивси не стал отвечать. Строитель-садовод совсем смутил его.

— Ну, пойдёмте. — сказал Пивси. — Мы уже почти пришли.

Дальше шли молча, и Пивси уже стал тяготиться этим молчанием, как меж деревьев замелькало белое и огромное.

— Ну, вот. — сказал Пивси.

Гость остановился вдруг, постоял, и двинулся вперёд, оставив Пивси позади. Идти за ним или подождать? Пивси пошёл было, да вдруг передумал. Не его это дела. Вместо этого он сел на землю и стал глядеть на белок, что сновали в листве.

Какие белки, тьфу ты! Пивси подскочил и осторожно пошёл в сторону храма. Что же друг владыки Кастари собрался там делать?

Перед Пивси вырос огромный белый шар. Одной половиной находился он в земле, второй — над ней, а белая плитка, которой выложили стены снаружи, сверкала в лучах солнца. Красивей дома Пивси, пожалуй, не видел. Когда пришёл он сюда в самый первый раз, торчали только железные прутья, согнутые полукругом, и тогда казалось, что строят здесь здоровую круглую клетку.

Теперь от клетки ничего не осталось. Шар блестел и переливался, будто жемчуг, а тёмный вход без дверей обрамляли белые колонны. Пивси подошёл и заглянул внутрь.

Гость не услышал его. Он стоял к Пивси спиной в центре зала, откуда росла высокая колонна, увенчанная чашей. Зал был тёмным и пустым, и лишь немного дневного света проникало внутрь через часть свода, что была выложена стеклом.

Потом Пивси вздрогнул и еле удержался, чтоб не охнуть. Гость достал из-под плаща стеклянный шар, что светил ярко, будто звезда, нежным сине-белым светом, и поднял его над головой. Шар оторвался от ладоней человека и стал медленно подниматься ввысь, притягиваемый чашей, будто магнитом. Едва опустившись в неё, шар вдруг засиял ещё ярче, осветив лестницы и колонны, зеркальные полы и фигуру человека в плаще.

Пивси отдёрнул руки от храма и зашагал прочь.

— Стыдно должно тебе быть, глупый Пивси! — сказал он, ударив себя ладонью по лбу. — Не для тебя эта красота! Не подглядывать владыка Кастари тебя сюда отправил!

Пивси выругался и сел под старое дерево, со всей силы пнув первое, что ему попалось — огромный корень.

— Любопытство твоё тебя погубит! — бормотал себе под нос Пивси, как вдруг кора за его спиной шевельнулась. Пивси подскочил.

Кора двигалась, будто простыня, под которой кто-то есть, и этот кто-то шевелился медленно и неторопливо, словно нащупывал. Пивси наклонился, вытащил нож из сапога и стал подходить к дереву шаг за шагом. Пот выступил на лице, но Пивси утёр лоб и губы, посмотрел по сторонам и придвинулся к стволу.

Кора хрустнула под ножом, и, кусочек за кусочком, Пивси стал её отколупывать, пока не увидел, как двигается внутри что-то тёмное, мокрое и скользкое. Едва Пивси снова воткнул нож в дерево, как тот вдруг хрустнул, раскололся на части и разлетелся, едва не задев шею Пивси.

В лесу потемнело, а солнце скрылось куда-то, хотя минуту назад на небе не было ни облака. Ветер гонял по земле сухую траву. Пивси вздрогнул от повисшей прохлады, взглянул вверх и увидел, что небо всё такое же голубое, но в лесу будто бы наступила ночь.

Он сделал шаг назад и опустил взгляд. С дерева на него смотрел чёрный глаз, вылезший из-под коры наружу. Он уставился, и Пивси не мог двинуться, и даже закричать от страха он не мог. Дерево раздулось, задвигалась кора, будто водная гладь от ветра, и разверзлось на дереве огромное дупло. Оно загудело страшно и тяжело, и звук этот нарастал вместе с ураганом, пока не превратился в оглушительный крик, что уронил Пивси на землю. Поднялись из-под земли корни, и поползли к ногам, будто змеи. Ураган метал комья земли, листья и ветки, и Пивси завопил.

Чёрный корень коснулся ноги и стал оплетать её, а дерево склонилось, и повисло над Пивси огромное вопящее дупло. Внутри глаза родился жёлтый свет, пока не засиял, будто фонарь, освещая белое лицо Пивси, его руки, что старались отмахнуться от корней, и аргваллийского гостя, появившегося из ниоткуда.

Гость одной рукой схватил Пивси за шиворот и оттащил в сторону, оказавшись лицом к лицу с огромным дуплом. Пивси не слышал, что тот кричит. Он даже слов сейчас разобрать не смог бы. Лишь видел, как ураган сорвал капюшон с головы гостя, как ветер растрепал белоснежные волосы, и Пивси показалось, будто волосы эти светятся сами по себе.

Дупло вопило, росло и теперь висело огромной бездной над таким маленьким в сравнении с ним аргваллийским гостем. Тот достал нож, и полоснув им по ладони, схватил корень дерева.

— Первозданная кровь! — воскликнул человек.

— Его! — страшно закричало чудовище, и ещё ярче засветил глаз-фонарь. Оно отбросило руку беловолосого гостя, и Пивси увидел, как летит к нему чёрный корень, увидел, как обернулся гость, еле держась на ногах от урагана, и в глазах его стоял ужас.

Корень обхватил Пивси за горло и потащил, едва не ломая шею. Пивси не видел ничего, кроме белого человека, что стоял в оцепенении, и руки его дрожали, будто в лихорадке. Пивси поймал отчаянный взгляд, и аргвал вдруг поднял ладонь, на которой засияли белым светом буквы. Пивси не увидел, что там написано. Но он и так знал.

Гость дотянулся до жёлтого глаза и накрыл его светящейся ладонью.

— Умри. — сказал он.

Ствол хрустнул. Дерево накренилось в сторону гостя, что так и не отнимал ладони от горящего глаза. Ещё немного — и оно упадёт прямо на него, но гость стоял, не двигаясь, пока не отдёрнул руку, будто обожгло его, и тогда глаз потух, а на его поверхности образовалась густая чёрная капля.

Корень, державший Пивси, лопнул и рассыпался. Пивси шумно заглотнул воздух и закашлялся, схватившись за горло.

Дерево так и не упало. Оно накренилось, иссохшееся, и лишь чёрная капля, что так и не могла сорваться с мёртвого глаза, висела почти у самой головы гостя.

Тот опустился на землю, тихо застонав, и прижал руки к груди. Пивси понял, как тому больно. В лесу посветлело. Среди зелени, травы и солнца, лишь сухое дерево с застывшим в вопле дуплом говорило о том, что здесь произошло что-то страшное.

Пивси поднялся на локтях и пополз в сторону гостя. Тот сидел на траве к нему спиной, и солнце освещало белоснежные волосы.

— Не знал я, клянусь, не знал! — закричал Пивси. — Если б сказал мне владыка Кастари, с кем пойду я, да я б ни на шаг от вас, ни на шаг! Ничего бы не было!

Гость махнул окровавленной ладонью, призывая Пивси замолчать. Пивси поднялся и, шатаясь, подошёл и сел рядом.

Аргвал был совсем белый, а руки — одна в крови, другая в ожогах — лежали на коленях. Он то и дело содрогался, не в силах управлять своим телом. Вдруг он поднял на Пивси зелёные глаза, полные влаги.

— История тебе наша известна? — тихо спросил он. — Знаешь, кто в деревьях живёт?

— Да ясное оно дело, знаю! — зло сказал Пивси, ненавидя себя в это мгновение. — Древен, пёс его дери! Не было их здесь давно, хоть целый лес обыщи — пустые деревья! Нет в Гаавуне древенов!

Гость отвёл взгляд.

— Ты так разгневал его, что он даже не принял мою кровь. Я убил его. Понимаешь?

— Простите меня, простите! — горячо воскликнул Пивси. — Да и пёс с ним! Меньше их — тем лучше!

В глазах гостя Пивси вдруг увидел гнев. Тот поднялся, стараясь не касаться ничего руками, наклонился, и капюшон соскользнул ему на голову.

— Древены старее всех родов! Всех людей. — сказал он. — Они здесь с самого начала, Пивси. Только я могу забрать жизнь древена, но именно поэтому я поклялся себе никогда этого не делать. На самой заре Триады древены были нашей семьёй. Нашими родными. Даже сейчас они не тронут никого без обиды. Хотя и без неё есть им, за что гневаться на род человека.

— И что теперь с вашей клятвой? — спросил Пивси.

Гость вопрошающе взглянул на него.

— Ну да, да… — простонал Пивси. — Простите. Я вас подвёл. И владыку Кастари подвёл.

Гость был без сил и еле стоял на ногах. Он держал руки на весу и, стоило пальцам случайно пошевелиться, вздрагивал от боли.

— В кармане плаща пузырёк. — сказал гость. — Достань его и вылей.

Пивси подскочил, чтобы скорее исполнить просьбу.

— Всему есть цена, Пивси. Цена убийства древена, что был во гневе, велика. Вон та капля, которая висит на дереве — чёрная желчь. Живое существо, которое коснётся её, будет навсегда проклято. Это — гнев древена. И он не должен достаться никому.

— Не достанется! — горячо ответил Пивси. — Мы сейчас к берегу спустимся да выльем ее.

Гость чуть не подскочил.

— Нет! — воскликнул он. — Она найдёт живое, и тогда — быть беде. Только разумное существо может подчинить себе чёрную желчь и научиться с ней жить. А если встретится она с неразумным…

— Понял. — сказал Пивси. — Глуп я, простите.

— Цена твоей невежественности так же велика. Чтоб не забывал ты о смерти, что я причинил по твоей вине, ты будешь хранить чёрную желчь. И будут хранить её твои дети и их дети. Потому что некуда ей деться. Быть ей здесь вечно.

Пивси застыл с пузырьком в руке, и уже открыл рот, чтоб умолять господина этого не делать.

— Я закончил. — строго сказал гость. — Собери желчь и догоняй меня. И ещё. Орвель предупредил, что меня здесь не было?