Алекс в стране Советов. Серия «Русская доля»

Алив Чепанов

60—90-е годы. Основанная на реальных событиях история жизни простого парня с окраин Москвы. Реалистично, без прикрас. О попытках воспитания в советском обществе поколения строителей Светлого будущего. Шпана. Законы московских улиц. Советская армия. Рабочий класс. Первая любовь, предательство, ненависть, становление личности, борьба за своё место под солнцем, формирование жизненных принципов. Все имена реально существующих людей изменены, любые совпадения считаются случайными. Книга содержит нецензурную брань.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Алекс в стране Советов. Серия «Русская доля» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

2.ДЕРЕВЕНСКОЕ ДЕТСТВО

Заканчивались шестидесятые годы. Отец Алёши — Иван Андреевич Животов всегда имел безудержную тягу к путешествиям, ему никогда не сиделось на месте. Какой-то необузданный «ветер странствий» всю жизнь гнал и гнал его из спокойного столичного быта в дикую первозданную природу. Еще в молодости, будучи студентом Московского государственного университета, а потом и Московского геологоразведочного института, Иван Андреевич в составе геологоразведочных партий исколесил всю восточную Сибирь, тайгу, монгольские и казахские степи. Там в диких условиях, преодолевая бурные реки и горные перевалы он чувствовал себя на своём месте. После ранения и получения инвалидности, путешествия стали возможными только на автомобиле и уже не по работе. Сына Алёшу он решил приучать к деревенскому быту с самого раннего детства, так как сам был родом из тульской глубинки. В связи с чем Иван Андреевич на всё лето снимал дачу в Долгопрудненском районе Московской области на Клязьминском водохранилище в районе речной пристани Хлебниково. Туда же на всё лето мама Алёши Светлана Николаевна «выписывала» сыну своих родных тётушек: тётю Любу и тётю Лену. Они заменили Алёше родных бабушку и дедушку, которые умерли ещё до его рождения. Бабушки с удовольствием возились и игрались с мальчиком, за неимением своих собственных детей.

Детские воспоминания Алексей уже будучи взрослым мужчиной, всегда разделял, как минимум, на деревенские и городские. Лучшая же часть детских воспоминаний, так или иначе, всё же была связанна с деревней и всеми присущими ей атрибутами сельской жизни: с купанием на Клязьминском водохранилище, где его отец и снимал дачу, со спортивными играми на природе, с полями, лесами, грибами, цветами, полянами, пароходами, рыбалкой, коровами, козами и тому подобным. Полным раздольем и безграничной волей веяло от этих воспоминаний, особенно по сравнению с воспоминаниями о городском детстве, всё же ограниченном определёнными как территориальными, так и моральными рамками.

В городе даже прогуляться по соседней улице было порой весьма чревато для маленького ребенка, которому взрослые уже разрешали самостоятельно гулять, но негласные территориальные правила районов и улиц столицы, действующие в основном в молодёжной среде того времени, не всегда ему это позволяли. В то далекое время семидесятых вся власть в районах столицы принадлежала молодежным полукриминальным и откровенно криминальным группировкам, объединенным по признакам территориальности: по бульварам, улицам, переулкам, дворам и домам. Взрослыми, такие группировки, хулиганствующих по факту малолеток, именовались все, под одну гребенку — «шпаной». Группы такой шпаны, человек 10—20 в народе именовались «шоблами». Шоблы составляли крупные группировки, которые имели названия по аналогии с названиями тех территорий, на которых проживало большинство их членов. На Бескудниковском бульваре внутри общей группировки, шло деление на дворовые, обычно носящие названия по номерам домов, например: одиннадцатые, тринадцатые, пятнадцатые и так далее. Некоторые группировки были настолько сильны в Москве, что абсолютно никому не подчинялись, даже, так называемым «блатным» — криминальным сообществам. Криминальные же авторитеты того времени относились, к как они считали подрастающим кадрам с отцовской заботой и пониманием, так как сами выросли из этой среды. Взрослые же законопослушные граждане обычно не интересовались жизнью «темных» улиц и переулков, и на всякий случай держались от этой жизни как можно дальше, оберегая от нее и своих чад.

Вот чтобы в городе школьнику младших классов попасть например в кинотеатр, расположенный на другой улице, которую «держала» враждебная группировка из соседнего района, было необходимо идти туда только с кем-нибудь из взрослых или старших, иначе никак. В лучшем случае ребенок оставался без кино и карманных денег, а в худшем случае, он мог быть еще «взят в плен», подвергнут физическому насилию и моральным издевательствам, а также серьезно избит. Сколько же детишек пропадало в других-чужих районах тогда вообще никто не считал. Могли ли убить на чужой территории? Могли, правда, скорее всего, не специально, а случайно — в процессе изучения и отработки на чужаке приемов рукопашного боя, карате и бокса. В живую грушу для битья мог превратиться любой чужак, опрометчиво нарушивший границу между враждующими группировками. Можно было попасть на чужую территорию собравшись уже «шоблой», но этот вариант был чреват серьезным конфликтом в масштабе: улица на улицу. Начинала конфликт совсем мелкая подрастающая шпана. По ходу действия, на подмогу вызывались старшие товарищи, дальше — ещё более старшие, уже вышедшие из школьного возраста. Если же и тем не удавалось разрешить — «разрулить» создавшуюся ситуацию, подключались местные блатные. Иногда, так и не договорившись, группировки доходили и до открытого сражения «стенка на стенку», «улица на улицу» и даже «район на район» В таких жестких правилах приходилось жить маленькому Алеше с самого раннего детства. Это было против его свободолюбивой натуры, которая рвалась на волю — в деревню, там можно было гулять где угодно, делать, что угодно, плевать на всякие гласные и негласные правила, совершенно не задумываясь о последствиях. В деревню, на дачу Алёша ехал всегда с большим удовольствием. Если бы у него была бы возможность, то он бы остался там навсегда и больше никогда бы не возвращался в город.

Самое первое, что больше всего поразило и впечатлило в деревне маленького Алёшу при первом её посещении, это был пастух с длинным-длинным и толстым тяжёлым кнутом, который пас большущее стадо коров. Время от времени он взмахивал кнутом так ловко, что громадный кнут, извиваясь громадным чёрным змеем, производил громкий хлопок подобный оружейному выстрелу и коровы после этого хлопка недовольно мычали, но тем не менее шли туда, куда было нужно пастуху. Этот деревенский мужик, весьма затрапезного вида в замызганном плаще и каких-то заляпанных, то ли грязью, то ли навозом, кирзовых сапогах с отворотами, казался Алёше каким-то волшебником, просто чародеем — повелителем коров и кнутов. Он мог смотреть на работу пастуха и ждать заветного хлопка-выстрела сколько угодно. И когда ему бабушки говорили со зла, что если не будешь учиться и слушаться старших, то станешь пастухом, Алёша никак не мог понять, что в этом плохого. «С удовольствием стану и даже очень хочу стать! А если при этом и учиться сильно не надо, то это вообще то, что мне и нужно!» — так рассуждал про себя маленький Алёша.

Простором, раздольем и волей веяло от этого чуда под названием деревня. Так казалось маленькому городскому мальчику, вырвавшемуся вдруг из, морально давящих на него со всех сторон, железо-бетонных городских джунглей, где и разгуляться-то толком и негде. Все городские парки и места для купания можно было по пальцам пересчитать: ну ВДНХ, ну Ботанический сад, ну Лианозово, ну «Плотина», ну Останкинский пруд, ну Лихоборка на самый, как говорится, худой конец. Пожалуй и всё, что знал в то время десятилетний Алёша. Кроме того посещение всех этих районов столицы было просто опасно для малолетнего ребёнка и чревато, всеми описанными выше последствиями.

В деревне же, где семья снимала дачу, просто необъятное и неописуемое раздолье — целый мир лесов, полей, садов и целое Клязьминское водохранилище со всем его водным транспортом, купанием и рыбалкой в любое время. Кроме того ребёнок был счастлив даже хоть на время отдалится от разнообразных ненавистных детских общественных объединений: яслей, детских садов, школ и пионерских лагерей, с их дисциплиной, режимом и бесконечными построениями.

Обычным местом летнего время препровождения деревенской и дачной детворы была зона отдыха, официально именуемое, как «Клязьминское водохранилище». Место было расположено совсем рядом с деревней, где проживал Алёша во время летних каникул, наполовину в лесу, наполовину на берегу большущего залива. Плотность человеческих тел в воде до начала глубины в особо жаркие выходные дни, в основном за счёт приезжающих сюда на субботу и воскресенье москвичей, была настолько велика, что Алёше казалось люди могут только стоять, а чтобы проплыть хотя бы пару метров им места уже не хватит. Несмотря на то, что маленький мальчик фанатично любил воду и иногда его было очень трудно выгнать на берег, он одновременно не любил такого слишком перенасыщенного скопления народа. Алёша терялся среди общей массы и на него это всегда давило психологически. В толпе он не ощущал себя самим собой, а лишь каким-то придатком большого общего организма.

Один раз с Алёшей произошёл случай, который запечатлелся у него в памяти на всю оставшуюся жизнь. Как-то, в очередные жаркие выходные дни, когда всю прибрежную территорию оккупировали, нахлынувшие москвичи, Алёша, пытаясь отдалиться от толпы, заполонившей всё мелководье до самого начала глубины, решил удалиться куда-нибудь и поучиться плавать. Он удалился от места общего скопления тел ближе к предполагаемой глубине. От места, где ещё чувствовалось дно под ногами, но местами уже пропадало, мальчик немного отплыл в сторону уже предполагаемой глубины. Он рассчитывал быстро обогнуть толпу, проплыв сверху по глубокому месту. Алёша рассчитывал найти более-менее просторное, но в тоже время довольно глубокое место для плавания подальше от гомонящей толпы. Он плыл по тем местам, где уже не чувствовалось дно под ногами. Мальчик обогнул толпу по глубине и стал возвращаться назад — ближе к берегу, так как ещё не ощущал себя уверенным полноценным пловцом. Алёша только совсем недавно начал понемногу плавать и то по мелководью, там где чувствовалось дно под ногами. Сейчас он хотел уже вернуться на тот уровень глубины, где бы он мог стоять. Он снова свернул к берегу. Остановившись, по его расчётам на месте, где уже можно было встать на дно, Алёша уверенно опустил вниз ноги в поисках дна… И вдруг не обнаружил под ногами вообще ничего. При этом его как-то резко потянуло вниз и он начал проваливаться в холодящую ноги бездну. Это было совершенно неожиданно и поэтому он стал резко колом опускаться вниз, набирая воду носом, а затем и ртом. Ужас, первый раз по-настоящему, вдруг охватил маленького мальчика и от этого его ещё сильнее потянуло вниз. Сразу вылетели из головы все правильные телодвижения для плавания: кроль, брас, саженки и тому подобное. Почему-то, даже опустившись под воду примерно на метр, дна он так и не почувствовал. Алёша стал лихорадочно вспоминать как его учили плавать, но так ничего и не вспомнил. В истерике мальчик начал делать какие-то инстинктивные природные телодвижения, вернее их делало само тело Алёши помимо его воли. Мальчик задержал дыхание. Взмахнув руками, преодолевая толщу воды и инстинктивно отталкиваясь от неё, мальчик сделал рывок всем телом в направлении из воды и через минуту поднял голову на поверхность. Алёша резко выплюнул всю попавшую в рот воду и тут же вдохнул побольше воздуха, столько, сколько только смог. Немного успокоившись и закрепившись на поверхности воды, мальчик огляделся. Вдоль всего берега стоял такой шум и гам, плеск воды, детский визг и смех, что даже если он и смог бы что-нибудь прокричать, то его бы никто не услышал. Больше всего его просто взбесил беззаботный детский смех, доносившийся отовсюду, в то время когда он совершенно натурально тонул, погибал и прощался с жизнью. Алёша мгновенно оценил обстановку и с сожалением сделал для себя неутешительный вывод, что теперь он предоставлен самому себе, в этой толпе ему никто не поможет, а родные очень далеко от воды, где-то там — на песчаном пляже и его точно не услышат.

«Остаётся тихо или громко, неважно, тонуть… Так вот она какая смерть?! — ещё барахтаясь на поверхности по инерции, думал тогда Алёша. — Это вот так, перестал махать руками и всё? Пошёл в ту, холодящую пальцы ног, глубину, которая почему-то так манит и влечёт за собой в черную бездну. Будто хочет мне там, где-то в самой глубине, открыть ещё что-то, чего я ещё не знаю. А если там ничего больше нет? Только холодная мрачная пустота?! Не хочу проверять!» — мальчик снова начал медленно опускаться под воду, но тут резко всем телом уже отработанным приёмом рванулся наверх и снова вынырнул на поверхность. Алеша жадно глотнул побольше воздуха и отчаянно заколотил руками по воде в попытке удержаться на поверхности. Высунув уже почти всю голову из воды, он сделал поворот всем телом, чтобы оглядеться вокруг. Мелководье в этом месте очень резко обрывалось и сразу же начиналась глубина без дна под ногами. Но многие детки особенно на надувных матрасах беспечно заплывали в эту зону, так как не знали какая под ними глубина. Алеша прямо перед собой увидел такой матрас с лежащей на нём худощавой девчонкой старше его года на три — четыре. Вернее он увидел её пятки, она пыталась уплыть от него и гребла по воде руками в другую от него сторону. Руки мальчика как-то сами собой, не дожидаясь команды мозга, мгновенно вцепились в край матраса. Испуганный Алёша схватился за матрас, да так, что пока не почувствовал под ногами дно, его бы вряд ли кто-нибудь даже из взрослых смог бы оторвать от единственного поблизости спасательного средства. Поскольку десятилетний Алёша имел почти уже вполне серьезный вес для своего возраста, он начал перевешивать и перетягивать матрас под себя и та девчонка, которая на нем плыла резко начала сползать в воду с другой стороны матраса. Тут девчонка, широко разинув рот, дико заорала так, что заглушила весь гудящий как улей пляж. На тонущих детей наконец обратили внимание взрослые и быстро вместе с матрасом вытянули на мелководье. Алеша наконец разжал пальцы и отпустил край матраса. Испуганный мальчик со всех ног бросился подальше от воды. Пробежав метров десять, он рухнул в прибрежный песок. Алёша ещё долго лежал, распластавшись на песке, осознавая и анализируя всё происшедшее с ним. Как хорошо, всё-таки жить, подумалось тогда. Больше в этот день он уж к воде не подходил, кто бы и как бы его туда не звал. Алёша ещё несколько дней думал только о том, что вся та тысяча лет жизни, которую он сам себе отмерил, могла закончиться прямо сейчас, в один миг. Ещё ему казалось, что он видел или трогал, вернее почувствовал, смерть и она холодная, мрачная и какая-то пустая, и ещё — она манит, зовёт и тянет за собой, и всё, и больше ничего там — по ту сторону нет. Там, по ту сторону жизни — оказывается совсем ничего, сделал для себя открытие малолетний Алёша. Он был уверен, что ясно чувствовал смерть и был в её руках, когда безуспешно искал ногами дно и когда всё ниже и ниже опускался в леденящую пустоту. В тот момент ему казалось, что ещё чуть-чуть и он покорно пойдёт за ней.

Потом Алексей часто вспоминая этот эпизод, всегда задавался вопросом, могла ли из-за него утонуть та девчонка, не успев она также как он вовремя ухватиться за матрас. «А если бы у меня был только такой выбор: или я или она, как бы я поступил? — и почему-то Алёша не мог себе представить другого варианта, кроме как: конечно же я!» Ему очень много рассказывали и в школе, и с экрана телевизора о подвигах, когда люди осознано шли на смерть ради жизни других людей. Слушая эти рассказы, видя документы, фотографии и просматривая фильмы про героев, он никак не мог представить себя на их месте. То есть представить себя на месте какого-нибудь героя он мог, но представить, что он сам кончает со своей собственной жизнью по своей собственной воле, этого Алёша ну никак представить не мог, как не пытался.

Это было пожалуй самое яркое, но и самое жуткое воспоминание дачного деревенского детства, разве что, ещё коровы. Детство, проведённое в деревне, ассоциировалось в памяти Алёши обязательно с: колодцем, печкой, колкой дров, пастухом, кнутом и коровами. Как колют дрова маленький Алёша мог наблюдать часами, а ещё он любил по вечерам смотреть, как возвращается стадо коров в деревню. Коров было много и они по вечерам возвращались в деревню, проходя мимо их дома. Мальчик всегда выходил во двор к калитке послушать кнут пастуха и ответное послушное мычание стада. Кнут в это время «стрелял» особенно часто и громко, так как всех коров надо было загнать в один довольно узкий проход, а они именно перед самым домом переставали слушаться пастуха и начинали толкаться, обгоняя друг друга, спеша домой. Картина захода стада в деревню действительно была какой-то завораживающей. Коровы при входе на деревенскую улицу, уплотнялись и представляли для маленького мальчика довольно зловещее зрелище из туш и рогов. Впереди шли две-три совершенно черные коровы с изогнутыми громадными белыми рогами и как-то озверело мычали, как казалось Алёше. Ещё ему казалось, что хлипкий забор из полусгнившего штакетника когда-нибудь не выдержит напора стада и коровы устремятся во двор, сметая по дороге всех и всё, включая его бабушек и его самого. Иногда мальчик видел страшный сон с участием этих ужасных чёрных коров, которые шли всегда впереди стада. Во сне одна из них поднимала на рога его отца. Он так ясно это видел, что просыпался в холодном поту и в слезах, а если был выходной день и отец был дома, то Алёша бежал к нему и успокаивался только тогда, когда видел его живым и невредимым.

Это, наверное, весь негатив, присутствующий в таком райском по сравнению с унылой городской режимной жизнью, месте. Всё остальное — это только положительные воспоминания.

…Алёша с раннего детства был очень любознательным и внимательным. Примечал всё вокруг, особенно его почему-то безудержно как магнитом тянуло ко всему запретному. В то время была такая, порицаемая советской общественностью, группа молодежи, которая вела праздный образ жизни, не хотела учиться, не хотела работать, а хотела только жить в своё удовольствие и всё. Подобные группы возникали в каждом городском дворе и чуть позже даже в каждой деревне. Хоть взрослые их и называли с каким-то отвращением, пренебрежением и с плохо скрываемой опаской «шпаной», но для мелкой детворы это были настоящие герои нашего времени, эталоны для подражания. Деревенская шпана, мало чем отличалась от городской. Она слушала очень громкую, свою особую, как правило, иностранную музыку и песни, в основном, на английском языке. Под эту музыку шпана танцевала и веселилась, причём, когда хотела и где хотела, не обращая никакого внимания на время суток и окружающих. Танцы представляли собой какие-то таинственные, агрессивные, даже воинственные на первый взгляд, телодвижения. Молодые люди именуемые обществом шпаной, пили пиво, а иногда и креплёное вино прямо из горла, обязательно курили и водили с собой, таких же как и они на вид, лохматых девчонок, с которыми так в обнимку они всегда и ходили как-бы назло всему обществу и особенно, зло косившимся на них, пожилым бабушкам. Одна единица такого общественного объединения мужского рода именовалась: «чувак», «пацан», «старичок», а женского рода, соответственно: «чувиха», «пацанка», «старушка» или между самими парнями — «телка». Они не стриглись вообще никогда и носили длинные волосы, ориентируясь в прическах и одежде на фотографии иностранных рок-звёзд того времени. Чем длиннее были волосы, тем больше уважения в своём шпанском коллективе чувак к себе вызывал. В то время деревенская шпана одевалась более свободно, чем городская и носила пестрые цветастые рубашки. И носила их определённым образом, не застёгивая ни на одну пуговицу, и завязывая концы рубашек внизу, чуть выше пупка, на узел. Десятилетний Алёша быстро перенял эту, сразу понравившуюся ему моду и тут же распространил её среди деревенских малолеток, за что был преследуем и гоним своими бабушками. Бабушки, присматривающие за ним, были в курсе: кто носит рубашки таким образом и что это за мода такая, так как постоянно читали советские газеты. Они сами очень опасались шпаны и ещё больше они опасались её пагубного влияния на маленького Алёшу, которого в результате так и не смогли от этого влияния уберечь.

Несмотря ни на что, деревенские годы были для Алёши прекрасны и незабываемы. Время свободы блуждания и шатания где хочется, сколько хочется, когда хочется и с кем хочется. Всё деревенское детство Алёша впоследствии вспоминал с каким-то нежным трепетом, добротой и любовью. Хорошо помнил он своё деревенское детство, наверное, потому, что это были те дни, часы и минуты настоящего детского счастья, которые мы в пылу обыденной жизни сразу и не замечаем. Зачастую мы осознаём их настоящую ценность лишь потом, спустя уже многие, многие годы, став уже совсем взрослыми людьми.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Алекс в стране Советов. Серия «Русская доля» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я