Лайла

Алек Д'Асти, 2022

Меня зовут Лайла. Я вампир, поэтому очень люблю кровь, но не люблю свою вечную жизнь. Это скучно. Недавно я сильно прокололась и влипла в неприятности. Теперь за мной охотится вся полиция Лондона во главе с детективом Мэттью Солом. Это весело. Детектив Мэттью Сол… его кровь пахнет изумительно – четвёртая положительная, самая вкусная, но меня в Мэтте привлекают не только группа и резус. Есть кое-что ещё… и это очень-очень интересно.

Глава 3. Бумажный самолетик

— Кто там?

Мгновение и…

— Детектив Мэттью Сол, полиция Лондона! Откройте!..

О, бо-о-оже, это не голос, а оргазм какой-то.

У меня в груди все кувырком, хочется распахнуть дверь, втащить Мэтта к себе и… не знаю, что сделать — съесть, пленить, присвоить, обнять… сделать что-нибудь такое, такое… но я лишь щелкаю замком, приоткрываю дверь и боязливо тявкаю в щелочку:

— Покажите ваше удостоверение.

Нетерпеливый выдох и мне в нос утыкается значок с серебряной звездой — «метрополитан-полис-сервис», фотка Мэтта, все дела.

Киваю, открываю дверь шире, впускаю мужчину моей мечты, изображаю испуганную мямлю:

— Я видела вас… эм-м-м… в новостях. То дело, об убийстве… даже не знаю, какое я могу иметь отношение к… и я… так что вы хотели, детектив?

— Мне нужно задать вам несколько вопросов, мисс Экхарт. Как раз относительно того самого дела.

Он проходит дальше, в гостиную, осматривает диван с одеялом, пустую кружку на подлокотнике, снег с дождем в окнах. Слегка прихрамывает, но двигается плавно. Не поворачивается ко мне спиной, только анфас или боком, в профиль. На пальто, на плечах у него крошечные дождевые капли. Волосы тоже чуть влажные, отросли, вьются на висках и затылке.

— Мисс Экхарт, где вы были в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое октября?

Мой прекрасный «Апероль»… он смотрит на меня. У него такие темные глаза — радужка, как эспрессо, угольные зрачки, а в них тонкими бликами таится… что? Жажда и азарт. Страстное желание докопаться до истины, отмотать время назад и восстановить картинку из прошлого.

— Мисс Экхарт, отвечайте на вопрос.

Ах да, конечно. Вопрос… он ведь не просто так пришел, он меня до-пра-ши-ва-ет, а я немного отвлеклась от роли жалкого задохлика. Надо наверстать. Отвожу взгляд, нервно подхватываю одеяло, неаккуратно сворачиваю его и снова бросаю на диван, бормочу:

— С двадцать восьмого на… в это время я была… я была дома.

Мэтт хмурится, подходит ближе:

— Мисс Экхарт, я спрашиваю о событиях почти месячной давности. Мне нужна точная информация. Не желаете посмотреть свой ежедневник? Планер?

— У меня его… их нет, — зябко повожу плечами, вся такая несчастная, тонкая, жалкая. — Я… я была дома. Что-нибудь еще, детектив?

Наверно, сейчас он продемонстрирует мне фотки, о которых говорила Марта. Как интересно! Я вся в нетерпении, в ожидании, в предвкушении.

Мэтт подходит еще ближе, чуть касаясь меня плечом, достает из-за пазухи смартфон, и показывает мне… нет, не фото, а видеофайл. Это запись с камеры наблюдения: ночь, пара фонарей, несчастная-тонкая-жалкая фигурка в длинном пальто идет по улице, а затем сворачивает в темный проулок и пропадает из вида. Дата (10_29_2021) и время (00:12) помаргивают в правом верхнем углу. Я смотрю. Секунды идут, но больше ничего не происходит, будто в стоп-кадре. Улица пустая, проулок темный. Конец записи.

— Узнаете, мисс Экхарт?

Он стоит так близко… у меня голова кружится от его запаха, голоса, взгляда.

— Да, — киваю, тереблю рукав кофты. — Это я. Иду домой со смены. Через проулок быстрее всего — десять-пятнадцать минут, и я дома. На этой записи… там все черное, поэтому не видно, как я вышла из проулка и повернула направо — пошла к дому.

Мэтт вдруг то ли улыбается, то ли щерится и вкрадчиво мне говорит:

— На выходе из переулка стоит еще один фонарь, с датчиком движения. Я сделал запрос в мэрию — его установили как раз накануне, двадцать шестого. Я просмотрел записи с начала октября и до настоящего момента. Я был там, на месте, в разное время суток, в разных погодных условиях, даже при повышенной влажности, в туман. Фонарь работал. Всегда. Ни одного сбоя.

Вздыхаю — точно! Фонарь! С долбанным датчиком движения. Новомодная штуковина. Он ужасно меня раздражает! Придурошный какой-то — вспыхивает всегда неожиданно, ослепляет, хрустит. Прикусываю губу, молчу, а Мэтт, естественно, продолжает напирать:

— Фонарь бы загорелся, но… на записи переулок так и остался темным. Значит, в ту ночь, в переулке, с вами что-то случилось. Что?

Понятно, что. Уродец схватил меня и потащил сквозь прореху в изгороди, в сторону, к своему логову. Но Мэтт… как он догадался, что нужно смотреть именно эти записи? Или он просмотрел вообще все имеющиеся, пока валялся в госпитале? Рехнуться можно. Да он просто маньяк!

— Отвечайте на вопрос!

Вздрагиваю, как бы испуганно, таращусь — а вот и давление на свидетеля подъехало. Мой прекрасный грубиян решил поднажать, какая прелесть. Я вся горю. С трудом сдерживая улыбку, смотрю на него снизу вверх, делаю брови домиком, быстро-быстро киваю и лепечу:

— П-простите, детектив. Сейчас я вспомню, сейчас. Хм-м-м… почему я не вышла из переулка? Эм-м-м. Наверно, я остановилась там, чтобы… покурить. Да, точно. Я курила.

— И что, до утра курила? Или прямо там заночевала?

— Н-нет… то есть, да, возможно.

— Возможно, заночевала? Возможно, курила?

Какой настырный! Ладно, ла-а-адно. Пузырьки игристого очень кстати бьют мне в нос, но я сдерживаю чих, зажмуриваюсь, всхлипываю, а потом смотрю на Мэтта полными слез глазами и скулю:

— Почему вы разговариваете со мной в таком тоне? Я просто, я… о, вспомнила! Да! Там была… лужа, я хотела пройти по бордюру, но зацепила пальто о какую-то проволоку и тогда решила… ну… обойти грязь.

— Лужа? Грязь? На каменной мостовой с тремя водосливами?

— Да, грязь. Так бывает, знаете, после дождя. Я хотела обойти лужу, а потом увидела прореху в изгороди, широкую такую. Прошла сквозь нее и…

— А потом? Что было потом?

А потом я прирезала одного уродского говнюка, отхлебнула говнячьей крови и чуть не блеванула прямо на месте преступления, но Мэтту я говорю другое:

— Ну-у-у, а потом я вышла по тропинке на соседнюю улицу и пошла домой.

Выкуси. И что ты на это скажешь, мой дорогой умник?

Тишина. Снег с дождем в окнах. Искры, искры, искры у меня в груди и по венам.

Мэтт смотрит неподвижно и тяжко, словно тушит сигарету о мою переносицу.

Я сказала что-то разоблачающее меня? Нет, вряд ли. Я не могла признаться, что уродец схватил меня. Этого нельзя было говорить ни при каких обстоятельствах. Статус свидетеля мне ни к чему, как и потерпевшей, слишком хлопотно. Я ничего не видела, я просто шла домой. Точка.

Детектив Сол медленно выдыхает, отходит на пару шагов, вновь осматривает диван, стены, окно… и немного морщится — наверно, ему больно. Ранения в живот всегда очень болезненные, как и процесс восстановления. Затем он шагает к двери, но уже на выходе останавливается, достает из кармана визитку, протягивает мне, бормочет:

— Мисс Экхарт, если вспомните что-нибудь, пожалуйста, сообщите мне.

— Хорошо, детектив, — покладисто киваю. — Если вспомню, непременно позвоню.

— Вы не собираетесь никуда уезжать в ближайшее время?

— Нет, что вы. Мне в понедельник на работу.

Закрываю за ним дверь, щелкаю замком, с удовольствем обнюхиваю визитку — «Аперо-о-оль». Медленно танцую по прихожей. Вальс — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Мэтт жив! Он ходит, говорит, сверкает шальными глазищами… это надо отметить! Крепко, вкусно, желательно наповал!

Прогарцевав на кухню, шарю по шкафам и холодильнику. Выгружаю на стол бокал, бутылку рыжего «Апероля», вискарь в золотистой фляжке, пряный итальянский ликер с труднопроизносимым названием «Куинт-эссен-тиа», шейкер, лед в мисочке и высокий измерительный шот. Ита-а-ак, дамы и господа, коктейль «Бумажный самолетик» сможет легко отправить вас на чудесную римскую прогулку! Или даже на древнеримскую, в зависимости от дозы. Бросаю в шейкер лед, наливаю поочередно по полному шоту биттера, виски и ликера. Закрываю шейкер, трясу. Может, мне как-нибудь попробовать себя в роли бармена?..

Дверной звонок квакает дважды.

Продолжаю трясти. Не буду открывать! Я в отпуске. Пятница. День благодарения. Мэтт жив. У меня «Бумажный самолетик».

Выливаю коктейль в бокал, втыкаю в него трубочку и дольку апельсина, вдыхаю умопомрачительный аромат, тянусь губами к трубочке…

Звонок снова квакает — нетерпеливо, нагло, настойчиво.

Чтоб вы все провалились!

Выбрасываю к фигам трубочку, подхватываю запотевший бокал, отхлебываю остро-пряно-ледяной прелести, марширую к двери, вновь отхлебываю, щелкаю замком, рывком распахиваю дверь…

Мэтт смотрит на меня неподвижно. И как будто угрожающе.

«Бумажный самолетик» встает у меня поперек горла, но потом все же проваливается и потихоньку разогревает движки. Мне надо срочно сложить на лице сложную икебану, светлый образ — милая-добрая-овечка-и-трепетная-лань, но мимика не желает подчиняться. Голосовые связки тоже отказываются пищать — не мое амплуа, не стоило даже пытаться, поэтому я больше не играю. Пусть видит меня такой, какая я есть.

Я залпом допиваю ледяную прелесть, с сожалением обнюхиваю бокал и хрипловато приветствую гостя:

— Ну?

Мэтт загадочно щурится:

— Мисс Экхарт, вы согласитесь на добровольной основе сдать образцы ДНК и отпечатков пальцев?

Вот змей, а! Глаза черные, шальные…

— Конечно, детектив, — ухмыляюсь я. — Прямо сейчас? Здесь?

— Да, сейчас, — кивает он. — Но не здесь. В полицейском управлении.

— Без проблем.

— И ваше пальто… я его ненадолго заберу.

— Хм, а как же я дойду до управления? Без пальто?

— Я отдам вам свое. И подвезу, чтобы вы никуда не… не промокли под дождем.

Он придерживает дверь левой рукой, а правую прячет где-то за спиной. Держит глок? Наверняка. Я вздыхаю:

— Минутку, детектив, — пристраиваю пустой бокал на комод и достаю с обувной полки кроссовки, а Мэтт уже не таясь убирает глок обратно в кобуру под мышкой.

Мое пальто отправляется в пакет, а мне на плечи опускается другое — темное, тяжелое, восхитительно пахнущее Мэттом. Я улыбаюсь, как счастливая дура, и кладу в карман его пальто смартфон, ключи и кошелек с длинной шелковой кистью на уголке.

Я готова.

«Бумажный самолетик» отрывается от взлетно-посадочной, убирает шасси и летит.