МЁД

Алекс Коста, 2023

Добротный детектив с неожиданной развязкой. Персонажи хорошо прописаны, а по тексту – много подсказок, так что, можно было бы догадаться… но, зачем – если автор дает «вау» в конце. По сюжету, главный герой ищет пропавшую жену, действие происходит среди московской элиты. Меня в начале триггерило от сарказма, разврата и вечной жажды наживы, а потом унесло в этот мир. Читать можно как вдумчиво, так и стоя в очереди. Роман эмоционален, за счет флэшбеков и вкусного описания эмоций. Вообще, складывается ощущение, что пока ты читаешь, ты живешь книгой. Хорошее ощущение, признаюсь, ради которого стоит читать. Маст рид – для тех, кто в разводе, разлуке, расставании. Книга в чем-то лечит, а хэдлайнер «Жизнь всегда продолжается. – Да, всегда!» – чувствуешь своим кредо. Ведь и правда: продолжается! – и это легко и просто одновременно.

Глава 3. Сусанна

А что я в итоге получила?

Только одно накопление — злобу на мир.

Я сидел в такси у ворот «дипачез» нашего с Юлей любимого терминала D. Взял с собой только загранпаспорт, деньги от «ЛеКультр» и вторые часы — ее любимые «Ван Клифф»: ограниченная серия, корпус из платины в форме пирамиды, небольшой простой циферблат; на обратной стороне, вместо обычного для турбийонов стекла, — бриллиант-каратник. Зачем смотреть на шестеренки, сделанные человеком, если можно смотреть на совершенство, созданное природой? Юля называла такие вещи «скрытый шик»: очень дорого, но оценить может только тот, кто понимает, насколько.

В любом «Ломбарде номер один» любой страны «Ван Клифф» можно продать тысяч за сто, а если повезет — за сто пятьдесят. Хватит на пять-семь лет где-нибудь в Хургаде, чтобы жить в маленькой квартирке с видом на каменоломню, из удобств — кондиционер и крошечный туалет, который можно превратить в душ, отсоединив шланг от слива. А из развлечений — ездить на побережье на автобусе, полном арабских семей: мужчины курят одну за другой, обсуждая что-то так громко, как будто каждая фраза решает судьбу мира; женщины в хиджабах отворачиваются от меня; горланящая орава детей корчит рожи и кидается бумажками.

Потом сидеть в сторонке на общественном пляже, больше похожем на выгоревшую помойку, смотреть на ржавые завалившиеся остовы кораблей и подкатывающие к ним белые барашки волн. Море дарит свою красоту всем, бесплатно. Как и огонь. Может, поэтому на них можно смотреть вечно?

А пока не сотрется, не выгорит приличная одежда, а загар из туристического не превратится в местный, по вечерам можно ходить в рестораны ближайших отелей под видом постояльца. Но когда все рубашки станут черепахового цвета, штаны вытянутся, доступ к пяти звездам будет закрыт — останется только квартирка с видом на каменоломню и автобус битком до пляжа-помойки.

Мальчик из трущоб вернулся в трущобы. Триумфальное возвращение в трущобы!

Я вспомнил, как Сусанна загибала длинные подагрические пальцы и рассказывала Юле:

— Все мальчики делятся на три типа. Первый — это умненькие, слоган: «Почему мы такие бедные, если мы такие умные?» Второй — удачливые, слоган: «Деньги есть, но не знаю, как и откуда», поэтому ненадолго. И третий — мальчики из трущоб, — она махнула в мою сторону.

— И какой у них слоган? «Бери от жизни все»? — попытался пошутить я.

Сусанна сделал вид, что вместо меня перед ней пустой стул, а Юля, вся вытянувшись вперед, спросила:

— И какие они?

— Умненькие, но неудачливые. Удачливые, но не умненькие. Все быстро теряют, потому что не умненькие. Не имеют ничего, потому что неудачливые, хоть и умненькие.

Они еще о чем-то говорили, и Юля кивала, косясь на меня. Чего было коситься? И так понятно, что я «тип третий» — мальчик из трущоб.

— Вы идете или нет?

— Что?

— Либо идете, либо нет. Я не могу стоять здесь часами! — сказал таксист.

Я положил сто долларов на подлокотник, он забрал, но все равно хмыкнул: «Да не могу я здесь стоять!»

Мне хотелось ответить: «Я тоже не могу ничего сделать!» Еще какое-то время я сидел, теребя обложку паспорта и «Ван Клифф».

Козырек на месте пассажира был откинут, шторка на зеркальце отодвинута, из прямоугольника на меня смотрела Юля: «Мне не посадить этот “самолетˮ… Но я смогу после себя оставить “черный ящикˮ, который запишет причины катастрофы».

Я кивнул, достал список, набрал номер.

— Сусанна?

— Да.

— Это Валера, муж Юли. Мальчик из трущоб.

— Какой Валера? Каких трущоб?

— Я муж Юли. Мы встречались.

— Не помню.

— Я хотел с вами поговорить.

— Зачем?

— Мы можем встретиться?

— Для чего?

— Юля пропала. Я не знаю, что случилось с Юлей.

Эти слова подействовали.

— Где пилатес-центр, знаешь? — Сусанна была из тех, кто быстро и без спроса переходит на «ты».

— Знаю.

— Напротив, сегодня в час.

***

Напротив пилатес-центра была арка во внутренний двор. Справа от нее — витрина «Агент Провокатор», слева — «Тортики на заказ». Астеничные манекены «Агента» в черных рюшах контрастировали с кремовыми фигурками Золушки и Кота Леопольда в витрине «Тортиков».

На одном из тортиков была фигурка «Мышильда», искусно сделанная из разных сортов шоколада: в кафтане Дракулы из черного, длинным хвостом из темного, остроносой мордочкой из молочного с очень реалистичными глазами — бусинами драже. К Мышильде по блестящей глазури бежали семеро мышат из белого шоколада со стружкой завитушек-ушей.

Не знаю чем, но «Мышильда» была похожа на Юлю. Захотелось разбить витрину «Тортиков», поэтому я перешел на сторону «Агента», стал рассматривать, что там. Кружавчики на трусах и лифчиках по последней моде соединялись с пластиковыми цветастыми вставками, как будто на эти места кружева не хватило, и производители залатали их кусками разных пакетов.

— По-моему, говно.

Я обернулся, увидел Сусанну. С момента нашей последней встречи она сохранила фигуру шведской лыжницы и сиськи Памелы Андерсон, но лицо стало больше похоже на Робин Райт в той части «Форреста», когда она уже вот-вот умрет. На Сусанне был бежевый тренч, на ногах — лосины для фитнеса и кроссовки-копыта «Баленсиага».

— Хорошее белье — как оправа к брюлику, — она показала на витрину. — Должно быть простым, почти незаметным. Возбуждает камень — оправа подсвечивает.

Я кивнул. Мы вошли в небольшой дворик, сели на лавочку. Из безразмерной сумки «МакКуин» она достала пластиковый лоток с салатом и бутылку с серо-зеленой маслянистой жидкостью.

— Обеденный перерыв.

— Да, — я достал фляжку «белого на черном». — У меня тоже.

— А… мальчик из трущоб! Пьешь вместо обеда?!

— Ну да, — я открыл фляжку и отпил.

Она кивнула, позиционная война между нами была безоговорочно выиграна в ее пользу, открыла бутылку с серо-зеленым, достала серебристый цилиндр-пенал, похожий на помаду, сделала «чик-чик», и на поверхность просыпалась желтоватая горка.

— Будешь?

— Спасибо, — я помотал головой. — У алкоголя нет друзей.

— Ни у кого нет друзей.

Сусанна потрясла бутылку, и посыпка исчезла внутри массы. Отпила, открыла салат, наколола на вилку стопку листьев.

— Гуано — говно летучих мышей и морских птиц. Говорят, самый лучший детокс.

— Из-за аммиака.

— Ты что, эрудит?

— Нет, я просто…

Сусанна в своей обычной манере не дала договорить, отмахнулась:

— Очень сильный яд, но в малых дозах он делает организм моложе. Сковывает, замораживает клетки. Что-то типа ботокса, только сразу для всего тела.

— И как на вкус гуано?

— Как говно.

— Символично. Очиститься от своего говна с помощью чужого.

— Ага. — Сусанна сделала еще один «чик-чик», потрясла бутылку. — Детокс чужим говном…

— Декокс.

— Да… — Она отпила. — Ты что-то хотел спросить?

— Юля пропала.

— Это я знаю, мент звонил.

— Да… Я просто хотел узнать: может, ты что-то знаешь? Куда она могла поехать, или уйти, или… К кому?

— Я? Я была ее тренер по пилатесу, а ты ее муж! И ты у меня спрашиваешь, куда пропала твоя жена?

— Мне больше не у кого.

— Мудак, что сказать.

Сусанна допила «декокс», выбросила бутылку, закурила сигарету, наколола новую стопку салатных листьев.

— Может, ты знаешь кого-то, кто знает?

— «Может, ты знаешь того, кто знает…» — передразнила она, сделала «всуп-всуп» сигаретой и «хрум-хрум» салатом. — Нет, не знаю. Откуда?

— Ну да…

Какое-то время мы молчали.

— Женщины «Золотого» делятся на три типа, — начала Сусанна, докурив. Так же, как когда-то в «Магадане», загибая подагрические пальцы: — Первый — это жены. Шесть дней в неделю, как в тереме. Или как в тюрьме. Немецкое «три К»: киндер, кюхе и… Как его там…

— Кирхе.

— Молодец, эрудит! Да, синагога, мечеть, католический собор, церковь… Неважно! Они даже маникюр-педикюр вызывают домой, потому что не доверяют няням и домработницам — не могут их оставить без присмотра. Не потому, что те сделают что-то не то. Просто надо за всем присматривать — это становится смыслом твоего существования, если ты стала женой кого-то из «О-о-о». — Сусанна еще затянулась, сложила губы трубочкой, выпустила три ровных кольца дыма в форме О. — Присматривай, детка… Присматривай! Шесть дней! Но есть седьмой день, в который ты главная. На самом деле, тебя «выгуливают», как скаковую лошадь, которая долго выигрывала на скачках, но сейчас постарела и теперь стоит в стойле, никому не нужная. Но иногда — редко — выводить ее необходимо, иначе сердце оплывет жиром, и она умрет. И «жокей» идет с тобой. В смысле, муж…

— Да, я понял аллегорию. Тот, кто раньше на тебе скакал.

— Ага. Но он не просто идет: он первый раз за всю неделю с тобой, он тебя слушает, он обращает на тебя внимание. Это не благородство, нет-нет… Это извращенное чувство вины за «Я же когда-то с ней…» А у нее несколько часов власти над властью. Ну и что, что вместо скипетра и короны толкаешь коляску с орущим кульком и привязанным к ней поводком с собачкой, которую захотели дети постарше: в первый день радовались, обещали «всегда гулять и убирать», а на следующий забыли, и теперь это еще одна строчка в списке «присматривай». Нет, ты не можешь просто открыть входную дверь и сказать: «Иди, малыш, ты свободен!» Потому, что ты хорошая. Сотня шагов до ресторана, полтора часа завтрак с несколькими формальными вопросами про детей, про строящийся загородный дом и «Не пора ли обновить ей «Кайен»?» — Сусанна выпустила еще несколько О. — И все.

— Как-то невесело.

— А я думаю, говно. И никаким чужим говном такое говно не задетоксить.

— И не закоксить…

— Закоксить все что угодно можно, но нельзя закоксивать: ты же мать, ты же жена уважаемого человека, у тебя джек-рассел рядом повизгивает! — Сусанна закурила еще одну, сделала глубокий «всуп-всуп» и «хрусть-хрусть» салатом. — Зато стопроцентная гарантия, что совсем тебя не выбросят. Из-за детей, конечно. Они же будут кричать: «Где наша мама?!» А дети — это наследники, это святое…

— Сусанна, я хотел спросить…

— Второй тип — это любовницы, — в обычной манере перебила она. — Про таких снимают фильмы типа «Бесценная» с Одри Тоту, пишут книги — Настасья Филипповна, Грушенька, «Дама с камелиями» и все такое… Они заводят собачек, если только сами захотят, такие же подаренные «Кайены» раз в год перевязаны ленточкой с бантом. Каждый день — два часа фитнеса, столько же спа, десять минут ебли тела и пара часов ебли мозга. И свободна до следующего дня! Но никаких детей. Категории «жена» и «любовница» не перемешиваются, не взбалтываются. Иногда любовница может стать женой. А может и не стать. Тут либо кольцо на пальце, либо отступная квартира где-нибудь на Вернадского…

— А при чем тут Юля?

— Ни при чем.

Сусанна снова достала «помадный» пенал, но тут же убрала. На площадку пришли две женщины с «боевым» макияжем и завитыми волосами, но в спортивных костюмах оверсайз — скорее всего, попадающие под классификацию «номер один: жены».

За ними — в подтверждение — вбежали мальчики и девочки, как будто только что ожившие манекены из витрины «Ю.С.Поло фо кидс», а за ними — процессия обезьяноподобных филиппинок, старательно выговаривающих «Стивен, хау вё зэ классес тудэй?»⁵ и «Хау ю кэн сэй ит ин инглиш Ребекка, плиз?»⁶, потому что за «уроки английского» им платили на пятьсот долларов в месяц больше.

Сусанна вдавила сигарету в остатки салатных листьев, выкинула контейнер в урну.

— Ладно. Мне пора.

— Но ты не сказала…

— Я не знаю… что случилось на самом деле. Но что-то случилось, точно.

Она встала и быстро вышла через арку, отворачиваясь от двух мамаш в плюшевых «Гуччи». Я только успел увидеть, как «МакКуин» качнулся влево: значит, Сусанна повернула из арки направо.

Посидел какое-то время, думая, идти за ней или нет. Потом тоже встал и пошел, по дороге сказав двум «плюшевым»:

— Вам джек-рассела не хватает.

***

Пошел в сторону дома. Решил прогуляться по бульварам, перешел на другую сторону, постоял напротив «Пушкина». Подумал, что этот ресторан — такой «тульский пряник» в «Золотом»: никто из местных сюда не ходит, но все о нем говорят.

Хотел свернуть к «Большому Эм», но на светофоре на углу с театром Маяковского увидел Сусанну. Побежал за ней, хотел догнать, но остановился от мысли: «Для чего?»

До Воздвиженки — этой всегда продуваемой и самой некрасивой улицы «Золотого» — шел за ней на дальнем расстоянии, пока она не свернула в Романов — худшее место для слежки: короткий и прямой переулок, почти нет арок во дворы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

Stephen, how ware the classes today? (англ.) — «Стёпа, как тебе сегодняшние уроки в школе?».

6

How you can say it in English, Rebecca? Please! (англ.) — «Ребекка, как ты скажешь это по-английски? Прошу!».