Лицензия на убийство. Том 1

Алексис Опсокополос, 2021

Алексей Ковалёв – отставной космический спецназовец и бывший командир штурмового отряда. Жизнь сложилась так, что теперь он работает… стендап-комиком. А его партнёр по сцене – друг и телохранитель Жаб, которому, в силу принадлежности к расе анфибосов, вообще незнаком юмор. Однажды герою предлагают приличный гонорар за выступление на планете, где у него были некогда серьёзные неприятности. Шестое чувство подсказывает Алексею, что лететь туда не надо, но обещанные большие деньги, способные решить его финансовые проблемы, побуждают принять предложение. И напрасно: предчувствиям стоит доверять…

Глава 5. Неожиданная и неприятная встреча

— Давайте только без насилия! Мы сдаёмся, не сопротивляемся и требуем адвоката согласно Кодексу! — без особой надежды высказал пожелания Лёха.

Он знал: на Кхэлиэ, и уж тем более на Олосе не сильно-то чтут Кодекс Пятой Конфедерации, поэтому на адвоката особо не рассчитывал. Однако никакого насилия по отношению к ним с Жабом никто не проявил. Несмотря на весь ужас ситуации и шоковое состояние близких именинника, всё произошло очень буднично и рутинно.

Охрана без выражения каких-либо эмоций подвела комедиантов к стене, развернула к ней лицами, обыскала, надела электрические наручники и спокойно вывела из комнаты. Вокруг старого кхэлийца уже прыгал врач с помощниками, но явно не ради оказания помощи, а лишь для констатации факта отхода именинника к пракальмарам.

Лёху с Жабом проводили в подвал, завели там в небольшую комнату без окон и оставили одних, объявив перед этим, что в этом месте они будут ждать приезда полиции. Комната оказалась кладовой для хранения продуктов и не была приспособлена для содержания арестованных, но, видимо, во всём клубе это было единственное место, откуда невозможно было сбежать.

Задержанных оставили в наручниках, но разрешили им перекинуть руки так, чтобы они могли держать их перед собой. Сбежать из комнаты, где не было окон, но имелась крепкая металлическая дверь, всё равно было нереально, но зато теперь Лёха с Жабом могли взять бутылку с водой, чтобы элементарно попить, а также закинуть в рот кое-что из еды.

Специально им ничего поесть не оставили, лишь бросили к ногам упаковку бутилированной воды, но в кладовой было много различных продуктов, и те, кто поместил туда комедиантов, скорее всего, были не против, если пленники возьмут себе на ужин что-нибудь из этих запасов. Иначе их бы предупредили, чтобы ничего не брали. Такое лояльное отношение позволяло Лёхе надеяться, что с ними собираются обращаться уважительно.

Жаб подошёл к воде, нагнулся, вытащил из упаковки одну бутылку и спросил друга:

— Пить хочешь?

— Хочу, — ответил Лёха. — В горле как-то пересохло от таких ярких эмоций. Но воду сам пей!

Бывший штурмовик уже заметил на верхней полке ящик какого-то местного то ли пива, то ли вина, подошёл к стеллажу и попытался дотянуться до него, но не смог — буквально нескольких сантиметров не хватило, чтобы зацепить край ящика.

— Ты так и будешь смотреть, как друг, помирая от жажды, пытается из последних сил достать живительную влагу? — спросил комедиант напарника.

Амфибос ничего не ответил, но подошёл к стеллажу, достал из ящика одну бутылку и с любопытством начал её рассматривать. После чего передал её товарищу и спросил:

— Что это?

— Не знаю, — честно сказал Лёха и забрал бутылку.

Он внимательно осмотрел этикетку, после чего открутил крышечку и прямо из горлышка отхлебнул немного содержимого бутылки, однако глотать не стал — подержал жидкость во рту, проведя таким образом простейший органолептический анализ, и выдал другу его результат:

— Пить можно, вкус приятный, хотя немного воняет уксусом. По ощущениям, крепость чуть больше, чем у пива.

Дегустатор сделал несколько глотков из бутылки.

— А за кальмаром отправиться не боишься? — забеспокоился Жаб.

— Нет, не боюсь. На бутылке все надписи на кхэлийском, а вот предостережения даны на нескольких языках, в том числе и на нашем. И здесь написано, что это пойло нельзя давать детям и моллюскообразным. Значит, в теории не детям и не моллюскообразным можно. А я, как ты, наверное, заметил, давно уже не ребёнок и пока ещё вроде не моллюскообразное!

Лёха сделал ещё два больших глотка и, заметив обеспокоенность друга, сказал:

— Да успокойся ты! Это энергетик местный, пил я его уже как-то. В нём действительно алкоголя, как в пиве. А учитывая, что пива здесь нет, попробую хотя бы этой гадостью стресс снять. Денёк сегодня выдался тяжёлый, а какие предстоят впереди — я и предположить боюсь.

Комедиант, не торопясь, расправился с остатками напитка, после чего аккуратно поставил бутылку на пол и продолжил рассуждать о её содержимом:

— Забористая штука. Вроде выпил-то всего ничего, а такая интересная бодрость в организме появилась. И в голове будто стрекоза летает и крылышками воздух гоняет туда-сюда. Всё же смесь алкоголя с энергетиком — это бомба! Страшно представить, как эта штука сносит мозг детям и моллюскообразным. И я уж не говорю про детей моллюскообразных — с теми она, видимо, вообще чудеса творит.

Лёха ещё немного прислушался к своим новым ощущениям и добавил:

— И чувствую: закусывать надо!

Он подошёл к полке с вязанкой каких-то фруктов, взял один из них и начал его есть. Доев, Лёха взял следующий и принялся ходить по комнате от полки с фруктами до двери и обратно. Причём делал он это довольно быстро.

— Мы не просто так оказались не в том месте не в то время! — размышлял Лёха, продолжая вышагивать по комнате. — Это не случайно! Я вот сейчас на всё будто с другой стороны посмотрел!

— Потому что ты пьяный! — ответил Жаб.

— Не пьяный я. Эта штука нереально бодрит, но алкоголя в ней мало.

Лёха остановился и замолчал: он прикидывал в уме все варианты, при которых они с другом могли оказаться в той злополучной комнате отдыха в момент гибели кальмара. Через минуту бывший штурмовик вздохнул и констатировал:

— Нас подставили. Однозначно подставили! Пригласили на самую уродскую планету в галактике, в этот долбаный клуб, разместили в гримёрке с бильярдом, чтобы мы оставили свои отпечатки на кие, а потом специально послали к старому извращенцу за деньгами, чтобы застать нас на месте преступления, которого мы не совершали.

— Возможно, он и не извращенец вовсе, — сказал Жаб. — Я допускаю, что никакой знакомой и вовсе не было.

— Да плевать! Была или не была, главное — другое! Тот, кто убил старого кальмара, имеет тесный контакт с организаторами вечеринки или это, вообще, одно и то же лицо!

— Вполне возможно, — согласился амфибос. — И то, что нас подставили, я тоже догадался. Но что, если бы мы просто не взяли этот кий в руки? Весь их план накрылся бы?

— Жаб, как ты думаешь, какова вероятность того, что хотя бы один из двоих отставных военных, находясь в течение длительного времени в помещении, где нет ничего, кроме бильярда, возьмёт в руки кий?

— Сто процентов, — сказал Жаб, и немного подумав, добавил: — Что оба возьмут.

— Вот и я про то же. Нас неспроста разместили в этой гримёрке! Организатор убийства знал: мы возьмём в руки кий и оставим на нём кучу отпечатков и следов ДНК. А ведь мне сразу показалось странным, что в такой зачуханной гримёрке стоит настолько дорогой аппарат. Но кто-то решил действовать наверняка, полагая, что на обычный ушатанный стол мы можем не купиться, а вот раскатать партийку на новом АМ-3500 — здесь без вариантов!

— Но почему мы? Зачем было тащить нас сюда с Ксина — неужели здесь некого было подставить?

— А кого ты здесь подставишь? Видел, кто выступал? Одни задохлики. Кто поверит, что они способны на убийство? А если и способны, то максимум выстрелить из пистолета, но уж никак не кием проткнуть. А мы бывшие военные! В том, что мы это физически могли сделать, никто не усомнится.

— Ну и застрелили бы! Зачем кием протыкать?

— Потому что это очень удобно, — ответил Лёха. — И кальмару гарантированно крышка, и на орудии убийства куча наших отпечатков. Что очень важно, так как камеры наблюдения в клубе неожиданно все вышли из строя, и, кроме этих отпечатков, никаких улик не осталось. А в том, что камеры внезапно сломались, я просто уверен. Вот как раз за полчаса до того, как кальмара насадили на кий. Готов спорить!

— Да что тут спорить — ясно, что записей камер не будет, — согласился амфибос. — Но всё равно, если нас будут судить, суд же должен понимать: у нас нет никаких мотивов! То есть у этого преступления в том виде, как его хотят представить, вообще нет логики!

Лёха усмехнулся и с нескрываемой грустью в голосе сказал:

— Дружище Жаб! Я, как человек, некоторым образом уже знакомый с судебной системой Олоса, могу тебя уверить: местные судьи при вынесении обвинительного заключения такими мелочами, как логика, не заморачиваются. Подай-ка мне ещё бутылочку этого замечательного напитка!

Амфибос неодобрительно покачал головой, но бутылку с верхней полки всё же достал. В этот момент открылась дверь, и в проёме показался охранник.

— Вы здесь? — спросил он, оглядывая при этом комедиантов.

— Нет, мы у тебя дома, с женой твоей чай пьём, — съязвил Лёха.

Но охранник проигнорировал его слова и продолжил:

— За вами приехал патруль!

После этих слов в проёме показалась фигура в униформе. Полицейский, крупный цванк, вошёл в кладовку и сказал:

— Выходите медленно и по одному! Руки держать перед собой! Первым человек!

Патрульный распахнул дверь настежь. Однако Лёха не торопился. Он взял у друга бутылку с необычным напитком, не спеша открыл её и сделал глоток.

— Ваше здоровье! — сказал он цванку, подмигнул и лишь после этого покинул помещение, по дороге снова приложившись к бутылке.

Патрульный не обратил на это внимания и сказал:

— Амфибос, на выход!

Жаб отправился за другом. В подвальном коридоре, помимо приехавшего по вызову патруля, толпилась почти вся охрана клуба и ещё несколько посторонних, не знакомых комедиантам существ различных рас. А вот тройка патрульных полностью состояла из цванков, что было не удивительно: эти рептилоиды служили в полиции практически на всех планетах галактики № 15-М-99, где местные жители предпочитали нанимать на такую работу чужаков. Очень много цванков было и в Армии Альянса, где из них зачастую формировали даже отдельные подразделения. Народ был боевой и практически бесстрашный.

В коридоре каждого из комедиантов сразу же повернули лицом к стене и перекинули наручники в положение «за спиной», а у Лёхи при этом отобрали напиток.

— Куда хоть едем-то, ребята? — спросил бывший штурмовик с присущим ему весельем. — Где продолжим вечеринку?

— В Управление полиции, где вам предъявят обвинение, — без особых эмоций ответил старший патрульный. — А потом в окружную тюрьму для ожидающих суда. Вот там и продолжите свою вечеринку.

Лёху с Жабом вывели через служебный вход во внутренний двор ночного клуба, где их уже ожидал небольшой полицейский транспортёр, быстро в него погрузили и увезли.

В Управлении полиции их уже ожидал следователь по особо тяжким делам, который в ожидании приезда свалившихся на его голову «залётных убийц» коротал время на свежем воздухе. Следователю — невысокому, худому и с виду замученному службой или жизнью гуманоиду — очень хотелось домой. Его рабочий день уже полчаса как закончился, и если бы не дерзкое убийство одного из самых уважаемых граждан Олоса, уставший сотрудник управления уже подъезжал бы к дому, где его ждала милая сердцу бутылочка кхэлийского сбитня крепостью пятьдесят пять оборотов и коробочка с вялеными боргосскими подлещиками.

Несмотря на то, что бутылочка сбитня могла подождать встречи со следователем хоть неделю, покрываясь инеем в его холостяцком холодильнике, сам он долго ждать не хотел. Следователь нервно топтался во дворе полицейского участка, держа в руках готовые документы на этапирование в окружную тюрьму ещё не доставленных подозреваемых.

Полицейский транспортёр неторопливо въехал на территорию внутреннего двора Управления. Из кабины проворно выскочил старший патрульный, открыл дверь в салон и уже хотел было дать приказ о выводе комедиантов, но до него донёсся крик:

— Постой!

Патрульный насторожённо обернулся.

— Не выводи никого! — сказал подошедший к транспортёру следователь. — Какой смысл время терять? В тюрьме их уже ждут, а у меня всё готово. Давай я распишусь, что принял задержанных и провёл первый допрос. Я уже всё распечатал.

— Что распечатал? Протокол? — спросил немного растерявшийся цванк. — А что ты в нём написал?

— Что они всё отрицают, — ответил гуманоид. — Они же всё отрицают?

Патрульный, хоть и знал уже, что Лёха с Жабом отрицают свою вину, всё равно удивился и спросил:

— Откуда такая уверенность?

— Все всегда всё отрицают, — спокойно ответил следователь. — И особенно те, кого обвиняют в убийстве. Давай не будем время терять. Сегодня ещё игра. Домой охота.

— Точно! Полуфинал же, — спохватился патрульный. — Но, может, хоть глянешь на них?

— Не думаю, что мне это доставит удовольствие, но задержанные должны подписать мою копию протокола, — следователь заглянул в салон и обратился к комедиантам: — Хотите сэкономить время и добраться до тюрьмы к ужину? Тогда подпишите протокол!

— Да мы вообще никуда не торопимся. А уж в тюрьму тем более, — отозвался Лёха. — Можем хоть до завтрашнего вечера здесь сидеть.

— Без еды и воды? — спросил следователь.

— Умеешь уговаривать, — ответил Лёха. — Дай хоть почитать тогда уж!

Гуманоид протянул бумаги старшему патрульному, тот передал их подчинённым в салон, а уже те, в свою очередь, раздали комедиантам. Помимо этого, патрульные достали фонарики и любезно светили ими, пока задержанные читали и подписывали протоколы.

В это время следователь поставил подпись в журнале старшего патрульного и, дождавшись, когда ему передадут подписанные Лёхой с Жабом протоколы, пожелал всем удачи и приятных выходных. После чего он чуть ли не вприпрыжку убежал к заждавшимся сбитню и подлещикам.

Старший патрульный захлопнул дверь салона, запрыгнул в кабину, и через несколько секунд транспортёр всё тем же неторопливым ходом начал выруливать с территории Управления, чтобы так же неспешно отправиться в окружную тюрьму.

Доехали, несмотря на медленный ход, довольно быстро. Видимо, расстояние до тюрьмы было небольшим. Лёха даже и не понял сразу, что они уже добрались до цели, думал: просто где-то остановились по пути. Но когда двигатель транспортёра заглох, а дверь открылась, сомнения исчезли.

— По одному выходи! — скомандовал снаружи грубый голос. — Первый пошёл!

В этот раз первым вышел амфибос, и его тут же приняли в свои руки два тюремных конвоира.

— Второй пошёл!

Лёха покинул транспортёр, и его, как и Жаба, тоже сразу же подхватили с двух сторон. А ещё он увидел говорившего — не очень крупного цванка в офицерской форме. Скорее всего, это был капитан, но бывший штурмовик мог и ошибаться — он не очень хорошо разбирался в знаках отличия на форме тюремщиков Олоса.

Комедиантов повели под усиленным конвоем, словно это были два самых злобных маньяка в галактике. Такое отношение разительно отличалось от того, что было ранее, и лишний раз намекало: теперь всё будет серьёзно — шутки закончились за воротами этого заведения. Впрочем, с Лёхой и Жабом это не работало — первый шутил и в более мрачных и ужасных ситуациях, а второй не шутил даже в самых благоприятных.

Транспортёр стоял недалеко от здания, поэтому подозреваемых в убийстве уважаемого господина Чылоо завели в мрачное холодное здание окружной тюрьмы Олоса для ожидающих суда очень быстро. Внутри тюрьма оказалась ещё неприятнее, чем снаружи: чёрные крашеные полы, стены — такие же чёрные примерно до пояса и серые выше этого уровня и серый потолок с редко расположенными тусклыми лампами. Такая обстановка сразу давала понять: здесь будет плохо и тяжело.

Четыре охранника-цванка водили комедиантов по разным коридорам так долго, что Лёха подумал: им решили провести экскурсию по всем закоулкам тюрьмы, прежде чем проводить в камеру — или в камеры, если их распределили в разные. Боевому комику стало скучно просто так ходить, и он решил завязать беседу:

— А куда мы идём-то?

— Разговоры! — мрачно отреагировал на попытку общения один из охранников.

— Да ладно вам строить из себя крутых. Ну реально, чего мы по коридорам круги нарезаем?

— На прогулку, — ответил уже другой охранник, более разговорчивый.

— На прогулку? — удивился Лёха. — Смеётесь, что ли? Мы ещё не ели и не спали, какая прогулка?

— Так получилось. Шеф ещё не подписал приказ о вашем приёме, и компьютер не выделил вам камеру. Так что подождёте пока в прогулочном блоке, — объяснил разговорчивый охранник. — Или вы предпочли бы в транспортёре?

— Нет, спасибо, лучше на прогулке, — вступил в разговор Жаб.

Когда комедиантов переводили через большой холл, им навстречу попалась такая же процессия — по коридору вели заключённого, и его охранниками тоже были цванки.

«Хреновый знак, — подумал Лёха, глядя на это. — Надеюсь, совпадение».

Блок для прогулки заключённых очень походил на огромный спортзал: он был без окон и с разными спортивными снарядами. Конечно, никаких штанг и гантелей там не было, как и любых других предметов, которыми можно нанести увечья. Стояли турники, брусья, беговая дорожка и несколько тренажёров на тяги и жимы.

Лёха оглядел находившихся в прогулочном блоке заключённых, и его опасения подтвердились. Представители различных рас неспешно наматывали круги под присмотром конвоиров, а в углу помещения кружком сидели несколько цванков, играли в кости и возбуждённо ругались, используя при этом довольно грязные выражения сразу нескольких языков. Впрочем, агрессии в их поведении бывший военный не заметил, скорее рептилоиды просто выражали так переполнявшие их эмоции, потому что играли они в самую азартную для них игру — ииннские кости.

Игра эта была очень популярной у цванков и оставалась загадкой для всех остальных. Понять её смысл и правила было довольно сложно, а если уж говорить начистоту — этого не мог сделать никто, кроме суровых рептилоидов. На своей родной планете Иинн цванки играли в эти кости с детства. Когда-то давно, ещё в училище, Лёха пытался вникнуть в суть этого развлечения, но быстро сдался.

Мало того, что в игре использовались тридцатидвухгранные кости — к этому ещё можно было привыкнуть, но вот то, что на гранях костей не было ни цифр, ни каких-либо иных знаков, бывшего штурмовика в итоге добило. Да ещё и правила игры не были строго обозначены и менялись в зависимости от количества играющих и, как казалось Лёхе, даже от времени суток.

Таким образом, курсант Ковалёв раз и навсегда потерял интерес к этой удивительной забаве, так и не поняв её смысл. Но он явно был, ведь цванки играли столь азартно и самозабвенно, будто каждый раз на кону стояла как минимум настоящая корова с эко-фермы Лакфана.

Конвоиры любезно разрешили вновь прибывшим не нарезать круги, а просто посидеть на скамейке от одного из тренажёров и даже отошли в сторонку, чтобы не стоять у них над душой.

Когда они остались относительно одни, Лёха кивком обратил внимание Жаба на играющих в кости.

— Да уж, заметил, — недовольно сказал Жаб. — Плохой знак. Очень плохой.

Дело было в том, что так вольготно чувствовать себя в то время, когда остальные заключённые наматывают круги по блоку, цванки могли только в одном случае — если начальник этой тюрьмы был их земляком. А из этого уже вытекало следующее — порядки здесь суровые, и народ сидит безбашенный. Иначе личный состав тюрьмы просто не стали бы комплектовать цванками. Хотя, конечно, Лёхой рассматривался и второй вариант: какой-то уроженец Иинна просто дослужился до должности начальника тюрьмы. Но шансов на это было немного. Скорее всего, другие здесь просто не могли справиться с контингентом.

Что касается самих цванков, у этого народа было потрясающее чувство расы. Цванк никогда не причинял вреда земляку, если дело не касалось совсем уж личных моментов. Везде и в любой ситуации эти рептилоиды держались вместе и помогали друг другу. На службе они тоже не забывали своего особого отношения к родичам и по возможности набирали окружение из своих.

Помня об этой особенности уроженцев Иинна и увидев, как они играют в кости, Лёха понял: надо быть предельно осторожными — для заключённых-цванков в этой тюрьме закон не писан, и при начальнике-земляке они явно делают здесь всё, что хотят. Чтобы покинуть это мрачное место живыми и здоровыми или, на худой конец, просто живыми, Лёхе с Жабом предстояло проявить максимум изобретательности и дипломатичности.

И стоило только бывшему штурмовику подумать о нежелательности тесного общения с заключёнными-цванками, как те обратили внимание на двоих новичков, развалившихся на скамье и не желающих прогуливаться.

— Пойдём-ка, дружище, прогуляемся, — сказал Лёха, вставая и разминая мышцы. — А то кое-кому наше поведение может показаться вызывающим.

Жаб всё понял и вопросов задавать не стал. Комедианты знаками показали конвоирам, что собираются тоже дать несколько кругов и аккуратно, стараясь никого не задеть, влились в поток шагающих по кругу.

Минут через десять в прогулочный блок вошёл тот невысокий цванк-офицер, что принял подозреваемых у патруля, вышел на середину помещения и громко крикнул:

— Ковалёв Алексей и Вэллоо-Колло-Чивво!

— Здесь мы! — отозвался Лёха, покидая поток.

— Вэллоо-Колло-Чивво! — крикнул цванк ещё громче.

— Да здесь я, — пробурчал Жаб, присоединяясь к другу. — Видишь же, что здесь. Чего орать?

— Услышал имя — отзовись! — прикрикнул на Жаба офицер. — За нарушение — карцер! На первый раз сделаю вид, что не заметил. На выход оба! И быстрей — через пять минут вы должны быть в кабинете шефа!

— Помыться бы сначала да поспать. Не получится? — попробовал пошутить Лёха, чтобы смягчить ситуацию.

— Будешь юморить — помоешься через месяц, — мрачно сказал цванк и для надёжности добавил: — И ещё без ужина оставлю!

Комедиант заметил некоторую нервозность в словах офицера — тот явно не хотел становиться объектом шуток. А тот, кто боится насмешек — лучший клиент, Лёха знал это как никто другой. Самое время было пригвоздить тюремщика к плинтусу яркой острой шуткой и нанести после этого пару контрольных, чтобы добить наверняка.

Боевой комик очень хотел пошутить, но на несколько секунд призадумался. В течение этого времени в голове у Лёхи происходила настоящая битва — сражались правое и левое полушария мозга. Правое, отвечающее за творчество и художественные образы, стремилось изящно обосновать цванку необходимость принятия заключённым душа перед походом к шефу, левое же, отвечающее за логику и анализ, настоятельно не рекомендовало шутить над парнем, который решает, пойдёшь ли ты сегодня ужинать. В итоге левое победило, Лёха мило улыбнулся офицеру и больше не проронил ни слова за всю дорогу.

Кабинет начальника тюрьмы находился недалеко от прогулочного блока, поэтому дошли до него быстро. Лёха даже не успел толком подумать, зачем шефу понадобилось лицезреть новых заключённых. Думал бывший штурмовик больше о неудобстве наручников, которые на них с Жабом снова надели на выходе из прогулочного блока.

Конвоиры подвели комедиантов к массивной железной двери, находящейся в глубине небольшого коридора, возле которой стоял ещё один охранник — на удивление, это был гуманоид.

— Лицом к стене! — скомандовал офицер Лёхе и Жабу, после чего обратился к охраннику: — Временно заключённые Ковалёв и Вэллоо-Колло-Чивво доставлены по личному приказу господина полковника!

Охранник скрылся в кабинете, но тут же распахнул его дверь настежь и сказал:

— Входить по одному! Сразу направо! И встать лицом к стене!

Комедианты по очереди вошли в кабинет и встали, как им было велено. Перед тем как повернуться к стене, Лёха мельком заметил начальника — тот стоял спиной к двери и смотрел в окно на тюремный двор. Лица его видно не было. Некоторое время, уткнувшись носами в покрытую светло-голубой пластиковой краской стену, комедианты слышали лишь шелест бумаги и клацанье когтистых пальцев по планшету. Видимо, начальник тюрьмы сверял данные сопроводительных документов с Единой Базой. Затем наступила полная тишина.

Временно заключённым очень хотелось развернуться и посмотреть, что происходит, но делать этого не стоило ни в коем случае. Так, в тишине они простояли минут пять, после чего услышали грубый и почему-то знакомый голос.

— Ну что, клоуны, как самочувствие?

Лёха вздрогнул: голос был не просто знакомым — с ним было связано что-то очень неприятное и нехорошее. Но вот что именно — бывший штурмовик вспомнить не мог.

— Не ожидал вас здесь увидеть.

Ещё одна фраза — ещё одна попытка угадать, кто говорит, и ещё одна неудача. Голос был настолько знаком, что пробирали мурашки, но в то же время Лёха был уверен: он не знает имени говорившего.

— Видимо, сегодня мой день. Да что вы, как не родные, в стену уткнулись, разворачивайтесь уже!

Два раза Лёху просить не стоило: он быстро развернулся и обомлел — перед комедиантами в глубине кабинета стоял тот, кого они меньше всего были готовы увидеть. Кого угодно — но только не его. К любой встрече бывший штурмовик был готов, но только не к этой. Это было дичайшее совпадение, с вероятностью не более чем один к миллиону, а то и к миллиарду, но, видимо, судьба решила показать боевому комику Алексею Ковалёву, что так изощрённо шутить, как она, не умеет никто; и по сравнению с ней Лёха — просто жалкий мальчишка-паяц.

Жаб был ошарашен не меньше друга — ведь из глубины кабинета начальника тюрьмы, ухмыляясь во весь свой рептилоидный оскал, преисполненный высокомерия и превосходства, на комедиантов смотрел одинокий цванк из «Андроида и блондинки». Тот самый, которого Лёха в злополучный вечер выбрал в качестве мишени для насмешек, а Жаб наградил дикой силы пинком в голову.

На боевых комиков смотрела их недавняя жертва, волею судьбы неожиданно ставшая их тюремщиком и получившая возможность для любой мыслимой и немыслимой мести.

— Какой неожиданный и приятный сюрприз! — произнёс цванк и оскалился в неестественной жуткой улыбке. — Не правда ли, господа юмористы?