Кредиторы гильотины

Алексис Бувье

Помощники палача привязали осужденного, и гнетущая тишина толпы, замершей на площади, прерывалась только голосом священника, читавшего молитвы. Между двумя бревнами эшафота сверкнула молния гильотины, и раздался страшный, оборвавшийся крик. Глухой стон вырвался из тысячи грудей. Общество отомщено. Его представители наказали виновного. Но был ли он действительно виновным?..

Глава 12. Два письма

Когда в этот день Панафье возвращался домой, его остановил привратник.

— Господин Панафье, — сказал он, — у меня есть для вас письмо.

— Вы его получили сегодня или вчера?

— Да, действительно, вы ведь сегодня не ночевали дома, — засмеялся Левассер. — О, молодость! Это письмо принес сегодня утром один человек. Странный человек!

Панафье взглянул на письмо и, так как в комнате привратника было днем темно, положил письмо в карман, думая прочесть его, придя к себе.

— Благодарю вас, господин Левассер, — сказал он, — а вашей супруги нет дома?

— Нет, бедняжка еще молода, а здесь не очень-то весело живется. И, так как сегодня бал в одном доме, где бывает ее тетка, Нисетта попросила у меня позволения отправиться туда. Вы понимаете, что я не мог отказать ей, тем более, что это люди очень приличные.

— Но для бала еще рановато.

— Дело в том, что перед балом будет обед, он назначен на пять часов, а сейчас шесть.

— Уже? — удивился Панафье. — Вы, значит, не ревнивы, — прибавил он, чтобы что-нибудь сказать.

— Ведь я сказал уже, что они люди приличные, вдобавок, жена отправилась туда с теткой — женщиной из высшего круга общества, которая не бывает у нас из-за занимаемого ею положения, но обожает мою жену. Кроме того, я разрешаю своей жене ходить туда потому, что она позволяет мне посещать наши субботние собрания.

— Какие собрания?

— Разве вы не знаете, что я член общества Детей лиры Орфея?

— Детей лиры Орфея?

— Да, это общество пения. У нас бывают обеды каждую первую субботу месяца, по два франка семьдесят пять сантимов с вином и кофе. Если вы хотите, я когда-нибудь свожу вас туда.

— Не откажусь, — ответил Панафье, — надо же хоть немного развлекаться.

Сказав это, он поспешно поднялся по лестнице, спеша прочесть то, что принес «странный человек».

Придя к себе, он зажег свечу и был немало удивлен, увидев брошенный на стуле ежедневный костюм Луизы. Нарядного платья, купленного на полученные Панафье деньги, не было. Очевидно, Луиза надела его. Затем Панафье увидел на столе лист бумаги, на котором каракулями нацарапано было несколько строчек:

«Дорогой Поль, я думаю, что если один развлекается, то и другой должен делать то же. Ты не вернулся ночевать в прошлую ночь, и я сегодня поступлю так же. Только я честная женщина и могу сказать, куда иду. Я сопровождаю мадам Левассер на один семейный бал. Итак, до завтра, если только ты вернешься в эту ночь. Луиза».

— Черт возьми, — сказал со смехом Панафье, — дело плохо. На какой это бал отправилась Нисетта? Все это выглядит очень странно; мне кажется, что я знаю только наполовину мою нежную подругу, и почти убежден, что совсем не знаю Нисетту. Здесь есть тайна, которую я должен раскрыть. Но прежде всего, нужно подумать о деле.

Затем он развернул письмо, полученное от привратника. Оно было написано крупным, дрожащим почерком и имело следующее содержание:

«Я занялся делом, которое вы мне поручили. Я узнал, куда иногда заходит Пуляр, и готов вас проводить туда, если вы не изменили своих намерений относительно меня. Если вы свободны сегодня вечером, то я поведу вас в то место, куда он ходит. Это место, в котором бывает немало женщин и где играют по-крупному; я ничего больше не скажу, не получив ответ на свое письмо. Имею честь быть, господин Панафье, вашим преданным слугой.

Исидор.

PS. Я буду весь вечер в «Бешеной кошке».

— Отлично! — весело воскликнул Панафье. Затем, держа оба письма в руке, он весело прибавил:

— Странно, но мне кажется, что эти два письма каким-то таинственным образом связаны между собой. Что делать? Пойти за братьями Лебрен? Нет, я должен сначала все выяснить. Во-первых, я заинтересован в этом деле лично, а во-вторых, братья могут слишком поторопиться и этим все испортить. Я пойду к Ладешу один. Он укажет мне дом и человека, за которым я должен следить, чтобы узнать, где он живет. Но надо быть осторожным, иначе можно ошибиться. Сегодня вечером я узнаю, правда ли то, что он мне пишет, а братьям я успею сказать об этом и через два-три дня, когда соберу все нужные сведения. Для них достаточно пока и того, что я узнал сегодня.

Он помолчал, затем вдруг вскрикнул:

— Но ведь Нисетта — любовница Жобера! Это уж чересчур! Пойми тут что-нибудь! Я думал, что первый заставил ее изменить своему супружескому долгу. Верь после этого ее невинному виду… Завтра я наведу справки о ее любовниках.

Затем он вытряс свои карманы, и оказалось, что у него есть еще пять луидоров.

— Хорошо, — произнес он, — за двадцать франков Ладеш сделает что угодно. Если мы пойдем в этот игорный дом, то у меня еще останется три луидора на игру. Этого вполне достаточно, тем более, что завтра я надеюсь получить деньги. А теперь пора отправляться на свидание.

Он уже собирался выйти, когда его взгляд снова упал на письмо Луизы.

— Бедняжка, — проговорил он, — она должна как-нибудь развлекаться. Тем более, что нет ничего предосудительного, если она постоянно будет посещать семейные дома. А завтра я ее порадую маленьким подарком!

Он погасил свечу и сошел вниз. Полчаса спустя он входил в «Бешеную кошку», где, как всегда, было много народа.

Он сделал знак Ладешу и Пьеру Деталю, те подошли к нему, и они втроем сели за стол. Приказав подать бутылку вина, Панафье обратился к Ладешу.

— Ну что? Ты нашел его? — спросил он.

— Да, я знаю место, куда он пойдет сегодня вечером.

— И куда?

Ладеш покачал головой.

— Что с тобой? — спросил Панафье.

— Что со мной!.. У каждого свои делишки, и я хочу знать — берете вы меня или нет?

— Но ведь это уже решено — ты же нам служишь.

— Значит, вы меня берете?

— На вот задаток, — отвечал Панафье, давая ему луидор.

— В таком случае, я исполню любое ваше поручение. Вы позволите мне немного выпить? — спросил он, кидая луидор в карман. — И я расскажу в двух словах суть дела. Он посещает два игорных дома: один на улице Омер, другой — в предместье Сен-Дени. В этот последний он ходит по четвергам.

— И ты говоришь, что он должен отправиться туда сегодня вечером?

— Да.

— Каким образом ты это узнал?

— О, очень просто!

— Прежде всего, скажи мне, что из себя представляет аббат Пуляр? Действительно ли он аббат?

— Совсем нет! Разве вы этого не знаете?

— Не знаю. Мне сказали, что если бы аббат Пуляр был жив, то он помог бы нам провернуть наше дело. Ты мне сказал, что аббат жив, следовательно, он может мне помочь. Вот каким образом я узнал, что существует аббат Пуляр, и вот почему желаю его видеть. Но больше я не знаю о нем ничего. Он действительно аббат?

— Вовсе нет. Просто он воспитывался в семинарии Сен-Сюльпис. Три раза он убегал оттуда, и три раза его возвращали. Он — веселый малый, — смеясь, продолжал Ладеш.

Его смеху вторил громкий хохот Пьера Деталя.

— Итак, — продолжал Ладеш, — он был возвращен в семинарию, и когда бежал в четвертый раз, то его семья махнула на него рукой. Он же, в свою очередь, написал своим родным: «Я чувствую, что не рожден быть священником. Позвольте мне заниматься коммерцией». Родные ответили отказом. Так как он продолжал упрямиться, ему перестали высылать деньги. Родные говорили себе: «Он уступит, когда останется без гроша». Тогда Пуляр решил устроить скандал: он надевал сутану и прогуливался в людных местах под руку с красавицами и с трубкой в зубах. Когда ему говорили: «Вы носите монашеский костюм, а здесь запрещено в нем появляться», он отвечал: «Дайте мне другой. Я только этого и хочу, так как мне нечего надеть. Я надеюсь, вы не заставите меня ходить голым». Но это продолжалось всего несколько дней, после чего ему запретили посещать рестораны в этой одежде. Знаете, что он тогда сделал? Он купил старые гвардейские пуговицы и пришил их к своей сутане. В то время его любовницей была Лида — модистка. Она пришила ему к сутане воротник из зеленого атласа. Тогда его стали везде пускать, говоря: «Это оригинал», и дали прозвище «аббат».

— Но сколько же ему лет?

— В то время было двадцать пять.

— Что он за человек?

— О, он очень красив, а главное — силен и ловок.

— Он игрок?

— О, да! Один раз он проиграл свой галстук, костюм и сапоги.

— Это человек, с которым очень приятно познакомиться, — проговорил Панафье.

— Ну да, но в тот раз он снова все отыграл.

— Каким же образом?

— С помощью золотой булавки, которую он поставил и которая ему все возвратила. Это его мания. Он постоянно носит в галстуке большую булавку без головки, но золотую.

Панафье против воли вскрикнул. Ладеш взглянул на него и, увидев, что он бледнеет, спросил:

— Что с вами?

— Ничего, ничего, — отвечал Панафье, сразу же приходя в себя, — все в порядке. Я только озадачен тем, что слышу. Не правда ли, какой странный человек… О да! Очень странный.

При этих словах Поль вытирал пот, выступивший у него на лбу, и старался скрыть свое учащенное дыхание. Он чувствовал, что холод пробегает у него по спине, тогда как голова горит огнем. Он пытался победить охватившее его волнение и бессмысленно глядел на Ладеша, продолжавшего свой рассказ.

Волнение Панафье было вполне понятным, так как теперь он ни в чем не сомневался. Таинственный аббат был игроком, он был любовником и другом Адели Мазель. И булавка, странная золотая булавка, всегда была при нем.

Между тем Ладеш, не замечая, что происходит с его собеседником, продолжал:

— Я припомнил одну прачку, с которой он был знаком одно время. Я побывал у нее, и она мне сказала, что сейчас он не поступает так глупо, как раньше, но продолжает играть. «Я видела его у одной заказчицы, которая обедает в заведении, куда он иногда заходит», — добавила она. Тогда, — продолжал Ладеш, — я узнал адрес этой дамы, проживающей на улице Лаваль, отправился туда и сказал, что пришел от имени одного господина, который желает знать, где можно ее увидеть. Она ответила мне, что человек, желающий ее видеть, сам назначит место. Тут я и ввернул, что он хочет встретиться хотя бы там, где она обедает. В ответ она сказала: «Я обедаю в предместье Сен-Дени у Баландье». «Дело в том, — продолжал я, — что этот человек видел вас с аббатом и не хотел бы с ним встретиться». «О, это очень просто, — сказала она тогда. — Аббат бывает у Баландье только по четвергам». Вы понимаете, что это было не особенно хитро, но я узнал, где и когда можно увидеть аббата. Как раз сегодня четверг!

Панафье уловил только конец рассказа Ладеша и спросил:

— Итак, ты говоришь, что он бывает каждый четверг у Баландье? Знаю это место — я там бывал. А не знают ли там, как сейчас его дела?

— Мне говорили, что будто бы он теперь при деньгах. Многие еще думают, что он провинциальный аббат и временами появляется в Париже. Некоторые говорят, что он расстрижен. В сущности же никто ничего о нем не знает: он исчез из Латинского квартала и появился там только десять лет спустя, но уже в светском платье.

— Ты его знаешь?

— Да, я его знаю, но мы не знакомы, если это тот, о ком я думаю. Вы же знаете, господин Панафье, иногда человек может ошибиться.

— Вот что мы будем делать сегодня вечером, — сказал Панафье, подумав несколько минут. — Вы отправитесь вместе со мной в предместье Сен-Дени.

— К Баландье? — с неудовольствием спросил Пьер Деталь.

— Нет, вы останетесь оба у двери и будете ждать его выхода, а затем будете за ним следить — так, чтобы он этого не заметил, — и узнаете, где он живет.

— Ну, это очень легко!

— Что касается меня, то я войду к Баландье и буду наблюдать за ним. Я хочу посмотреть — тот ли это человек, который мне нужен, так как я не хочу погубить дело, рассказав о нем первому встречному.

— Да, конечно, надо быть очень осторожным. Вы довольны мной, господин Панафье? — спросил Ладеш.

— Очень доволен, — отвечал Панафье, пожимая ему руку.

— В таком случае, — заключил, вставая, Пьер Деталь, — надо на дорогу распить бутылочку.

— Да, но только поскорее, так как мы можем опоздать.

Когда бутылочка была распита, Панафье заплатил и в сопровождении своих двух помощников отправился в предместье Сен-Дени.