Кредиторы гильотины

Алексис Бувье

Помощники палача привязали осужденного, и гнетущая тишина толпы, замершей на площади, прерывалась только голосом священника, читавшего молитвы. Между двумя бревнами эшафота сверкнула молния гильотины, и раздался страшный, оборвавшийся крик. Глухой стон вырвался из тысячи грудей. Общество отомщено. Его представители наказали виновного. Но был ли он действительно виновным?..

Глава 5. «Бешеная кошка»

На улице Захария находился странный кабачок: в него входили через длинный и узкий коридор с сырыми стенами и серым от пыли потолком. Этот коридор упирался в маленький грязный двор, через который нужно было пройти прежде, чем войти в святилище. Этим святилищем была довольно большая комната, которая, должно быть, была раньше конюшней. Стены, не оклеенные обоями, были покрыты самыми разнообразными рисунками мелом и углем.

В кабачке перед громадным прилавком стояло шесть столов, занимавших почти всю площадь комнаты.

Входящий в комнату погружался в необычайно плотную смесь запаха спиртного и дыма. Попав в этот смрад, новички кашляли, но постоянные посетители с восторгом вдыхали его полной грудью. Все вокруг было настолько грязным, что оставляло впечатление довольно странное и крайне неприятное.

Начиная с пяти часов вечера, посетители, вполне достойные этого места, расхаживали здесь взад-вперед. Все, что спаслось от каторги, все, что тюрьмы не хотели хранить, находилось тут. Когда полиция искала какого-нибудь убийцу или мошенника, она, прежде всего, делала обыск в этом месте. Нужного человека здесь могло не быть, но не было сомнения, что он сюда приходил.

Этот кабачок носил название «Бешеная кошка» из-за мрачной истории, происшедшей в нем.

В один прекрасный день основатель кабачка умер; вдова его, тетка Дюша, которая содержала и еще содержит этот дом, не считая нужным из-за таких пустяков останавливать обслуживание посетителей, оставила труп своего мужа в подвале, служившем спальней.

Когда для погребения тела несчастного явились гробовщики, они с испугом отступили, увидев его обезображенное лицо: нос и губы трупа были съедены кошками.

Прелестные посетители этого места не пропустили случая дать ему прозвище, и кабачок с этого дня стал называться «Бешеная кошка». Это было последним напоминанием о покойнике, вдова же стала хозяйкой «Бешеной кошки».

Ей было около пятидесяти лет. Мы несколькими словами опишем ее портрет. Она была не некрасива — она была отвратительна.

Ей помогал всего один человек — странное создание: красивый, как Квазимодо, высокий, как Мефистофель. Его руки были так длинны, что он легко доставал концы стола, не наклоняясь. Его звали Грибом.

Одни говорили, что это прозвище было дано ему из-за его носа, другие — из-за его горба.

Теперь, описав помещение, мы можем перейти к тем, кто находился в нем в один из сентябрьских вечеров около десяти часов.

В этот вечер посетители тихо переходили от стола к столу, разговаривая шепотом.

Не было сомнения, что в «Бешеной кошке» происходило что-то необычное, так как клиенты подзывали Гриба и глазами указывали ему на человека, сидевшего одиноко за столом, и после утвердительного знака прислужника снова начинали разговаривать.

Человеку, которым все интересовались, казалось, было лет от двадцати пяти до тридцати.

Довольно красивый собой, кроткий с виду, он выглядел, как рабочий, и, очевидно, был постоянным посетителем этого кабака, так как входя, потребовал:

— Гриб, кружку пива!

И сев за стол, положил на него кусок хлеба, который принес под мышкой.

Затем он вынул из кармана кусок колбасы, завернутый в бумагу, и начал обедать.

— Вы знаете, они опять приходили, — сказал ему хриплым голосом Гриб.

— А еще придут?

— Вы же знаете, — продолжал Гриб, — что наделаете дел, если будете привлекать сюда неизвестных нам людей.

Тогда незнакомец поднял голову и сказал:

— Но разве это моя вина? Я даже не знаю, кто они… И, кроме того, черт возьми, не приставайте ко мне, — прибавил он, пожав плечами и давая понять, что готов на все.

Гриб не ответил ни слова и подошел к столу, стоявшему в глубине, за которым сидели шестеро посетителей.

Когда они выслушали Гриба, между ними начался следующий разговор:

— Ну, это нам не нравится, и мы покажем ему это.

— Но я вам давно говорю об этом.

— Что ты говоришь?

— Я вам говорю, — повторил Гриб, — я вам говорю, что он был и есть еще…

— Полицейский? Он, может быть, пришел сюда для того, чтобы выдать нас…

— Очень может быть! — пробормотал один, искоса глядя на того, о ком говорили.

— И что он здесь делает? Разве он работает вместе с нами?

— Нет, он никогда не ходит на дело.

— В таком случае, для чего он сюда ходит?

— Да, действительно!

— Знаете что, — продолжал первый, — я скажу вам, что мы все дураки. Между нами постоянно отираются шпионы, а потом кому приходится расплачиваться? Все нам! Нет, мне все это уже надоело!

— Да, конечно, надо хоть раз хорошенько показать ему, что мы за люди.

— Вот именно! Гриб сказал нам, что вот уже четыре дня его спрашивает какой-то высокий малый.

— Зачем?

— Видимо, и человек, который его спрашивает — полицейский.

— Ты думаешь? — проговорили пятеро остальных, хмуря брови и сверкая глазами.

— Вам известно, что Гриб знаток, своего дела, его трудно обмануть. Он знает в этом толк, и сказал мне…

— Что он тебе сказал?

И все шестеро наклонились друг к другу, соприкасаясь головами.

Тот, который казался их начальником, продолжал:

— Он сказал мне: нет сомнения, что на этих днях было какое-то дело, и сюда подослали шпиона наблюдать за нами. Но это еще не все. Он прибавил, что если вы знаете господина Ладеша, то предупредите его.

— Неужели же мы позволим сделать это здесь у нас!

— Нет, никогда.

— Пусть кто-то начнет. Затем бросятся и все остальные.

— Но мне кажется, здесь будет не совсем удобно, — заметил один из негодяев.

— Здесь мы дома. Все предупреждены. Он наверняка полицейский. Напрасно он говорит, что тут замешана любовь. Во всяком случае, раз он был полицейским, то он навсегда им и останется, но надо отучить его от этого. Ну, кто же начнет?

— Я, — сказал один, вставая.

Это был человек огромного роста, бывший каменщик, проведший на каторге пятнадцать лет. Его звали Пьер по прозвищу Деталь.

Видя, что он встает, все обычные посетители кабачка подошли к этой группе, догадываясь, что должно произойти нечто любопытное. Только один незнакомец продолжал спокойно уплетать обед, не замечая готовящегося против него заговора.

Пьер Деталь вытянул руки и пошевелил плечами, как бы желая убедиться, что сила не оставила его.

— Вы увидите, что я с ним живо разделаюсь, — проговорил он.

Тетка Дюша, знавшая, что подготавливается, с улыбкой наблюдала за этой сценой. «Наконец-то мы немного развлечемся», — думало это прелестное создание, так как у нее в кабачке можно было драться и даже убивать друг друга. Она смотрела на это совершенно спокойно, только бы не портили ее вещей.

Каменщик направился к столу, раскачиваясь и немного наклонив вперед голову.

Незнакомец наливал себе пиво, когда гигант встал перед ним и сказал насмешливым голосом:

— Скажи-ка, мой милый, любишь ли ты пиво, которое себе наливаешь?

Молодой человек поднял голову, нахмурив лоб и спрашивая себя, за что его оскорбили, и ответил тем же тоном:

— Я не понял, что вы от меня хотите.

— Сейчас увидишь.

С этими словами Пьер Деталь взял стакан, налитый молодым человеком, и залпом вылил его.

Все посетители «Бешеной кошки» разразились громким смехом.

Тот, кого оскорбили, таким образом, сильно побледнел и встал с угрожающим видом, сжав кулаки.

Но, сдержавшись, он взял стакан, только что опорожненный гигантом, и снова налил его до краев. Все присутствующие смотрели с недоумением.

— Одного стакана мало, — сказал незнакомец, — ты освежил себе только губы — надо освежить все лицо.

И он быстрым жестом выплеснул пиво в лицо Пьеру.

Среди присутствующих послышался ропот удивления.

Каменщик не пошевелился, продолжая стоять с мокрым лицом, как будто пиво, освежив ему лицо, в то же время заморозило кровь в его венах.

Но это спокойствие продолжалось только несколько мгновений.

Пьер Деталь вытер лицо рукой, и видно было, как вены на его шее наливаются кровью. С шумом вздохнув, он произнес глухим голосом:

— Я с тобой разделаюсь!

И наклонив голову, как разъяренный бык, он медленно двинулся навстречу своему противнику, а затем бросился на него.

Последний избежал столкновения, отскочив в сторону.

Все посетители сразу же образовали круг около сражающихся; одни становились на скамейки, другие влезали на столы.

Два борца схватились, сжимая друг друга в объятиях до такой степени, что кости трещали, и несколько мгновений в напряженной тишине слышалось только их прерывистое дыхание.

Вырвавшись из объятий каменщика, молодой человек обхватил его одной рукой за шею, а другой нанес несколько ударов.

Но исход драки не вызывал сомнений. Быстрым движением гигант вырвался из рук противника и, столкнув его на землю, сел на него верхом, подняв свой окровавленный кулак.

Очевидно, голова молодого человека была бы разбита страшным ударом негодяя.

Но вдруг среди зрителей поднялся страшный шум, а каменщик, готовящийся опустить свой кулак на голову противника, почувствовал, что его поднимают и бросают, как безжизненную куклу, в угол.

Дело в том, что в это самое мгновение Гриб крикнул: «Внимание! Полиция!»

Но Гриб ошибался.

Он слышал, что перед дверью остановился экипаж, и видел, что в кабачок входят двое людей, довольно хорошо одетых. Это происходило в то время, когда зрители кричали: «Смерть шпиону!»

В ту же самую минуту один из новоприбывших проговорил другому: «Это он!»

Растолкав столпившихся вокруг сражающихся и увидев, что каменщик одной рукой душит своего противника, а другая рука приготовлена, чтобы разбить ему голову, он бросился вперед, схватил негодяя за шиворот, с неслыханной ловкостью оторвал гиганта от его добычи и отбросил на несколько шагов от себя.

Услышав крик Гриба, все негодяи бросились на свои места.

Несколько мгновений прошло во всеобщем недоумении. Противник каменщика, поднявшись с пола, поворачивал голову и с шумом втягивал в себя воздух, чтобы убедиться — цела голова у него или нет; двое вошедших держались настороже; каменщик полз в глубину зала, боясь встать на ноги вблизи того, кто победил его.

Посетители «Бешеной кошки», обеспокоенные заявлением Гриба о появлении полиции, сначала смотрели исподлобья, но видя только двух изящно одетых молодых людей, начали мало-помалу успокаиваться и наконец, заговорили между собой.

Каменщик сильно ушибся во время падения и, ни слова не говоря, сел на свое прежнее место, рядом со своими товарищами.

— Что это за люди?

— Берегитесь их! Это сильные молодцы! — сказал Пьер Деталь.

— Гриб! — позвал вполголоса один из посетителей. — Знаешь ты этих людей?

— Высокий — это тот самый, который его спрашивал.

— А! В таком случае, они… Надо быть осторожнее.

— Не шевелитесь! — тихо проговорил Гриб. — Я слышал, что у дверей остановился экипаж. Весь двор, наверное, набит полицейскими.

— Пойди открой маленькую дверь — на случай, если придется постоять за себя, — велел один из посетителей.

— Будьте спокойны, — отвечал Гриб все так же тихо.

Одна только тетка Дюша спокойно стояла за прилавком.

Поднявшийся молодой человек поблагодарил вновь пришедших за неожиданную помощь, оказанную ему.

— Вы господин Панафье? — спросил один из них.

— А, так это вы, мсье, несколько раз приходили сюда и спрашивали меня?

— Да, я.

— Ну, — проговорил со смехом Панафье, — я очень рад, что познакомился с вами именно теперь.

— Я должен сделать вам одно очень важное предложение.

— Я к вашим услугам, мсье. Но мы должны уйти отсюда, так как эти господа могут снова напасть на нас.

— Хорошо, если вам угодно. Но, — прибавил он громче, — если бы этим господам захотелось побеспокоить нас, то у моего брата и у меня в кармане найдется, чем разбить головы десятку из них.

Панафье взглянул на группу, столпившуюся в глубине зала.

Мрачное молчание встретило слова незнакомца.

— Теперь можно сесть, — спокойно сказал он. — Они не тронут нас. Что же касается каменщика, то я с ним еще разделаюсь. Садитесь же, господа!

Двое незнакомцев и Панафье сели за стол, за которым Панафье перед этим начал обедать.

— Могу я узнать, господа, с кем имею честь говорить?

— Мы скажем вам наши имена, если вы согласитесь на наше предложение.

— Отлично, господа! Гриб, бутылку хорошего вина! Вы позволите мне предложить вам стакан? А теперь я вас слушаю.

— Мсье, — сказал тогда старший из братьев, — мне говорили, что вы знаете трущобы Парижа, что вы знакомы с преступниками и изгоями общества.

— Это правда, мсье. И вы сейчас могли убедиться, что мне не прощают этого.

— Как! Так все было из-за этого?

— Боже мой, да! Вот уже два года, как я живу среди этих людей. Вы очень хорошо понимаете, что я не разделяю ни их вкусов, ни их привычек, ни их принципов. Они напрасно старались понять причину моего присутствия среди них и, не придумав ничего, пришли к выводу, который служит здесь приговором: «Он полицейский!» И сейчас меня хотели заставить заплатить за это.

— Вы знаете все трущобы, где собираются…

— Убийцы, воры, негодяи. Да, мсье.

— Вы знаете этих людей? — спросил с некоторым смущением младший из братьев.

— Да, мсье, я знаю их имена, их жилища, если они их имеют. Я знаю все. И это в особенности их удивляет. Я знаю их преступления и приговоры.

— Одним словом, вы знаете, на что каждый из них способен?

— Да.

Братья переглянулись, как бы говоря друг другу: «Нас не обманули».

— По причинам, которые не стану вам объяснять, я вынужден жить с этими людьми, воплотившими в себе пороки общества, ворами и убийцами, а также с теми, которые неминуемо должны ими стать и которые могут избегнуть этого только благодаря смерти.

— О ком вы говорите?

— О шулерах, об игроках, которые играют на чужие деньги и которые, чтобы играть, продают драгоценности своих любовниц.

— И вы знаете этих людей?

— Вполне!

— Вы знаете средства к существованию каждого из них?

— Средство к существованию для всех них одинаково — преступление.

— Я не так выразился, — возразил молодой человек. — Я хотел сказать, что вы можете заметить, если в один прекрасный день средства кого-то из них увеличатся необъяснимым образом.

— Да, конечно, я знаю места, куда каждый из них ходит. Я знаю его любовницу, знаю, чего она ему стоит или чего он ей стоит. Я знаю, что этот плутует в игре, тот таскает из карманов, а тот — из кассы. Знаю, что те воруют, предварительно совершив убийство. Одним словом, я знаю, чем каждый занимается, и знаю не только средства, но причину и цель.

— Вы приводите меня в изумление.

— Да, мсье, это тяжелая наука, в которой человек оставляет все то, что Бог дал ему доброго и человечного. Это тяжелый путь, на котором, если человек не оставляет своей жизни, то очень часто оставляет свое сердце.

— Что заставило вас заняться изучением всего этого?

Панафье поглядел на обоих братьев и ответил:

— Я уже сказал вам, господа, что не хочу открывать причину, заставившую меня поступать таким образом.

— Извините нас.

Несколько минут продолжалось молчание, затем младший из братьев сказал другому:

— Надо переходить к делу! Давай спросим сейчас.

— Да, мсье, — перебил старший, — вот что я хочу от вас узнать. По причинам, которые так же, как и вам, мне не хочется называть, я хотел бы тоже изучить этот странный мир, хотел бы для этого посещать все трущобы и преступные норы, Я хотел бы, чтобы вы мне показали преступников, безнаказанно живущих в том обществе, где преступление называется работой.

— Боже мой, мсье, прежде чем обратиться ко мне, вы должны были узнать, что я беден и что…

— О, денежный вопрос для нас не существует.

— В таком случае, господа, я согласен.

— Вы согласны руководить нами?

— Да. Могу ли я теперь узнать, господа, с кем имею честь говорить? Это необходимо.

— Вот наши визитные карточки.

На карточках, поданных старшим из мужчин, Панафье прочитал: «Винсент Лебрен. Шарль Лебрен. Улица Шарло».

— Завтра, господин Панафье, если вам угодно, мы будем ждать вас у себя дома и поговорим подробнее.

— Если вам все равно, я приду в десять часов.

— В десять часов. Отлично!

После этого все трое встали. Но в ту минуту, когда они хотели выйти, к ним подошел каменщик. Они отступили, готовясь к обороне, но Пьер Деталь поклонился и, вертя в руках фуражку, заговорил голосом, которому старался придать кроткое выражение.

— Господа, я явился извиниться перед вами от имени моих товарищей. Причиною того, что произошло, были сплетни и ложь. Я прошу господина Панафье простить меня»

Братья удивленно переглянулись. Панафье пристально посмотрел на Пьера, стараясь убедиться, не скрывается ли какая-нибудь западня за его словами.

— Почему ты оскорбил меня? — спросил Панафье.

— Я хотел затеять с вами ссору. Говорили, что вы будто бы полицейский. Но теперь мы видим, в чем дело, и не хотим ссориться с друзьями. Я выпил ваше пиво и пришел предложить вам выпить с нами в знак примирения.

Панафье хотел отказаться, но Винсент шепнул ему:

— Согласитесь, может быть, они нам понадобятся.

— Вы правы, — отозвался Панафье.

— Мы согласны, — громко сказал Винсент. — Только платить буду я.

— О, в этом отношении можете не стесняться, — раздались два или три голоса.

После того, как новые знакомцы чокнулись, надо было пожать друг другу руки, что молодым людям было не особенно приятно. Тем не менее, пришлось покориться. И провожая их, Пьер Деталь проговорил:

— Помните, господа, если вам понадобится кто-нибудь, то я всегда к вашим услугам.

Когда братья Лебрен и Панафье вышли на улицу, Винсент спросил:

— Почему произошла эта перемена?

— Очень просто. Они принимали нас за полицейских агентов, а теперь…

— А теперь?

— Теперь они принимают нас за трех негодяев, таких же, как и они, которые условились вместе провернуть дело.

— Нечего сказать, очень лестно для нас!

Выйдя из кабачка «Бешеная кошка», они прошли по улице Захария до улицы Гюше и скоро подошли к Малому мосту.

Тут Панафье сказал братьям Лебрен:

— Господа, я вынужден с вами расстаться.

— Вы идете не в сторону Маре?

— Нет, я должен встретиться с одним приятелем.

Говоря, что он уходит, Панафье, тем не менее, с видимым смущением продолжал стоять перед Винсентом и Шарлем, не трогаясь с места.

Братья тоже чувствовали смущение. А между тем все объяснялось очень просто.

Скудный обед Панафье, которому так неожиданно помешали, его костюм, более чем бедный, — все доказывало сильную нужду. Братья были готовы дать ему денег, но не знали, как их предложить. Что же касается Панафье, то он желал получить деньги вперед, но не знал, как об этом сказать.

Первым решился Винсент:

— Вы расстаетесь с нами, господин Панафье, и я могу на вас рассчитывать?

— Да, вполне.

— Но дело — всегда дело! Вы дали мне свое слово, я в свою очередь должен вам обязательство.

— Вы точно так же дали мне ваше Слово.

— Но вы знаете, что многие люди не смотрят на слова, как на исполнение обещания. Вы же — человек, который мне нужен, и я очень хочу сделать так, чтобы вы не могли отказаться.

— Вы, может быть, хотите, чтобы я подписал вам бумагу? — спросил, смеясь, Панафье.

— Нет, господин Панафье, обращаясь к вам, я знал, что вы за человек, и нисколько не нуждаюсь в письменном обязательстве. Завтра мы договоримся относительно плана. Вот и все.

— Но в таком случае я не понимаю, о каком обязательстве вы говорите.

— Дорогой господин Панафье, когда договариваются о каком-нибудь деле, то обыкновенно дают задаток.

— Да, это обязательство очень приятное.

— И я хотел бы вам его предложить.

— Но, — перебил более веселым тоном Панафье, — кроме этого обязательства существует еще другое, очень неприятное.

— Какое же?

— Если в течение двадцати четырех часов дело не состоится, то надо возвратить задаток.

— Напротив, вы ошибаетесь. Если через двадцать четыре часа дело расстроится, то задаток принадлежит тому, кто его получил.

— Отлично!

— Вот, господин Панафье, задаток, и дело решено.

— Решено! — проговорил бедняк, протягивая руку.

— Берите!

Говоря это, Винсент сунул ему в руку сверток с двадцатью пятью луидорами.

— До свиданья, господин Панафье. Встречаемся в десять часов.

— До завтра, — проговорил Шарль.

— До свиданья, господа. До завтра. В десять часов.

Молодые люди пожали ему руки и удалились, тогда, как бедняк взвешивал в руке сверток, говоря себе:

— Не может быть! Похоже, это золото!

Тогда он поспешно побежал к фонарю, и разорвав сверток, с восторгом воскликнул:

— Золото! Золото!

И как бы против воли, он взял одну монету и бросил на тротуар, прислушиваясь к звуку, чтобы убедиться, что она не фальшивая.

— Нет, это настоящее золото! — весело вскричал он, подняв монету и разделяя содержимое свертка на несколько частей. Он начал раскладывать деньги по карманам, как вдруг кто-то ударил его по плечу. Он быстро обернулся и увидел перед собой своего недавнего противника.

— Пьер Деталь! — вскрикнул он, отступая и становясь в оборонительную позу.

Увидев это движение, гигант проговорил:

— Не бойся, Панафье.

— Но почему ты здесь?

— Потому что я следил за тобой и этими двумя людьми.

— Почему ты за мной следил? Что тебе надо?

— Панафье, я поступил с тобой, как негодяй. Я просил уже у тебя прощения. Теперь я пришел к тебе как друг и умоляю выслушать меня!

Молодой человек посмотрел на геркулеса, и увидев по его глазам, что он не лжет, сказал: — Я слушаю!