Московское золото или нежная попа комсомолки

Алексей Хренов (2025)

"Когда в один миг вся жизнь переворачивается…" "Ненавижу терроризм" думал Лёха Хренов ломая шею насилующему стюардессу хмырю. Клац, дёрнулся автомат, выпущенная ослабевшей рукой пуля нашла свою цель. Как же больно! Не успел додумать Лёха. Добро пожаловать в 1936! Полеты, любовь, смешные и опасные приключения морского лётчика. Испанское золото, вражеские корабли, столкновения с мессерами, любовь и опасности — в жизни нового Лёхи скучать не придётся. Наш человек из будущего, смешные происшествия, и судьба, ведущая его туда, где всё — и товарищи, и враги, и даже золото — может быть совсем не тем, чем кажется. Теперь он носится над полями и морем в советском самолёте, ведёт атаки на линкоры, шутит с товарищами и умудряется ввязываться в приключения.

Глава 5. Утром ЗАГС, вечером секс

— Самое главное в истребителе — не обосраться! — Лёха сбросил техникам на руки снятый парашют, — вот, смотрите, сухой и чистый!

27 марта 1936. Аэродром Кача и его окрестности.

Из остальных событий дня больше всего Лехе понравилась штурманская подготовка. Получив секретную тетрадь в закутке штаба с железной дверью, Лёха поучаствовал в изучении района полетов. Каких то проблем с изготовлением кроков у него не возникло. Достаточно быстро перерисовав себе кальку с карты тысяча девятьсот тринадцатого года издания и накидав условных обозначений, Лёха заработал потрясенный взгляд от флагманского штурмана полка.

— Хренов! Тебе бы почаще биться головой о землю, глядишь ты так и на штурмана звена сможешь претендовать! — удивился капитан Изместьев.

*****

Изучение материальной части новейшего биплана типа И-5, принятого на вооружение в 1930 году и только что поступившего в часть, у Лёхи каких-то эмоций не вызвало. Разум двадцать первого века с его количеством механизмов и девайсов абсолютно элементарно воспринимал схемы, чертежи и небольшое количество данных. А уж воспринимать эту летающую этажерку из досочек и тряпочек как прорывное достижение техники Лёха органически не мог.

Прочитав несколько раз параграф инструкции по эксплуатации, Лёха был абсолютно уверен, что авторы этой брошюры видели свою главную задачу в том, чтобы сбить с толку гондурасских и всех прочих шпионов. Выучить что-то, изложенное таким языком, по его мнению, было совершенно невозможно. От любопытства Лёха пробежал всю брошюру от начала до конца.

Он аккуратно переписал заданный на сегодня объём в секретную тетрадку и пошёл сдавать. Какая разница, звездообразный или рядный — принцип действия всех двигателей внутреннего сгорания примерно одинаков, решил Лёха.

Удивившись очень толковому объяснению на пальцах принципа работы цилиндров поршневой группы двигателя, зампотех постепенно углубился в работу винто-моторной группы, и Лёху понесло.

— Сейчас мы используем двухлопастной деревянный винт за неимением лучшего, — ляпнул Лёха.

— А какой же винт должен быть, на твой взгляд? — ехидно спросил зампотех.

— Ну это же очевидно, нужен винт из дюраля. Наверное, на три или даже четыре лопасти. Дюралюминий легче и прочнее дерева. Плюс нужен шаг-газ винта, чтобы лопасть могла поворачиваться во втулке винта, меняя угол атаки…

Класс лётчиков поражённо молчал, уставившись на разворачивающуюся беседу.

«Упс… похоже, я спалился,» — подумав Лёха аж вздрогнул.

— Мы, как комсомольцы, приложим все силы, чтобы наиболее лучшим образом изучить сегодняшнюю технику, которую наша советская промышленность производит под руководством партии Ленина-Сталина. Мы абсолютно уверены, что наши советские инженеры и конструкторы неустанно работают, чтобы её усовершенствовать и дать нам ещё более грозное оружие для победы над империалистами! — ловко съехал Лёха на политическое прикрытие собственной осведомлённости.

— Это вот правильно! — отмер зампотех. — Все свободны, Хренов, зачет по теме. И останься минут на двадцать, давай проверим остальные темы, а то раньше ты плавал в технике, как дерьмо в проруби.

Через полтора часа, счастливо прогуляв строевую подготовку, Лёха вывалился от зампотеха, получив зачёт. Зампотех поставил Лёхе допуск скорее не по знанию конкретных систем самолёта, в некоторых моментах Лёха откровенно плавал, а по пониманию принципа работы.

— Высшее техническое образование не пропьёшь! — гордился собой наш герой.

27 марта 1936. Штаб аэродрома, посёлок Кача.

Командир полка сидел во главе стола на командном пункте полка.

— И в заключение, что с Хреновым делать будем? какие есть идеи, товарищи? — вопросил Гена Зеленковский.

Первым влез и высказался старший политрук:

— Считаю, политически подкован слабо, надо подтягивать товарища комсомольца в понимании политике партии, а то он и выпить любит, и по бабам замечен, да и с лётными навыками были вопросы. Так мы на то и старшие товарищи, чтобы поддержать комсомольца, взять его на работу в политотдел, — комиссар ловко обрисовал свои запросы на рабство Лехи.

— Не знаю, не знаю, наставление по полётам за авторитет не считает, тут против полётов тройками выступил, — откликнулся заместитель по лётной, про какие то пары говорил.

— А может пары и не плохо, вместе двух троек, отчитаемся про три пары! — ловко увидел свою выгоду идейный вдохновитель партии.

— Про пары предлагаю вопрос изучить и написать представление в вышестоящий штаб, — быстро закрыл прения командир полка.

— А я до сих пор в шоке. Как подменили нашего комсомольца. Если раньше был дубом в технике, то сегодня выдал про шаг-газ винта. Я сам-то не сразу понял, что он имел в виду! — почесал зампотех свою лысую голову.

— А что за шаг-газ? — удивился командир.

— Делать винт из дюраля и менять угол атаки лопасти вращением во втулке! Так-то правильно, на взлёте малый шаг, на высоте больший. Но фантастика, конечно. Может и сделают, но не сейчас, и не завтра. — ответил лысый воентехник первого ранга Родион Михайлович, в просторечье именуемый зампотехом.

— И у меня чудеса, Хренов стал разбираться в картах. Район полётов так вообще через час наизусть выдал, — выступил штурман полка. — Где там у вас, Родион Михайлович, эта волшебная стрела, что Хренова по башке треснула? Может, нам весь полк через неё прогнать?

— Ясно. Нас из штаба давят по числу допущенных до полетов, итого по Хренову решаем: дать вывозные ему, пусть в эскадрилье на У-2 слетают, и по результатам допустить до полётов, и потом допуск до истребителя, — подвёл резюме командир.

29 марта 1936. Лётное поле аэродрома, посёлок Кача.

Не выспавшийся Лёха нервно потёр лицо ладонями, стоя на стоянке третьей эскадрильи на самом дальнем краю аэродрома у настоящего истребителя И-5. Вчера он, как и было предписано, съездил на лётно-врачебную комиссию в Севастополь. Пройдя её на отлично, купив бутылку белого вина и кулёк шоколадных конфет, он остался ночевать у медсестры Машеньки. Машенька не подвела его самых смелых ожиданий, поставив ему шикарный засос на шее, подтверждавший оценку «отлично» да ещё и с плюсом. На женщин он пока мог только смотреть. С интересом, но только смотреть.

Утром, ещё затемно, на хлебовозке Лёха добрался до Качинского аэродрома и сейчас, стоя на поле, отчаянно зевал.

Настоящий истребитель был похож на большого шмеля, с толстенькими крыльями и худенькими лапками. Обтянутый тряпочкой фюзеляж блестел под солнцем, а на боку красовалась красная звезда и номер 13.

Командир звена пафосно толкнул речь: самолёт только и ждёт команды сорваться в небо. Лёха отлетал на У-2 контрольный полёт на «хорошо». Некоторый мандраж перед полётом удалось победить, отстроившись от действительности, и сразу всплыли навыки авиашколы — руки сами легли на нужные рукоятки управления. Сам полёт привёл Лёху в состояние полного восторга. Получив пару мелких замечаний, он был допущен к полётам на истребителе. Сегодня он должен был отлетать одиночную программу полётов по «коробочке» в простых метеоусловиях.

Лёха не испытывал никакого пиетета перед этой конструкцией.

— Ну, давай, товарищ лётчик, — ухмыльнулся механик, подтягивая стремянку к борту.

«Да, как-то немного прежнее тело заработало авторитета,» — подумал Лёха.

— Это тебе не У-2, тут чуть ошибёшься и землю лицом чертишь. Но ты ж парень грамотный, ха-ха-ха, справишься, — заливался техник.

— Я уж постараюсь не обосраться в воздухе, — ответил удивленному технику Лёха.

Кабина И–5 была тесноватой, и одна Лёхина голова в кожаном шлемофоне с круглыми очками торчала на улице. Ручка ходила легко влево–вправо, он нажал пару раз на педали. Норма, — подсказало прошлое сознание.

Двигатель зарычал, Лёха дождался отмашки руководителя полётов, и И–5 начал медленно катиться по земле.

— Нихера не видно вообще! — родилась в голове мысль. — Только небо, только ветер, только ж@па впереди, — пропел Лёха, перекрикивая рёв двигателя.

Колёса подпрыгивали на неровностях аэродрома, крылья тряслись, растяжки скрипели, самолёт потихоньку набирал скорость. Лёхе казалось, что вибрация идёт по всему телу — от самого основания, сидящего на парашюте, и до рук, цепляющихся за ручку управления. Слева мелькнул край взлётной полосы.

— Ну, давай, покажем, что мы можем! — тихо прошептал Лёха самолёту, увеличивая обороты.

Самолёт рванул вперёд и стал разворачиваться влево. Лёха автоматически дал правую педаль, компенсируя разворот. Воздух ударил в лицо. Лёхе казалось, что он несётся на бешеной табуретке по стиральной доске. Сначала поднялся хвост, и Лёха увидел приближающийся обрыв и за ним море. В какой-то момент колёса в очередной раз подпрыгнули, и самолёт остался в воздухе. Лёха аккуратно потянул ручку на себя, и земля под ногами начала удаляться.

— Вот я и в воздухе! — ощутил Лёха.

Лёха заставил себя расслабиться. Перехватив ручку, аккуратно подал её вправо, влево, нажал на одну педаль, на другую. Ощущение было другим, отличающимся от У–2.

Самолёт слушался хорошо. Лёха потянул ручку управления на себя, и самолёт начал послушно подниматься. Ветер под крыльями увеличивал скорость, истребитель уверенно набирал высоту. Лёха расслабил плечи. Он почувствовал, как И–5 постепенно подстраивается под его руки. Ветер свистел за бортом, но внутри кабины было на удивление спокойно. Лёха отклонил штурвал влево, и самолёт мягко лёг на крыло, входя в первый поворот. Крылья подрагивали, как будто удивляясь его уверенности.

Набрав пятьсот метров, Лёха начал строить «коробочку» полётного задания. Сегодня у него были взлёт, посадка и полёт по кругу. Пилотаж не предусматривался. Внизу раскинулась огромная картина: море разлилось до горизонта. Лёха чувствовал, как адреналин захлёстывает его с головой. Волнение ушло, осталась лишь чистая радость полёта. В этот момент он действительно осознал, что теперь он настоящий пилот.

Лёха толкнул дроссель вперёд и дал полный газ. И–5 рванул вперёд, как будто только этого и ждал. Воздух ещё сильнее ударил в крылья, засвистели растяжки, скорость нарастала. Он почувствовал, как самолёт буквально подталкивает его вперёд, будто сам хочет вырваться из невидимых оков гравитации.

Лёха сбросил газ, заложил очередной левый вираж. Шарик авиагоризонта поплыл в угол прибора.«Значит, вираж со скольжением и потерей высоты. Пока вам, товарищ лётчик, тренироваться и тренироваться,» — подумал Лёха.

Третий вираж вышел уже совсем приличным. Лёха начал чувствовать самолёт. — Спасибо, «зелёные человечки», здорово подмогнули с органами чувств! — с благодарностью вспомнил он их.

Лёха прибрал газ и выровнял аппарат относительно полосы. Он зашёл на посадку как по наставлению: самолёт пролетел флаг, коснулся колёсами полосы, подпрыгнул и покатился к стоянке. — Самое главное в истребителе — не обосраться! — Лёха протянул техникам снятый парашют, — Во, смотрите: сухой и чистый!

— Разрешите получить замечания, товарищ инструктор, — Лёха приложил ладонь к правому виску.

— Нормально. На виражах пока проваливаешься, но это обычно, подтянешь. Добро пожаловать в клуб красных военлетов, — пожал ему руку Дима Фёдоров, его командир звена. В обычной жизни достаточно занудный и въедливый персонаж, но хороший лётчик.

29 марта 1936. Лётное поле, аэродром Кача.

Следующие дни сплелись в один сплошной калейдоскоп одинаковых событий. Командование, вписав Лёху в боевое расписание, успокоилось. Полётов пока больше не было. Ходили слухи, что норму бензина на месяц выбрали полностью и теперь ждём апреля.

Лёха несколько раз попал в наряд по полку, дежурным по аэродрому и даже сходил на хронометраж. Сидел целый день в будке на краю аэродрома и отмечал по большому будильнику, кто и во сколько взлетел, пролетел в зоне видимости и приземлился. В какой-то момент Лёха задремал и был разбужен рёвом двигателей здоровенного мастодонта, пронёсшегося прямо над будкой.

— ТБ какой-то — первый или третий, фиг разберёшь. Попадос, — Лёха оставил пару строчек, чтобы потом списать правильные данные на вышке управления полётами.

29 марта 1936. Кабинет командира полка, аэродром Кача.

Командир полка метался из угла в угол своего кабинета в расстройстве и молча пыхтел, ненавидя всех вокруг.

Причиной этому настроению был очередной привет от политработника.

«Что ни полёт, то обязательно лётное происшествие. Весь флот теперь будет ржать над нами, а уж про ВВСников и не говорю», — мысленно плевался Геннадий Васильевич.

И тут к нему постучался начальник штаба, подтолкнул перед собой смурного Лёху и лейтенанта из первой эскадрильи и сразу же начал озвучивать претензии:

— Вот, полюбуйтесь, Геннадий Васильевич! Лейтенанты Хренов и Лютиков не иначе как спят на боевом посту! Вместо бдительного контроля воздушной обстановки они на пару с вышкой умудрились перепутать самолёт начальника тыла Черноморского флота! — разорялся начштаба. — В кои-то веки тому приспичило приземлиться у нас, а не на Херсонесе, и здрасьте! Приехали! Никто его не встречает! В упор морские авиаторы не видят начальство! — ехидно добавил начальник штаба.

«Козлы поганые, кто же знал, что вышка тоже прощёлкала этот сраный самолёт и решила списать у меня!» — думал Лёха.

Командир полка наконец улыбнулся крокодильей улыбкой сначала начальнику штаба, а потом и Лёхе с Лютиковым, и начал орать.

Он орал, махал руками, топал ногой и исходил на коричневую субстанцию минут пять, разбрызгивая вокруг гуано, попавшее на вентилятор. Столько нового о себе Лёха давно не узнавал единомоментно.

И тут Лёхин взгляд упал на рапорт политработника, лежащий на столе командира части.

Весь аэродром обсуждал недавний полёт политработника, который умудрился пролететь всю полосу и сесть в забор. Хорошо, что скорости уже почти не было, и самолёт остался почти невредим.

Любопытствуя, Лёха пробежал глазами рапорт комиссара об аварии:

«Самолёт выехал за пределы взлётно-посадочной полосы, проломил забор, врезался в туалет типа сортир, после чего потерял управление», — читал Лёха, еле сдерживая подступающий хохот.

Командир выдохся и рубанул наказание. Лёха отделался двумя нарядами вне очереди.

«Фигня», — легкомысленно решил Лёха..

30 марта 1936. Женское общежитие имени Клары Цеткин, посёлка Кача.

Походы к женскому общежитию особенного результата тоже не давали. Лёха, полный энтузиазма и надежд, столкнулся с классикой жанра — девушка в лучших традициях слабого пола устроила ему эмоциональные качели.

Один день она заглядывала ему в глаза так, словно собиралась прописаться в его душе, да ещё и прижималась всем телом, будто думала согреть его своим теплом.

Молодое тело Лёхи накачивало его гормонами так, что грань реальности терялась. Как тут не сойти с ума? Это любовь и не меньше. Когда такие сигналы подают!

Но как только он расслаблялся и тянулся к ней, следующий день превращался в ледяное шоу. Она была холодна и независима, почти игнорируя его внимание, как будто вчерашний жар никогда и не случался.

*****

Лёха с Настей шли вдоль моря, и шум волн мягко перекатывался по песку, словно море само успокаивало их мысли. Мягкий шелест воды был настолько завораживающим, что казалось, весь мир замер, слушая этот бесконечный ритм. Луна уже поднялась высоко над горизонтом, её серебристый свет протянул длинную лунную дорожку по поверхности моря, приглашающую к чему-то сокровенному и важному.

— Смотри, — Лёха указал на эту мерцающую дорожку, — будто сама луна зовёт нас пройти по воде, да? Какая романтика! Ветерок, море, дорожка, шум волн… — Лёха старательно заговаривал мадемуазель зубы, пытаясь обнять её.

Настя смотрела вдаль, вглубь лунного сияния, её волосы развевались от лёгкого морского бриза. Вся эта картина выглядела идеально — как из фильмов, только вот циник внутри уже знал: сейчас она опять выдаст что-нибудь.

— Луна, конечно, красиво, — тихо проговорила Настя, — но ты же понимаешь, что лунные дорожки — это только красиво, пока не наступишь на реальность.

Конец ознакомительного фрагмента.