Приключения Дэвида Сторера, дайвера из Галифакса

Алексей Рыжков

Приключения Дэвида Сторера, дайвера из Галифакса, отставшего от группы и потому позабытого в открытом море и выброшенного налетевшим ураганом на одинокий остров Океании; ставшего вождём акана и приведшего своё племя к свободе в протяжении кровавой войны с охотниками за головами. Записанные с его слов правдиво и полно и приукрашенные самую малость.

© Алексей Рыжков, 2022

ISBN 978-5-4490-4221-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Алексей Рыжков (С) 2012.

Приключения Дэвида Сторера, дайвера из Галифакса, отставшего от группы и потому позабытого в открытом море, и выброшенного налетевшим ураганом на одинокий остров Океании; ставшего вождём акана и приведшего своё племя к свободе в протяжении кровавой войны с охотниками за головами. Записанные с его слов правдиво и полно, и приукрашенные самую малость.

1 фут = 0,304 м

1 дюйм = 2,54 см

1 миля = 1852 м

1 ярд = 0,914 м

1 фунт = 0.453 кг

I

«Я родился в 1962 году в городе Галифаксе, графства Западный Йоркшир в семье банковского служащего. Хотя нет, не так. Зачеркни это…» Дэвид задумчиво погрыз чубук любимой трубки. Мы сидели на берегу Кент Чаннел на открытой террасе маленького паба. Осень уже вступала в свои права, — воды залива потемнели, золото и багрянец покрыли берега. Мой кузен Дэвид Сторер приехал ко мне в Силвердейл на два дня. В прошлом банковский служащий, как и его отец, а ныне владелец небольшой автомастерской, год назад он пережил удивительные приключения, и теперь попросил меня записать их на бумаге, чтоб по его словам, — «всё это не пропало втуне». Подробности не знали даже его близкие, я был первым человеком кому он решился детально рассказать о двух месяцах пребывания на затерянном острове. «Вот что, Алекс. Начнем иначе». Он принялся набивать трубку. «В наше безумное время никому не интересно кто и где родился, и тем более в какой семье вырос. Сейчас ценятся лишь людские пороки и страсти, с этого и начнём». Он оглядел пенящиеся солёные воды и кликнул мальчишку, чтоб тот принес два пледа, — ветер с залива крепчал, и на террасе становилось прохладно.

«В жизни я страстно люблю две вещи — добрый виргинский табак и дайвинг. И как любая нездоровая страсть, в конце концов, это привело к беде. За год до начала событий меня вышибли-таки из банка, и я оказался на мели. Хватался за любую работу, чтоб перехватить фунт другой, но почти всё спускал тут же, в ближайшем пабе. Боюсь в то время я был настоящей обузой для своих близких — моей жены Лорэйн и малыша Питера. Не знаю, как ей удалось накопить денег, но впервые в жизни она, а не я, оплатила поездку на Науру. Она считала, что семь дней на маленьком острове посреди Тихого океана, встряхнет меня, поможет выбраться из депрессии и выправит нашу накренившуюся семейную лодку. Науру — островное государство, примерно в четырехстах милях к югу от Маршалловых островов. Туризм там только развивается и цены пока вполне приемлемые, но я думаю, в первую очередь Лорэйн выбрала его потому, что я никогда еще не погружался в Тихом океане. Она прекрасно знает про мою страсть, и как любая разумная женщина, не пытается бороться с этим, а мягко контролирует. Впрочем, на этот раз всё получилось немного противоречиво. Пройдя акклиматизацию, вечером второго дня я достал из рюкзака свой дайверский сертификат и пошёл на пристань. Довольно скоро я сговорился с капитаном катера Дельфин, и в десять утра следующего дня я и еще восемь любителей морских глубин были на борту. Мы отошли примерно на десять миль и стали готовиться к погружению».

«К полудню, когда мы были экипированы и готовы, ветер усилился. Дельфин раскачивался на волнах, и приходилось хвататься за леера, чтоб не упасть за борт раньше времени. Мы погружались большой группой, — девять дайверов и инструктор. Новичков среди нас не было, поэтому инструктор скорее играл роль проводника, как обращаться с аквалангом и вести себя на глубине все знали и так. Знал и я, но, к сожалению, как это часто бывает, пренебрёг правилами. До этого я не раз находил на дне всякие вещи, — пояс утяжелитель, пару масок, один раз даже неплохие часы Таймекс. Заметив в песке блеск металла, я бросил группу и принялся разыгрывать из себя искателя сокровищ. Это был самый глупый поступок в моей жизни, тем более что сокровищем оказался старый баллон Люксфер, которому новому-то цена пятьдесят фунтов. Когда я опомнился, группы уже и след простыл, я и сразу вспомнил все правила, которые нарушил, — никогда не оставаться одному, следить за остальными, не отдалятся от группы. Глубина была около пятнадцати метров, вокруг громоздились рифы, — шансы найти в этом лабиринте остальных, были очень невелики, поэтому я пошёл на всплытие».

«За час, который я провёл на глубине, ветер разыгрался не на шутку. Океанские волны вздымались горами, солёные брызги били в лицо и мешали дышать. Я опустил маску на шею, вынул загубник почти пустого баллона и стал искать Дельфин. Пока я еще не очень паниковал, просто отказывался верить, что меня могли забыть. Но когда я увидел удаляющуюся корму катера, услышал далекий дробный стук его старого дизеля, вот тут я…» Дэвид умолк, уставившись вдаль, потом покачал головой. Не дай тебе бог испытать такое, Алекс. Он махнул рукой пабликэну и тот кивнул в ответ, наливая две пинтовые кружки.

«Я размахивал руками, и орал пока не заболело горло. До последнего мне не верилось, что всё это по-настоящему, что я оказался один в бушующем океане, в десяти милях от берега. Потом удивление и растерянность сменилась отчаяньем. Я пытался сдержать слезы, отогнать страшные мысли, но они словно стая ворон кружились вокруг — одна ужасней другой. Акулы, обезвоживание, переохлаждение, я даже не знал что хуже. Но больше всего меня терзала мысль, что я подвёл свою семью. Погибнуть вот так — глупо и бесполезно, ни за грош. И тут меня словно молния пронзила, я вдруг страшно захотел жить, отчаянье сменилось решительностью. Я сбросил пояс со свинцовыми грузами, отцепил бесполезный баллон, и поддул дайверский жилет воздухом. Я решил бороться за свою жизнь до последнего вдоха. Волны вздымали меня, швыряли то вверх, то вниз в глубокие провалы, а я медленно плыл, грёб, как мне казалось к берегу, но как я ни старался скоро Науру скрылся из виду. В конце концов, я выбился из сил и просто повис в воде, обхватив себя руками. Было холодно, тучи закрыли солнце, и начался дождь. Капли падали мне на лицо, я ловил их открытым ртом и пытался пить. Как бы там ни было, несколько глотков дождевой воды я все-таки сделал, возможно, эти пару глотков и не дали мне умереть». Нам принесли кружки с пивом, Дэвид жадно отхлебнул, вытер салфеткой пену с губ, и прикрыл глаза. «Точно не знаю, сколько я провел в воде, часов у меня не было, оставалось ориентироваться лишь по солнцу. Когда стемнело, тайфун начал стихать, хотя возможно меня просто вынесло из него. Волны все также качали меня словно мячик, я мелко дрожал, отчаянно хотелось пить. Я пытался спать, закрывал глаза и проваливался в краткое забытьё, но океан не давал мне отключиться, каждый раз напоминал о себе, швыряя в лицо горсти солёной воды. В один из таких моментов я заметил во тьме очертания острова. В первый момент решил, что это галлюцинация, протёр глаза, но нет, — волны несли меня мимо темной громады, и я встряхнулся. Второй шанс я не упущу, решил я и поплыл».

«Эта последняя миля доконала меня окончательно, я даже не помню, как выполз на песок, — очнулся уже ближе к полудню, губы десны и язык нестерпимо жгло солью. Я с трудом встал на ноги и тут же увидел большой зеленый кокос. Он лежал на песке, ярдах в двадцати от полосы прибоя. На Науру, неподалеку от причала, мальчишка продавал такие кокосы туристам. Доставал из переносного холодильника, ловко срубал тесаком верхушку и вставлял коктейльную трубочку. Тесака у меня не было, только шорты, потрепанный дайверский жилет да маска, ласты с меня сорвало волнами еще в начале шторма. Так что всё, что у меня было — это мои руки и несколько острых камней торчащих из песка. Я ударил орех об острый край камня, и кожура лопнула, под ней были прочные тонкие волокна. Работа в банке не способствует развитию мускулатуры, кисти и пальцы у меня были слабые, я с огромным трудом оторвал несколько полос кожуры и на меня снова накатило отчаянье. Я держал в руках пинту кокосового сока, но не мог добраться до неё. Безнадежно порывшись в карманах шорт, я нашел лишь свой дайверский сертификат. Я присел на камень и покрутил его в руках. В мозгу мелькнула дельная мысль, и я принялся затачивать о камень край пластиковой карточки. Резал сертификат конечно не очень, постоянно тупился, покрывался зазубринами, но, так или иначе, я очистил кокос, а потом пробил кожуру тонкой палочкой. На полюсе каждого кокоса есть „обезьянья мордочка“ — три точки, два глаза и ротик. Во-первых, по ним можно определить свежесть кокоса, а во-вторых, пробив „ротик“ можно слить сок не разбивая орех. В общем, я напился, смыл с губ горькую соль, и смог думать о чем-то ещё кроме воды». Дэвид выбил трубку, достал из кармана коробку с табаком и покрутил её в руках. «Ничего из предыдущей жизни не готовило меня к необитаемому острову. А я считал его таковым, — ни одной лодки или скутера, никаких звуков музыки, и вообще следов людей. Пляж, на который меня выбросило, был зажат между скалами, за рядами стройных кокосовых пальм непроходимые джунгли. Я, конечно, смотрел по телевизору всякие передачи про выживание, читал кое-что в Интернете, но на практике все оказалось гораздо сложнее. Три дня, Алекс! Три чёртовых дня я пытался развести огонь. За это время я натёр на ладонях кровавые мозоли, выложил на песке огромные буквы SOS, сплел между ветвей пандануса подобие гамака для ночевки, и даже пытался палкой гарпунить рыбу. Ни черта у меня не получалось, пока я не сделал себе нормальный резак. Ножом это назвать трудно».

«Океан постоянно выбрасывал на берег подарки цивилизации. Среди них, — банку из-под газировки, пластиковые бутылки и стаканчики. Банку я разорвал пополам, и принялся затачивать края на камне. Это было глупой затеей, алюминиевые стенки тонкие как папиросная бумага, резать, что либо, они отказывались. Тогда я взялся за верхушку, — здесь металл был потолще. Расплющив её камнем, я заточил один край и получил сносный резак. Он справился даже с тканью жилета, из которой я нарезал полоски и сплел бечевку длиной дюймов двенадцать. Дальше, как казалось, дело за малым, сделать небольшой лук и с помощью него добыть огонь. Я сто раз видел это по ТВ, но у меня ушёл целый день. Только к вечеру я раздул тлеющую искру, и сухие кокосовые волокна вспыхнули. Боже! Как я радовался. Огонь для меня стал настоящим идолом. Теперь я мог запечь моллюсков, которых набрал на прибрежных скалах, но есть сырыми опасался. Мог сделать факел и им приманить из глубин рыбу, мог запечь плоды хлебного дерева, господи, да теперь я мог всё что угодно. Таким для меня стал простой огонь, который мы цивилизованные люди, добываем, так сказать, простым щелчком зажигалки».

Паб на Костал роуд закрылся в десять, и мы поехали ко мне, в пустой и холодный холостяцкий дом на окраине Силвердэйл. Я не выпускал из рук блокнот и почти каждое слово Дэйва фиксировал скорописью. Перед моим мысленным взором невольно вставали величественные картины безбрежного океана, зеленого хаоса джунглей, и боевая раскраска дикарей. Трудно было поверить, что в наш век, такое где-то происходит, но факты были перед моими глазами. Шрамы на лице и теле Дэйва, кое-какие вещицы привезённые им с дикого острова, а главное его глаза. Не сказать, что мы с кузеном так уж близки, но раз в год, а может и чаще, мы видимся. Так что мне есть, с чем сравнивать, — год назад у него были глаза впавшего в депрессию англичанина средних лет, теперь это были глаза человека вернувшегося с тяжелой кровавой войны, пережившего столь многое, что иному хватило бы на несколько жизней. Приведя в порядок свои записи, я, наконец, выстроил их в правильной хронологии — рассказчик Дэйв чудесный, но в эти два дня мы несколько раз перемещались с места на место, готовили еду, пили кофе, чай, кое-что покрепче и в результате воспоминания и фрагменты его рассказа оказались перемешаны, словно в шейкере. Условно его рассказ можно разбить на две неравные части, — до того как он нашел обрывок газеты, и после. До этого трагического момента, Дэйв был обычным европейцем, оторванным от цивилизации, — он приспосабливался, как мог, — добыл огонь, сделал из расщепленного бамбука гарпун, наловчился приманивать рыбу факелом и бить её с выступа скалы. Он провел на острове восемь дней, а на девятый во время обычного утреннего обхода пляжа, он нашел обрывок газеты Nauru Chronicle. Случай? Стечение обстоятельств? Вмешательство высших сил? Как могло случиться, что в руки Дэйва попалась страница именно того номера, в котором была заметка о крушении катера Дельфин. При подходе к берегу у него отказал двигатель, и старое судно разбилось о скалы в какой-то миле от гавани. Все кто был на борту, погибли, и в списке соболезнований была также фамилия Сторер. Выложенные на песке десятифутовые буквы SOS показались Дэйву насмешкой, — он понял, что отныне один, никто не будет его искать, и дальнейшая судьба теперь в его собственных руках. Он взял заточенную шестифутовую палку, неказистую плетёную сумку с кусками завернутой в листья жареной рыбы, пластиковую бутылку с кокосовым соком и пошёл. Пошёл в сторону покрытой густыми джунглями горы.