НАСПАС. Настоящий пассажирский. Дорожные байки

Алексей Зимнегорский, 2016

Поезд «Наспас». НАСтоящий ПАСсажирский. В нем места на любой вкус и кошелек – от сидячих до люксов с душем. Рекламщики придумали слоган: "Наспас" – нас спас!", а острословы приговаривали: "Нас пас, пасет и будет пасти!". Нигде человек не может так свободно говорить о себе, сочетая правду и вымысел. В конце пути собеседники разойдутся, чтобы никогда больше не встретиться – отчего бы и не выговориться. Даже на исповеди непозволительна такая свобода: нужно говорить правду и только о себе. Так что путешествие в поезде – коллективный российский психоанализ.Содержит нецензурную брань.

3. Где мальчик?

— Да был ли мальчик-то,

может, мальчика-то и не было?

Максим Горький

Жизнь Клима Самгина

— Можно к вам подсесть? — вдруг вежливо обратился к нам от соседнего столика еще один персонаж, лет сорока, в хлопковом песочном пиджаке в стиле casual, без галстука, с округлой, полноватой фигурой, вьющимися волосами и мягкими плавными движениями. — Услышал вашу историю про ёршик. Меня Лёвой зовут. Я вот обычно в командировке попадаю в купе с теми, кто в процессе дорожного романа. Иной раз думаю: ну ладно, женщины в дороге — дело опасное, еще неизвестно чем наградят, а с мужчинами хоть поговорить можно. Но прихожу в купе, а там мужчины уже с женщинами перемигиваются, не до меня им.

И вот один раз, милостивые государи, сел я в купе, смотрю — семья. Муж, жена и мальчик лет пяти-шести — прямо-таки семейная идиллия. Ладно, думаю, не буду мешать укреплению ячейки общества. Вещи оставил, да и ушел в вагон-ресторан.

Посидел, покушал, телевизор посмотрел, выпил немного. А винцо, скажу я вам, неожиданно оказалось превосходным — прямо-таки амброзия чистая с нектаром сладким, вот и позволил себе чуть больше обычной моей нормы. Возвращаюсь в свое купе поздно и немного под хмельком, а там уже спать легли и свет выключили. Ну что делать: залез я на свою верхнюю полку, и перед тем, как раздеться, осмотрелся. Внизу спят муж и жена, а мальчика нет напротив. Я в чужие дела обычно не суюсь, но и пройти мимо беды, путь даже и латентной, равнодушно не могу. Вот и воскликнул негромко:

— А где же мальчик?

Никто не ответил. Странно, что они не беспокоятся о сыне. Ну, может в туалет вышел, хотя маловат, конечно, но дети нынче сплошь индиго, самостоятельные. Все равно тревожно на душе, не сплю, жду, когда мальчик вернется. А его все нет и нет.

Но, похоже, своим восклицанием я их все же разбудил. Смотрю — мужчина с нижней койки, которая под моей была, слез и перебрался к женщине напротив. Ах, думаю, голубки! Вот этот прочность семейных уз! Даже в поезде улучили миг, пока сынишка вышел в туалет, и пообниматься решили, укрепить свою ячейку общества. Между тем поцелуями дело не завершилось. Парочка ритмично задвигалась, страстно задышала. Но вот поезд притормозил, стук колес стал тише. Парочка внизу тоже сбавила темп. Когда звуки поутихли, я воскликнул негромко:

— Мальчика нет!

Внизу притихли. Никакого ответа. И тут поезд вкатился на неведомую ночную станцию с ярко горящими фонарями. Сквозь щели в неплотно прикрытых жалюзи упал луч света, и я увидел голову мужчины — длинноволосого, а не аккуратно стриженного бобриком, как тот отец семейства.

Меня осенила страшная догадка: я попал по ошибке не в то купе.

Теперь надо было выйти потихоньку, но парочка вернулась к своим упражнениям. Я замер на полке, боясь пошевелиться. Может быть, они меня не заметили и не услышали, раз вели себя так, как будто одни во всем мире. У меня, как человека интеллигентного и воспитанного, не хватало наглости спуститься к ним, поставив их, да и себя, в неловкое положение. На всякий случай, я замаскировался, спрятавшись за подушку и одеяло, и стараясь слиться с ними.

Ну, хорошо, скоро все закончится — утешал я себя, — я и выскользну. Но парочка была неутомима. В них накопилось столько страсти.

— Может быть это и был Ваш друг Андрюха — сказал Лёва, повернувшись ко мне, — который отрабатывал свою карму.

— Наконец, наступил миг, когда, казалось бы, все закончилось. Из звуков снизу я различал только мерное дыхание. Кажется, уснули. Хотя, как можно было уснуть на одной купейной койке вдвоем, мне было решительно непонятно. Однако я потихоньку привстал и уже начал сползать со своего места, как все повторилось: поцелуи, ритмичные движения, хриплые вздохи.

Я так и замер на полпути, не решаясь ни лечь обратно, ни спуститься окончательно. При этом мое тело приняло позу дервиша ордена «Мавляви», остановленного во время кружения. Помнится, у Гурджиева была для учеников такая команда «ист», когда требовалось замереть в любой, даже самой невозможной позе. Когда читал об этом, и подумать не мог, что такое придется пережить.

Так продолжалось еще раза три. Каждый раз, когда мне казалось, что все завершилось, и возлюбленные уснули, я делал одно движение. Но они начинали двигаться, и я принимал еще более неудобную позу — то крадущегося тигра, то затаившегося дракона. Наконец, застыл в асане, которую йоги определили бы как дикую помесь врикшасаны — позы дерева с гарудасаной — позой орла. Уже перед рассветом, измученный и утомленный, дождавшись, когда они, наконец, разошлись по своим местам, я смог освободиться из невольного плена.

С тех пор я уже не так самоуверен в поездах, как прежде. Всегда стараюсь запомнить номер своего купе, и, возвращаясь, тщательно проверяю на двери — тот ли. А еще, конечно, не позволяю себе лишнего в ресторанах, чем бы там не потчевали.

6. По душам