Навклер Виал 5: Рассеченный мир

Алексей Егоров, 2020

Разделяющее народы море равнодушно к людям. Но люди неравнодушны к морю: воды становятся дорогами, приносят богатства, приводят к гибели: болезни, войны, знания несутся по жестоким водам. Виал Косс верит, что вернется во главе флотилии, неся отечеству славу и процветание, посрамит данаев, отберет порта и гавани у тиринцев. Вернет друзей с края мира. Эгрегий ищет ответов в прошлом. Хенельга, направляет его и следует за ним. Он не сможет вернуться и занять свое место среди соотечественников в родном порту. От прошлого не осталось ничего. Существует лишь путь.

Глава 2

В безлюдных степях к востоку от Рифинских гор покой тишины нарушал шум ветра и безумные крики куропаток. Иная живность не проявляла себя, дожидаясь, пока спадет дневная жара. Изредка удавалось заметить парящего в небе ястреба. Ничто не указывало на присутствие здесь человека. Не было ни мусора, ни следов, отсутствовали постройки. Шрамы между острыми и сухими стеблями вытоптали стада диких лошадей.

Тропинки, протоптанные степняками, долго сохранялись. Люди уже могли исчезнуть, но их следы остались. Местами тропы были разбиты копытами степных животных.

В этом безжизненном краю никто не задумывался о происходящем на юге. Никто и не слыхивал о тех событиях. Ни могучие флоты, ни древние государства не беспокоили пряную степь. Лишь ветер и солнце властвовали здесь.

Людям приходилось приспосабливаться к жизни среди сухого разнотравья. Поэтому завоеватели, пришедшие сюда, неизменно терпели крах. С кочевниками торговали, иногда воевали, но чаще воспринимали как штормовые волны, что накатывают на прибрежные поселения.

Цивилизованные люди селились в укрепленных местах у берега моря. Вглубь страны колонисты не лезли. Лишь на некоторых реках Фризии стоят поселения. Скорее торговые фактории, чем полноценные полисы.

Встретить человека здесь все равно, что встретить бога на форуме. Явление редкое, не предвещающее ничего хорошего.

Двум чужакам приходилось приспосабливаться к ритму жизни так же, как и животным. Лишь только облака скроют немилосердное солнце, как путники отправлялись дальше.

Жару пережидали, укрываясь от солнца в оврагах. Деревьев мало. Зелень, радующая глаз, встречалась только по оврагам и руслам высохших рек. Изредка торчал один зеленый ствол посреди желтых трав. Только ветрам известно, как сюда занесло одинокое деревце.

— Совсем не похоже на мой дом, — сказала Хенельга во время очередного отдыха.

От жары и проблем с водой она высохла. Ее спутник выглядел не лучше. За те дни, что он провел в море, успел обгореть, но степное солнце быстро выжигало на коже отметки. От былой белизны почти ничего не осталось.

И все же, эта местность ему знакома.

— Неприветливая местность, — согласился Эгрегий. — Это нам в пользу.

— Ты так опасаешься людей?

— Кто бы в чужом краю не опасался?

Он оглядел окрестности. Бесполезно. Бесконечная степь скрывала любые приметы, оставленные людьми. Похоже, что кочевники давно покинули регион, вытоптав пастбища. Куда они ушли, можно только гадать. Кочевья аборигенов обширны, лишь несколько раз в год купеческие караваны пересекают пустошь, направляясь в города.

Кочевники торговали в основном с данаями. Потому что за меха, соленую рыбу, иногда рабов, а главное — зерно, они платили больше, чем иные народы. И товары у данаев лучше. Какая-то простая керамика будет тут продана дороже, чем за нее попросили бы в том же Виоренте.

— Мы идем уже несколько дней, а конца не видно. Не пойми меня неправильно, я не отказываюсь от своего решения.

— Если бы я знал, куда идти, так сразу бы направился туда!

Эгрегий понял, что пешком проделать путь на север будет стоить огромных трудов. Его товарищ Виал говорил об этом, но пока сам не застрянешь среди песков и душистой травы, не поймешь очевидное.

На корабле они бы проделали этот путь за несколько дней, а на ногах могут идти до самых холодов. И вряд ли им удастся раздобыть меховую одежду, чтобы переждать суровое время.

А морозы тут страшнее, чем на юге. Эгрегий помнил об этом. Лед сковывает даже великие реки, к радости тех, что живет в краю варваров. Лед — это ужас цивилизованных народов.

Где-то к северу располагался полис под названием Каллиполь. Эгрегий держал путь туда, но совершенно не представлял, где он может находиться. Мог только предположить, что полис будет на мысу, рядом хорошая гавань, поблизости одна из великих рек равнин Фризии. Каллиполь закрывает путь варварам на юг. Служит затычкой в Глотке.

С ним согласилась Хенельга. Те редкие упоминания о полисе, о Глотке, что ей удалось раздобыть в периплах, указывали как раз такие приметы. А так же время в пути — пять дней каботажного плавания.

Для пеших это расстояние Эгрегий увеличил вдвое. Пройдя половину пути, они поняли, что расстояние необходимо увеличить еще. На сколько? Неизвестно.

По левую руку высились Рифинские горы, один из хребтов, протянувшихся в этой стране. Местные дали этим горам иное имя, поселили там своих богов, но для цивилизованных людей с юга все это носило название Рифинов.

За горизонтом шумело море, словно земля обваливалась в Океан. Отклоняясь к горам, путники всегда держали море на виду. До тех пор, пока не поняли, что это обман зрения. На востоке парила влага, вытягиваемая солнцем из пропекшейся земли. Хенельга первой заметила это, в ее родном краю такое явление часто обманывает путников. С виду вода поблизости, пару миль пройти, и утолишь жажду. Расстояние увеличивается, а сил остается меньше.

— Мы отклонились на запад, — подытожил Эгрегий.

— Хоть горы никуда не ушли, — вздохнула Хенельга.

Их порадовало только то, что в путь они отправились без кемилца. Бывший раб уже на второй день свалился бы с тепловым ударом. А воду путникам приходилось беречь. Редкие здесь ручьи едва снабжали их.

Родившиеся в засушливых краях Эгрегий и Хенельга умели выживать. Воду они добывали, выкапывая подземные источники в тех местах, где зеленела трава. Затраты сил на это требовались огромные, а вода была едва ли годной для питья.

С едой тоже возникали проблемы. Ночью донимали шакалы, которые не рисковали приближаться к чужакам. А их мясо обеспечило бы людей и пищей, и ресурсами. Приходилось питаться куропатками да сусликами, которых Эгрегий сбивал пращой. Из десяти камней при большой удаче удавалось добыть две твари. Больше везло Хенельге с ее сетью, Эгрегий не мешал ей, уходя в сторону.

Над травой разворачивалась сеть, а рядом располагалась Хенельга. Подражая крикам куропаток, она заманивала птиц под сеть, где те, вспуганные, запутывались. Так удавалось поймать только самцов.

— Не очень справедливо, — ворчал Эгрегий.

От мяса он не отказывался.

Жаркие дни сменялись ледяными ночами. Воздух мгновенно вымораживался. Земля недолго отдавала тепло, грея путников. С гор слетали холодные валы, терзающие людей. Подстилка из трав защищала от холодной земли, но не давала защиты от ветра. Топлива для костра так же не хватало.

Местность и днем и ночью сливалась в сплошной серо-желтый ковер. От яркого солнца и унылого пейзажа болели глаза. В таких условиях быстро сходишь с ума. Лишь запахи напоминали о том, что этот край не совсем мертвый.

Степные травы цвели, хотя их цветение ничем не напоминало яркость трав, собираемых на юге. Из этих растений едва ли удастся сплести венок, чтобы надеть его на голову. Колючки легко ранили кожу, глубоко застревали под ней, а потом начинали гноиться. Отчасти поэтому степняки носили штаны. Ну, и потому что были непревзойденными всадниками.

Беседы немного скрашивали унылое путешествие, больше походящее на испытания, что претерпевают души в Бездне.

— Вот почему у них штаны кожаные, — говорил Эгрегий, — у рипенов. Там на юге тоже носят, удивляя данаев. И служат насмешками.

— Это же неудобно, — удивилась Хенельга.

— Конечно, неудобно! Жарко и у всех на виду. Но традиции.

— Я не про это говорю. Неудобно на коне сидеть в штанах.

Эгрегий удивленно уставился на подругу. По его представлениям кочевники всегда носили штаны. И он думал, что это им помогает удержаться на спине коня.

— Я видела всадников с запада. Того запада, далеко в песках за Хомбатом. Так они часто обнаженными идут в бой.

— Так бедра и все остальное натрешь, — Эгрегий указал взглядом на то, что будет натираться.

— Они попон не бросают, седел не используют. Зато подобно ветру налетают, собирают дань кровью и отступают. Никаких штанов.

— У них там вообще чешуя, а не кожа уже.

Хенельга улыбнулась, ударила друга в плечо.

Пока она не спрашивала, но вопрос назревал. Если Эгрегий так рассуждает о кочевниках, то кем он был сам? Варвар для данаев и гирцийцев, это ясно, но из какого он племени происходил? Узнав это, будет проще понять, что им искать в этих бескрайних степях.

Эгрегий молчал, не говорил о своем происхождении. Хенельга понимала, что он просто не помнит. Ведь и Виал не спрашивал об этом. Их старший товарищ понимал, в чем проблема, потому не хотел давить на друга.

Со временем, придется об этом поговорить.

Того племени возможно они не найдут. Природа забирает человеческие кости, а степные налетчики уничтожают бесполезное и уносят то, что могут. Каков шанс, что покинувший родной край в детстве, сможет найти здесь хотя бы могилы предков.

Ведь оказался Эгрегий в рабстве. Выходит, его племя подверглось нападению. Дети и женщины стали добычей, участь иных была страшнее.

Но ни Эгрегий, ни Хенельга не отказывались от намерения идти на север. Пока путь держат до колонии данаев. Эгрегий утверждал, что колонисты отличаются от двоюродных братьев из метрополий. Прошедшие века перековали этих людей, они перемешали кровь с местным населением.

Оставались полисы, сохраняющие свои обычаи, но их меньшинство. Остальным приходилось приспосабливаться, перенимать местные обычаи. Откуда еще черпать колонистам силу, раз метрополии не поставляют человеческий материал.

И не из полисов происходил Эгрегий. Круг поиска вроде суживается, но Хенельга понимала, что задача их от этого еще сложнее.

Для цивилизованных людей все окрестные племена это или рипены, или фризийцы. Других не существовало. Эгрегий называл еще быколюдей, пиратствующих севернее. Это была одна из примет, что он помнил.

Пройти мимо пиратов не удастся. Они не подчиняются ни кочевникам, ни колонистам. Полностью обособлены и независимы. Найдя их, удастся найти родину. Ту самую Скирту.

По началу путники старались идти по ночам. Решение казалось разумным, ведь солнце забывает о них. В первую ночь повезло: светили луна и звезды. Тропа ясно читалась. Требовалось лишь смотреть, куда ступаешь. И все равно люди зачастую проваливались в незаметные ямки. Трава прикрывала выходы из нор грызунов, даже при свете дня не всегда замечаешь опасность.

На вторую и последующие ночи ледяной ветер с гор нагнал в степь облаков. Луна хитро выглядывала из-за белого покрывала, на мгновение бросая серебряные взгляды на пустошь.

Людям едва ли хватало такого освещения. Потому они изменили порядок, теперь шли с рассветом и после полуденной жары. Благо рассветает в степи рано. Скорость передвижения снизилась, зато берегли тающие запасы еды и воды.

Товарищ снабдил их в путь больше, чем взял себе. Его решение казалось абсурдным, но уже не третий день пути Эгрегий понял, что Виал поступил правильно. Еды для путников нужно больше, чем идущему морем. К тому же Виал собирался промышлять охотой — грабить данаев.

Путешественники не смогли исполнить просьбу товарища. Им не удавалось записывать приметы того пути, по которому они прошли. Примет не было. Лишь овраги и высохшие русла служили хоть какими-то ориентирами. Эгрегий старался запомнить сколько времени занял путь от одного оврага до другого, но вскоре заметил, что моментально забывает о количестве сделанных шагов.

— Из нас отвратительные исследователи, — через силу посмеялся он, когда остановился перед очередным оврагом.

Многие овраги были глубокими, перепад высот значительным. Весной русло наполняется водой, бурный поток талых вод с гор сметает грязь в море. Летом об этом напоминала только раскисшая грязь. Местами в ней угадывались следы копытных.

Путь в бесконечность, словно в никуда. По крайней мере, пески были не глубокими. Иначе путники застряли бы тут навечно.

Даже с учетом этого, идти было тяжело. Если горизонт был близко, по началу это придавало сил. Местность лгала. Ведь близкий горизонт указывал на наличие возвышенности. На нее предстояло взобраться.

Зато не сулящий ничего хорошего бесконечный горизонт наоборот указывал на легкость в пути. Значит, тропа шла под уклон. Лишь забываешь о безумном ветре, обязательно бьющим в глаза, о песке, который скрипит на зубах.

Взобравшись на холм, путники иногда замирали, пораженные размахом. Даже Хенельга, прожившая большую часть жизни в подобных условиях, была поражена. На ее родине мир был ограничен с юга горами, с севера морем, а на востоке высились развалины древних.

Эти границы сами по себе были бесконечностью, но они разделяли мир на три части: людскую, призрачную и морскую. Словно районы в большом полисе, разделенные не стенами, а побелкой и украшениями домов.

Бесконечность степи поражала, раздавливала человека. Идти можно долго, а пейзаж мало поменяется. Было бы лучше, окажись эти пески распаханными, или заметь путники табун, пасущийся в низине.

Ничего этого не было, зато и угрозу можно было заметить заранее. Потому тактика кочевников всегда проста — налететь и сбежать за горизонт. Для маневренной войны тут мало возможностей.

— Виал бы такой вид оценил, — хмыкнул Эгрегий.

Хенельга кивнула, поняв, о чем говорит друг.

Ветер пригибал длинные стебли, вдоль линии горизонта перетекали волны. Вид действительно напоминал тот, что можно увидеть в открытом море. Ветер не только создавал проблемы путникам, но и помогал им, отгоняя назойливых насекомых.

Эгрегий знал, что в поймах великих рек много кровососущих. Изголодавшиеся твари пролетают многие мили, словно ведомые злым божеством. Иначе не объяснить их способность преодолевать огромные расстояния и находить среди степи добычу.

Даже далеко от великих рек кочевников донимают мухи. Ветер помогал избавиться от них, вздохнуть спокойно. Ненадолго.

За пару дней пути люди уже не замечали полынный запах степи. Кожу покрывала ровная корка осевшей пыли. Местами корку портили линии, стекающего пота. Ни смыть, ни обтереться.

Лишь жидкая грязь, взятая в выкопанных ямах, помогала освежиться. Заодно она служила как защита от насекомых.

Какие опасности подстерегают в пустошах, Эгрегий уже не помнил. Пауки, змеи, клещи — с этим он сталкивался даже в Гирции. Здесь этих тварей могло быть больше, а могло быть меньше.

Следы, читаемые на тропах, были старыми. Не потому что живность ушла, просто тропы окаменели под тяжелыми ударами солнца. Редкие в этой местности дожди размывали дорожки, вот так на них появлялись следы.

Судя по следам, дождя степь не видела уже месяц. Ничто не указывало, что погода изменится.

Пройдя далеко на север, люди уже не могли повернуть обратно. К тому же, в окрестностях Саганиса рядом с проливами их ничто не ждет. Товарищ наверняка вернулся домой, где занимается подготовкой к своей войне.

Оставалось только упрямо идти на север. Забыв об усталости и боли в мышцах.

Почему-то горы с каждым днем приближались к путникам. Не имея примет, люди все дальше забирали на запад. Пески сменялись каменистыми осыпями, впереди возникали обтесанные ветром и дождями каменные столбы.

Кроме этих природных изменений, путники обнаружили и первые следы присутствия человека. Или варваров, если относится к кочевникам, как данаи.

Вблизи гор можно найти материал для строительства. Долговечный материал. С камнем в этом плане ничто не поспорит.

Кочевники использовали камни для строительства пирамидок. Эгрегий припомнил, что они служили метками на пути или разделяли участки.

— Так что может указывать эта? — спросила Хенельга.

Эгрегий пожал плечами. Первая найденная ими пирамидка почти осыпалась, но все же очевидно, что это человек соорудил. Кроме камней пирамиду украшали ленточки или пучки трав — то ли как метки, то ли как символы богов покровителей.

— Обычно направление. Слишком осыпалась, тут уже не понять.

На каменистой местности росло меньше трав, но идти от этого едва ли стало легче. Камни под ногами осыпались, подошвы сандалий вскоре истрепались. Идти по острым камням приходилось едва ли не босиком. Уходя на восток с рассветом, люди не могли вырваться из пустоши. С приходом нового дня они оказывались ближе не к морю, а к горам.

— Кто может там обитать? — на очередном привале спросила Хенельга.

Она указывала на горы. Ведь жизнь в них легче, чем на пустой степи. Белые пики были украшены зелеными венками. Там росли деревья, была дичь и укрытие, а главное — горные ручьи.

— Эти самые фризийцы.

— И кто же они?

Эгрегий пожал плечами. Проворчал, что надоели ему вопросы.

Под именем фризийцев данаи знают десятки непохожих народов, сотни враждующих племен. Кто-то из них проживает в горах, а кто-то у подножия.

— Нам повезет, — переменил тему Эгрегий. — Рано или поздно набредем на поток.

Любой ручей, даже мелкий станет ориентиром, который приведет к людям. В степи все поселения располагаются вокруг источников. Эти поселения будут не данайскими, ведь те никогда не уходят вглубь пустошей.

— Значит, — вздохнула Хенельга, поднимаясь, — нам всё на север, пока не наткнемся на воду.

Эгрегий кивнул. Лицо его искажалось от злости.

Они продолжили путь, но ни в этот, ни в последующие дни к ручью так и не вышли. Зато местность вокруг немного изменилась, указывая на то, что догадка Эгрегия верна.

В низинах зеленела трава, росли небольшие ивы. Через заросли едва ли удавалось пробраться. Чужаки распугивали птиц, что гнездились на деревьях. В гнездах были яйца, что существенно разнообразило рацион путников. А спасающие свое потомство птицы тоже были пойманы и убиты.

Давно путники так хорошо не питались. Сухие ветви послужили топливом.

Эгрегий решил, что необходимо идти вдоль низины. Очевидно, что там находилось русло ручья, пересохшего летом. Идти предстояло не на восток, в сторону моря, а на запад — где находился исток.

Где исток, там будет поселение или хотя бы вода.

Это немного меняло планы, но это лучший вариант. Да и помощи от данаев колонистов вряд ли удастся добиться. Путники не обсуждали, как варвары отреагируют на появление чужаков.

Идти по низине, вдоль высохшего русла сложнее. Трава разрослась до такой степени, что скрыла любые намеки на тропинки. И все же тропы тут были. Явно не зверовые, а протоптанные людьми. Правда не удавалось понять, как давно здесь проходили люди.

Следов на твердой и сухой почве не оставалось. Оглянувшись, Эгрегий убеждался, что и он не оставляет следов. Сбитые сандалии поднимали облачка пыли. Ноги до колен почернели, на слой грязи приклеивались колючки и семена полевых трав.

Направление было верным. Вскоре путники заметили каменную пирамидку, украшенную пучками трав и ленточками. Казалось бы ничего необычного, подобные пирамидки уже встречались. Этот знак отличался. Пирамидку восстанавливали.

Венки высохли, но ленточки были свежими, а сама пирамидка в рост человека, выше травяных головок.

Путники остановились у пирамиды, рассматривая ее.

— Продолжим путь? — спросила Хенельга.

Дальше не будет возможности избежать встречи с аборигенами.

— Как и решили, — пожал плечами Эгрегий. — Рано или поздно нам придется столкнуться с людьми. Пусть уж это будет на наших условиях.

Он добавил, что больше чем с одной или двумя семьями им не придется иметь дело. С таким количеством они уж как-нибудь сладят. Хенельга согласилась.

Прежде чем отправиться дальше, они задержались, чтобы привести себя в порядок, подготовить оружие.

Заметили на западе небольшую полоску деревьев, что отделяла овраг с юга. Деревья росли ровно, что указывало на действия человека. Кроме одиноких, подчас высохших стволов тут ничего не встречалось.

Тропа изменилась, появились следы — трех — или двухдневные. Стебли травы были обломаны на уровне пояса. Тропу недавно очищали, но стада по ней не гоняли. Земля стала мягче, чуть продавливалась под подошвами. В воздухе чувствовалась влага. Зато в русле ручья стебли стали еще жирнее, выше и цвели. Над ними носились черные птицы, хватающие в полете насекомых. Среди травы могло найтись еще множество их гнезд, но добраться до них не представлялось возможным.

Вода была на поверхности, исток ручья поблизости.

— Будь готова, — предупредил Эгрегий.

Его подруга хмыкнула.

За цепочкой деревьев на возвышенности они увидели круглые хижины. Саманные домики с соломенными крышами. Небольшая оградка из плетня вокруг них. Казалось, что домики пусты, никто там не живет. Солома была старой, давно не обновлялась.

На мгновение Эгрегий испытал разочарование, решив, что люди покинули жилища. На пастушьи домики эти хижины не похожи, хотя у местных может быть все иначе. Больше эти строения походили на те, что используют крестьяне. Только поблизости не видно полей или огородов.

— Точно, пара хижин, — сказал он, остановившись.

Боязно идти дальше, тем более подходить к пустому дому.

Из отверстия под крышей не выходил дым, двери были закрыты, тишина подавляла. Дома не разрушены, так что жителей не ограбили. Только болезнь или злые духи могли отобрать дома у людей.

— Пойдем? Или все же назад? — спросила Хенельга.

— Нам все равно нужна вода. Внутрь не станем заходить.

— Если это не вода стала причиной.

— Вот это вряд ли, живность в ручье не сдохла ведь.

Поднявшись по тропе наверх, люди заметили на тропе следы отары. Тут и отпечатки копыт, взрыхливших землю, тут и катышки дерьма, намертво прилипающие к сандалиям. Выходит, тут все же обитали пастухи.

Обрадованный Эгрегий прокричал приветствие на гирцийском. Пусть уж лучше местные услышат незнакомые слова, чем речь данаев. Кто знает, как варвары относятся к колонистам.

Ответа не последовало.

Путники поднялись на холм, остановились возле плетня. Земля за ним была ухожена, но потрескалась. От засухи померли растения в огороде. Эгрегий узнал некоторые из них: репа, капуста, душистые травы. Лишь засухоустойчивые травы остались стоять, слегка надломленные ветром.

— С водой будут проблемы, — вздохнула Хенельга.

— Сейчас посмотрим.

Исток ручья находился выше, чуть в стороне от домиков в расселине между холмами. Вода проточила в земле глубокий, заросший острой травой и камышом овраг. Подойдя к расселине, Эгрегий уловил звуки воды.

— Она есть! Нам повезло! — крикнул он.

Спуск вниз был очищен — камыш надломили, завалив в сторону от тропы. В почве были вырублены ступеньки, почти стертые, образующие крутой угол. Спускаться по этой лестнице пришлось с осторожностью, опираясь на копья.

Вода вытекала из склона по деревянному желобу, вбитому в грунт. Холодная, чистая. Такой воды путники не пили уже несколько дней. Так и хотелось прильнуть к источнику и пить, пока в животе не забулькает. Чтобы от холода ломило зубы.

— Пей, но мелкими глотками, — сказал Эгрегий.

— Да знаю я, — Хенельга улыбнулась и первым делом подставила бурдюк под струю.

Выдержка ее поражала. Эгрегий сомневался, что сам смог бы сдержаться, чтобы не утолить жажду в первую очередь.

Вода по желобу падала в яму, то ли вырубленную людьми, то ли естественную. В чаше ничего не было, ни водоросли, ни животные не могли закрепиться в текучей воде. Дальше вода уходила, давая начало ручью.

Эгрегий умылся из чаши. Вода даже в ней была холодной, сводило пальцы. Попадая на разгоряченную кожу, казалось, она мгновенно испаряется. Телу вернулась бодрость.

Прежде чем напиться, люди смыли с себя грязь, беря воду в ручье. Тут в тени, у воды держалась прохлада, словно путники мгновенно попали в некое чуждое место. Словно не бродили по бескрайним просторам Фризии, а переместились на холодный север.

Только освежившись, люди решили утолить жажду. Для духов источника было мало даров, Эгрегий оставил кусок печеного корня, которые он насобирал днем ранее.

— Надеюсь, тебя удовлетворит мой скромный дар. Видит Мефон, ты дал нам больше, чем мы могли тебе подарить.

— Боги благосклонны к путникам, — успокоила его Хенельга.

Не было желания возвращаться, взбираться по тропе. Ведь это означало, что придется вернуться под солнце, в жару. Следовало проверить хижины, возможно, придется заночевать там.

Уже полмесяца они идут на север, возможность выспаться под крышей манила. Отказаться от соблазна путники не могли.

Подъем наверх был тяжелее, чем спуск. Тропа уходила из-под ног, подошвы соскальзывали с обкатанных ступеней. Крутой подъем лишал сил, люди начали глотать воздух. От жары и недоедания они заметно обессилили.

Этого и ждали варвары. Окрик заставил чужаков остановиться и перехватить копья. Не слишком разумный поступок, учитывая, что они использовали копья, как опору. Эгрегий чуть не повалился назад, кое-как удержался на ступеньках.

Вверху находилась женщина, держащая в руках снаряженный лук. Три стрелы были воткнуты в землю перед ней, одна на тетиве. Чужаки находились прямо перед ней, промахнуться она не могла. И деваться им некуда, только свалившись кубарем по тропе искать укрытия среди травы.

Успокаивало то, что тетива не была натянута.

— Думаю, она успеет нас перестрелять, — сказала Хенельга, опуская копье.

Эгрегий, не сводя глаз с женщины, тоже опустил копье на землю.

Лук в ее руках был необычный для цивилизованного человека: составной, с кривыми резкими рогами, усиленный костяными пластинами. Похожие использовали рипены, служащие данаям, но их луки были меньше, чтобы удобнее стрелять с коня.

— Приветствую, — сказал Эгрегий, а потом опомнился: — Хайре.

— Вряд ли она гирцийский слышала.

— Вот и я так думаю.

Женщина наклонила голову, словно прислушивалась. Рассмотреть ее не удавалось, она намеренно встала в просвете трав, чтобы солнечные лучи светили ей в спину. В эту ловушку не первый раз попадается чужак.

— Думаю, лучше тебе с ней поговорить.

Хенельга обратилась к женщине на языке данаев, используя общепринятые слова.

— Мы путники с юга, идем на север. Пополнили воду. У нас ничего нет.

— Здесь редки чужаки, — ответила женщина почти сразу.

Голос ее был тонким, словно у девицы. Говорила она на языке данаев, но с явным акцентом. Это не родной ее язык.

— Мы издалека. Не из Саганиса, не из Тенеда.

— Белые люди идут морем, — согласилась женщина. — Поднимайтесь.

Она нагнулась, чтобы вырвать из земли стрелы.

— Я так понимаю, нас не подстрелят, — удивился Эгрегий.

Хенельга кивнула, обошла друга и первой поднялась наверх. Отдышавшись после подъема, она наконец-то смогла рассмотреть лучницу.

Встретившая их женщина была невысокого роста, смуглая, с обветренным лицом. Черные волосы были заправлены в тугую косу, доходящую до талии. Возраст угадать нельзя, но груди под свободной туникой были небольшими.

— Вы белые люди, — сказала женщина, — долго шли. Что за слова твой мужчина говорил.

— Это речь нашего народа, — объяснила Хенельга. — Мы из Гирции. Знакомо тебе это?

Конечно, она не слышала ни о какой Гирции. Хенельга не стала уточнять, что сама она происходит из еще более дальних мест.

Кроме шерстяной короткой туники на женщине был узкий пояс. Сбоку висел нож, украшенный костяными накладками. Хенельга с интересом рассматривала узор, который сразу притянул ее взор. Босые ноги украшены то ли татуировками, то ли рисунками. Удивительно, как ей удавалось защищать ноги от степной пыли.

— Меня зовут Анлаш рода Теи.

— Хенельга, род резчиков. А мой друг Эгрегий…

— Род Дуилла, — сказал он, поняв, о чем спрашивают.

Будучи отпущенником, он по закону взял имя своего бывшего хозяина. Закон накладывал на него еще ряд ограничений, но бывший хозяин был так щедр, что не требовал ничего взамен. Да и не мог Эгрегий, находясь в Циралисе, помочь патрону из Мерзы. Обязанности патрона взял на себя друг Дуилла — Косс Виал.

Но эти тонкости первой встречной варварке Эгрегий не стал объяснять.

— Трудные имена, — покачала Анлаш головой, тут же переменила тему, — пройдемте в дом. Глаз открыт весь.

Повернулась, спокойно пошла в дом, не думая, что ее спина без защиты. Эгрегий с Хенельгой переглянулись, подруга пожала плечами. Мало ли какие обычаи у местных. Впрочем, всю жизнь прожив в степях, эта женщина научилась определять, кто опасен, а кто нет.

К тому же, грабителям тут взяться неоткуда.

Вернулись к домам, которые все так же выглядели заброшенными. За огородкой в земле угадывались следы коз, где-то поодаль кудахтали куры. Никто их намеренно не прятал, просто в полуденный зной даже животные тихи.

Анлаш пригласила гостей в дом. Там было прохладней, чем на улице, хотя сильно пахло навозом и мокрой шерстью. Местным приходилось ночевать со своим скотом, чтобы защитить их от холодов и грабителей. Заодно это позволяло экономить материалы, ведь строить отдельный сарай накладно.

В большом доме могло бы поместиться с десяток коз. Не считая людей, одна семья.

Быт простой, мебели варвары не использовали. На земляном полу солома, в углу лежали шерстяные одеяла. Керамика изготовлена явно не на гончарном круге. Зато на стене висело оружие — уже не такое кустарное: копья, топорик, несколько луков с необычными горитами.

Стрелковое снаряжение выглядело знакомо. И дело не в том, что наемники рипены использовали подобные. В иных местах люди отдельно носили стрелы, отдельно лук. Варвары Фризии использовали совместный чехол для хранения как стрел, так оружия.

— Умеешь стрелять? — спросила Анлаш, заметив интерес гостя.

— Пращой, но луки знакомы.

Что за праща, Анлаш не поняла. Потому Эгрегий распустил пояс, показал оружие и на пальцах объяснил принцип действия. Варварка кивнула, поняв, как этим пользоваться. В их местности подобное оружие не распространено, потому что подходящих снарядов мало. Да и с луком охотиться намного удачнее.

Эгрегий согласился.

Анлаш сорвала глиняную пробку с одного из кувшинов. Внутри было козье молоко, смешанное с солью, разбавленное настоем из полевых трав. Напиток казался горьким, но женщина заверила, что только его и стоит пить сейчас.

Сомнения гостей стали еще одним доказательством, что они прибыли издалека.

— Как далеко вы ходите? — спросила Анлаш, когда гости утолили жажду.

Хенельга с Эгрегием переглянулись. С пути они сбились, бродили по степям уже много дней. Но сколько? Сложно сказать. Прошло не меньше десяти дней, как они расстались с Виалом. На деле могло пройти больше. Припасов навклер им оставил вдоволь, они почти все подошли к концу. От вяленного кабаньего мяса остались жалкие крохи.

— Много, с юга давно идем. От проливов, от Саганиса, — объяснил Эгрегий.

— А до этого?

— Еще больше. Луна два раза становилась большой.

Эгрегий припоминал, что местные больше полагаются на лунный календарь.

— Мы шли по воде на большой ладье, где полсотни человек помещаются. Затем обошли земли данаев. Там потеряли судно, попали в плен, освободились здесь на севере. Я решил идти дальше.

— А зачем? Чужак здесь редко пробегает. Пугают белые люди, убивает солнце, убивает простор.

— Здесь моя родина, — подумав, ответил Эгрегий.

Все-таки женщина может указать путь. Хотя бы помочь с припасами.

— Ты не степняк, — Анлаш удивилась, прищурилась.

— Но я не данай, не гирциец. Я из Скирты, слыхала о ней?

Женщина покачала головой.

— Там еще в ближайших горах обитают быколюди.

И это название не было знакомо Анлаш. Эгрегий пытался произнести его на языке данаев, гирцийцев, все в пустую. Даже объяснив, чем занимаются эти варвары, Эгрегий ничего не добился.

Он предположил, что Анлаш так молода, что не могла знать о далекой колонии данаев. Не знать про кровожадное племя варваров она не могла. Ведь в периплах есть упоминание о быколюдях, что промышляют в северных водах. Хенельга смогла найти упоминания о них.

— Ты бел, как она бела. Бел как морской народ на восходе.

— Но мы не из их племени. Ни я, ни моя подруга.

— Да. Вы долго шли. Солнце вас жгло, ветер морозил. Вы дошли. Белые люди бы не дошли.

— Куда же нам теперь следовать? Не подскажешь?

— Обратись к духам, на западе в горах обитает множество духов. Они могут ответить тебе.

Эгрегий кивнул, постаравшись скрыть сомнения. Девушка предложила то, что находилось в ее видении мира. У аборигенов в горах наверняка алтари, но для чужаков они недоступны. Скорее уж кровь иноземца станет приношением, чем они смогут получить ответ от духов.

Нет, такой вариант Эгрегий даже не рассматривал. Хотя Хенельгу он явно заинтересовал. Она вообще удивлялась, что ее спутники могли так легко, без подготовки принимать важные решения. Что Виал отправлялся в путь, топя корабли, что Эгрегий удумал идти на север, не посоветовавшись со жрецами.

Их уверенность граничила с глупостью. И если сам Виал мог поспорить с обычными жрецами в благочестии, то Эгрегий блуждал в тумане.

Хенельга заставила Эгрегия выйти в огород, надергать им на обед кореньев. Заодно пусть натаскает воды, чтобы пролить грядки. Анлаш разрешила это. Очень уж им хотелось избавиться от неудобного собеседника. Хенельга расспрашивала об окрестных землях, запоминая все, что ей рассказывала девушка.

Ведь Виал просил заносить сведения о путешествии. Раз его длинный товарищ не справился, то придется самой Хенельге взяться за эту работу. Ведь не зря же ее учителем был Карник Путник, человек, что среди резчиков слыл непоседой и путешественником.

По словам Анлаш по близости не было никаких поселений. Логично, это кочевники. Редки случаи, когда они строят такие дома. Семья Анлаш небольшая, не могла отправиться вместе со всем родом на новые кочевья. Степь всех не прокормит, вот многим приходилось оставаться на старых кочевьях.

Самый простой быт; в хозяйстве два десятка коз и чуть больше птицы. В огородиках изнывают от зноя травы и корнеплоды. Вина эти люди не знали, хотя про божественный дар Лиэя слыхивали. Чудесная ягода заставляет данаев петь и плясать. Действует не хуже некоторых трав, что собирают степняки. Но действие этой ягоды иное, преобразует сознание по-своему.

С собой у путников вина не было, так что угостить любопытную девицу Хенельга не могла. Рассказала только, что это опасная жидкость.

— Среди данаев и гирцийцев много историй о том, как она изменяет людей. Делает их дикими, словно звери. Особенно этот бог любит женщин.

— Еще бы! Звери стремятся полюбиться.

— Вот люди тоже начинают.

Эти истории можно рассказывать долго, Хенельга напомнила о том, что они ищут путь на север. Анлаш нехотя сменила тему.

Там дальше почти такая же степь. На западе в гористой местности людей больше, даже крупные поселения есть в десяток домов. Обнесены частоколом, ближайшие холмы распаханы. У них много дерева, много железа. Им-то проще.

На восток степь упирается в соленое море. Только песок, ковыль, изредка камешки. Много соли. Даже целые соленые озера есть.

Хенельга подумала, что это бы заинтересовало Виала. Он бы нашел применение соленым озерам.

По весне озера розовеют, а все, упавшее в них, покрывается соляным панцирем. Деды рассказывали Анлаш, что среди этих соленых вод можно найти соляные статуи людей, животных таких древних, что их потомков уж не сыщешь. А еще дальше поднимаются целые соляные корабли. Словно это духи озера строили их, намереваясь покинуть родные воды. Их напугало присутствие человека, в основном этих белых данаев.

Соленые озера Хенельга видела; знала по рассказам ее наставника, что такое на самом деле случается. А еще там можно купаться и не тонуть, вот ведь потеха.

Воды в тех краях нет, потому редкий человек доходит до озер. Еще реже удается вернуться.

Само море Анлаш не видела, но по рассказам дедов это негостеприимное, вечно хмурое место. Вода-то в нем плохая, горькая, так настоящим людям там делать нечего.

Еще несколько семей проживают вдоль этого ручья. Двоюродные братья и сестры раз в месяц пригоняют стада к источнику, чтобы пополнить припасы, отдохнуть и пообщаться с родичами. Семья Анлаш из этого рода, получается, привилегированная, ведь они вынуждены стеречь стоянку и источник.

— Мой отец и мать вернуться к закату, братья может завтра.

— Они рады гостям?

— Точно рады! Ваши истории. Им говорить с вами легче. Язык ваш знаком.

— Не наш. Мы не данаи, — поморщилась Хенельга.

— Так не ваш. Но говорить на этот язык вы тоже. Откуда же ты. Раз хорошо владеть чужим словом?

— Моя родина еще дальше, чем Гирция, — сказала Хенельга. — Это далеко за морем. Месяца три идти на ладье до моего дома.

— Ого, как же ты тут оказалась?

Хенельга улыбнулась и кивнула в сторону выхода. Там трудился Эгрегий.

— Хорош, — промурлыкала Анлаш.

— Да, немного дурковат, зато хорош.

Женщины рассмеялись.

Эгрегий, потеющий в тяжелой одежде, остановился, выругался. Хоть он и понимал, что Хенельга не просто так прохлаждается, но все равно обидно. Обеда им не предложили, так чего заставили трудиться на этих грядках?

Растениям, казалось, плевать на полив. Солнце давно их убило. Забота об огороде явно лежала на Анлаш, а девушка так хитро отлынивала от постылой обязанности,

Хотя по совести, Эгрегий не очень хотел есть. Напиток варваров оказался волшебным! Даже удивительно.

Все грядки были политы, а смех в доме становился громче. Эгрегий натаскал воды в поилку, зная, что пришедшим вечером пастухам это облегчит жизнь. После этого он направился в дом, стараясь сдержать гнев.

— Чего вы тут расшумелись?! — воскликнул он, входя.

Женщины уставились на него и рассмеялись. Анлаш зашептала на ухо Хенельге и отвернулась, покраснев.

— Она предлагает тебе себя, — сказала Хенельга на гирцийском.

— Чего?

— Ночь провести.

— В смысле?

Хенельга закатила глаза, сказала Анлаш, что не зря называла друга дурковатым. Потом она уже жестом объяснила, что требуется от спутника, и хихикнула.

Лицо Эгрегия залила краска. Он некоторое время стоял на пороге, а потом решил выйти на солнце. Уж лучше пусть оно обжигает лицо, чем стыд.

— Он что? — шепотом спросила Анлаш.

— Не знаю. Смутился почему-то.

— Не нравится Анлаш?

— Да ты хороша собой. Молода и здорова. Ладно, сейчас поговорю.

Эгрегий вернулся к источнику, хотя эта дорожка опротивела. Раз двадцать пришлось спускаться и подниматься. По началу он думал подрубить ступеньки, чтобы было легче ходить. Сил не нашлось.

Холодная вода не только бодрила, но и облегчала боль. Солнечные ожоги страшно жгло. От струек соленого пота щипало и чесалось. Эгрегий словно не замечал, как к нему подошла Хенельга.

— Ты чего?

— Она же предлагает мне провести ночь с ней.

— Да, о том я тебе и говорю.

— А ты не против?

— А почему я должна быть против? — удивилась Хенельга. — Ты ведь не в жены ее берешь. Ей просто нужны здоровые дети. Ты крепок, умен, свежая кровь. Я сама поступила бы так на ее месте.

— Ведь не поступила.

— Так я не дома сижу. А с вами болтаюсь по морям. Тут не до детей.

— Но мы же вместе. Ты да я.

— Вместе, потому я пошла за тобой. А с детьми я бы не смогла пойти. Сидела сейчас в Циралисе, сторожила дом Виала. Если ты этого хотел, мог бы сказать мне там! Чего сейчас засмущался?!

— Да ничего. Значит, дело в другом.

— А в чем же?

Эгрегий пожал плечами. Хенельга присела рядом, обняла его. Ответа сразу не добилась.

Для варваров подобные предложения не являются чем-то необычным.

Эгрегий это понимал. Рождение ребенка опасный процесс, но еще опасней, если отец ребенка близкий родственник. Здесь же все семьи родственники. Свежую кровь крайне сложно раздобыть.

Все это Эгрегий понимал, со всем соглашался. Переступить через себя не мог. Теперь это тяготило. Всю жизнь он воспринимал себя как чужака на земле гирцийцев, да многие граждане ему напоминали об этом. Даже отпущенники, даже рабы, рожденные в Гирции, указывали Эгрегию, что он чужак, варвар.

Вот варварская страна, почти его родина. Эти люди его родичи, пусть весьма отдаленные, совершенно отличные от тех, кто проживает в Скирте. Почему же их быт кажется таким чуждым, а этот простой вопрос вдруг выбил из колеи.

Эгрегий понимал, что его поиски по большей части блаж. По крови он мог быть варваром, но в душе стал настоящим гирцийцем. Перенял их культуру, обычаи, а главное отношение к тому, что объединяет всех граждан — чувствовал себя частью Государства.

Виал говорил, что нельзя бороться со своей природой. Он признал в себе пирата, разбойника, но главное — воина. Так Эгрегию тоже придется признать себя.