Хайям – наш современник. Восточные мотивы

Алексей Аимин

Переработанный вариант книги «С Хайямом», изданной в 2010 и 2013 годах.Однажды в теплой компании прочел свое рубаи:Я не дурак, но к своему стыдуне знаю, в ад ли, в рай ли попаду?Хотя и там, и там полно знакомых,а это значит – я не пропаду!И тут же вопрос:– Омар Хайям?Кивнул, ведь это же высшая оценка, о которой только можно мечтать! Но все же решил во всем разобраться, из чего и вышла эта книга.

Знакомство

Впервые я взял в руки Омара Хайяма, когда мне стукнуло сорок, и случилось это именно в тот момент, когда нужно. Проскочив бесшабашную юность и заносчивую молодость, получив от жизни изрядное количество пинков и подзатыльников, я уже начал переосмысливать жизненные ценности и пытаться выразить их доступными способом — перо, бумага.

Прочитав небольшую книжицу рубаи, сразу понял, что мудрость Хайяма нисколько не устарела. Например, известные афоризмы:

«Растить в душе побег уныния — преступление»

«Быть лучше одному, чем вместе с кем попало»

Они полностью соответствовали моей жизненной позиции.

В справочной литературе прочел, что стихам Омара Хайяма присущи суфистско-мистические взгляды (смесь эллинизма и раннего христианства) и гедонические мотивы эпикурейства.

Древнегреческий ученый и философ Эпикур еще в III веке до нашей эры пропагандировал разумные наслаждения и как пишут справочники:

высшим благом считается наслаждение жизнью, которое подразумевает отсутствие физической боли и тревог, а также избавление от страха перед смертью и богами, представляющимися безразличными к происходящему в мире смертных.

Хайям добавляя к сказанному, предлагает снизить запросы до логически оправданного уровня. Всего в двух строках он делает это блестяще:

Не смешно ли весь век по копейке копить

Если вечную жизнь все равно не купить?

Эпикурейцы считали, что не надо ждать, когда счастье вам кто-то даст, надо самому себя сделать счастливым, а потом постараться сделать счастливыми окружающих. И если эту идею все будут претворять в жизнь, в конечном итоге это и приведет к всеобщему счастью. Наивно, но как красиво!

Такая «инициатива» снизу мне импонировала, ведь она была ничем не хуже всяческих инициатив сверху.

Ну представьте себе: выступает наш президент в программе «Время» и объявляет: «Завтра наступит всеобщее счастье!»

Все сразу — «ура!», все поголовно — «за!»

Только сильно сомневаюсь, что оно так вот и наступит, ведь уже к утру появится множество недовольных:

«Мне-то ладно, а соседу за что?»

Вникнув в учение Эпикура, пришел к выводу, что подход древних философов к вопросу внутреннего благоденствия мне оказался намного ближе, чем призывы к коллективному счастью.

Всегда предпочитал быть оптимистом-индивидуалистом и нашел у себя очень схожие мысли:

Со мною жизнь играла в поддавки,

То поприжмет, а то опять отпустит.

Все было: и подножки и плевки,

Но только не было тоски и грусти.

Тоску развею, сам себя же рассмешу,

А грусть друзья разгонят и подружки.

Живу я просто: зачесалось — почешу,

А пить хочу — возьму попью из кружки.

Пусть кто-то мучается тем, что он умрет,

А я об этом думать не желаю

Принципиально. Ну придет так и придет.

И сам себя за это уважаю.

К чему грустить о том, что не пришло

И тосковать о чем-то безвозвратном?

Пусть наша жизнь хоть и куда ни шло…

Пусть так, пусть и куда, а все ж приятно.

Когда Хайям со своими рубаи проник в Европу, то для многих его откровения стали шоком. Вольность, если даже не в поступках а в мыслях, для многих была неприемлемой.

Среди гурий прекрасных я пьян и влюблен

И вину отдаю благодарный поклон.

От оков бытия я сегодня свободен

И блажен, словно в высший чертог приглашен.

Моя жемчужина!

Успей, пока в цене,

Себя порадовать и стать отрадой мне.

Так быстро дни пройдут, придут такие ночи,

Когда не свидеться нам даже и во сне.

Кто урод, кто красавец — не ведает страсть.

В ад согласен безумец влюбленный попасть.

Безразлично влюбленным, во что одеваться,

Что на землю стелить, что под голову класть.

Потому, его строки всегда вдохновляли и поэтов и художников.

Прошлое не отпускает. Художник Хусейн Бехзад. Тегеран

Некоторые исследователи считают, что даже Александр Сергеевич Пушкин знал стихи Хайяма. Увлекся востоком и стал более резок в своих высказываниях о духовенстве. А в его знаменитой эпиграмме четкость, резкость и построение очень сходны со стилем Хайяма:

Полу-милорд, полу-купец,

Полу-мудрец, полу-невежда,

Полу-подлец, но есть надежда,

Что будет полным наконец.

Однако вот целомудренно-порядочных или выдающих себя за таковых, его стихи будоражили и раздражали:

«Он вольнодумец, разрушитель веры; он безбожник и материалист; он насмешник над мистицизмом и пантеист; он правоверующий мусульманин, точный философ, острый наблюдатель, ученый; он — гуляка, развратник, ханжа и лицемер»

Так писал о поэте русский ориенталист профессор В. А. Жуковский в статье «Омар Хайям и странствующие четверостишия», изданной в 1897 году.

С последними определениями профессор немного погорячился. Омар Хайям почти не пил вина и в развратных действиях замечен не был.

Что же касается ханжи и лицемера — это уж явный перебор. Хайям гнал свою жизнь во весь опор, говорил всегда то, что думал, и не боялся наживать себе врагов.

Само творчество Хайяма свидетельствует, что он никогда не жалел о содеянном, воспринимая все невзгоды стойко и с философским юмором:

«Ловушки, ямы на моем пути —

их Бог расставил и велел идти…»

И эта позиция Хайяма мне оказалась близка — уже не раз задумывался что:

По гладкой дороге жизнь мчится быстрее,

Мелькают столбы легко прожитых лет.

Ухабы же делают жизнь подлиннее —

На этом пути все же больше побед.

Пред этой дорогой и этой судьбою,

Что жизнь подарила без всяких прикрас,

Склоняюсь за то, что не ведал покоя

И нос разбивал и коленки не раз.

Иначе бы не был таким никогда я,

Иначе не сделал того, что я смог.

И я философски свой нос вытираю,

А в принципе ведь и поплакаться мог.

Совпадения моих сегодняшних взглядов с мироощущением поэта и философа раннего средневековья сначала удивили, а потом подтолкнули к более серьезному исследованию жизни и творчества восточного мудреца и философа.

И сразу нашлись новые точки соприкосновения.

Из биографии поэта узнал, что в жизни у Хайяма были и взлеты и падения: его то восхваляли и возносили, то устраивали на него гонения. Вот такая такая жизненная амплитуда и стала основой мудрого взгляда на жизнь. Все это мне также было знакомо только на более приземленном бытовом уровне:

Когда в кармане денег нет,

Душа заполнит все свободное пространство,

Уходят в прошлое и блуд и пьянство,

И я как инок, принявший обет.

Когда же деньги вновь рекой текут,

Я вновь бросаюсь в пьянство и распутство.

Какой рассудок? Просто безрассудство!

И я по-прежнему такой же мот и плут.

Как синусоида, волнами моя жизнь,

На них качаюсь я туда, обратно…

То и другое и противно и приятно:

То дно канавы, то заоблачная высь!

До знакомства с творчеством Хайяма у меня были свои пробные осмысления нашего бытия.

Например:

вся несуразность нашего мира состоит в погоне людей за ценностями, которые не идут ни в какое сравнение с ценой самой жизни.

И вся эта борьба за мнимые ценности мотивируется общественным мнением, которое чаще всего его составляют два соседа и три сослуживца.

Хайям эту черту тоже подметил и осветил:

Как часто, в жизни ошибаясь,

теряем тех, кем дорожим.

Чужим понравиться стараясь,

порой от ближнего бежим.

Многие проблемы, возводимые в ранг наиважнейших, со временем оказываются сущими пустяками, приводят к напрасной растрате времени, сил и средств.

За примерами далеко ходить не надо:

— одни ночами не спят, переживая, как бы устроить свое чадо в престижный вуз, не совсем не думая, что «корочки» не заменят ум;

— другие надрываются и влезают в долги, чтобы купить престижную иномарку, которую сразу же разбивают в хлам.

А если посмотреть по большому счету? Ну будешь ты карабкаться на какие-то вершины, толкаться локтями, ходить по чужим головам… И что в итоге?

А ничего:

— Умрешь известным человеком — из-за перечисления наград и титулов прощальная речь будет длиннее.

— Умрешь богатым — камень поставят больше и тяжелей.

Хайям же об этом пишет и широко и глубоко:

Если все государства, вблизи и вдали

Покоренные, будут валяться в пыли —

Ты не станешь, великий владыка, бессмертным.

Твой удел не велик: три аршина земли.