ОХОТА НА ЦИКЛОПА

Александр Шляпин

Падение в июле 1942 года транспортного немецкого самолета «Юнкерс–90» в озеро в Псковской области скрыто тайной. Награды, денежное довольствие армии «Центр» за кампанию 1941 года спрятано под толщей воды. Цена груза – 12 миллионов долларов. Проходят годы, и тайна «Третьего рейха» становится добычей для искателей сокровищ. О месте падения знают два человека, но их уже нет. Опытный опер Иван Селезнев раскрывает серию жесточайших убийств и изобличает преступника, которым оказывается его друг… Книга содержит нецензурную брань.

© Александр Шляпин, 2019

ISBN 978-5-4474-9836-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Смерть приходит нежданно

…все приметы говорили, что день будет неудачным. Завтракая, Иван Селезнев, потянулся за маслом и случайно локтем зацепил чашку с чаем. Она перевернулась и горячий чай плюхнулся ему на семейные трусы.

— Собака дикая! Ой, как же мне больно, — взвыл Селезнев, словно раненый вепрь. Он вскочил из — за стола, и запрыгал по кухне, оттягивая резинку, чтобы придать обожженному месту приток воздуха.

— Трусы чистые там! На веревке в ванной висят, — сказала спокойно, его жена Анюта.

Она давно смирилась с тем, что её муж был каким — то семейным недоразумением. Не смотря на то, что он работал в районном отделе полиции сыскарем и считал себя профессионалом, в простой жизни это был большой ребенок, который встал на путь постижения науки бытия.

— А ты, знаешь, что я себе ошпарил? — крикнул он через открытую дверь.

— Что же ты Селезнев, мог такое ошпарить, чего я не знаю, — спросила Анюта. — Неужели у тебя там, еще что — то осталось? Поверь, для меня это новость…

— А ты, что Анька, сомневаешься?

— А ты, мне не оставил выбора в этом не сомневаться? Я уже месяц слышу только одно: — «отстань, я устал». Это Бог, наказал тебя за то, что ты не умеешь пользоваться тем, что он тебе дал, — с ехидством сказала Анюта, продолжая трапезу.

— А вдруг у меня ожог второй степени? — иронично спросил Иван, присаживаясь рядом. — Мне почему — то чертовски больно… Потом пойдут водянистые пузыри… Потом они лопнут и…

— Потом он отвалится, — ехидно сказала жена. — Рот не надо было разевать, — перебила она, — Я вообще удивляюсь, как ты, служил на флоте? Ты Ваня, даже по земле ходишь, как пьяный. Тебя, почему — то всю жизнь болтает…

— Это потому, что я постоянно работаю мозгом. Я анализирую и логически подчиняю себе ситуацию.

— Лучше бы ты, работал тем, что обварил себе, — сказала Анюта, и встав из — за стола, швырнула Селезневу на колени льняное полотенце.

Селезнев улыбнулся, и, уже забыв о пролитом на яйца чае, с головой ушел в смакование «Геркулеса», который Анька варила ему каждое утро, опасаясь за его здоровье.

Весть о смерти отставного майора Афанасьева, ударила по голове, словно обухом. Селезнев во главе опергруппы прикатил на место вызова уже через пять минут, благо городок был маленький и добраться до самого дальнего закоулка хватало не более десяти минут.

— Ой, какое у нас горе Иван Васильевич… Александра Петровича убили. Там ужас что творится…

Сердце Ивана оборвалось. До последнего момента он думал, что это ошибка, но это была реальность, от которой было не уйти. Он лично знал отставного майора Афанасьева. Было трудно предположить, что этот тихий и добропорядочный верующий в Бога человек мог кому — то перейти дорогу или что еще хуже, стать объектом преступного посягательства.

Что случилось Клавдия Михайловна, — спросил Селезнев, проходя в дом.

— Ну, я как обычно молоко принесла майору… Стучу в окно, а он не выходит, — сказала баба Клава, вытирая платком сопли.

— Ну, а дальше! Дальше можно?

— Ой, горе то какое…

— Дальше, что было, — спросил Иван, чувствуя, как его нервные клетки начали возбуждаться.

— Ну, так я подошла к двери… Двери открыла… Вошла в хату, а там это, — еле договорила бабка, начиная снова плакать.

Капитан остановился около проема, и чтобы отвлечь пожилую женщину от рыданий спросил:

— Эти двери?

— Да, да эти…

— И что они были открыты настежь?

— Ну, так немножечко… Щелка была… Я глянула, а там ён лежит и кровь на ковре, а в руке стакан.

— Ничего не трогали, Клавдия Михайловна?

— Нет, Ванечка ничего… Только вот я молоко оборонила. Банка моя, там, на пол упала и разбилась…

— Хорошо Клавдия Михайловна, вы свободны — пока. Идите домой успокойтесь, примите валерьянки, сейчас мы все осмотрим.

Иван обернулся, и увидев участкового, сказал:

— Кириллов, допроси Клавдию Михайловну и составь протокол об обнаружении трупа.

— Все сделаю, как положено. — ответил старший лейтенант, и нежно взяв под локоть бабку, повел её домой.

Иван, осмотрелся и прохаживаясь по комнате начал диктовать:

— Пиши Щеглов: Труп мужчины сорока пяти лет лежит в центре комнаты на спине… В правой руке покойного зажат граненый стакан. Левая рука откинута в сторону.

— «Хрущевский», — поправляет Щеглов.

— Стакан граненый! — утвердительно сказал Селезнев. — Пиши дальше, не отвлекайся… — Голова покойного в лобной кости между надбровных дуг имеет отверстие округлой формы с характерным налетом порохового нагара. Предположительно — отверстие пулевое. В упор собака дикая, стреляла! Пишем дальше. Под головой покойного явно просматривается пятна бурого цвета — предположительно кровь. А также фрагменты ткани розового цвета. Наверное, мозг? Вероятнее всего, выстрел был сделан в лоб. Приблизительно сантиметров 30 — 40. Отверстие сквозное. Пуля на выходе, выломала фрагмент затылочной кости с волосистым покровом черепа покойного. Фрагмент лежит рядом с головой покойного. Записал?

— Так точно Иван Васильевич — записал, ответил опер.

— Так пиши дальше: На полу разбросаны вещи покойного в виде фотографических открыток и каких — то записей на старой бумаге.

Иван молча поднял с пола пожелтевший от времени листок и прочитал: — «Боевое донесение командира второго взвода РПТР, лейтенанта Василенко Н. В. о безвозвратных потерях второго взвода, четвертой роты, триста сорок третьего мотострелкового полка от 24 мая 1942 года.»

— Это тоже Васильевич, записывать? — спросил Щеглов.

— Ты что Щеглов, будешь мне весь архив Министерства обороны переписывать? Пиши то, что я говорю. — На столе на места преступления, стоит, бутылка с прозрачной жидкостью. Предположительно водка. На этикетке металлического цвета бутылки надпись золотыми буквами «Царская охота». Во, видал — Щегол, какую водку нужно пить! Рублей триста, а может и пятьсот бутылочка такая стоит! Пиши дальше! На столе на алюминиевой подставке в виде «ромашки», стоит чугунная сковорода с продуктом питания. Предположительно — жареный картофель.

— А, это зачем писать Иван Васильевич?

— А, чтобы капитану Петроченко тоже была работа. Пусть наш уважаемый эксперт устанавливает жареный это картофель или пареная в печи тыква.

— Прикалываешься Селезнев? — подал голос Петроченков, опыляя кисточкой по бутылке дактилоскопический порошок в поисках отпечатков пальцев.

— Я Василий Петрович, исполняю служебные обязанности и долг старшего оперуполномоченного убойного отдела. Так, пишем дальше, не расслабляемся: На столе в алюминиевой суповой тарелке находятся продукты питания. Судя по внешнему виду это маринованные опята с репчатым луком в подсолнечном масле.

— Ты что Васильевич, экспертом заделался? А может это бледные поганки с луком порей в машинном масле «Шел»? — подколол эксперт Селезнева.

— Я Василий Михайлович, как тот чукча — что вижу, о том и пишу. А я вижу маринованные грибы! Вижу водку! Вижу жареную картошку и понимаю, что здесь ужинали и беседовали два человека. Приятно беседовали… Выпивали вкусную водовку, закусывали её вкусными грибочками с постным маслом… А потом неизвестный, вытащил ствол, и хлоп — убил Александра Петровича одним выстрелом прямо в лоб. Просто так — хлоп и убил! Убил, отставного майора Афанасьева: афганца и героя… Убил председателя поискового объединения. Убила собака дикая, моего друга, а мне вот вместо того, чтобы думать приходится писать про жареную картошку. Про эти сраные опята, которые я с ним собирал вот этими руками, — завелся Селезнев. Иван, расстроенный убийством друга начал набирать обороты. Чтобы успокоиться, он достал сигарету и, несколько раз нервно чиркнув зажигалкой, закурил.

— Петроченков, этот труп еще вчера был моим закадычным другом! Я знал его с детства. Я на флот ушел, а он в армию. Он в афгане воевал, а я ходил в дальние походы. Он майор запаса, а я еще капитан полиции. Через два года мне уходить на пенсию, а я, как был капитан, так капитаном и умру. А сейчас Петроченко, здесь на полу лежит мой друг с дыркой в голове, и я не знаю пока кто, и за что его убили. За что можно убить человека, если он никому кроме добра ничего не делал? Он по лесам, полям и болотам искал бойцов погибших во время войны. Он восстанавливал имена героев! И что за это его надо было убивать? Что за день сегодня такой? Яйца с утра обварил чаем, теперь еще друга убили! Кто мне скажет, за какие грехи мне выпали такие испытания?

— Это Иван Васильевич, наверное, магнитные бури, — тихо сказал Петроченков, собирая улики в целлофановые пакетики. — Вот, к примеру, если мне приснился сон, что я с кем—то занимаюсь сексом, значит хоть из дома не выходи вообще. Бери бюллетень и сиди, жди неприятность. И то все равно, что—то поганое, но обязательно случится. Ты вот Иван себе яйца чаем обжег, это явно был тебе знак, что будет какая — то неприятность. Вот она и случилась…

— А мне товарищ капитан, если говно приснится, то это всегда к деньгам. Или зарплата или на улице просто так найду, — сказал старший лейтенант Щеглов. — Это точно, к бабке не ходи. Несколько раз проверял…

— Так мужики, что расслабились. Работаем дальше.

Иван Васильевич продолжил диктовать описание места преступления, а в эту минуту все улики и образы вещьдоков, он как бы вкладывал в маленькие ящички своего мозгового секретера. После, как все оперативные действия будут закончены, он включит свой мозговой компьютер и, начнет по крупицам выстраивать логическую цепочку преступления. Иван ходил по комнате, монотонно читая, как по заученному текст описания места преступления, который должен был войти в уголовное дело. Это было нужно, и он всегда делал это с максимальной щепетильностью, чтобы потом не искать в деле нужных деталей и не возвращаться на линию старта снова.

Покойный отставной майор Афанасьев, жил один: Его жена Ольга, несколько лет назад ушла от него. Она просто не выдержала его многомесячных командировок и эту грязь времен минувшей войны, которую он тащил в дом. Друзья поисковики, его одноклубники, все внесли в семейный раздор свою лепту. С каждого рейда они заполняли дом трофеями, и тот начинал напоминать склад металлолома или разоренный некрополь. Во всех углах, на всех полках, лежали ржавые фронтовые раритеты. Александр Петрович в делах поиска, как и Иван Селезнев, был настоящий профи, и эта особенность к поисковому делу объединяла их вместе. Только капитан Селезнев искал преступников, а Афанасьев искал эхо прошедшей войны.

— Ты Михалыч, все тут осмотрел? — спросил Селезнев, копошащегося возле трупа эксперта.

— Да, заканчиваю…

Иван вновь достал пачку «ЛД» и закурил. Он, по привычки прищурив глаза, еще раз он внимательно осмотрел комнату. Несколько раз затянувшись, он подошел к тумбочке, на которой стоял добрый старый ламповый «Электрон — 716» львовского завода. Присев Иван выдвинул ящик. Он знал, что тот наполнен ржавыми раритетами. Иван раньше не понимал: на хрена Афанасьеву все это, до тех пор, пока не увидел собственными глазами, с какой благодарностью смотрели на него люди, когда он отдавал им ржавые часы погибшего деда. Каждый предмет в его доме имел свою судьбу и своего хозяина. Хоть и был он ржавый, но до сих пор хранил о нем тепло и память.

— Михалыч, а ты «Парабеллум» видел?

— Фигня, рухлядь, — ответил Петроченков, не отрываясь от дела, — восстановлению не подлежит…

— А что у нас в районе и отремонтировать некому? Может не перевелись еще на земле русской умельцы? — спросил Иван, и бросил ржавый немецкий ствол обратно в ящик. — А, представь Щегол, сколько из него нашего народа было побито — мама не горюй! А сейчас он раритет — мать его — музэйный экспонат!

— Месяц надо в тормозной жидкости отмачивать, — сказал старший лейтенант Щеглов. — Я когда — то на своем огороде пистолет ТТ нашел, так тоже долго в тормозухе держал, пока он шевелиться не начал. И знаете Иван Васильевич — расшевелил я его. Можно было даже разобрать…

— И что пострелял, наверное, — спросил капитан Селезнев?

— Ага, пострелял — постреляешь с таким раритетом. Там, проржавело все! Сдал через свою бабку в РОВД, как пол закону утилизированный огнестрел, так она за него хоть к пенсии 200 рублей получила. Один хрен на переплавку…

— Я Сергей, обязан доложить подполковнику Якимову, что ты, используешь служебное положение в целях личного обогащения. Навалим тебе срок Щеглов, и поедешь в Нижний Тагил этапом чашечки для мороженого штамповать. Это же надо, на целых 200 рублей государство объегорил! — сказал Селезнев шутя, отходя от шока. — Ты Вася, хоть установил из чего стреляли в Афанасьева? — обратил он свое внимание на эксперта.

— Ну, Васильевич, судя по гильзе, это или Вальтер, или бельгийский Браунинг «Хайпауэр». Гильза, как у нас говорят РР 9Х19 «Luger», — сказал эксперт, рассматривая через лупу лицо Ивана.

— Это что от «Шмайсера» что ли?

— Не от «Шмайсера», а от «Парабеллума» — стандартный девяти миллиметровый патрон принятый как РР — 19. 19 мм это длинна гильзы, был принят на вооружение Германии в 1907 году для пистолета «Р — 07» Борхарда Люгера.

— Я в детстве такими патрончиками забавлялся. У нас их тут валялось, словно шелухи от семечек.

Эксперт сложил аккуратно свой кейс и присев за стол, сказал:

— Слушай Селезнев, пора, наверное, заканчивать. Где прокурор, черт возьми. Я тебе через пару дней все опишу тебе в заключении. Только прошу, в эти дни не мешай мне работать, быстрее не будет. С пальчиками, как я и предполагал все чисто, как в операционной. Никаких следов. Даже хозяйские и те тщательно стерты, — сказал уныло Михалыч, рассматривая через лупу стакан.

— А ты Михалыч, покойника дактилоскопировал?

— Обижаешь Селезнев, это в первую очередь…

Иван подошел к окну, и, отодвинув занавеску, выглянул во двор. Он, приоткрыв форточку, выбросил окурок на улицу.

— Насчет гильзочки этой ты уж Михалыч, пошевелись, пожалуйста! Напряги коллег из областного экспертного центра. Пусть они немного поработают. Ты ведь знаешь Михалыч, этих археологов — копателей? Завтра к нам в город со всей страны съедутся. Я даю сто процентов, что найдутся «борцы за справедливость» и будут в следствие свое «жало запиливать». Кто, что и почему? А у меня сейчас пока даже версии нет — одни эмоции. Завтра Якименко брифинг соберет и будет перед главой администрации на планерке прыгать на задних лапках. А я Ваня Селезнев, должен его подхвостье прикрывать, чтобы ему с управления не вдули по самые — мама не горюй! Пулю не забудь, достать….

— Достал уже, — ответил эксперт.

— Скучный ты Вася. Тебя что ни попросишь, ты уже все сделал. Труп дактилоскопировал. Пулю достал. Даже марку ствола установил. Нет в тебе тайны и загадки…

— Я не Штырлиц, чтобы иметь тайны и не баба, чтобы быть загадочным, — сказал Петроченков. — Я эксперт и делаю свое дело не хуже других.

Иван глянул в окно и увидел, как подъехала черная «Шеви Нива» прокурора района.

— Михалыч, я на улицу. Там прокурор прикатил, пойду его встречу. А ты улыбайся и делай вид, что мы уже на грани раскрытия он это любит. Я лично терпеть Веретенникова не могу, а он меня…

Иван вышел на улицу.

— Здравствуйте Олег Михайлович, что — то вы сегодня припозднились. Мы уже тут все описали.

— Машина, барахлила! Датчик холостого хода полетел. Уехать не мог, — сказал прокурор, протягивая Ивану руку. — Ну доложи Иван Васильевич, что тут у нас случилось?

— Тут Олег Михайлович, чистая трагедия, как по Шекспиру. Убит выстрелом в голову отставной майор Александр Афанасьев.

— Это тот, который розыском занимался? Председатель местного поискового клуба?

— Так точно — он! Только розыском занимаюсь я, капитан Селезнев, а поиском занимался майор Афанасьев.

— И что? Какие у тебя Иван Васильевич версии? — спросил прокурор, проходя в дом.

— Версия пока одна — ограбление или разбой. Но что похитили, я точно не знаю. Уточню у жены может она в курсе, — сказал Селезнев.

Прокурор осмотрел место преступление и сказал:

— Я вижу Иван Васильевич, что это убийство. Умышленное убийство при помощи огнестрела. Я выписываю представление на возбуждение уголовного дела по статье сто пятой и двести двадцать второй уголовного кодекса российской федерации. С грабежом пока не определено. То, что вещи разбросаны, это не говорит о том, что покойного ограбили. Может его из чувства мести убили, или за какие долги, а этот бардак так для понтов и ментов устроили. Определимся позже в рабочем порядке!

Пока прокурор ходил по комнате, рассматривая место преступления Селезнев, словно угорь, скользнул в двери, и исчез на улице. Спрятавшись в УАЗик, он сел на переднее сиденье и с блаженством закурил.

— Что уже едем, спросил водитель сержант.

— Погоди, там еще Щегол с Петроченковым, мозг Веретенникову компостируют. Я вырвался, типа допрос свидетелей устраиваю. Хочу послушать, что народ говорит по поводу убийства. Мало ли кто кого видел или что слышал…

— Я тут уже час сижу и слушаю. Несут всякую околесицу. Я товарищ капитан, тут такого наслушался. Вон та бабка, что в синем платке, говорила, что умер покойный от водки. Ну, типа купил самогон, выпил, и, упав на пол, разбил себе голову.

— Убили его Коля. Пуля попала прямо в лоб, — сказал Селезнев, глубоко вздохнув. — Бляха медная — хороший был мужик. Ты машину прогрей, а то меня, что — то знобит, — сказал Селезнев. — Напьюсь я сегодня сто процентов. Сержант завел машину и через пару минут теплый воздух начал движение по кабине.