Падение Кремля. Воспоминания о будущем

Александр Черенов

Россия ближайшего будущего (?). У «левых» происходит раскол: молодёжь Компартии не устраивает коммунизм на словах и конформизм на деле. Глава Администрации Президента узнаёт о существовании у них мощной боевой организации, действующей под видом клубов патриотического воспитания. Он решает воспользоваться ситуацией и перевербовать вождей «красной» молодёжи для борьбы с преступностью и региональным сепаратизмом. Он и не подозревает о том, что сам выпустил «джинна из бутылки». «Красного джинна». Книга содержит нецензурную брань.

Глава девятнадцатая

Ничего похожего на послевыборную раскачку, столь характерную для западных регионов, на востоке не было и в помине. Уже на следующий день после оглашения результатов и признания выборов состоявшимися, полномочия вновь избранных депутатов были подтверждены — и тут же состоялись первые сессии вновь избранных органов власти. «Яйцо», не стесняясь, «учило курицу». В том числе, и тому, что делать с самим собой.

Когда Глава Администрации узнал о названии органов представительной власти… нет, ему не стало плохо: он огорчился. Сильно огорчился. Ибо вместо безобидных «законодательных собраний» и «областных Дум» на местах были сформированы Советы народных депутатов! Уже от одного только слова «Советы» можно было получить инфаркт!

Но и этим дело не ограничилось. Вскоре, один за другим, как по команде, хотя так оно и было, начали уходить в отставку чиновники местных администраций. Большинство из них всё поняло, «как надо», без дополнительных разъяснений. С менее понятливыми была проверена соответствующая работа, которая тут же дала результаты: исполнительная власть перешла в руки «Структуры».

И это уже была не привычная власть в лице «правительств», «аппаратов Губернатора» и так далее. Не власть, исповедующая марксов принцип «Деньги — товар — деньги». По части «бескорыстия» и «верности долгу». Не было уже ни правительств, ни губернаторов, ни их аппаратов. На первой же сессии вновь избранные депутаты Советов упразднили прежние структуры как не соответствующие требованиям времени. Их место заняли исполнительные комитеты, подотчётные сессиям местных Советов.

Как это ни удивительно, но, принимая такое решение, Советы не вышли за рамки закона. А он предоставлял им это право, пусть и чисто формальное прежде.

Круг замкнулся. На огромной территории от Омска до Находки власть перешла в руки народа. Не того, который «вообще» — из книжек и для трибун. И не к «представителям «кремлёвских масс». И не в руки её «покупателей» из числа «местных товарищей».

Первым же своим актом Советы объявили о переходе стратегических предприятий в собственность субъектов Федерации, на территории которых эти предприятия и находились. Одновременно государству возвращались бывшие его предприятия, таковыми переставшие быть в результате «разгула демократии». Владельцам был предложен выбор: либо будто бы получить назад «шутейные» суммы, которыми они так и не рассчитались за предприятия, либо стать субъектами уголовных дел, в ходе расследования которых тайное обязательно станет явным. В том числе, их собственная, и вряд ли завидная, судьба.

Разумеется, все собственники немедленно проявили похвальное благоразумие, и сделали правильный выбор между бытием и не бытием. Последнее — не только в философском смысле. Этому способствовало их немалое удивление поразительной осведомлённостью «деприватизаторов» по части бухгалтерии.

Только удивляться было нечему: «Структура» представляла собой не «лунный десант». Досье на всех и вся были подобраны самым тщательным образом. Чтобы, как говорится, «вспомнить всех поимённо». Никого не забыть, то есть. Чтобы каждому — по труду и «где-то» даже по заслугам. Демократично? Демократично! Благородно? Ещё, как! (Справедливости ради, надо отметить, что все сомнения толковались не так, как рекомендует УПК, а исключительно в пользу государства. От любви к Родине, конечно. Но ведь никто и не возражал).

В результате, недра и доходы от их эксплуатации перешли в собственность того, чьей они только декларировались: народа, то есть. И не того, у которого есть конкретные реквизиты: фамилия, имя, отчество, а «некоего русского»! Народа «вообще»!

В Москве узнали обо всём этом, что уже стало привычным за последние месяцы, только постфактум…

… — Ты понимаешь, что это значит?

Не стеснённый рамками условностей — не перед камерами — Президент нервно метался из одного угла кабинета в другой.

Глава рассеянно кивнул головой. Более активному выражению согласия мешало то, что именно в этот момент он «работал Юлием Цезарем». То, есть, слушал одно, думал о другом, а делал третье. И всё это одновременно. Для того чтобы не выходить из образа, у него имелись серьёзные причины: буквально пару часов тому назад он имел разговор с военачальниками «сепаратистов».

Воспоминания об этом уязвляли «неуязвимого» до самых печёнок. Мало того, что ему пришлось именовать солдафонов «товарищами», так он ещё и должен был претерпевать от них оскорбления в форме уставных ответов. А ведь он сразу предварил разговор намёком на то, что звонит не только от своего имени. Но командующий ТОФ «почему-то» «не проникся» информацией. Настолько «не проникся», что он, всесильный Глава Администрации, вдруг почувствовал, как у него от волнения пересохло в горле. И, ладно бы, только это: он потерял мужество, и вместо того, чтобы поставить Адмирала по стойке «Смирно!» — хотя бы и по телефону — унизился до вопроса: «Как идёт подготовка к учениям?»

Это он-то — тот, который ещё каких-нибудь полтора года тому назад одним росчерком пера или одним только словом «на ушко» Президенту мог решить судьбу любого вояки — даже министра обороны! Он, при вызове к которому ни один генерал не смел даже попроситься на стул, пока он сам не соизволял предложить его! Он, которого эта «солдатня» за глаза называла «серым кардиналом» и подлинным Главнокомандующим!

Глава вспомнил, как с ужасом смотрел на своё отражение в зеркале: он, который всегда идёт «в лоб», не сворачивая, задал совсем не тот вопрос, который намеревался задать! Хорошо ещё, что он не стал тогда же комплексовать по поводу временной утраты мужества: на кону стояло много больше, чем всего лишь получение текущей информации. Можно сказать, проявил невероятную политическую выдержку! «Превозмогая», «наступая» и даже «топча» — это о чувстве собственного достоинства.

И чем ответил Адмирал на эту неслыханную толерантность? Очередным надругательством: «По плану!» Вот так оскорбительно лаконично! Хоть бы «расщедрился» на пару слов! Эх, надо было бы «вспыхнуть», да нельзя! Оставалось лишь тактическими вопросами тактично подвести собеседника к ответу на главный вопрос. На тот, ради которого он и пошёл на неслыханное нарушение субординации, а теперь подвергался столь же неслыханным издевательствам «задрипанного» комфлота.

Только напрасно он ожидал понимания. Даже тогда, когда задал предельно ясный вопрос: «Не испытываете ли Вы каких-либо проблем?» И задал-то, как: представ олицетворением вежливости. И что опять: «Никак нет!» Адмирал продолжал наносить одно оскорбление за другим. Он не только не счёл нужным давать обязательные заверения «в надлежащей готовности», «верности» и так далее, но даже и не выказал намерения отчитаться в проделанной работе. Хотя бы по минимуму!

С горечью и стыдом вспоминал сейчас Глава, как ему пришлось «с коленей перейти на брюхо». Вопросом «Может быть, есть какие-нибудь проблемы материально-технического характера?» Так сказать, не стесняйтесь: поможем. А в благодарность за это — ироническое хмыканье. Под не менее издевательский текст: «Никак нет, благодарю Вас». И всё!

Уже «скользя на брюхе», он «продолжал падение», казалось бы, невозможное физически: «А с финансами как?» Оказалось, никак. В части пожеланий к Администрации и Кремлю в целом. Даже с учётом того, что учения предстоят масштабные. Этим «никак» эта «морская сволочь» никак не хотела «выцарапываться из панциря»!

Не удалось «выцарапать» её даже вопросом о запуске баллистических ракет и намёком на договор с Америкой. Адмирал, хоть и вышел за пределы лаконизма, но сделал это столь же бестактно. В том смысле, что Министр обороны, который также приглашён на учения, сможет обстоятельно информировать Президента обо всём по возвращении в Москву.

Ох, как резануло по сердцу это «также приглашён»! Словно речь шла о каком-то заезжем гастролёре, а не непосредственном начальнике этого солдафона, пусть даже и моремана! Оставалось только благодарить в мыслях этого хама за то, что он не сказал ещё: «приглашён в числе иностранных наблюдателей»!».

И тогда Глава «упал — ниже падать некуда». Даже в собственных глазах. «Я звоню по распоряжению Президента…» Уже без намёков: открытым текстом! Позор-то, какой! Получалось, его имени и его слова уже было недостаточно для этого жалкого адмиралишки! Горечь буквально переполняла «истерзанную» душу «кремлёвского Бормана». Но даже падение не позволило Главе «подняться» в глазах Адмирала. «Полагаю, ответ о плановом ходе подготовки к учениям и отсутствии в связи с этим проблем, требующих вмешательства Кремля, вполне удовлетворит Верховного Главнокомандующего».

Вот чем ответил этот негодяй на доброе к себе отношение — в виде «юза на пузе»! В другой обстановке, если это и сошло бы ему с руки — то вместе с погонами. А сейчас приходилось «глотать пилюли»: noblesse oblige! Кремлёвский паёк — тоже. Однако и тянуть с постановкой вопроса было уже незачем — да и некуда. Поэтому, набравшись духа и воздуха, вместо «законных» эмоций, Глава вытолкнул из себя тот вопрос, ради которого он уже столько времени терпел издевательства этого «солдафона». Вопрос был мужественно прям: может ли Президент как Верховный Главнокомандующий рассчитывать на Адмирала?

Ответ «добил» Главу. «Я не нарушу присяги» — сказал Адмирал, и, сославшись на «службу», положил трубку. Первым! Теперь можно было дать волю чувствам, но Глава не привык делать это постфактум. Да и, кроме того, Адмирал ответил на поставленный вопрос: это понял бы и дурак. Ответ был недвусмысленным: Адмирал давал присягу лишь на верность советскому народу и Коммунистической партии. Других присяг в его досье не было.

Как бы там ни было, ответ был получен. Но разве можно было передать его Президенту? Даже в кратком изложении? Даже «причёсанным»? Правда, теплилась ещё — где-то в глубине души — слабая надежда на пехоту. И, семафоря лично себе «Погибаю — но не сдаюсь!», он решил позвонить ещё и в округа.

Только и общение с командующими настроения ему не прибавили. Все они, словно сговорившись — а, может, так и было — отвечали строго по уставу, пожеланий не высказали, и от прямого ответа на «судьбоносный» вопрос уклонились точно так же, как это сделал командующий ТОФ.

Под впечатлением неутешительных итогов Главе неожиданно вспомнилось, как в октябре шестьдесят четвёртого Хрущёв обращался с аналогичным вопросом к министру обороны маршалу Малиновскому. Тот ответил ему примерно в таком же духе: останусь верен присяге и закону. За что и был удостоен заслуженного эпитета Никиты Сергеича «законник сраный!» Не дай Бог и эта «верность» обернётся тем же, чем и тогда?!..