Предыстория и завершение книги «Разведчик, штрафник, смертник»

Александр Тимофеевич Филичкин, 2021

Предыстория и завершение книги «Разведчик, штрафник, смертник». В ней описаны те события жизни Григория, которые произошли с ним до и после окончания Великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов. Накануне войны Григорий окончил школу армейской разведки, куда отбирали лучших из лучших. Он принял боевое крещение 22 июня 1941 года под ударами немецких бомбардировщиков. Он попал в плен, когда пал Севастополь. Прошел все круги ада, чудом выжив в концлагере и секретной спецшколе, где русских пленных использовали как спарринг-партнеров для натаскивания немецких овчарок. После освобождения смертник должен был «искупить вину кровью» в штрафбате, переброшенном на Дальний Восток. В августе 45-го ему предстоит громить Квантунскую армию, бить «самураев», штурмовать неприступные японские укрепления и вновь смотреть в лицо смерти даже после Победы! Роман основан на реальных событиях.

Часть I. До войны

Посвящается моему деду — Фёдору Терентьевичу Соболеву. Начал он воевать в конце 1939-го на Финской, брал Берлин, закончил в Китае в битве с Японией, а вернулся домой, лишь в начале 1947-го.

Посвящается моему другу Евгению и его отцу Григорию Павловичу Степанову, от которых я слышал все эти истории.

Глава 1. Мама

Жизнь — только щель слабого света между

двумя идеально чёрными вечностями.

Владимир Набоков.

Село в Жигулях

В контору большого имения прибыл посыльный из города, что находился ниже по Волге. Он привёз толстый пакет из толстой белой бумаги. Всю лицевую поверхность конверта плотно покрыли разноцветные, сразу видно, что заграничные, очень яркие почтовые марки.

В письме говорилось о том, что 11 июля 1914 года, в двенадцать часов по полудню, в большое село под названьем Усолье прибудет весьма почитаемый гость. Речь шла о действительном статском советнике, крупном землевладельце, полковнике императорской армии, члене Государственной думы и прочая, и прочая, и прочая.

Всеми почитаемый барин — граф Александр Анатольевич Орлов-Давыдов своей личной рукой начертал на листе, что решил навестить свою родовую Жигулёвскую вотчину.

Ещё в той депеше было прописано, что приедёт он не один, а вместе с любимой женой, графиней Софьей Михайловной. Вместе с ней он пробудет на родной стороне неопределенное время.

Как только известие дошло до людей из господского дома, в Усольской усадьбе началась кутерьма. Управляющий, Фридрих Карлович Браун, вызвал ближайших приказчиков, экономку, садовника и всех остальных, кто хоть, что-нибудь значил в огромном хозяйстве.

Мужчина тряс перед ними полученной по почте бумагой. Громко и долго кричал, а под конец отдал громовую команду: — Немедленно всё привести в надлежащий порядок!

Следующие несколько дней слились в один общий кошмар. Подгоняемые воплями недовольных смотрителей, слуги, как оглашенные, метались с места на место. Они подметали, чистили, мыли и вытирали всё то, что могло попасть на глаза «Его благородию».

Только к утру главного дня, управляющий чуть успокоился. Он перестал совать длинный нос во все дыры и щели, и безнадёжно махнул дряблой рукой, покрытой тёмными пятнами. Мол, хватит уж бегать, всё равно ничего не успеем.

Экономка Пелагия Кондратьевна, отвечала за поддержанье порядка в господском дворце. Женщина тоже очень сильно устала. Она прекратила гонять молоденьких горничных по всем этажам и разрешила всем отдохнуть.

Домоправительница была удивительно доброй, но до чрезвычайности строгая в отношении чистоты и порядка. Если заметит пыль на поверхности мебели, или разводы на оконном стекле, тут уж только держись.

Сгоряча, могла схватить мокрую тряпку и врезать ей по спине провинившейся девушки. Да так больно ударит, хоть плачь. Ну, а что тут ещё останется делать? Похнычешь немного в душе, и снова вернёшься к работе.

Никуда ведь не денешься, такая горькая доля у хозяйской прислуги. Особенно если тебе лишь двенадцать и ты самая младшая в доме вельможных господ. То есть, находишься на побегушках у всех остальных.

С другой стороны, трудиться в прекрасном дворце значительно легче, чем от зари до зари горбатится в огороде и в поле. Или же, скажем, чистить навоз за лошадьми, да коровами.

Маша Евстратьева знобко поёжилась и отбросила мысли о прошлом. Слава Богу, прошли те тяжёлые годы. Теперь ей уже почти что, шестнадцать. Она не худая и бледная девочка, что три года назад привёл её родной батюшка в большое имение.

К счастью ребёнка, один из приказчиков управляющего приходился тятеньке двоюродным братом. Только благодаря этой крепкой протекции, невзрачную пигалицу с огромным трудом приняли в горничные.

Зато сейчас, она превратилась в статную, очень красивую, бойкую девушку. На неё с вожделением смотрели не только местные юноши, но и самостоятельные молодые мужчины.

Некоторые из них, даже сватов присылали, но отец почему-то отказывал всём женихам. Говорил, не нужны ему оборванцы. Мол, такую красавицу, как любимая Маша, можно отдать за очень богатого, в крайнем же случае, за человека весьма обеспеченного.

Шагая по винтовой металлической лестнице, юная горничная поднялась в большую мансарду огромного господского дома. Маша остановилась на верхней площадке. Открыла прочную, хорошо утеплённую дверь и, ни секунды не мешкая, вышла наружу.

После лёгкого сумрака, царившего внутри помещения, солнечный свет резко ударил в лицо. Ослеплённая девушка, на пару мгновений, перестала что-либо видеть. Задержавшись на высоком пороге, она шагнула вперёд, и оказалась на просторной открытой террасе.

Большая площадка венчала сложно устроенную крышу дворца. Здесь находилась высокая башенка, построенная на итальянский манер. Рядом раскинулась широкая видовая площадка.

С разных сторон её окружали перила, опёртые на сотни фигурных балясин. Всю балюстраду изготовили из белоснежного мрамора. С этой, самой высокой, точки имения были отлично видны все окрестности господского дома.

Свободного времени у девушки имелось в избытке. От нечего делать, она быстрым взглядом обежала округу. Перед ней лежала картина, отлично знакомая с раннего детства. Однако, у девушки вновь захватило дыхание от прекрасного вида. Так было всегда, когда она сюда поднималась.

Широкая лента зеленоватой воды неспешно текла с далёкого севера к тёплому Каспийскому морю. Возле высокого берега много веков стояла родная деревня под говорящим названьем Усолье. Так на Руси всегда называли места, где добывали драгоценную поварённую соль.

Селенье то разместилось вдоль узеньких речек — Елшанки и Горной Усолки. Два родниковых потока сбегали по склону крутого холма и впадали в широкую матушку-Волгу. Дома поднимались вдоль быстрых потоков и, почти что вплотную, подходили к границе господских владений.

Обширная площадь имения представляла собою огромный квадрат. Он начинался возле самой околицы и тянулся к высоким Жигулёвским горам. Скалы высокой грядой поднимались на западе.

С той стороны, в усадьбу вёл главный вход с двумя тесными домиками, сложенными из кирпича. Караулки стояли по разные стороны от железных ворот. За ними виднелась контора имения.

Перед ней раскинулся двор, вытянутый с юга на север. Он предназначался лишь для благородных господ. Большая площадка окружалась высокой чугунной решёткой, привезённой из города Ка́слин. Чуть дальше, лежал замечательный парк, устроенный в строгом англицком стиле.

Маша с улыбкой припомнила случай, связанный с парком. Как-то раз, она от кого-то узнала, что всё здесь сажал всего лишь один иностранец. В первую очередь, её потрясло то обстоятельство, что в усадьбе работал француз. Не уж то в России не хватало своих садоводов? Дело то, в общем, нехитрое.

Затем, девушку удивило его странное прозвище, что-то вроде — Помре. Когда Маша впервые услышала эту фамилию, то никак не могла догадаться, о чём идёт разговор? Кто помре, где и когда? Отчего несчастный бедняга представился?

Лишь спустя какое-то время ей объяснили, что у иноземцев всегда так бывает. Имена или отчества у них столь непонятные, что трудно их вымолвить простому народу.

К счастью хозяев, мастер он оказался отличный. Экономка Пелагия Кондратьевна как-то раз, говорила, что в очень далёкие годы, он работал аж в Лондоне, столице англицкой империи. Обустраивал там очень большой общественный сад.

У того дивного места ещё весьма непонятное имя имелось. Как-то связанное с нашими выездными лакеями, то бишь, гайдуками. Теми, что стояли на запятках кареты и были одеты в форму кавказских казаков. Ах да, Гайд-парк он назывался. Вот там наш француз всему и учился.

Зато графский парк получился на удивленье прекрасный. С газонами и большими дорожками, усыпанными мелко размолотым кирпичом ярко-красного цвета. Со стрижеными шпалерами из кустов душистой сирени, которых там почитай, что шестнадцать различных сортов. На многочисленных клумбах цветут георгины с невероятно длинными стрелками и пышные астры восемнадцати разных оттенков.

— Не парк, а настоящий ботанический сад! — как всем говорила всё знающая домоправительница Пелагия Кондратьевна.

На дорожках стояло много красивых, очень удобных скамеек и несколько мраморных статуй. Особенно Маше понравилась «Богиня Диана» с маленькой ланью, прижавшейся к её правой ноге. Жаль, что бывать в том замечательном месте, можно лишь господам, да садовникам.

Девушке ещё повезло. Она видела все красоты господского парка. Не то что, прочие слуги. Они могли любоваться на такие диковинки только из окон, да из-за высокой ограды.

А всё потому, что она не простая служанка, а настоящая горничная. Лишь благодаря таким обстоятельствам, она уже трижды ходила туда вместе с хозяйкой. Это было в прошлом году, когда госпожа ненадолго приезжала в имение.

Возле графского дома, садовник устроил большую площадку, мощённую хорошо обработанным камнем. В середине поставил глубокий круглый фонтан, а в нём разместил статую милого мальчика с гусем огромного роста. Птица подняла голову к высокому синему небу. Из открытого клюва под сильным напором била тугая струя чистой холодной воды.

За ближайшими аллеями парка шла территория «нерегулярного сада». Её устроили так, что она весьма походила на природу окружающих гор. Тех, что люди зовут Жигулёвскими.

Говорят, что француз ходил по соседним лесам и приносил дикие породы деревьев: дубы, липы, клёны и сосны. Одну только лиственницу привезли специально из другого, весьма отдалённого места. Кто-то сказал, что аж из самой Сибири.

Так что, нет ничего странного в том, что хозяева очень любили столь прекрасное место. Ещё дедушка графа дал строгий наказ, чтобы все здания большого имения ставили особенным образом.

То есть, так, дабы их лицевые фасады смотрели прямо на сад. Мол, господа будут гулять под сенью ветвей, и любоваться не только цветами, но и всеми постройками.

Ну, а то, что сюда не пускали даже ближнюю челядь, так это, наверное, правильно. Не дай Бог, какой-то крестьянин наступит на редкостное для нашего места растение, или хуже того, оборвёт его чудесные венчики. С них, безграмотных олухов, такое запросто станется.

Волжская пристань

Девушка вдруг спохватилась. Она оторвалась от приятных, но бесплодных раздумий и посмотрела на большую дорогу. Широкий просёлок вёл от волжского берега к восточным воротам имения.

Строгая Пелагия Кондратьевна поручила ей дело несложное, но удивительно важное. Маше нужно дождаться, когда причалит корабль, плывущий из Ставрополя, что расположен на Волге.

Посмотреть, как на берег сойдёт дорогой господин со своей любимой женой. Как они сядут в коляску на дутиках, и тронуться в путь. Тут ей и нужно кричать во весь голос: — Барин, приехал! — вот и вся её нетрудная служба.

Парохода всё ещё не было. Смотреть на гладкую, тихую воду очень быстро наскучило. Сейчас там было пустынно, не плавало даже маленьких лодок. Девушка повернулась назад.

Как рассказывала домоправительница, чудесный дворец начал строить ещё дед вельможных хозяев. Причём, денег старик не жалел и делал всё с невероятным размахом. Большая усадьба возводилась в виде старинного массивного замка. Разве что, не было глубокого рва и каменных стен, стоящих вокруг.

Вдоль берега Волги стоял крупный корпус в три этажа. По бокам от него, находилось два дома поменьше. Между ними, на восточном фасаде, располагалось двое широких ворот. С южной и северной стороны, виднелись два длинных флигеля.

На западе располагались различные мастерские, служебные, хозяйственные и другие постройки, а так же, огромные склады. Ещё дальше — конюшни, где разводили замечательных орловских коней, знаменитых невиданной резвостью на весь образованный мир.

Там же стоял большой скотный двор и овчарни для дорогих чистокровных овец. Как недавно услышала Маша, в них содержали двадцать тысяч баранов, знатной романской породы.

Увлёкшись осмотром невероятно богатой усадьбы, Маша на какое-то время забыла о порученном деле. Уж очень красивы были все здания, возведённые из кирпича красного цвета. Их украшало множество вставок из прочного, белого камня, который зовут известняк.

Как знала любопытная девушка, в левом флигеле стояла большая паровая машина, пышущая неистовым жаром. Её длинный, неспешно крутящийся вал, проходил через две мастерские: слесарную, а так же, токарную. Потом он попадал в душную кузницу. От вала, в разные стороны, отходили ремённые приводы, ведущие к множеству разных станков.

На них десятки крестьян, денно и нощно, точили поделки из дерева и даже мягкого камня. Машины, орудия и инструменты хранились в тех крупных зданиях, что стояли чуть дальше, на север от парадных ворот.

Отец теперешнего усольского графа продолжил славное дело богатого предка. К югу от главной конторы устроили огромную мельницу. Изо всех деревень к ней приезжали телеги, груженые отборным зерном. Возвращались они все с мешками, полными свежей, лёгкой мукой.

Одним из удобств великолепной усадьбы, являлась такая чудесная штука, что назвалась водопровод. По нему и зимою и летом, сама по себе, текла чистая, словно слезинка вода. Чугунные трубы проложили от родника к господскому дому, а от него, к большому двору, где содержали дорогую скотину.

Однако, самым замечательным местом был, конечно же сам, необычайно красивый, графский дворец. Всё в нём устроено настолько чудесно, что и словами нельзя описать.

Как иногда выражалась строгая домоправительница: — «Всё здесь в лучшем виде и вкусе. Начиная с полов, печей, рам, дверей и различных ходов, и кончая крышею и даже балконами.

А так же верхней террасой с будкою для наблюдения за всем нашим Усольем и другими селениями, дорогами или полями. Всё это сделано для предупреждения возникновенья пожаров, наблюдения за приездом хозяев, и других особенных случаев».

Приезд вельможных господ

Вспомнив слова строгой Пелагии Кондратьевны, девушка словно очнулась. Она сильно вздрогнула, и резко повернулась к реке. Маша увидела, как к пологому берегу подкатила коляска хозяев на резиновых дутиках.

Следом за ней появилась простая двуколка. Из неё выскочил управляющий графским имением — Фридрих Карлович Браун. Он намотал вожжи на бревно коновязи и помчался бегом к дебаркадеру.

Старик быстро поднялся на борт недавно построенного плавучего здания. Остановился на самом краю просторной платформы. Сдёрнул с лысой макушки голландскую шляпу с высокой шёлковой тульей и замер, словно солдат на посту.

Шлепая лопастями из дерева, пароход с большими колёсами не спеша подошёл к правому берегу. Раздался длинный гудок. Корабль аккуратно приблизился к пристани. Двое матросов выскочили из трюма на верхнюю, господскую палубу. Они ловко набросили канаты на кнехты. Махина в два этажа застыла на месте.

Обладавшая замечательным зрением, Маша увидела, как речники поставили широкие прочные сходни. По ним на пристань сбежал подтянутый молодой капитан в строгом кителе белого цвета.

Следом за ним вальяжной походкой спустился низенький человек, одетый в лёгкую летнюю пару. За ним важно шла статная дама, в шёлковом платье с невесомым турнюром.

— Граф прибыл с женой! — испуганно ахнула девушка. Рискуя свалиться с крыши мансарды, она перегнулась через балюстраду из мрамора, и закричала на полую мощь: — Барин приехал!

Звонкий заливистый голос пролетел по двору и всполошил всех обитателей большого именья. Люди внизу сразу забегали, как муравьи во время пожара. Они стали прятать в кладовки мётлы, щётки и вёдра, с которыми не расставались почти что, неделю. Затем, все и сами куда-то исчезли, словно боялись попасться на глаза господам.

— Побежали сменить рабочие тряпки на парадную форму одежду. — вспомнила девушка наставления Пелагии Кондратьевны: — А я-то чего здесь стою? — спохватилась она. Маша приподняла длинную юбку до щиколоток и ринулась к двери, ведущей с площадки мансарды.

Быстро перебирая ногами, Маша сбежала по полутёмной узенькой лестнице. Промчалась по коридору, и оказалась на той половине огромного здания, где жили домовые холопы и горничные. Девушка вихрем влетела в тёсную спальню, в которой ютились ещё три служанки. Глянула внутрь помещения и облегчённо вздохнула.

Её молодые товарки уже облачились в праздничного вида одежду и собрались выходить из узкой коморки. Так что, ей никто не будет мешать. Горничные исчезли за дверью. Маша бросилась к своему сундучку, который когда-то давно, из тонких дощечек отец сколотил для неё.

Маша схватила отглаженную чёрную форму с белым передником и стала поспешно менять гардероб. Застегнув множество пуговок на высокой груди, она подбежала к осколку мутного зеркала, висящему на деревянной стене. Тщательно расчесала густые тёмные волосы. Взяла несколько длинных булавок и закрепила в причёске небольшую наколку из хорошо накрахмаленной ткани.

Проверив, всё ли в полном порядке, Маша выбежала из маленькой комнатки и помчалась по коридору направо. Она выскочила на огромную парадную лестницу. Дробно стуча каблучками по широким ступеням, девушка ринулась вниз.

Ей повезло. Горничные стояли возле самого господского дома. Ей не нужно было идти далеко. Девушка заняла отведённое ей по правилам место, облегчённо вздохнула и подняла глаза на начальницу.

Пелагия Кондратьевна встретилась взглядом с чуть запыхавшейся Машей и недовольно поджала сухие бескровные губы. К счастью, она ничего не сказала. Лишь покачала седой головой и повернулась лицом к ближним воротам.

— «Повезло, что барин находиться близко». — облегчённо подумала девушка: — «В другой день, могла бы влепить мне внушительный штраф, а то, вообще, перевести на другую работу, вне графского дома.

Успокоив дыханье, Маша глянула по сторонам. Празднично одетые, домовые слуги, как и все остальные работники, стояли в ровном тесном строю. Две большие шеренги людей, протянулись от ступеней крыльца к парадному въезду в имение. В них должен был появиться вельможный хозяин со своей благородной супругой.

Наконец, два молодых, крепких охранника ринулись с места. Они распахнули высокие, очень ажурные чугунные створки. Минуту спустя, в обширный внутренний двор медленно въехала небольшая коляска с откинутым кожаным верхом.

За ней со стуком колёс, тащилась простая двуколка управляющего огромным имением. Её до самого верха заполнял обширный багаж приехавшей графской четы. Десяток огромных и весьма дорогих чемоданов, дорожных кожаных сумок, больших саквояжей и шляпных коробок, едва помещались на тесной повозке.

Экипаж для вельможных господ был на модных резиновых дутиках. Они без всякого звука катились по ровной брусчатке. Толстые англицкие шины гасили любую неровность дороги.

Пассажиры удивительно плавно, без какой-либо тряски, никуда не спеша, продвигались вперёд. Они, словно плыли по воздуху. На первой, очень узенькой лавке, замер пожилой управляющий. Видно, как сел он около пристани в неловкую позу, так и застыл, спиною по ходу движения.

На широком заднем диване удобно устроился потомственный граф Александр Анатольевич. Он был облачён в летние холщовые брюки и такой же лёгкий просторный пиджак без подкладки.

На голове у него был новомодный мягкий картуз с небольшим козырьком. Рука холёного барина небрежно лежала на подлокотнике, обёрнутом бархатом. В правой ладони он крепко сжимал тонкую чёрную трость, украшенную массивным золотым набалдашником.

Стройная графиня, София Михайловна находилась рядом с дородным супругом. Она сидела с совершенно прямой, напряжённой спиной, словно кол проглотила. Хозяйка была неподвижна, как статуя, и удивительно хмуро смотрела вперёд.

Огромная белоснежная шляпа с вуалью украшала богатую женщину. Тонкая ткань закрывала лицо от жаркого яркого солнца. Руки у дамы были в тонких лёгких перчатках, достигавших почти до локтей. Над головою парил маленький зонтик, сшитый из полупрозрачных гипюровых кружев.

Коляска катилась между рядами замерших слуг. Они все тянулись, словно солдаты на царском параде. Все мужики, как один, были без головного убора. Стоило экипажу сравняться с очередным человеком, как тот немедленно кланялся в пояс, и стоял так, согнувшись, пока грозный барин двигался мимо него.

Иногда Александр Анатольевич лениво поднимал левую руку. Не глядя на раболепных холопов, он небрежно махал расслабленной кистью. Таким хитрым образом, граф приветствовал всех встречающих разом и никого по отдельности.

Выбор служанки для барина

София Михайловна не утруждала себя даже столь малым проявлением чувств. Она хмуро вперила взгляд в конец бесконечных шеренг. Дама пыталась увидеть тех юных служанок, что находились возле крыльца. Её волновал один очень важный вопрос: — Нет ли среди многочисленной челяди красивых особ?

Жена графа знала, что её полный муж питал огромную слабость к смазливым молоденьким девушкам. Он никогда не упускал удобного случая, чтобы прижать симпатичную горничную в пустом коридоре. При первой возможности, мужчина пытался утащить её в спальню.

Наконец, коляска доехала до высокого большого крыльца. Кучер оглушительно выкрикнул: — Тпру! — и потянул на себя крепкие вожжи. Горячие кони недовольно всхрапнули. Перебирая ногами, животные чуть потоптались, и застыли, как вкопанные.

Дорогой экипаж немного качнулся вперёд и замер на месте. Первым на землю спрыгнул весьма пожилой управляющий. Фридрих Карлович Браун встал у колеса с тонкими спицами и вытянулся, как часовой на посту. Затем, обернул свою правую кисть новым платком из батиста и, чуть согнувшись, подал руку хозяину.

Опираясь на драгоценную трость, сиятельный граф неспешно поднялся с сидения. Брезгливо взялся за протянутую ладонь управляющего, и устало спустился на мостовую, выложенную из серого камня.

Александр Анатольевич вскинул круглую, коротко стриженную, полулысую голову. Он устремил вперёд заинтересованный взгляд и с особым вниманием осмотрел ряд служанок, застывших у мраморной лестницы. Цепкий взгляд бонвиана прошёлся по горничным. Вернулся обратно и задержался на молоденькой Маше.

Девушка оказалась весьма хороша. Среднего роста. Красивая, стройная и гибкая, словно тростинка. С хорошо развитой, высокой, соблазнительной грудью. Длинными ножками и крепкими бёдрами, которые отлично угадывались под простым коричневым платьем.

Густые и тёмные, сильно блестящие волосы были подняты кверху и едва умещались под маленькой крахмальной наколкой. Яркий румянец смущения, залил её нёжную, бархатистую кожу.

Хозяин отвёл алчный взгляд от привлекательной горничной и шагнул на большое крыльцо. Он поравнялся с напряжённой Пелагий Кондратьевной и тихо шепнул: — Эта, — он кивнул головой в сторону Маши: — будет прислуживать мне.

Экономка склонила давно поседевшую голову и едва слышно сказала: — Слушаюсь, барин!

Забыв о всех прочих слугах, тянущихся в струнку, Александр Анатольевич двинулся дальше. Хозяин никогда не считал, что нужно проявлять уважение к верным холопам.

Он не обернулся назад, чтобы взглянуть на послушную челядь и отослать её взмахом руки. Погруженный в мечты об аппетитной особе, он даже не вспомнил о своей некрасивой, сорокапятилетней жене.

Не дожидаясь, пока супруга сойдёт с коляски на землю, граф вошёл в распахнутые настежь высокие стеклянные двери. Сделав пару шагов, он оказался в во внушительном холле, обшитом панелями из драгоценного морёного дуба. Затем, пересёк очень богатую и большую гостиную, увешанную портретами многочисленных предков, и повернул к личным покоям.

Фридрих Карлович помог и графине спуститься из экипажа на землю. Пожилой управляющий, склонил плешивую голову и замер, ожидая приказов хозяйки.

— Спасибо, голубчик. — презрительно кивнула София Михайловна. Она подобрала подол длинного летнего платья и, стараясь не наступить на него, поднялась на крыльцо из белоснежного мрамора. Вельможная дама удивительно сухо поздоровалась с немолодой экономкой и твёрдым тоном сказала: — Проводите меня в мою любимую спальню.

Не добавив больше ни слова, она направилась внутрь помещений. За ней семенила смущённая Пелагия Кондратьевна. Следом тянулись все горничные и прочие слуги.

Фридрих Карлович подождал, пока закроются двери дворца. Управляющий облегчённо вздохнул. Размашисто перекрестился на домовую церковь и лишь после этого, надел высокую голландскую шляпу.

Старик повернулся к холопам, всё ещё стоящим на вытяжку, и громко гаркнул, словно германский фельдфебель: — Живо все по местам! Предупреждаю! Кто не успеет сделать работу, отведённую ему на сегодня, с того шкуру спущу!

Люди молча склонились перед придирчивым немцем и, словно напуганные кем-то кузнечики, бросились в разные стороны.

Графская ласка

Ступая по плашкам паркета, Маша неслышно направилась к спальне хозяина. Она осторожно постучала в филёнку, покрытую тёмно-коричневым лаком, и напряжённо прислушалась. Какое-то время, внутри было тихо. Потом, послышался приглушенный голос мужчины, сказавший: — Войдите!

Девушка переложила поднос в правую руку и прижала его острый край к высокой груди. Левой ладонью она повернула золочёную ручку. Замок тихо щёлкнул. Тяжёлая сворка бесшумно открылась.

Не поднимая глаза от толстого шерстяного ковра, горничная тихо шагнула в просторную, очень светлую комнату. Маша закрыла высокую дверь. Повернулась к владельцу имения и поздоровалась: — Доброе утро, Александр Анатольевич.

Сделав почтительный книксен, она двинулась к столику, стоящему у широкой кровати. Маша поставила на него блюдо с напитками и кое-какими закусками. Повернулась, направилась к выходу и почти что наткнулась на дородного графа.

Одетый в богато расшитый, турецкий халат, полный мужчина стоял возле девушки. Он с большим интересом смотрел на зардевшуюся от смущенья красавицу и открыто посмеивался.

Не успела, Маша хоть что-то сказать, как хозяин крепко обнял её за тонкую талию. Внезапным рывком он притянул служанку к себе. Крепко сжал в тесных объятиях и стал целовать в шею, щёки и аппетитно припухлые пунцовые губы.

Маша упёрлась в жирную грудь господина, обросшую чёрными волосами, как у макаки. Девушка напряглась, как пружина и начала вырваться из рук похотливого графа. Однако, такая попытка не увенчалась успехом.

Несмотря на почтенные годы, ведь сорок семь лет это тебе братец, не шутка, мужчина был достаточно крепок. Даже одышка и изрядная тучность не умерили сильную тягу к прекрасному женскому полу. Он был ещё хоть куда.

Всю свою жизнь Александр Анатольевич не занимался каким-либо полезным трудом, и даже простой физкультурой. Однако, мужчина имел очень сильные руки. Кроме того, сказывалась многолетняя практика укрощения красивых служанок. Эти полезные навыки он нарабатывал с далёких отроческих лет, и постоянно их совершенствовал.

Небольшая бородка «узким клинышком» и лихие усы больно кололи тонкую, нежную кожу молоденькой девушки. Да и пахло от богатого барина весьма неприятно. Можно сказать, от него густо несло коньяком, дымом вонючих сигар и резким одеколоном из Англии.

Ударить хозяина в морду, как это девушка делала с деревенскими сверстниками, она почему-то не смела. Как-никак её схватил граф Орлов-Давыдов, а не простой усольский крестьянин.

Кричать во весь голос и звать, кого-то на помощь, девушка тоже боялась. Поэтому, Маша молча боролась с сексуально возбуждённым мужчиной. Она вырывалась и, как можно скорее, старалась освободиться от его крепкой хватки.

В этот напряжённый момент, дверь широко распахнулась. В спальню стрелою влетела графиня София Михайловна. Увидев служанку в объятиях пожилого супруга, женщина сильно нахмурилась, и гневно спросила: — Александр Анатольевич, что вы себе позволяете?

Услышав голос своей благоверной, граф тотчас потерял весь задор. Он мгновенно разжал потные руки. Шагнул к большому окну, открытому в замечательный сад, и занялся домашней одеждой. В борьбе с упрямой служанкой она слегка растрепалась.

Приводя всё в полный порядок, он теребил пояс с золотыми кистями, и неровно разглаживал складки на шёлковой ткани. Распахнувшийся до неприличия, турецкий халат, наконец, уступил упорным усилиям смущённого графа. Широкие полы встали на место и закрыли приличный живот сладострастника.

К этому времени, мужчина уже овладел своими сильно возбуждёнными чувствами. Он взял себя в руки. Повернулся к супруге и лениво спросил: — В чём дело моя дорогая?

Женщина бросила яростный взгляд на красную от смущения девушку и зло прорычала: — Вон отсюда, мерзавка!

Горничная выскочила из спальни хозяина. Мало что видя, перед собой, Маша метнулась вглубь коридора. Она миновала покои господ. Юркнула в неприметный проём и помчалась в другую половину дворца. На ту часть огромного дома, где обитала прислуга для комнат.

Маша стрелою влетела в свою небольшую каморку. Она с громким стуком захлопнула тонкую дверь и закрыла её на щеколду. Горничная сделала так, словно какой-то насильник бежал за ней по пятам.

Затем, она бросилась на узкую деревянную койку и уткнулась лицом в небольшую подушку. От пережитого сейчас потрясения, Машу вдруг начало колотить очень крупной не унимаемой дрожью. Вздрогнули округлые мягкие плечи. Девушка стала реветь в полный голос.

Какое-то время, из спальни супруга слышались возмущённые крики Софии Михайловны. Им отвечал неразборчивый говор хозяина. Чета графов жутко бранилась, словно простые крестьяне.

Молодая служанка тихо сидела в крохотной комнатке, расположенной в другой половине огромного дома. Она сотряслась от страха, будто бы хвост у романской овцы.

Спустя полчаса, скандал в благородном семействе немного утих. Крик перешёл в спокойное выяснение отношений супругов, а потом, и совсем прекратился. Ещё через тридцать минут, Пелагия Кондратьевна послала за «провинившейся» девушкой.

Строгая домоправительница призвала удручённую Машу в свой небольшой кабинет и холодно ей заявила: — Хозяин велел уволить тебя!

Не обращая внимания на оправдания горничной, экономка тихо добавила: — Завтра утром заглянешь в контору, там тебе выдадут полный расчёт, а сейчас ты должна немедленно покинуть усадьбу.

Глотая слёзы от жгучей обиды, девушка вернулась в каморку, где жила уже несколько лет. Она быстро собрала немногие личные вещи, которые были с ней на месте работы. Маша сложила всё сундучок, взяла его в руки и направилась к узенькой лестнице, ведущей в дальний угол двора.

Стараясь стать совсем незаметной, она вышла из господского дома. Словно серая мышка выскользнула за резные ворота. Промчалась по пыльной деревне и, наконец, очутилась в избе престарелых родителей. Там Маша уткнулась в плечо своей матери, возившейся возле печи, и вновь зарыдала.

Ближе к позднему вечеру, к родителю Маши пришёл его двоюродный брат. Это был тот самый мужчина, который когда-то давно, устроил племянницу в господский дворец. Он набожно перекрестился на красный угол с иконами. Прошёл в центр маленькой комнаты и уселся за стол.

Не зная с чего же начать, Иван стал теребить сильно потёртый картуз. Какое-то время, дядя девушки мялся. Затем, всё же, собрал все силы в кулак. Печально вздохнув, он рассказал всем родным то, что услышал в усадьбе.

С его слов выходило, что Александр Анатольевич не вынес упрёков жены, взбеленившейся от его поведения в спальне дворца. Барин пошёл ей во всём на уступки и приказал, выдать замуж строптивую горничную.

Вельможный хозяин не мучался с выбором мужа для девушки. Он почему-то решил указать на холостого крестьянина Петра Стратилатова. А чтобы зажиточный и крепкий мужик не стал ерепениться, граф предложил ему крупную взятку. Он обещал дать подряд на строительство церкви в одной из своих деревень. Услышав большие посулы, «жених» отбросил сомненья и тотчас согласился.

Неприятная новость, словно пыльным мешком оглушила безутешных родителей. Во-первых, их красивая Маша лишилась отличной работы с высокой зарплатой. Во-вторых, как об их целомудренной дочери завтра начнут говорить по Усолью? Ведь люди нагородят такого, что срам их покроет до самой могилы. Пойдёт настолько дурная молва, что хоть из деревни беги.

Как ни крути, но пришлось всей семье смириться со злодейкой-судьбой и согласиться с решением вельможного барина. Лучше отдать Машу в жёны первому встречному, чем терпеть все насмешки от горластых соседей.

Кстати сказать, родители девушки тоже не остались в накладе. Они получили молодую корову с хозяйских подворий, лошадь со всей положенной сбруей и новую телегу в придачу.

Так всё и свершилось по повелению всесильного графа. Нелюбимый жених и отец безутешной невесты поняли всё с полуслова. Они пожали руку друг другу и назначили день для венчания. Мнения сильно расстроенной Маши почему-то никто не спросил.

Машина свадьба

Прошла неделя после скандала, вызванного приставанием графа к молоденькой горничной. Казалось, что страсти утихли, но вдруг всё опять изменилось. Внезапно для всех окружающих, хозяин с хозяйкой пересмотрели свои прежние планы на лето 1914 года.

Они раздумали жить в поволжском Усолье до осени и дружно решили, что им нужно срочно уехать. Супруги собрали множество сумок, чемоданов и шляпных коробок. Велели заложить экипаж на резиновых дутиках. Уселись в коляску и покинули родовое имение, стоящее в живописных Жигулёвских горах.

Среди слуг поползли упорные слухи. Все говорили о том, что из-за того ужасного случая с Машей, граф и графиня долго, усердно бранились. Потом, слегка успокоились, а через день, совсем помирились.

Скрепив распалённое ревностью сердце, жена простила неверного мужа, и в бесчисленный раз поверила его обещаниям. Мол, он будет тише воды, ниже травы и не станет глазеть на красивых молоденьких девушек. Тем более, не станет тянуть к ним свои жадные волосатые руки.

Чтобы забыть недавнюю ссору, супруги решили уехать из вотчины и сделать это, как можно скорее. Чуть позже слуги узнали, что Александр Анатольевич Орлов-Давыдов вместе с женой, Софией Михайловной, отбыли к тёплому Чёрному морю. То есть, отправились в невероятно далёкий, почти что, сказочный Крым.

После отъезда «счастливой» четы, минуло ещё два утомительных дня и пришло воскресенье. В старой деревенской церквушке состоялось венчанье. Его хозяин владений назначил перед своим скоропостижным отъездом.

Скромный обряд провели в маленьком здании. Оно находилось возле дороги, ведущей от селенья Усолья к графской усадьбе. Венчались бывшая господская горничная Маша Евстратьева и зажиточный местный крестьянин Пётр Стратилатов.

Молодая, очень красивая девушка стояла перед небольшим алтарём, щедро украшенным глубокой филигранной резьбой. Её прекрасные очи застилали обильные слёзы.

Маша смотрела на большие иконы, написанные знаменитым симбирским художником. Скорбные лики матери божьей, её непорочного сына, и многих русских святых, кривились и расплывались перед глазами несчастной невесты.

Мечты юной девушки, о большой и светлой любви, о браке с милым сердцу молодым человеком, и о счастливом замужестве с ним, все они рухнули за один единственный миг. Причём, всё уничтожил совершенно чужой приезжий вельможа. Не спросив ни чьего разрешения, похотливый хозяин проявил свою злую волю, и мимоходом разрушил судьбу бедной горничной.

Сначала ославил служанку на весь околоток. Затем, указал на малознакомого, да и совсем неприятного ей мужика. Словно неодушевлённую вещь, граф купил её у родного отца за корову и лошадь с телегой. После чего, отдал немолодому супругу. Теперь, она находилась перед небольшим алтарём и со страхом ждала встречи с брачной постелью.

Казалось, никто и не видел слёз бедной Маши. Ни самодовольный жених, ни старые мать и отец, ни многие родичи, съехавшиеся из соседних пределов. И в самом-то, деле, зачем в такой светлый день замечать столь досадные мелочи?

Как всем известно, молодые невесты всегда горько плачут на собственной свадьбе. Видно, у них существует обычай такой. Проливают солёную влагу по безвозвратно потерянной жизни.

Однако, как в народе у нас говорят? Бабы-то каются, а все девки вокруг, замуж уже собираются. Ну, а то, что она всё время твердит, мол, не нравится ей этот мужик, так и в этом ничего страшного нет.

Стерпится — слюбится. У всех так сначала бывает. Чего уж реветь-то теперь? Чай не в Сибирь нашу Машку сослали. Да и там, говорят, люди нормально живут. Побогаче, чем в Жигулёвских горах.

После продолжительной службы, молодые супруги и гости, возбуждённые обещанной выпивкой, быстро перекрестились. Все поклонились иконам и вышли из церкви шумной гурьбой.

На улице люди расселись по тарантасам, украшенным цветными атласными лентами. Дружно тронулись с места и поехали в дом новоиспечённого мужа. Там все немедленно бросились к обильно накрытым столам. Спустя пять минут, начался разухабистый свадебный пир.

Веселящаяся отчего-то, родня много ела и ещё больше пила самогонки и домашнего пива. От чего, не на шутку все разошлись. Гости стали орать похабные песни и прыгать по горнице, изображая какие-то дикие танцы.

Затем, каждый из них подходил к молодым. Широко ухмылялся и давал какой-нибудь глупый совет. А то, ещё хуже того, отпускал скабрёзную шуточку относительно первой ночи на супружеском ложе.

К счастью, всё когда-то кончается. К полуночи, гости весьма утомились от еды и питья. Они отодвинули в сторону стаканы с тарелками и принялись с ощутимым трудом подниматься с насиженных мест.

Охмелевшие родичи долго и косноязычно прощались. Неуверенно выходили из дома и, сильно качаясь, отправлялись по избам и постоялым дворам. Нескольких перепившихся в хлам мужиков пришлось на руках оттащить в соседний сарай. Их бросили на душистое сено и оставили там отсыпаться.

После того, как все разошлись, Маша, с глазу на глаз, осталась с нелюбимым супругом. Девушка печально вздохнула и покорилась судьбе. Для неё началась совершенно другая, теперь уже семейная жизнь.

Глава 2. Отец

Жизнь — большой сюрприз. Возможно,

смерть окажется ещё большим сюрпризом.

Владимир Набоков.

Крестьянская доля

С двенадцати лет Маша трудилась служанкой в доме безмерно богатого усольского графа. Она успела забыть, какая тяжёлая доля у бедных селян. К сожалению девушки, злодейка-судьба не обратила на это внимания.

Провидение сделало всё, как хотело, и вернуло Машу назад. Туда, откуда она, как ей недавно казалось, вырвалась уже навсегда. Она вновь очутилась, пусть и в зажиточной, но всё же, крестьянской семье. Там, где начинали работать с рассвета, и усердно трудились до самого позднего вечера.

Теперь и ей приходилось, изо дня в день, подниматься на первой заре, едва запоют петухи. Если кто-то не знает, то это около четырёх часов пополуночи. Сначала, нужно тщательно выдоить трёх молочных коров. Убрав молоко в тесный погреб на лёд, выгнать бурёнок и двадцать овец в общее стадо. К этому времени, пастух уже гнал всю скотину мимо ворот.

Затем, растопить кирпичную печь. Разогреть мужу завтрак и собрать узелок ему на обед. В шесть утра, супруг должен выйти из дома. Если ему повезёт, то он сможет вернуться с дальнего поля к поздней заре.

Хорошо, что на улице пока что тепло. Летняя кухня не требовала многого времени и большого количества топлива на такую готовку. Но что будет в ближайшие месяцы, когда наступит зима?

Тогда придётся таскать со двора большие охапки заиндевевших поленьев. Долго валандаться с растопкой огромной домашней печи. А она, между прочим, занимает половину избы, и жрёт дорогие дрова, что твой паровоз.

После ухода супруга, нужно вымыть посуду и приниматься за прочие дневные дела. Они включают в себя: готовку еды, стирку носильных вещей и уборку в избе. Нельзя забывать копание в большом огороде, работу в хлеву, а так же, уход за многочисленной птицей и пятёркой свиней.

В общем, всё как в старинной сказке про то, «Как поп работницу себе нанимал». Там священнослужитель говорил своей юной холопке: — Сделай то, сделай другое, пятое-шестое-десятое, а потом, спи себе, отдыхай!

Меж тем, время шло. Где-то в далёкой Европе разгорелась Германская, а, по сути своей, настоящая мировая война. Ненасытный молох убийства не стихал ни на миг. Он требовал от огромной страны всё новых и новых бойцов.

Забитые под завязку войсками, эшелоны выстраивались в бесконечную линию и, словно длинные чёрные змеи ползли по железной дороге. Теплушки стучали колёсами на многочисленных стыках. Они увозили людей прямо на запад, в те проклятые страны, что уже много столетий враждовали с Россией.

Но если туда уезжали полки и дивизии совершенно здоровых солдат, то назад возвращались, лишь тысячи убогих калек. Все они были донельзя озлоблены чудовищной бессмысленной бойней, устроенной неизвестно зачем.

Потом, в северной столице империи, в славном городе Питере, случилось что-то ужасное. Ни с того, ни с сего, начались баталии среди каких-то никому неизвестных «политиков». Одно за другим, выходили высочайшие повеленья монарха. Выбирались и тотчас распускались созывы Всероссийской Государственной Думы.

Затем, начались революции, совсем непонятные для бедных крестьян,. Сначала случилась та, что назвали Февральской. За ней подошла и Октябрьская. Беспорядки тотчас охватили всю большую страну. Через какое-то время, они добрались до отдалённой Самарской губернии.

К счастью измученной Маши, её мужа — Петра Стратилатова не призвали в действующую русскую армию. Когда-то, в раннем отрочестве он повредил топором себе левую руку. Теперь войсковая комиссия «списала его подчистую».

Несмотря на Германскую бойню, не только в семье, но и во всём их селе, мало что изменилось. Работали так же, как и всегда, с темна дотемна. Жили, как и в мирные годы, совсем не богато. Можно сказать, перебивались с хлеба на квас.

Всё остальное оставалось по-прежнему и шло своим чередом. Разве, что с десяток крепких парней забрили в солдаты, посадили в вагоны железной дороги и увезли на западный фронт. Там они бесследно исчезли. Вот, пожалуй, и всё.

Подряд на строительство церкви, обещанный графом, муж юной Маши так и не смог получить. Прошло уже несколько лет, но от вельможи с женой не пришло даже коротенькой весточки. Как уехал Александр Анатольевич вместе с Софьей Михайловной, так и пропал.

Затерялись супруги на обширных просторах империи, а возможно, и за её рубежом. Ни письма от них не было, ни даже простой телеграммы. Управляющий усольским имением — Фридрих Карлович Браун, работал так же исправно, как раньше. Он отсылал в Питерский банк огромные деньги, но не получал никаких указаний от вельможного барина.

Самое страшное, заключалось в другом. Прошло несколько лет, а у Маши с Петром не сложились отношенья в семье. Несмотря на посулы людей, всё шло не так, как хотелось бы им.

Так что, не вышло у них крепкого брака. Не стерпелось и совсем не слюбилось. По какой-то причине, уважение друг к другу, обошло их дальней сторонкой, а пропавший подряд на строительство церкви, только усилил неприязнь супруга к жене.

Разграбленье усадьбы

Ветер больших перемен недолго бродил по далёким окрестностям. В конце концов, он обрался до поволжской деревни Усолье. В 1918-м пароходы ходили не так регулярно, как в прошлое, царское время, но связь с внешним миром ещё не прервалась окончательно.

Неожиданно для односельчан, из города Ставрополя приехал какой-то, весьма необычный военный. К удивлению всех окружающих, он оказался без офицерской шинели, погон и без каких-либо знаков различия. Документы свои он тоже никому не показывал.

Однако, люди и сами обо всём догадались. Они сразу поняли, что это крупный чиновник от нынешней власти. А поняли это лишь потому, что таких необычных людей, они ещё никогда не встречали.

Весь гардероб человека, целиком состоял из дорогой, тёмно-коричневой кожи. Начиная с фуражки странного вида, штанов галифе, короткой куртки до середины бедра и, заканчивая сапогами, сшитыми из мягкого хрома.

Разглядывая прибывшего в село незнакомца, Маша удивлённо сказала себе: — Одежда, как у водителя автомобиля, который когда-то давно, приезжал к нам в имение с каким-то посланием.

Выглядел тот человек, совсем не по-русски, словно еврей, горбоносый, чернявый, с тёмными глазками. Да и представился удивительным титулом. Назвал себя «комиссаром Революционного комитета Поволжской республики» и потребовал быстро собрать сельский сход.

Едва люди сбежались на деревенскую площадь, как он забрался на прикаченную откуда-то бочку. Принялся очень громко кричать, махать тонкими ручками и, с места в карьер, стал разъяснять суть «революции».

Говорил тот мужчина достаточно долго и удивительно путано. Много чего тогда было сказано, но простые крестьяне усвоили лишь несколько основных предложений. Во-первых, они с удивленьем узнали, что недовольные властью, столичные жители составили заговор супротив императора.

Бунтовщики составили вооружённый мятеж, бросились в Зимний дворец и ворвались в покои, где жили цари. Они скинули батюшку с золотого престола, данного богом ему на вечные веки.

Заодно, прогнали всех крупных господ, хозяев заводов и фабрик, купцов и чиновников, а вместе с ними, других мироедов! Но было и самое главное, что уразумели селяне. Оказалось, что новая власть говорила бедному люду: — Грабьте награбленное!

Довольный своим красноречием, чернявый мужчина закончил пылкую речь. Он пожелал всем здоровья и счастья. Молодцевато спрыгнул на землю и скорым шагом направился к Волге.

Пребывая в молчании, ошеломлённые люди проводили агитатора к пристани. Встали от него в отдалении и замерли на пустом берегу, словно деревянные статуи. Так и стояли там долгое время.

Наконец-то, мужчина сел на корабль и уплыл вверх по реке. За кормой парохода, неспешно растаяли волны. Дым из трубы исчез вдалеке. Лишь после этого, мужики словно очнулись. Задумчиво тряся головами, они разошлись по домам.

Прошло меньше часа. Вдруг соблазнительный лозунг, брошенный комиссаром в народ, начал работать на полную мощь. Он овладел общественным глубинным сознанием. Перевернул представление о существующем миропорядке и толкнул всех людей к активному действию.

Не сговариваясь между собой, селяне выскочили на деревенскую улицу. В едином порыве, мужчины и женщины сбились в плотную кучу. Они пошептались и, не оглядываясь по сторонам, бросились к графской усадьбе, стоящей на невысоком пригорке.

К этому времени, многие люди хорошо подготовились к предстоящему действию. Сообразительный Пётр Стратилатов, как и другие расторопные жители, не сидели без дела.

Они запрягли своих битюгов в огромные грузовые телеги. Спешно вывели транспорт за ворота дворов и, как можно скорее, помчались в имение графа. Двигаясь вверх по дороге, конные граждане обогнали толпу безлошадных крестьян.

Пешие граждане дружно спешили «грабить награбленное». Обезумевшие от неистовой алчности, они все бежали вверх по дороге. Люди несли пустые мешки и большие корзины. Кто-то толкал впереди разномастные ручные тележки.

Несколько баб разного возраста, мчались с порожними вёдрами на коромыслах, перекинутых через плечо. Далеко отстав от соседей, сзади топала тощая девочка пяти с чем-то лет.

Поднимая клубы мелкой пыли, кавалькада телег стрелою домчалась до барской усадьбы. К сожалению графа, обе створки ворот оказались раскрытыми настежь. Вооружённые революционной идеей, крестьяне ворвалась во внутренний двор.

Въехавшие туда мужики, молчком срыгнули с козел и начали с самого главного. С того, с чего, всегда начинался каждый грабёж. Они сбились в большую ватагу и дружно кинулись бить многочисленных хозяйских холопов.

Обленившись за долгие годы, холёные слуги, увы, не смогли быстро сплотиться в единую рать. Они не встали сомкнутым строем и не дали отпор ярым конникам, разгорячённым жаждой наживы.

Кроме того, они вдруг увидели, что к усадьбе летит толпа их сельчан. Надзиратели за хозяйским добром благоразумно решили, не стоит ради него рисковать собственной жизнью. Они прекратили сопротивление, и разбежались в разные стороны.

После короткого боя, площадка тотчас опустела. Она оказалось во власти примчавшихся экспроприаторов, чем они не преминули воспользоваться. Крестьяне рассыпались веером. Люди кинулись грабить огромный дворец, а затем и различные дворовые службы.

Незадачливые сторожа графской усадьбы тихо постояли в сторонке. Они немного подумали и, как-то, совсем незаметно, влились в ряды ярых любителей лёгкой наживы.

Первым делом, бравые конники ворвались в те помещения, где жили хозяин с хозяйкой. Они без разбора схватили всё то, что попалось им под руку. Вынесли дорогие предметы во двор, и торопливо забросили на большие телеги.

Сделав несколько ходок, мужики завалили повозки доверху. Один за другим, они вскочили на козлы, хлестнули вожжами коней и помчались в деревню. Добравшись до собственных изб, грабители в спешке всё покидали на землю и немедленно полетели обратно.

Когда кавалерия вернулась назад, в господском дворце собралась вся деревня. Теперь внутри бегали люди, что добрались в именье пешком. В многочисленных комнатах суетились крестьяне.

Тут и там сразу несколько рук жадно хватали какой-то предмет. Каждый тянул на себя и пытался отнять у соседа красивую вещь. Сначала все громко ругались за обладание графским имуществом. Затем, начались шумные драки.

Селян охватило дикая жажда к разрушенью всего окружающего, чего они никогда не видели раньше. Картины европейских художников, драгоценные рамы и резные панели на стенах остервеневшие граждане рубили в мелкие щепки. С наслаждением били все окна, остёклённые двери, а с ними и зеркала огромных размеров.

Они швыряли на землю старинные статуи и крошили полированный мрамор на сотни кусков. В стремительном темпе, дом очищался от тех ценных предметов, что там копились долгие годы.

Самой последней в усадьбу вбежала худая, пятилетняя, сильно уставшая девочка. К этому времени, крестьяне вчистую разграбили некогда богатый дворец. Замарашка неказистого вида тихо бродила по безжалостно ободранным комнатам.

Она с удивлением ахала, всплёскивала грязными ручками и поражалась всему, что увидела. Даже остатки былого величия ошеломили ребёнка из нищей крестьянской семьи.

Наконец, она оказалась в маленькой комнатке, расположенной в задней части дворца. Девчушка прошлась по пустым помещениям и заглянула за приоткрытую дверь. Здесь малышка наткнулась на блестящий стеклянный кувшин. Видно, он служил господам для умывания рук и лица.

Никому непонятно, как он смог уцелеть в такой заварухе? Как сохранился в атмосфере всеобщих безумств, которые вдруг охватили усольских крестьян? А ведь часа три назад, они были совершенно вменяемыми и законопослушными гражданами, опорой Российской империи.

Осчастливленная внезапной находкой, малышка засмеялась от радости. Она схватила сияющее на солнце сокровище и выскочила из опустевшего господского дома. Остановилась на высоком крыльце и с удивлением глянула по сторонам. Всю брусчатку вокруг усыпали какие-то тряпки и обломки различных вещей.

Выяснилось, что усадьба вельможного графа совершенно пуста. Не было там ни телег, забитых различным добром, ни селян, мечущихся, как муравьи на пожаре. Никого и ничего не осталось. Лишь хромая пёстрая кошка бродила по большому двору. Она осторожно обнюхивала какие-то мелкие щепки.

Девочка вдруг испугалась неизвестно чего и приглушённо воскликнула: — Ой! — малышка прижала добычу к груди. Стремительно выскочила на пустую дорогу и без оглядки помчалась в деревню.

Спустя полчаса, она вернулась в село. С большим удивленьем девчушка увидела такую картину. Всё крестьяне вокруг пребывали, как в лихорадке. Они суетливо метались по своим тесным дворам.

Люди торопливо осматривали и распихивали по разным углам то добро, что награбили в барском имении. В грязных хлевах и сараях они прятали в землю старинное серебро с вензелями, драгоценный китайский фарфор и тончайший богемский хрусталь.

Малышка примчалась к удивительно старой, кособокой избе. Небольшое строенье стояло на самой околице большого села. Его покрывала почти сгнившая крыша из почерневшей соломы.

На низком пороге сеней, сидела оборванная донельзя старуха, живущая с маленькой внучкой. Она с жуткой тоской смотрела на безудержное возбужденье соседей.

Влетев в пустой голый двор, девочка радостно крикнула: — Бабаня! Глянь, что я в барском доме нашла!

Показывая красивый кувшин, она подняла над головою блестящий сосуд. Услышав голос хозяйки, из-под крыльца вылез тощий ободранный пес. Приветственно скаля жёлтые зубы, он завилял облезлым хвостом. Подбежал к замарашке и ласково ткнулся в худые колени.

Не видя собаку, малышка шагнула вперёд. Девчушка споткнулась о небольшое животное. Не удержалась на тонких ногах и растянулась ничком. Стеклянный кувшин врезался в камень, торчавший из твёрдой земли. Послышался малиновый звон. Хрупкий предмет рассыпался в тысячу мелких частей.

Рождение Гриши

Волна экспроприаций, словно цунами, пронеслась по недавно великой стране. Следом за ней надвигалась война «всех — против всех». Начались страшные годы небывалой анархии. Жизнь россиян превратилась в преддверие кромешного ада.

Красные, зелёные, белые, чехи и прочие вооружённые люди с удивительной скоростью сменяли друг друга. Причём, ни одна из властей не могла продержатся в губернии, хоть сколь-нибудь долгое время.

Большие отряды с шумом и помпой приходили в небольшое Усолье. Каждый боевой командир объявлял себя защитником бедных людей. Сразу же после таких деклараций, начинался всеобщий разбой. Пришельцы грабили всех, кто попадался под горячую руку.

С каждой сменой правителей, люди в деревне жили всё хуже и хуже. Прахом пошло всё добро, что добыли в ограбленной графской усадьбе. Никому из сельчан не принесли эти вещи богатства и счастья.

Некогда крепкое, хозяйство Петра и Марии, так же, как и все остальные, удивительно скоро пришло в полный упадок. Не успевали супруги оправиться от одного налёта безжалостных банд, как за ним шёл другой, такой же ужасный.

От бессилия перед злодейкой-судьбой, муж начал всё чаще употреблять дурной самогон. Иногда, он сильно хмелел и срывал своё зло на молодой, но, как он всем говорил: — Совсем бесполезной жене-белоручке.

В это, самое тяжёлое время, зимой 1920 года, маленький Гриша появился на свет. С рождением ребёнка, жизнь несчастной Марии стала ещё тяжелей. Ведь, кроме обычной работы, ей приходилось постоянно возиться с сынишкой.

Чехарда из правителей постепенно подходила к концу. Банды разных мастей продолжали набеги на большое село. К счастью бедных людей, мало-помалу, ситуация становилась спокойней.

Совсем незаметно, Советская власть набрала ощутимую силу, и на долгие годы укрепилась в Самарской губернии. По хуторам, деревням и сёлам стали колесить комиссары, облачённые в кожу. Их сопровождали «продовольственные отряды», вооружённые огнестрельным и холодным оружием. Только они не развозили товары, а отбирали их у крестьян.

Так же, как и все остальные, большевики вели агитацию. Они внушали всему населению множество новых идей. Большая часть этих мыслей, ломала вековые устои окружающей жизни. Среди них, звучали и речи о том, что каждая женщина имеет те же права, что и мужчина.

Нежданно-негаданно все гражданки Усолья узнали, теперь у них появилась возможность, о которой они никогда и не слышали раньше. Это была привилегия на расторжение несчастливого брака.

Через год Мария, прониклась новыми веяниями. Женщина вдруг поняла, что устала терпеть склоки и драки, постоянно возникавшие в доме. Она приняла непростое решение и твёрдо сказала супругу: — Если ничего не измениться, я уйду от тебя.

— Баба с возу — кобыле полегче. — безразлично откликнулся Пётр.

Задохнувшись от возмущения, Мария не знала, что и сказать «дорогому» супругу. Огромным усилием воли, она подавила желание заорать на нелюбимого мужа. Взяла себя в руки и печально вздохнула.

Затем, повернулась и направилась в красный угол весьма обедневшей избы. Она подошла к сундуку. Подняла тяжёлую крышку и, встав на колени, начала рыться внутри.

Сильно выпивший муж сделал вид, что не заметил начавшихся сборов. Он не принялся спорить с постылой женой. Тем более, не стал говорить, чтобы она не покидала его.

Мария нашла праздничную холщовую скатерть, полученную ею в приданное от старых родителей. Развернула и расстелила возле себя на скоблёных досках. Сверху положила тощую стопку своей и детской одежды. Добавила к ней ещё какие-то женские мелочи, и растерянно огляделась вокруг.

Всё прочее, в этой избе принадлежало супругу. Только тогда, она поняла, что перед нею лежат всё её личные вещи. То есть, жалкая кучка сильно поношенных тряпок. Есть ещё старый тулуп, подшитые войлоком валенки и потёртая шаль. Шесть лет назад она привезла с собой значительно больше того, чем сегодня ей разрешат унести.

Увязав все пожитки, женщина подошла к годовалому сыну, ползающему по голому полу. Взяла «гукающего» Гришу на руки. Подцепила свободной рукой небольшой узелок и покинула дом, ставший ей сразу чужим.

Мария спустилась с крыльца в пустующий двор, где почти не осталось скотины. Вышла в калитку и пошла к своим бедным родичам. Благо, что обитали они в соседней деревне, куда переехали не очень давно.

Возвращенье к родителям

Жизнь разведённой Марии оказалась нисколько не легче, чем в доме у бывшего мужа. К счастью, в отцовской избе всё стало постепенно устраиваться. Гриша стремительно рос и не требовал столько заботы, как раньше. Можно было, больше трудится в огороде и в поле.

Летом 1923 года, к родителям женщины заглянула старушка, живущая через пару дворов. Она предложила познакомить их дочь с крепким мужчиной, вернувшимся с Гражданской войны.

Красноармеец Павел Степанов воевал в Первой Будёновской армии. Он получил три ранения в боях за Советскую власть и был «списан со службы в чистую». Ему весьма повезло. Травмы оказались достаточно лёгкими. От них не осталось увечий.

Скоро, молодой человек поднялся на ноги. Он совершенно оправился и стал работать нисколько не хуже других мужиков. Был очень весел, приятен собой и, плюс к такому «богатству», без памяти влюбился в соседку.

Спустя один месяц, Мария почувствовала, к ухажёру влечение и уступила настойчивым просьбам бойца. Она расписалась с ним в сельсовете и, собрав немногие вещи, переехала в другую избу. К счастью, её новый муж жил совершенно один.

К удовольствию молодоженов, семья у них сложилась удачно. Павел трепетно относился к жене. Во всём ей помогал и очень сильно жалел. Красивая женщина отвечала супругу той же монетой. Спустя положенный срок, у них появились общие дети-погодки, мальчик и девочка.

Именно в это, более менее, спокойное время, в Поволжье пришла очередная беда. На Самарскую область обрушилась невероятно сильная засуха. Весь урожай сгорел на корню.

Слабая Советская власть не смогла оказать реальную помощь крестьянам. Во всех деревнях стало на удивление голодно. Кое-где отмечались ужасные вещи, встречалось и «поедание человеческой плоти».

К счастью, семья супругов Степановых не дошла до такого ужасного уровня. Однако и им есть было совсем уже нечего. Выручил их совершенно непредвиденный случай.

По каким-то делам, сосед Марии оказался рядом с Усольем. Там он встретил родного отца малолетнего Гриши. Старик поздоровался с ним и рассказал последние новости о всех друзьях и знакомых.

Под конец он сообщил, о бедственном положении несчастного мальчика. Пётр Стратилатов тотчас вскочил на коня. Приехал к бывшей жене и попросил отдать ему сына.

Женщина находилась в таких обстоятельствах, что не могла возражать. Её небольшая семья уже начала голодать. Даже малый ребёнок мог всех остальных свести за собою в могилу. Мария немного поплакала. Собрала немудрёные вещи мальчишки. Поцеловала его на прощание и отпустила с отцом.

Убийство отца

По возвращении в родное село, жизнь у Гриши быстро наладилась и вошла в нормальный режим. Несмотря на грабежи, реквизиции и большие поборы властей, Пётр Стратилатов сумел сохранить кое-что из того, что заработал за долгие годы.

Да и чуть-чуть золотишка, прихваченного из «графского дома», было надёжно зарыто в укромном местечке. Так что, его большая семья не голодала так сильно, как все остальные в округе.

Время стремительно летело вперёд. Прошли и эти, невероятно трудные годы. Природа вдруг перестала неистово буйствовать и понемногу смягчилась. Словно по чьему-то велению, она вошла в положение усольских крестьян.

Теперь, бедняки не задыхались от летней несусветной жары, а зимою не мёрзли от трескучих морозов за сорок. Над полями вдруг перестали витать суховеи. Вместо них, наступила приемлемая для растений погода.

В тёплое время, иногда выпадали дожди. Урожай прекратил выгорать на корню. Поэтому, осенней порой удавалось собрать столько зерна, чтобы хватало для прокорма людей.

Благодаря трудолюбию Петра Стратилатова и его многочисленных родичей, их небольшое хозяйство мало-помалу поднималось на ноги. Казалось, нужно чуть-чуть постараться, ещё немного напрячься и всё пойдёт так же, как прежде. Жизнь постепенно наладится и будет такой же приемлемой, как при «проклятом царизме», десятилетье назад.

Но человек предполагает, а Бог — располагает. Так уж случилось, что в это самое время, в конце 1927-го, в далёкой Москве прошёл новый съезд «ВКП(б)». Случился очередной «перелом в линии партии». Началась коллективизация. То есть, объединение единоличных крестьянских хозяйств в большие колхозы.

Весной 1928-го, семья Петра Стратилатова попала под маховик ещё одной «перестройки». В тот, приснопамятный день в Усолье приехал взвод вооружённых людей из далёкой Самары.

Это был отряд «Чрезвычайного Назначения». В его задачу входило — воплотить в жизнь решения высших коммунистических органов и провести «экспроприацию имущества у кулаков». Для этой значительной цели крестьян собрали на сход.

Одетый в кожу с головы и до пят, чернявый и горбоносый, комиссар из «ЧК» влез на пустую телегу. Он порылся в карманах пальто с чужого плеча и вынул листок, подготовленный губернским начальством. Человек развернул бумагу с печатью. Громко откашлялся и прочёл фамилии самых крепких хозяев, проживавших в данной деревне.

Составляя сей мартиролог, особисты не стали копаться в сложившейся на местах ситуации. Они не обращали внимания на разные мелочи и не принимали в расчёт никаких оправданий.

Оно и понятно, им было нужно выполнить план, спущенный с самого верха. Раз есть на подворье свинья, корова и лошадь, значит ты настоящий «кулак», мироед и эксплуататор трудового крестьянства. Соответственно, подлежишь ограблению по указанию партии.

Чиновники не учитывали такие детали, что никто из этих людей никогда не имел батраков или слуг. Поэтому всё, что было у них, они заработали личным трудом и усердием.

Для высших чинов, это не имело значения. По приказу, пришедшему из далёкой Москвы, всем «кулакам присудили полную конфискацию имущества, пораженье в правах и выселенье в Сибирь вместе с семьёй». В числе «подлежащих поголовному искоренению» оказался и Пётр Стратилатов с роднёй.

Возвращение к матери

Когда к ним во двор явился отряд «особистов», маленький Гриша сидел в комнате на подоконнике, и смотрел в небольшое окно. Он видел, как хорошо обмундированные молодые солдаты быстро рассыпались по крепкой усадьбе. Бойцы подбежали к многочисленным добротным сараям. Широко распахнули ворота и принялись выводить из хлевов всю наличную живность.

Такого обращенья с крестьянами, не позволяли себе даже разбойники времён гражданской войны. Несмотря на свою бесшабашность, они хорошо понимали, нельзя рубить сук, на котором сидишь.

Они брали лишь столько, сколько им было нужно для пропитания на несколько дней. Всё прочее те бандюки оставляли на жизнь беднякам. Не то придёшь в другой раз, а здесь нет ни единой души. С голодухи все вымерли. Что тогда сам ты сможешь сожрать?

Привыкший к постоянным поборам, Пётр готов был отдать часть нажитого им состояния. Услышав о том, что его пришли «раскулачивать», человек уже не сдержался.

Не смог он стерпеть столь наглый и ничем неприкрытый грабёж. Он выскочил неодетым из дома. Схватил острые вилы, стоявшие возле крыльца, и бросился на защиту имущества, добытого потом и кровью.

Привыкшие к выходкам «злых кулаков», «чоновцы» ловко свалили хозяина наземь. Бойцы окружили его с разных сторон и стали безжалостно бить. Они наносили удары руками и даже ногами.

Отец безуспешно пытался подняться. Несколько крепких солдат хорошо изучили своё ремесло. Они врезали по голове мужика прикладами своих «трехлинеек» и успешно завершили работу.

Пётр лишился сознания от умопомрачительной боли и перестал сильно дёргаться. Комиссар равнодушно взглянул на залитого кровью хозяина мелкой усадьбы и приказал: — Поднять кулака!

Двое чекистов подошли к мужику, избитому до полусмерти. Взяли его под микитки и мощным рывком вздёрнули на дрожащие от слабости ноги. Удерживая за вялые руки, они стояли поблизости, и широко ухмылялись.

Видимо, парни хорошо понимали, что может случится вслед за приказом начальника. Комиссар подошёл вплотную к Петру и стал его обзывать, словно пьяный биндюжник. Затем, размахнулся и со всего маху ударил в лицо.

Голова крестьянина непроизвольно мотнулась. Откинулась сильно назад. Упала на грудь и безвольно повисла. Солдаты раззявили щербатые рты и принялись хохотать во всю лужёную глотку.

Неожиданно сильным движением, Пётр стряхнул с себя двух конвоиров. Вырвался из их крепких рук. Подхватил лежавший рядом топор и с громким рёвом бросился на молодого обидчика с выдающимся носом.

Стоявший рядом, солдат был готов к такому порыву. Он молниеносно выхватил шашку из ножен и наотмашь ударил Петра. Блестящее лезвие свистнуло в воздухе. Легко рассекло рубаху, кожу и мышцы. Переломило все рёбра и погрузилось в грудь человека у самого сердца.

Пётр замер на месте, словно вдруг налетел на кирпичную стену. Он уронил поднятый к небу топор. Захрипел от ужасающей боли. Схватился руками за тело, разрубленное на ладонь в глубину. Качнулся назад и рухнул навзничь.

Комиссар не русской наружности выдернул из кобуры револьвер. Медленно подошёл к залитому кровью хозяину и несколько раз выстрелил в лицо «кулака». Мужчина содрогнулся всем жилистым телом. Изогнулся высокой дугой, а затем как-то разом обмяк. Он вытянулся на грязной земле и навечно затих.

Увидев убийство отца, Гриша испуганно вскрикнул, и отскочил от окна. Семилетний мальчишка ошеломлённо помотал головой и громко выдохнул воздух, вставший комом в гортани.

Секунду спустя, пацан метнулся к дверям. ведущим на заднюю часть их большого участка. Забыв, что нужно обуться и накинуть шубейку, он выскочил на весеннюю улицу в том, в чём был в тёплом доме. На нём оказалась только рубашка с портками.

Ребёнок нырнул в небольшую канаву, идущую вдоль всего огорода, и пригнулся к самой земле. Стараясь, стать совсем незаметным, он почти на карачках, отбежал от избы вглубь огорода. Проскочил в дырку в заборе и, не оглядываясь, помчался вперёд.

Добежав до околицы, Гриша опустился на корточки в ближайших кустах. Он перевел запалённое бегом дыхание, и сильно задумался: — «Что мне делать теперь? Возвращаться в избу нельзя. Там или убьют или отправят в Сибирь, как сделали с «кулаками» в соседнем селе».

Других родичей, кроме матери и бабушки с дедушкой, у него теперь не осталось. Так что, идти можно было только туда. Он настороженно осмотрелся по сторонам. Увидел знакомый просёлок и двинулся в путь.

Мальчику весьма повезло. Нужная ему деревенька находилась всего в семи километрах от границы Усолья. К тому же, он недавно ездил туда вместе с соседом, чтоб навестить любимую маму. Тогда он всё время вертел головой и отлично запомнил дорогу.

Стараясь не быть на виду, он пошёл не просёлком, а по пустынным полям. Стояло начало весны, снег стаял не очень давно. Погода была очень стылая и чрезвычайно сырая. Комья земли липли к босым ногам паренька и студили щуплое тело до самых костей.

Только к позднему вечеру, семилетний мальчишка добрался до соседней деревни. Гриша очень устал и сильно замёрз. Он плохо соображал и с огромным трудом нашёл дом своей матери. Едва двигая ноги, парнишка вошёл в запущенный двор. Поднялся на небольшое крыльцо и начал стучать в дощатую створку.

Дверь не открывали удивительно долго. Видно уже все устроились спать. Наконец-то, Мария услышала слабый голос старшего сына. Она откинула щеколду из дерева и впустила ребёнка в избу.

Измученный мальчик кулём ввалился в тёмные сени. Совершенно без сил он опустился на пол у порога и, захлёбнулся в жутких рыданиях. Чуть успокоившись, паренёк рассказал маме всё, что случилось с несчастным отцом.

Глава 3. Детство Гриши

Детство — счастливейшие годы жизни,

но только не для детей.

Майкл Муркок

Подпасок

В тесной тёмной избе, где жила мама Гриши, находился её новый супруг Павел Степанов и двое их малолетних детей. Все домочадцы были разбужены плачем пришедшего мальчика. Они столпились вокруг и с потрясением выслушали рассказ о смерти Петра Стратилатова.

Хозяин не знал, что можно сказать по данному поводу? Он опустился на табурет и задумался: — «Что же мне делать теперь? Выгнать ребёнка на улицу, никак невозможно. Во-первых, это не по-людски. Ведь он не приблудный котёнок, а человек, оставшийся без родных и жилья. Во-вторых, вместе с ним может уйти и жена, для которой пацан является сыном».

Приютить чужого мальца мужчина тоже не мог. Жили они тогда очень бедно. Сами с огромным трудом перебивались с хлеба на воду. Ещё один лишний рот семья не могла прокормить.

В конце концов, Павел Степанов смирился с судьбой и принял мальчонку в свой бедный дом. Только Мария доподлинно знала, скольких слёз и трудов ей стоило это решенье супруга.

Жизнь Гриши в старой избе началась не так беззаботно, как хотелось бы мальчику. Ранним утром, семилетнего пасынка подняли с постели. Едва кое-чем покормили и велели работать по дому.

Он выгребал навоз за скотиной, прибирался в избе, таскал воду с дровами с улицы в сени и в кухню. Приглядывал за сводным братом с сестрой. Так паренёк и крутился, пока мама и отчим целый день трудились в колхозе.

С первого весеннего месяца мальчик начал работать подпаском. Он вставал на ранней заре. Выходил за ворота и возвращался домой поздним вечером. Всё это время Гриша был на ногах. Он ходил за большим общественным стадом и вместе с седым пастухом следил за коровами с тёлками.

К счастью парнишки, его первый наставник, оказался очень отзывчивым и добрым мужчиной. Когда-то давно, он точно так же начинал свою жизнь. Поэтому, отлично запомнил, каково в таком юном возрасте целыми днями таскаться за безмозглой скотиной. А ведь среди них, всегда находилось несколько особей, которые постоянно хотели удрать из гурта на свободу.

Первым делом, пастух нашёл подходящее деревце, прямое, словно стрела и толщиною в два пальца. Старик достал острый нож из кармана и парой ловких движений, отрезал растение возле самого корня. Он быстро очистил весь ствол от побегов и вручил пострелёнку небольшой батожок.

Затем, пожилой человек объяснил все премудрости нелёгкого пастушьего дела. Заодно, научил обращаться с собаками, стерегущими стадо.

В заключенье мужчина сказал: — Если к тебк кидаются псы, или волки, нельзя от них убегать. Они человека в два счёта догонят. Прыгнут на спину и загрызут тебя насмерть. Нужно прижаться спиной к толстому дереву, чтобы звери не накинулись сзади, и отбиваться какой-нибудь палкой.

Однако, не стоит размахивать ей, словно саблей. Бей двумя руками вперёд, как штыком, и тут же, вертай её снова к себе. Не давай злому животному вцепиться в посох зубами. Целить нужно в глаза или прямо в открытую пасть.

Скоро весна вступила в полную силу. Погода заметно улучшилась. Стало по-летнему благостно. Неглубокая речка, вдоль которой ходило крупное стадо, прогрелась до самого дна.

Температура поднялась до нормального уровня. В тихий поток можно было входить, не рискуя лишиться здоровья. Правда, сидеть в нём достаточно долго вряд ли бы кто-то сумел. Разве, что очень лохматый и сытый медведь.

Ноги мальчишки быстро синели и покрывались пупырышками, как ощипанная гусиная кожа. Тогда бедный Гриша выбирался на берег и начинал усиленно двигаться. Он бегал и прыгал по суше так долго, пока не почувствует, что хорошенько согрелся. Затем, снова лез в стылую воду.

Конец ознакомительного фрагмента.