Поезд дружбы

Александр Тамоников, 2014

Украинская армия несколько месяцев безуспешно пытается занять Зареченск – главный оплот повстанцев, сторонников федерализации. Новое украинское правительство, чтобы ускорить взятие непокорного города, отправляет в зону боевых действий поезд международной благотворительной организации, в вагонах которого вместо медперсонала размещают головорезов из частной американской армии. Смертельный эшелон цинично называют «поездом дружбы». Наемники должны прибыть в город под видом волонтеров и за несколько часов зачистить жилые кварталы как от ополченцев, так и от мирных жителей. О планах украинского правительства становится известно российским спецслужбам. В сторону Украины срочно выдвигается отряд спецназа ГРУ. Бойцам приказано любой ценой попасть на «поезд дружбы» и ликвидировать нацистов. Чего бы это ни стоило…

Все изложенное в книге является плодом авторского воображения. Всякие совпадения случайны и непреднамеренны.

А. Тамоников

© Тамоников А., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Глава 1

Два внедорожника свернули с дороги Каровск — Зареченск, прошли по грунтовке около трехсот метров, въехали в лесной массив и остановились у шлагбаума полевого контрольно-пропускного пункта. Из будки вышел солдат-десантник в каске и бронежилете. Автомат АКС-74 он держал в готовности к бою.

Из «Ниссана» выпрыгнул мужчина лет тридцати в черной форме без опознавательных знаков и заявил, будто скомандовал:

— Свои мы!

Солдат усмехнулся и осведомился:

— Неужели? А кто здесь свои?

— Ты что, солдат, не видишь, кто приехал?

— А ты голос-то не повышай! А то отмашку дам, и пулеметный расчет твои джипы в хлам разнесет.

Мужчина сжал губы, но сменил тон и спросил:

— Командир бригады на месте?

— Это смотря для кого, — проговорил десантник и вновь усмехнулся.

Мужчина не выдержал и буквально зарычал:

— Да ты что, боец, ослеп? Перед тобой сотник «Державы». Командир на месте?

Солдат понял, что подъехали каратели.

— На месте. Но у меня приказ не пропускать никого без личного разрешения командира бригады.

— У тебя связь с начальством есть?

— Конечно.

— Ну так передай командиру, что к нему прибыл представитель штаба антитеррористической операции.

— Как представить?

— Скажи, что приехал Лютый!

— Ладно, сейчас! Петро! — позвал он кого-то, повернувшись к лесу.

Из кустов донеслось:

— Да, Денис?

— Я на КПП, а ты пригляди за мужиком и тачками. Если что, бей из пулемета на поражение. Хрен их знает, что за гости, в натуре.

— Понял.

Солдат повернулся к мужчине и заявил:

— А ты, Лютый, стой на месте и предупреди тех, кто в машинах, чтобы на местах сидели. Иначе всех вас положат тут.

У мужчины от бессильной ярости заходили желваки.

— Делай свое дело, солдат! — прохрипел он.

Боец прошел на КПП, по полевому телефону вызвал дежурного по бригаде.

— Капитан Волынов, слушаю!

— Дневальный по первому КПП сержант Московец!

— Слушаю тебя, сержант.

— Тут к КПП два внедорожника подъехали. Мужик, который вышел из одного из них, сказал, что ему нужен командир бригады. Просил передать, что прибыл сотник «Державы» Лютый.

— Подожди, я свяжусь с комбригом.

Через несколько секунд дежурный приказал:

— Пропустить машины, не досматривая!

— Понял, выполняю.

Десантник поднял шлагбаум, вышел на порог и сказал:

— Проезжайте. Как доехать до штаба, знаете?

— Найдем!

— По грунтовке до первого модуля, это и есть штаб.

— Неси службу!

— Куда ж от нее денешься.

— А что, не хочется служить?

— Можно, лишь бы не переслуживать, а дембель нам на три месяца отложили.

— Так сейчас надо.

— Кому?

— Родине твоей!

— Ну ты сказал!.. Родине. Где она? До столицы или за ней?

— Ты эти базары прекрати, а то под трибунал пойдешь.

— А мне плевать. Надоело все до чертиков. Вы езжайте, не мешайтесь тут под ногами.

— Борзый ты, солдат.

— Какой есть!

— Родом откуда?

— Издалека.

— Ну-ну!

Мужчина сел в «Ниссан», и два внедорожника двинулись к штабному модулю, где их встретил дежурный по бригаде. Из машин вышли семь человек.

Старший, который представился Лютым, приблизился к офицеру и спросил:

— Где командир?

— В кабинете. Машины можете отогнать в парк, тут недалеко, за поворотом. Людей разместим здесь, в штабном модуле. На время, конечно.

— Я ненадолго, так что машины и люди останутся на месте.

— Лады, кабинет командира последний справа по левому коридору.

Лютый повернулся к подчиненным, окликнул одного:

— Мирон! Ждать здесь. По части не бродить.

— Понял.

Представитель руководства антитеррористической операции, уже вторую неделю проводившейся в юго-восточном регионе страны, прошел в кабинет командира отдельной десантной бригады.

Дверь он открыл без стука, как свою, потом уточнил:

— Полковник Боровко?

— Валерий Иванович, — подсказал комбриг. — С чем пожаловали, господин Лютый?

Сотник подошел к столу, присел на складной стул, выложил лист бумаги.

— Что это? — спросил командир бригады.

— Это документ, подписанный президентом, который подчиняет твою бригаду мне.

— Во как? И кто же вы по званию, господин Лютый, чтобы командовать бригадой?

— Это неважно. Ты будешь командовать соединением, но выполнять при этом мои приказы.

Полковник взял в руки лист бумаги, прочитал, положил на стол и проговорил:

— Дожили. В войска комиссаров начали присылать.

— Ты чем-то недоволен, Боровко? Говори сразу, замену тебе я найду быстро.

— Какие будут указания, господин Лютый?

— О них позже. Сейчас я хочу знать, что за обстановка сложилась на данный момент в районе города Зареченск.

— Кое-что в военном деле вы все-таки понимаете.

— Я задал вопрос и жду ответа на него.

Боровко посмотрел на часы.

— Не кажется ли вам, господин Лютый, что четыре утра — не самое удобное время для проведения служебных совещаний?

— Я жду ответа, полковник.

— Ну что ж! — Командир бригады достал из сейфа карту местности и разложил ее перед боевиком националистического радикального движения «Держава», благодаря которому и пришло к власти нынешнее руководство страны.

«Держава» являлась боевой организацией, безжалостной, кровавой бандой. Кумиром ее членов был Степан Бандера.

— Это карта Зареченска с прилегающими территориями.

— Вижу. Что обозначено на ней?

— Красным карандашом — места дислокации батальонов бригады и приданных сил, синим — позиции народного ополчения.

— Не ополчения, а экстремистов, сепаратистов, террористов. Получается, что они контролируют весь город!

— Да какие, к черту, экстремисты? Обычные люди, поднявшиеся против политики новых властей.

Лютый внимательно посмотрел на командира бригады и осведомился:

— Тогда против кого ты, Боровко, проводишь антитеррористическую операцию?

— А вот это, я думаю, не понимают и в столице.

— Ты говори, да не заговаривайся.

— А вам, господин Лютый, следует прекратить «тыкать» мне. Все же я старше вас.

— Да? Ты теперь мой подчиненный, и я буду обращаться к тебе так, как пожелаю. Докладывай обстановку!

Полковник тяжело вздохнул, присел на такой же складной стул напротив представителя новой власти и заявил:

— Как видите по карте, город полностью заблокирован, что, собственно, и являлось задачей бригады. Блокпосты пропускают только частные машины, «Скорую помощь», пожарные, автомобили с пропуском губернатора, с продуктами. Вся техника досматривается. К Зареченску подходят четыре основные автомобильные дороги: от Каровска, Данова, Славного, Рубово. Они перекрыты. Город является достаточно крупным железнодорожным узлом. Поезда идут по графику.

— Вы не контролируете их?

— Нет, до границы поезда сопровождают специальные подразделения. Скорее всего, это ваши коллеги.

— Дальше!..

— Батальоны бригады размещены вокруг города, это тоже видно по карте. Роты занимают позиции обороны. Бригаде передан батальон национальной гвардии. Он стоит в роще у Большого холма юго-западнее города. В батальоне двести хорошо вооруженных бойцов. Командует ими капитан Туренко Василий Викторович.

— У тебя налажено взаимодействие с ними? — спросил Лютый.

— Батальон Туренко прибыл сюда лишь двое суток назад, пока обустраивается.

— Что еще по нашим силам?

— Бригаде придана группа из пары самоходных артиллерийских установок «Гвоздика» и двух систем залпового огня «Град». Ею командует капитан Бойко Андрей Андреевич. Есть взвод стодвадцатимиллиметровых минометов лейтенанта Дрона и авиагруппа, состоящая из шести Ми-8 и четырех Ми-24. Командир — майор Таняк Леонид Евгеньевич.

— Сколько минометов во взводе Дрона?

— Четыре.

— Что с боеприпасами?

— Хватает.

— Это не ответ!

— Артиллерия и авиагруппа имеют двойной боекомплект, причем разнообразный.

— Понятно.

— Почему вас не интересует штат бригады?

— Он мне известен. Но к тебе должны подойти еще и танки.

— Не только они. Еще пара самоходок, минометы. Но эшелон развернули, так как железную дорогу у Вольны перекрыли мирные жители.

— Как какие-то ватники могли остановить эшелон?

— Ватники, говорите? — Полковник посмотрел на бандита. — Я воздержался бы от подобных оскорблений. Здесь живут такие же люди, как и в других регионах страны. Они и разобрали пути. А поезда, знаете ли, по одним шпалам передвигаться не могут.

— Издеваешься?

— Ни в коем случае. Докладываю обстановку.

Командир бригады вызывал у националиста раздражение.

— Что по противнику? — спросил сотник.

— Местные жители…

Лютый резко прервал Боровко:

— Сепаратисты! Сколько можно повторять?! Какие, к черту, местные жители?

Боровко не обратил внимания на раздражение боевика и продолжил:

— Местные жители, а точнее, отряды самообороны, сформированные из них, установили блокпосты на всех автомобильных дорогах при въезде в город. Они вооружены автоматами, ружьями, кое-где есть и пулеметы. Блокпосты прикрываются бронетехникой. Южный имеет два БТР-60 ПБ. Это направление от Каровска. На двух западных постах — их размещение отмечено на карте — мы заметили бронетранспортер и БМД-1. Мост через реку Лисина тоже защищает пост с боевой машиной десанта, имеющей семидесятитрехмиллиметровое орудие «Гром» и пулемет ПКТ. Две боевые машины пехоты, а также самоходная артиллерийская установка «Нона» находятся на площади Ленина, прикрывают центр города. На всех улицах Зареченска баррикады, на которых дежурят преимущественно безоружные люди. Здания администрации, ОВД, суда, прокуратуры и отдела службы безопасности контролируются силами самообороны. Штаб ополченцев расположен в здании районной администрации.

— Откуда у сепаратистов столько техники?

— Захватили, когда началась антитеррористическая операция и первые армейские подразделения вошли в город. Некоторые офицеры и солдаты перешли на сторону ополченцев. Вместе с оружием и техникой. Часть была выведена. На смену им прислали нас.

Влас Лютый указал пальцем на карту.

— Это что?

— Бывший аэродром ДОСААФ. Там сейчас размещено усиление бригады.

— Ты пытался взять Зареченск?

— Нет. У меня задача заблокировать город.

— А батальон национальной гвардии?

— Я же говорил, он только обустраивается. Расчищает площадки, ставит палатки. Задача батальона мне неизвестна. Истинная, — поправился командир бригады.

— У тебя пять полноценных батальонов, мощная группировка усиления, больше сотни единиц техники, авиация, и ты держишь войска на стационарных позициях?

— Послушайте меня, господин Лютый. Сколько можно повторять, задача бригады — блокировать город, а не штурмовать его. К тому же у офицеров и солдат нет никакого желания стрелять в мирных жителей.

— Это ты послушай меня, полковник. Пока ты здесь жуешь сопли, все больше жителей таких вот поселков переходят на сторону сепаратистов.

— Значит, такова их воля.

Разговор офицера и главаря боевой организации прервали несколько пулеметных очередей. Следом грохнул разрыв снаряда, началась интенсивная стрельба из автоматов. Огонь велся на севере поселка.

— Что еще за черт?! — воскликнул командир бригады и схватил трубку полевого телефона. — Дежурный! Что за стрельба?

— Выясняю, господин полковник.

— Так живее выясняйте и сразу же докладывайте мне.

Лютый откинулся на спинку стула, усмехнулся и заявил:

— Оказывается, не все здесь так хорошо, как ты представляешь.

Телефон издал сигнал вызова.

Лютый мог слышать, о чем шел разговор.

— Господин полковник, обстановку уточнил. Это подразделение майора Городича открыло огонь по северному посту ополченцев. Те ответили. Ведется позиционный бой.

— Кто применил оружие? Наши или ополченцы?

— Наши. Из БМД выстрелили в бетонные блоки.

— Связь мне с Городичем!

— Есть.

Через несколько секунд ответил начальник штаба батальона:

— Сосна-32 на связи!

— Говорит Первый! Кто приказал открыть огонь?

— Комбат.

— Где он сейчас?

— На позициях второй роты.

— Связь с ним есть?

— Никак нет.

— Тогда высылайте посыльного с приказом немедленно прекратить огонь. Майору Городичу срочно прибыть в штаб бригады. Вопросы?

— Никак нет.

— Выполняйте! — Полковник бросил телефонную трубку. — Этот Городич мне уже вот где, — Боровко провел ладонью по горлу. — Прислали комбата!.. Ему не в армии, а в банде Махно служить.

— Что, полковник, значит, есть в бригаде люди, готовые воевать с сепаратистами?

— И чему вы радуетесь, господин Лютый? Тому, что армию превратили в хреновый колхоз? Тому, что дисциплина у каждого своя? Так мы далеко пойдем.

— Вот такие типы, как ты, и развалили армию.

Командир бригады прищурил глаза. От его вежливости не осталось и следа.

— Послушай, ты, представитель власти! Я вот сейчас прикажу вышвырнуть и тебя, и твоих боевиков за пределы соединения. Валите-ка вы в столицу!..

— Прикажи, полковник. — Лютый усмехнулся. — Пойдешь под суд революционного трибунала. А я сделаю так, что до него ты не доживешь. — Сотник резко повысил голос: — Знай свое место, полковник! Сейчас и навсегда в стране наша власть. Ты будешь слушать нас либо в расход пойдешь. Комбата не трогать! Я уезжаю, но совсем скоро вернусь. Тогда мы и начнем серьезную работу. Подумай о моих словах. Это реальное предупреждение. Церемониться с саботажниками и предателями мы не будем.

— Что, всех поставите к стенке?

Лютый подошел вплотную к Боровко и прошипел:

— Если надо, комбриг, то всех поставим к стенке. Все, надоел ты мне. — Лютый вышел из кабинета, затем из штабного модуля.

Стрельба на северном направлении тем временем прекратилась.

Боевик сплюнул на землю и приказал подельникам:

— По местам. Выезжаем отсюда. — Он запрыгнул на переднее сиденье первого внедорожника.

Водитель спросил:

— Куда едем, Влас?

— Подъезжай к КПП, узнаем, как проехать к роще у Большого холма.

— А что там?

— Не что, а кто. Батальон национальной гвардии. И вообще, Мирон, не надо задавать ненужных вопросов. Я уже с одним идиотом вдоволь наговорился.

Водитель шмыгнул носом, завел двигатель, развернул «Ниссан» и повел его к полевому контрольно-пропускному пункту. Следом пошел второй внедорожник.

На КПП сержант объяснил боевикам, как проехать в нужное место, и на рассвете машины въехали в полевой лагерь. Здесь ни КПП, ни шлагбаума с часовым не было. Лишь вооруженный боец в черной форме, такой же, как у Лютого с компанией, стоял у большой палатки. Он направил на «Ниссан» автомат.

Лютый выглянул из окна и заявил:

— Мы бойцы «Державы»!

— Ксива есть?

— Все есть! Капитан Туренко в этой палатке?

— В этой. И не надо кричать, люди спят. До подъема еще час. А ксиву покажи. Только один выйди, остальные пусть в машинах сидят.

— Добре, солдат, добре. — Лютый выбрался из машины, подошел к караульному, показал мандат и паспорт.

Боец национальной гвардии внимательно просмотрел документы, вернул их хозяину.

— Ясно. В машинах ваши люди?

— Здесь что, аномальная зона? — воскликнул Лютый.

— В смысле? — не понял боец.

— В том смысле, что я у Зареченска встречаю уже третьего идиота. Только с ними и общаюсь! Сам подумай, если я приехал на машине, а за ней идет еще одна, то кто, кроме верных мне людей, может быть в них?

— Мне почем знать? Документы в порядке. Дальше что?

— Ну точно аномальная зона. Буди своего командира, пусть выйдет.

— Нет, не могу. Он в морду даст.

— Быстрее я тебе набью морду. Выполняй, что говорят.

Боец вздохнул и зашел в палатку.

Вскоре оттуда донеслось:

— Какого черта? Время сколько, смотрел?

— Так точно, господин капитан, но вас требует Лютый!

— Чего? Какой еще Лютый? Пшел вон, придурок!

— Извините, господин капитан, Влас Лютый очень хочет вас видеть.

Видимо, до командира батальона национальной гвардии наконец-то дошло, в чем дело.

— Пшел на пост. Сейчас приду!

Боец вышел из палатки, поправил автомат и пробубнил:

— Говорил же, командира лучше не будить. Тем более что лег он только в три.

— А до этого чего делал?

— Об этом у него спросите.

Из палатки вышел мужчина лет двадцати пяти в спортивном костюме с помятой физиономией, окруженный ароматом свежего перегара.

Он взглянул на приезжего и буркнул:

— Чего надо?

Лютый раскрыл перед лицом комбата мандат.

— Читай, капитан!

Туренко прочитал, понял, что перед ним начальство, подтянулся и выпалил:

— Извиняюсь, господин Лютый!

— Значит, вместо того чтобы командовать батальоном, ты, капитан, пьянствуешь?

— Вовсе нет. Ну, выпили вчера малость. Хлопцы из Рубово девок привезли. Мы, сами понимаете, расслабились немного.

— А девицы где?

— Так обратно в поселок и отправили.

— А сегодня они заявят, что их изнасиловали славные бойцы батальона национальной гвардии, опора правительства, так?

Туренко рассмеялся и заявил:

— Если их и изнасиловали, то лет десять назад, не меньше. Это же шлюшки были.

— С этим позже разберемся. Но предупреждаю, впредь никаких расслабух, горилки, дивчин, ясно?

— Ясно.

— Отойдем в сторону.

— Как скажете.

Лютый и Туренко прошли к старой березе, высившейся на опушке рощи.

Представитель штаба антитеррористической операции спросил:

— Что у тебя за люди, Туренко?

— Хлопцы в основном с майдана. Есть партия добровольцев из западных областей, но тех немного.

— Значит, почти все обстрелянные?

— С ментами дрались, здания брали, местных всяких разгоняли. Нормальные хлопцы.

— Много кровью повязанных?

— Да почти все. До формирования батальона обретались кто где. По большей части, конечно, на майдане, но есть и такие, которые кацапов на улицах отстреливали да забивали насмерть.

— Это хорошо. В Зареченске крутой шухер организовать сможете? Там придется валить не только мужиков, но и баб. Всех, кто подвернется под руку. Наглухо!

— А вот это смотря сколько власти заплатят. Даром серьезно чистить город бойцы не станут.

— Деньги будут.

— Тогда и шухер будет. А если еще войска поддержат, то снесем к черту весь этот Зареченск.

— С оружием у вас как?

Туренко усмехнулся и ответил:

— Этого добра хватает. Мы ведь теперь официальное специальное подразделение! Батальон! Когда работать начнем?

— Скоро. А пока подумай, как будешь действовать в ходе зачистки. Определи, кто какой улицей пойдет, какие здания брать будет, что взрывать, а что поджигать. Операция должна быть рассчитана до мелочей. Это понятно, капитан?

— Понятно!

— Насчет расслабухи и девчат?

— Понятно.

— Сегодня же ты встретишься с командиром бригады. Собственную предварительную задачу не озвучивай. На вопросы комбрига отвечай уклончиво, мол, батальон прислали сюда для совместных действий с бригадой, но конкретной задачи пока не ставили. О нашей встрече сказать можешь, но только то, что познакомились, потом я посмотрел твоих бойцов, вооружение. Никакой конкретики. Особо с комбригом не откровенничай. Не наш он человек.

— А как же с ним тогда воевать?

— А кто сказал, что именно с ним? Ты же сам офицер, должен знать, что командиры приходят и уходят, а подразделения, части, соединения остаются. Ты будешь взаимодействовать с батальонами и ротами бригады, а не с каким-то конкретным командиром. Это понял?

Туренко пригладил непослушные, немытые волосы. Соображал он по-прежнему туго.

— Да вроде понятно. В общем, с командиром встретиться, но лишнего не говорить. Только то, что мы будем действовать вместе. А что и как, определит начальство.

— Верно.

— Один вопрос разрешите?

— Давай!

— Вы не тот Лютый, сотня которого мочила москалей в Гороцке?

— Тот, а что?

— Да очень лихо вы их, без лишних базаров! До вас, по-моему, никто вот так открыто не открывал огонь по населению.

— Мне был отдан приказ, и я его выполнил. Надеюсь, что в этом плане и у нас с тобой проблем не возникнет.

— Какие могут быть проблемы? Единственное, надо бы парням заплатить.

— Сказал же, этот вопрос решу.

— Когда ждать?

— Как только, так сразу. Ты делай то, что сказано.

— Есть!

— Ну и добре. Поехал я.

— Может, дождетесь завтрака, а пока отдохнете?

— Нет! Мы позавтракаем и отдохнем дома.

— Ну, тогда счастливого пути.

— Спасибо. Работай, капитан!

— Все будет нормально!

— А иначе тебе не жить, Вася! Революция ни предательства, ни ошибок не прощает. Бывай!

Пара внедорожников выехала из рощи, прошла Каровск, свернула на трассу. На подъезде к столице Лютый достал из кармана сотовый телефон, набрал номер.

Послышались длинные гудки, потом ему ответил хрипловатый мужской голос:

— Да?!

— Это Влас, Родион Александрович. Доброе утро.

— Доброе. Ты где сейчас?

— На подъезде к столице. Готов немедленно доложить о результатах поездки на восток. Скажите, куда подъехать?

— В город не въезжай. Останови сразу за постом ГАИ. На стоянке у кафе. Сейчас десять двадцать. В половине двенадцатого подъеду, тогда и поговорим. Понял?

— Так точно, Родион Александрович. — Лютый отключил телефон, повернулся к водителю и приказал: — За дорожным постом на въезде в город будет кафе. Там остановишься.

— Добро, — ответил Тарас Бровчук.

Спустя десять минут две машины встали на площадке. Боевики зашли в кафе, заказали завтрак. За десять минут до условленного времени Лютый приказал подчиненным оставаться в заведении и вышел на улицу. Вскоре он увидел «Хонду» Родиона Миковича, занимавшего высокий пост в службе безопасности страны. «Хонда» развернулась и остановилась прямо возле Лютого. За рулем находился сам Микович.

Он открыл переднюю дверцу и распорядился:

— Садись, Влас!

Лютый занял место рядом с ним.

Микович приказал:

— Докладывай, что у Зареченска.

— Ситуация неоднозначная, Родион Александрович.

— Подробней и ясней!

— Встречался с командиром бригады. Как понял, он не горит желанием вести боевые действия. Бригада город заблокировала, однако посты пропускают в Зареченск продовольствие и людей из других регионов.

— Что же это за блокада?

— Вот и я о том же, Родион Александрович. Полковник Боровко не признает отряды самообороны за сепаратистов, говорит, что это народное ополчение, недовольное новыми властями, поддерживаемое местными жителями. Боровко вряд ли отдаст приказ на штурм города. Если вынужден будет это сделать, то сам же и сорвет его. С таким комбригом не приходится рассчитывать на то, что войска войдут в город.

— Плохая новость.

— Но есть вариант.

— Что за вариант?

Лютый рассказал собеседнику о самостоятельных действиях командира батальона бригады, обстрелявшего позиции ополчения безо всякого приказа.

— Кто такой этот комбат? — спросил Микович.

— Майор Городич. Вот если снять Боровко и на его место назначить Городича, то ситуация изменится.

— А ты уверен, что за Городичем пойдут другие командиры батальонов?

— Нет. Но атака даже одного батальона при поддержке артиллерии и авиации — это уже серьезно. Она заставит сепаратистов перебросить силы с южного и западного направлений на север, что обеспечит проникновение в Зареченск батальона национальной гвардии капитана Туренко. Тогда и другие подразделения в стороне не останутся. Кому охота попадать под суд революционного трибунала?

— Да, неплохой вариант, — согласился Микович. — Значит, необходимо отстранить полковника Боровко от должности?

— Я бы советовал снять не только комбрига, но и всех его заместителей.

— Хорошо, я решу этот вопрос.

— Извините, Родион Александрович. Перестановку в командовании бригады надо сделать как можно быстрее, а то этот Боровко может додуматься и до перехода на сторону сепаратистов. От него всего можно ожидать.

Микович кивнул и заявил:

— Приказ будет подписан сегодня же. Вот только Боровко может и не подчиниться, раз предугадать его реакцию на отставку невозможно. А нам такой прокол не нужен. Сделаем по-другому. Вызовем полковника в столицу, а здесь нейтрализуем. Передадим приказ о повышении майору Городичу, тот на месте повяжет заместителей Боровко.

— А если комбриг откажется ехать в столицу? Нельзя исключать и такой вариант.

— Тогда отдашь приказ Туренко на ликвидацию мятежного полковника. У капитана есть снайперы. Им не составит труда убрать командира бригады, как, впрочем, и его заместителей. Но это крайний случай.

— Полностью согласен с вами.

Микович усмехнулся.

— Еще бы! — Он кивнул назад. — За тобой на сиденье кейс. Забери его. Там зарплата твоим бойцам, по тысяче долларов рядовому, по две — взводным.

— В кейсе и моя доля?

— Денежное довольствие, а не доля.

— Пусть так, мне без разницы.

Микович достал из кармана пачку пятидесятидолларовых купюр.

— Вот твое довольствие. Пять штук зеленых. Возьмешь Зареченск, получишь в двадцать раз больше. Сто тысяч, возможны еще и премиальные.

— Хорошие деньги.

— Особенно по сравнению с доходами простых граждан. Не у всех работяг по пятьдесят долларов в месяц выходит. Так что держись за должность.

— Я держусь. Капитан Туренко просил денег.

— В курсе. Они уже отправлены на соответствующий счет. Слышал, ты хочешь у еврея в своем поселке дом отобрать?

— И кто же это такой осведомленный слил меня вам?

— Неважно. Я лично ничего не имею против, но провернуть дельце ты должен тихо и без крови.

— За это не беспокойтесь.

Микович вновь усмехнулся и заявил:

— Это не мне, а тебе беспокоиться надо. Если шум насчет беспредела выйдет за границы поселка, то я первым отдам тебя под суд.

— Понял.

— Сейчас езжай домой, отдохни. Соскучился, наверное, по жене-то?

— Жена что? Бабу на день-другой можно в любом селе найти. По дочке соскучился.

— Вот и повидаешься с дочкой! Послезавтра в ночь ты с сотней должен убыть к Зареченску в качестве командующего всеми силами, дислоцирующимися у мятежного города. Там подготовить и провести штурм. Это понятно?

— Так точно, Родин Александрович.

— Ступай! У меня в городе дел полно.

— Благодарствую. Все сделаю как надо.

— С еврейской семьей тоже?

— Так точно!

— Ну, удачи! Если что, звони, но не по пустякам.

— До свидания, Родион Александрович. Еще раз благодарствую.

— Не за что. Родину от варваров спасаешь. Святое дело делаешь. Все, иди!

Лютый вышел из машины, и «Хонда» тут же рванула с места.

Сотник прошел в кафе, положил на стол кейс, взглянул на заместителя, Богдана Скарабу, и сказал:

— Здесь бабки. Рядовым по штуке, взводным и тебе — по две. Разделишь сам и прикажешь всем послезавтра собраться за моим поселком в полной экипировке. Подогнать два грузовика.

— Вернемся в Зареченск?

— Да. Только теперь не на инспекцию. На работу.

— Без вопросов, командир.

— Ты со своими езжай в город, я с Бровчуком, Безобразом и Дуничем — в Гольно. Послезавтра в двадцать два сбор там, у леса. Вопросы есть?

— Да какие вопросы?

Голос подал Мирон Безобраз:

— Мы свои бабки взять можем?

— Конечно. Берите и валите на улицу.

В 9.20 от кафе отошел «Ниссан», через пятнадцать минут — вторая машина. Бровчук повел внедорожник в объезд столицы. В половине первого он остановил его возле ворот высокого забора дома Лютого. Главарь боевиков и Дунич вышли. Остальные поехали к своим домам. Дунич остался в качестве охранника.

Бандиты прошли во двор, Дунич сразу же вошел в сторожку справа от ворот. Там ему предстояло нести службу до 20.00, когда его должен был сменить Безобраз.

Из дома выбежала девочка лет восьми в ситцевом платьице и закричала:

— Папа приехал!

Лютый подхватил ее на руки.

— Анютка, доча, я так соскучился по тебе.

— Я тоже. И мамка.

Лютый опустил дочь на асфальт.

— Подожди. А ты почему не в школе?

— Не хочу в школу, там меня обижают, — заявила девочка.

— Что? Кто обижает? Пацанва местная?

— Нет, учительница. Вчера двойку за поведение поставила, а я только один раз обернулась к Любаше. А Зося Артемовна мне сразу еще и написала в дневнике, что я плохо вела себя на уроке.

— Вот как, значит? Ничего, золотце, не переживай. Тебе больше не будут ставить двойки.

Во дворе появилась и супруга Лютого Дарья.

— Здравствуй, Влас!

Лютый не стал приветствовать жену, сразу спросил:

— Ты в школе была?

— По какому поводу?

— Дочь обижают все кому не лень, а она спрашивает, по какому поводу! Ты разбиралась, почему Анюте двойку стерва Соколова влепила?

— Анна сама виновата. Нечего крутиться.

— Да?

Лютый подошел к жене и замахнулся. Женщина сжалась, но муж остановился, бить, как обычно, не стал. Анна была рядом.

— Запомни, дура, моя дочь в этом Гольно никогда ни в чем виновата не будет, что бы ни сделала! Поняла? — прошипел сотник.

— Да, Влас!

— С тобой я поговорю позже. Сейчас веди Анюту в дом, а я пройдусь в школу. Разберусь, что там за дела.

— Влас, пожалуйста, не надо, — попросила Дарья.

— В дом, сказал!

Женщина взяла девочку и увела в дом.

К сотнику подошел Дунич и спросил:

— Проблемы, командир?

— Представляешь, какая-то сучка, простая училка, доводит до слез Анютку. Пойду в школу, разберусь.

— Мне с тобой?

— Нет, сам справлюсь. Ты своим делом занимайся.

Лютый прошел в школу. Там в это время шли уроки. Бандит направился в приемную, ногой открыл дверь в кабинет директора.

Тот оказался на месте и спросил:

— Господин Лютый, что значит ваше вторжение?

Боевик подошел к креслу руководителя, достал из кармана свернутый дневник, раскрыл его на странице, где стояла двойка и было записано замечание, сунул его под нос директору.

— Это что такое, господин Садовый?

— Вы ведете себя недопустимо! Я…

Лютый оборвал директора:

— Я спросил тебя, что это такое?

— Оценка за поведение и замечание.

— Оценка, да? Какая-то русская шлюха смеет оценивать поведение дочери сотника «Державы»?

— Но при чем здесь национальность? Зося Артемовна — прекрасный педагог.

— Ты случаем не записался в антимайдановцы?

— Нет, я полностью поддерживаю нынешнюю власть, но учебный процесс независим от политики.

— Э, нет, Садовый, зависит, да еще как! Короче, завтра же в школе не должно быть этой Соколовой. Ей не место здесь, как, впрочем, и в поселке. О последнем побеспокоюсь я сам.

— Но…

И вновь Лютый не дал договорить директору:

— Это еще не все! Завтра же ты лично извинишься перед дочерью. Перед всей школой.

— Это уже слишком. Я не стану этого делать.

Лютый выхватил из-за пояса брюк пистолет, приставил его ко лбу Садового.

— А так? Ты хочешь, чтобы я прострелил тебе башку?

— Уберите пистолет.

— Предупреждаю, не уволишь Соколову, не извинишься, я вернусь и положу здесь тебя и эту русскую шлюху! Ты меня понял?

— Понял, — проговорил директор.

Лютый убрал пистолет.

— Моя дочь должна быть отличницей. Ей в Англии учиться. Мне плевать, будут у нее знания или нет. Анна Лютая должна быть примерной отличницей. Иначе я разнесу вашу школу на куски. А ты подумай о себе, а не о Соколовой. Слово свое я всегда держу. Можешь после моего ухода обратиться в полицию, в прокуратуру, куда угодно. И убедишься, что ты по сравнению со мной червь навозный. Я дал тебе свободу, я ее и заберу вместе с жизнью. Запомни, прошли те времена, когда нам диктовали условия москали. Теперь у власти мы, и с нами надо дружить. Завтра я лично приду посмотреть, как ты будешь извиняться перед дочерью, а затем ты покажешь мне приказ об увольнении Соколовой. Я все сказал. До завтра, Садовый.

Лютый спрятал пистолет в брюки, бросил в лицо директору дневник дочери, опрокинул стулья, вышел из кабинета и громко хлопнул дверью. Во дворе он подумал, не ввалить ли Соколовой сразу после уроков, но решил, что не стоит.

«С ней по-свойски поговорит Безобраз, — подумал сотник. — Тот любит тощих баб. Вот пусть и развлечется с ней, перед тем как вывезти из района. Можно и в лес, все равно искать ее никто не станет. Но это решим завтра. А сейчас надо заняться Биглайзеном. Этот пархатый стоматолог бешеные бабки ни за что с нормальных людей дерет. Не место жидам здесь, пусть валят в свой Израиль или в Россию. Их там примут».

Лютый давно положил глаз на большой красивый двухэтажный дом зубного врача. Бандиту было плевать на Биглайзена, на его жену, красавицу Гилу, и четверых их детей. Лютый считал, что заслужил право на беззаконие.

Он достал сотовый телефон, набрал номер главы местной администрации, члена движения «Держава», своего бывшего одноклассника Стаса Палого. Тот получил свою должность благодаря боевой сотне Лютого, которая обеспечила ему победу на выборах. Неважно, что на голосование пришло всего десять процентов избирателей. Главное в том, что они проголосовали правильно, именно так, как надо.

— Да?! — ответил Палый.

— Привет, Стас!

— Влас? У меня почему-то незнакомый номер высветился.

— Я не со своей трубки звоню. Что у нас по документам на дом еврея?

— Документы-то готовы, да вот только Биглайзен категорически отказывается подписывать их.

— Другого я, в принципе, и не ожидал. Все же продавать такой дом за десять тысяч долларов, которые ты все равно не получишь, было бы глупо. А еврей не дурак. Ты вот что, Стас, пришли-ка к нему домой своего нотариуса где-то часов в одиннадцать вечера. До этого я решу вопрос с Биглайзеном. Нотариусу останется только заверить подписи.

— Нотариуса я пришлю, Влас, да вот только с утра Биглайзен такой шум поднимет, что и твое положение не поможет отмазаться.

— Никакого шума не будет. Это я гарантирую.

— Хорошо.

— И еще вот что. Директор школы номер три должен завтра уволить Соколову.

— С чего бы это? У нас не хватает учителей.

— Это не повод, чтобы держать в школах москалей. Пусть ищет своих. Я хочу попросить тебя позвонить Садовому.

— Что сказать ему?

— Увольнение Соколовой — дело политическое. Это обычная страховка, я уже говорил с ним, но твое слово не помешает.

— Развернулся ты не на шутку, Влас!

— Тебе неплохо сидится в кресле главы администрации?

— Неплохо.

— Будешь делать, что скажу, станешь депутатом. Да не местной рады, а верховной. Сейчас страной правим мы и наведем в ней должный порядок, который хотели установить наши предки. Ведь твой дед тоже у немцев служил?

— Да, в сорок седьмом году его расстреляли энкавэдэшники.

— Вот видишь! Мы продолжим дело дедов, не забывая и о себе.

— Согласен.

— Давай, глава, работай. Нотариус пусть подъедет по-тихому на своей тачке, но встанет в соседнем переулке и до усадьбы Биглайзена пройдется пешком. Понял?

— Так и будет, Влас! Когда встретимся?

— Встретимся. На днях не получится, я послезавтра свалю из поселка, а вот новоселье отметим обязательно.

— На восток поедешь?

— Да. Ведь сейчас в тех местах решается судьба страны. Мы должны быть там, где враг пытается поднять голову. Наша задача — отрубить ее. Давай, Стас!

— Удачи тебе, Влас!

Лютый отключил телефон, бросил его в карман и пошел домой.

Его встретил Дунич и спросил:

— Как сходил, Влас?

— Нормально. Ты позвони Безобразу, пусть подъедет сюда в девять вечера. После смены не уезжай. Дело есть!

— Понял!

— Тарасу быть на «Ниссане».

— За поселок поедем?

— Нет, но машина будет нужна. Кстати, у тебя вроде старая «Ауди» есть?

— Есть «сотка». Вечная тачка, только на ней уже западло как-то ездить.

— Хочешь вместо нее получить мой «Форд»?

— Конечно. А сколько запросишь за него?

— Твою «сотку».

— Это что, вроде как обмен?

— Ага.

— Но тебе-то какой интерес в этом?

— Узнаешь. «Ауди» у тебя где стоит?

— Во дворе, где ж еще?!

— В восемь часов пойдешь домой, пригонишь ее сюда. Не забудь документы.

— Ладно.

— Она хоть на ходу?

— А то! Говорю же, вечная тачка.

— Вот и хорошо. А сейчас ступай в сторожку.

Олесь Дунич, крайне удивленный внезапным предложением сотника, прошел в здание охраны. Лютый отправился в дом.

Жена занималась с дочерью уроками.

— Анютка! Надо себя хорошо вести. Ты пойми, учительница не хотела тебя обидеть. У нее работа такая — воспитывать вас, — приговаривала она.

Лютый кашлянул.

Женщина испуганно обернулась и сказала:

— Влас? Ты уже вернулся? Я стол накрою.

— Погоди, успеешь. Ты это чему дочь учишь?

— Я пытаюсь убедить Анюту, что она не права, обижаясь на учительницу.

Лютый подошел к столу, поцеловал дочь.

— Анютка, поди-ка поиграй в своей комнате. Нам с мамой поговорить надо.

— Да, папа. — Девочка ушла в комнату.

Как только дверь за дочерью закрылась, Лютый схватил жену за волосы и резко рванул к себе.

От внезапной боли у женщины вырвался вскрик, на глазах выступили слезы.

— Ты что, Влас?

— Я?.. Нет, это ты, сука, что?.. Чему Анну учишь? Чтобы дочь сотника Лютого унижалась перед москалями, кланялась этой вот Соколовой?

— Отпусти, прошу, мне больно.

— Запомни, Дарья, никто в этом поселке даже косо посмотреть на мою дочь не вправе. Ни один человек. Шлюхи Соколовой уже завтра здесь не будет. Утром поведешь Анюту в школу. Директор устроит построение, или как там у них это называется?.. Линейку! Так вот, поведешь дочь прямо к директору и будешь стоять рядом, пока Садовый не извинится перед ней. Публично, на глазах у всех. Я посмотрю на это со стороны. Ты же должна надеть на рукава себе и дочери повязки со знаком «Державы», стоять, гордо подняв голову. Ты поняла меня?

— Но, Влас…

Лютый рванул голову жены вверх. Она вскрикнула.

— Ты поняла меня?

— Да, отпусти!

Лютый разжал хватку и заявил:

— Я за свою дочь весь поселок замордую. А ты, женушка, если не перестанешь портить Анюту, пожалеешь об этом. Не зли меня, а то ведь убью. А сейчас прими душ и в постель! Мне баба нужна.

— Я не смогу, Влас.

— Сможешь.

— Мне плохо, прошу, не сейчас.

— Плохо тебе? Тогда пойди к Марийке и приведи ее сюда. Она не откажет.

— В наш дом проститутку?

— Я сказал, мне нужна баба. Если ты не можешь, значит, другая все сделает.

— Тогда иди к другой! Хоть к Марийке, хоть к Надюхе.

— Это мой дом. Здесь командовать буду я. Что стоишь? Ступай! Либо в душ, либо за шлюхой.

— Хорошо. Я пойду в душ.

— То-то! Обедать после будем.

Женщина ушла из комнаты, Лютый прошел на кухню, достал из холодильника бутылку перцовки. Налил стакан, выпил. Прикурил сигарету.

Тут он услышал шум за спиной и спросил, не оборачиваясь:

— Ты уже все?

— Здравствуй, сын! — раздалось в ответ.

Лютый повернулся.

— Батя? Будь здоров. Заходи, выпьем за встречу.

Отец бандита Данила Петрович прошел к столу, присел на стул. Лютый достал второй стакан, тарелку с нарезанным салом и огурцами, хлеб.

Сын хотел налить отцу, но тот закрыл стакан ладонью и сказал:

— Я не пить с тобой пришел, Влас.

— Ну, как хочешь. — Лютый опрокинул второй стакан, закурил и осведомился:

— Зачем пожаловал, батя? Опять нравоучения читать?

В коридор из ванной вышла жена.

— Ой! Папа, извините.

— В спальню ступай! — приказал Лютый.

Женщина скрылась в комнате.

Данила Петрович отставил стакан, посмотрел на сына и спросил:

— Ты что творишь, Влас? Хозяева из твоей башки все мозги вышибли? Ты кем возомнил себя? Хозяином поселка?

— Батя, ты слова-то подбирай.

— А то что?

— А то… провожу восвояси.

— Ты забыл, кто этот дом построил?

— Скоро заберешь его. Мне он будет без надобности.

— Но покуда ты здесь, отвечай за свои дела.

Лютый скривился.

— Ну и чего ты пристал? Что творю? То же, что и дед, отец твой. Навожу новый порядок. Я, как ты, под москалями жить не буду. Хозяев у меня нет, я сам себе голова. Да и всему поселку. Или ты этого до сих пор не понял?

— На тебя народ смотрит как на последнего бандита.

Лютый повысил голос:

— Народ, говоришь? А что такое народ? Вы все говорите о народе, а где он? Что собой представляет? Или ты за народ считаешь то быдло, которое по соседству живет?

— Не смей так говорить о людях!

— Люди, батя, сейчас на передовой, на войне. А тут быдло бессильное и трусливое.

— И с кем у нас война?

— А то ты не знаешь? От телевизора, поди, не отходишь?

— Со своими же братьями война?

— Экстремисты, москали и те, кто пляшет под их дудку, нам не братья.

— Да, промыли тебе мозги основательно.

— Мне промыли, да? Ладно. Но скажи мне, сколько населения в Гольно?

— Тридцать тысяч.

— Вот! Тридцать тысяч. Пусть двадцать из них составляют бабы, дети, старики, старухи, но десять-то тысяч мужиков, так?

— К чему ты клонишь?

— А к тому, что эти десять тысяч мужиков подчиняются мне и моим людям. А сколько нас? Да трех десятков не наберется. Только быдло, стадо позволит понукать собой какой-то мелкой банде. Почему они не поднимаются против нас? Десять тысяч против тридцати человек?

— Отвечу. Потому и не поднимаются, что за тремя десятками таких, как ты, стоит верховная власть. Потому что под вами и милиция, и прокуратура, и суд. Против вас выступи, так вы собственный поселок, как города на востоке, жечь будете и людей убивать почем зря.

— Все правильно, батя! Поэтому мужики наши и есть обычное стадо, тупые бараны. Ради них мы и освобождаем юго-восточные регионы. Удавим москалей — другая жизнь начнется. Правильная, лучшая. Та, за которую воевал дед.

— Это германский порядок — правильная жизнь?

— Свой, батя, порядок. Национальный. Без чужаков.

— Ладно, насчет этого с тобой говорить бесполезно. Скажи, чего ты на Соколову ополчился? Она Анютке двойку поставила, а ты решил ей отомстить?

— Это мое дело! Москалям и жидам в поселке не жить. Это мое последнее слово. Хватит пустословить. Лучше возьми Анютку да погуляй с ней пару часиков на улице. Мне с женой… побыть надо.

— Ты и Дарью замордовал совсем. Эх, сын, плохо ты кончишь, ох и плохо.

Лютый пьяно рассмеялся.

— Нет, батя, слишком долго жену не видел, так что с этим проблем не будет.

— Смеешься? Смейся, пока весело. Хоть и грех так говорить, но скажу. Хорошо, что мать твоя не дожила до этого безумства. Для нее ты так и остался обычным парнишкой. Власиком, а не бандитом Лютым. — Данила Петрович тяжело вздохнул, позвал внучку и вывел ее из дома.

Сотник направился в спальню.