Ледяное взморье

Александр Тамоников, 2021

1942 год. В пригороде Риги фашисты организуют учебный Центр для ликвидации крупных партийных деятелей и высшего офицерского состава РККА. Обучение диверсантов поручено бывшему советскому полковнику Грунову. Узнав об этом, Сталин лично отдает приказ об уничтожении Центра и доставке Грунова в Москву для открытого судебного процесса над предателем. Выполнение задачи поручено группе майора Максима Шелестова. Он отвергает предложение командования открыто прорваться на территорию учебной базы – слишком рискованно. У майора есть свой, дерзкий и необычный план проведения этой опасной операции…

Глава вторая

Самедов доложил о внезапном обстреле, появлении танков на возвышенности метрах в восьмистах от передовой, которая хорошо видна отсюда.

— Они сразу открыли огонь.

— Сколько было танков?

— Взвод, четыре Т-IV. Они как раз разместились на возвышенности. Из глубины били гаубицы, минометы, пришлось укрыться. В это время немцы сняли свои заграждения и в поле, на нейтральную полосу вышли бронетранспортеры, поливая передний край из пулеметов, пехота сначала была в бронетранспортерах, затем спешилась.

— Механизированная рота имела «Ханомаги»? — спросил начальник разведки.

— Так точно, 251-е. Тут уже ударил наш артиллерийский дивизион. Со второго эшелона подошла пулеметная рота, открыла огонь по пехоте, ну и мои бойцы, придя в себя, начали стрелять. Потеряв три «Ханомага», танк и около взвода пехоты, разведывательная группа под прикрытием все той же гаубичной артиллерии отошла назад. Что характерно, тела погибших гитлеровцы забрали.

Спросил Дургин:

— Подойдя вплотную к вам, имея еще два танка и не менее семи бронетранспортеров и два взвода пехоты, немцы отступили?

Лейтенант ответил:

— Так точно, по ним открыли огонь другие роты батальона, минометный взвод. Да и артдивизион продолжал стрелять. К тому же в ротах есть свои пулеметные взводы и противотанковые расчеты.

Грунов неожиданно спросил:

— Это был твой первый бой, лейтенант?

— В качестве командира роты — да, до этого я воевал взводным. Но недолго. Меня в полк прислали из училища в мае месяце. Досрочный выпуск. Прибыл младшим лейтенантом, а как назначили командиром роты вместо погибшего капитана, присвоили лейтенанта.

Начальник штаба корпуса кивнул:

— Понятно. В полку таких много.

— Зато комбат у нас опытный. С финской воюет.

— Терентьев? Этот, да. Его пора уже на полк ставить. Наверное, придется, потери несем большие.

Лейтенант вздохнул:

— К сожалению.

Начальник разведки спросил:

— И после попытки прорыва на линии фронта спокойно?

— Так точно, ну если не считать, что пару раз налетали четыре «юнкерса», одного, кстати, сбили наши пулеметчики. Самолеты особого вреда не нанесли — вспахали поле перед передовой и ушли. Как будто приказ такой имели.

Грунов переглянулся с Хальзером, курившим самокрутку неподалеку.

Лейтенанту и в голову не могло прийти, что он на все сто процентов прав. И «попытка» проведения разведки, и авиационный налет были звеньями одной цепи в общей операции абвера.

По траншее пробежало:

— Рота, обед! Бери, мужики, котелки, повара кашу принесли.

Грунов перевел взгляд на Самедова:

— Вам пищу доставляют качественную?

— Так точно, по питанию вопросов нет.

— Это хорошо. И прямо в траншеи?

— Так точно, но ближе к общему блиндажу. На время завтрака, обеда и ужина на позициях остается только один пулеметный расчет и по два бойца с каждого взвода в качестве наблюдателей.

— А если в это время немцы пойдут в атаку? — спросил Дургин.

Самедов ответил:

— Так чтобы вернуться на исходные, всего пара минут потребуется.

— Понятно, ну идите, лейтенант, пообедайте и проследите, чтобы личный состав был накормлен.

— За этим вообще-то младший политрук смотрит.

— А за роту отвечает кто?

— Ротный, я понял. Вопрос разрешите?

— Давай!

— Вы с нами не пообедаете?

— Нет, лейтенант, спасибо, мы пообедаем в штабе.

— Понял. С вами останется старшина Агарян, мало ли еще возникнут вопросы, или пожелаете осмотреть всю линию обороны, мы же на фланге дивизии, на стыке двух корпусов.

— Хорошо, пусть остается.

Из-за изгиба траншеи вышел бравый старшина, представился:

— Командир третьего взвода второй роты.

— Хорошо, старшина, — усмехнулся Грунов, — как я понимаю, мы на участке твоего взвода?

— Так точно.

— А где пулеметный расчет, который остается на время приема пищи?

— Так рядом, в десяти метрах отсюда, пулеметная точка, ближе к стыку.

— А бойцы-наблюдатели?

Старшина удивленно посмотрел на начальника штаба. Странно, этому полковнику до всего есть дело.

— В пяти метрах от пулемета и в десяти в обратную сторону, на фланге еще один, рядом с расположением второго взвода.

— Ясно. Ты откуда родом, старшина?

— Из Севана, есть такое село на берегу знаменитого озера Севан.

— Слышал. Красиво, наверное, там у вас?

Старшина вздохнул:

— Очень красиво. Увижу ли еще свое родное село?

— Это как карта ляжет.

— Да.

— Доложи о состоянии дисциплины в роте.

Взводный нахмурился. В подразделении бывало всякое, но он не стукач, чтобы докладывать, для этого с лихвой хватало политрука.

Пока полковник вел пустой разговор со старшиной, гауптман Хальзер и обер-лейтенант Вилли Глаузер незаметно отошли от позиции, пошли по траншее в сторону пулеметной точки. Наблюдателя они увидели, как и говорил ротный, сразу же за вторым изгибом траншеи.

Красноармеец встрепенулся, выскочил от ячейки, наставил винтовку на неизвестных:

— Стой! Кто такие?

— Спокойно, солдат, спокойно, — усмехнулся Хальзер, — мы группа охраны начальника штаба корпуса, который беседует с твоим взводным, старшиной Агаряном недалеко отсюда.

— А чего пошли по траншее?

— Понимаешь, отлить бы. А где, черт его знает.

Красноармеец рассмеялся:

— Да отлейте вон хоть на стену траншеи. Земля сухая, высохнет быстро. Место для справления нужды, конечно, есть, но у блиндажа и возле позиции пулеметчиков. Но коли невтерпеж, то можете и на стену.

— Ты-то, наверное, так и поступаешь?

— Ну не терпеть же!

Пока они говорили, Хальзер и Глаузер вплотную подошли к солдату, который уже взял винтовку на плечо — чего наставлять ее на своих?

— Нет, пожалуй, мы дойдем до позиции пулеметчиков, взводный твой говорил, они метрах в пяти отсюда?

— Как хотите, а до пулеметной ячейки действительно пять метров, два изгиба и увидите. Только заранее обозначьте себя, а то там заряжающий Колька Батон — мужик резкий, может и пальнуть.

— Разберемся.

Хальзер кивнул Глаузеру.

Тот, улыбнувшись, ловко извлек из-за пояса нож и резанул по шее красноармейца. У бойца раскрылись от удивления глаза, он еще смог опустить голову, посмотреть, как гимнастерку заливает кровь, и рухнул на землю, забившись в судорогах. Диверсанты умеют бесшумно убивать.

Хальзер сказал Глаузеру:

— С пулеметчиком так не получится. Тем более там на позиции какой-то слишком резвый солдат. Придется метать ножи.

Глаузер пожал плечами:

— Метать так метать, мне все равно.

— Выходим.

— Не забудь обозначить себя, а то этот, как его… Батон откроет сдуру огонь.

— Само собой.

Гитлеровцы дошли до второго изгиба траншеи.

Хальзер крикнул:

— Эй, мужики, спокойно, мы охрана начальника штаба корпуса. Пришли проверить, как вы несете службу.

— Ну раз пришли, выходите.

Диверсанты вышли на площадку. Пулеметное гнездо имело большие размеры по сравнению с обычной стрелковой ячейкой. Пулеметчик и заряжающий сидели на патронном ящике, слюнявили самокрутки и с интересом смотрели на пришедших.

Диверсанты одновременно метнули ножи. Младшему сержанту клинок вонзился в сердце, красноармейцу в горло. Оба ранения смертельные.

Оттащив трупы ближе к пулемету, немцы осмотрелись и не спеша двинулись обратно. Вернувшись, встали как ни в чем не бывало на прежнем месте.

Хальзер едва заметно кивнул Грунову — пулеметчики и наблюдатель уничтожены. Тут же подошли с другой стороны лейтенант Ройле и фельдфебель Денберг. Показали — порядок.

Моппер с радиостанцией оставался вместе с офицерами.

— Ну что ж, посмотрели мы тут все, ступай, старшина, обедай, — сказал начальник штаба корпуса.

— Мне приказано находиться с вами.

— Да, допустил твой ротный роковую для тебя ошибку.

— Что? — не понял старшина.

— Зря, говорю, он приказал тебе остаться. Глядишь, и вернулся бы ты в свою Армению, а теперь — не судьба.

Старшина потянулся к кобуре, но в спину ему всадил нож Сазонов:

— Тихо, старшина, тихо, уже все.

Грунов взглянул на Хальзера:

— Теперь твоя работа, Альрих.

— Да, господин полковник.

Он скомандовал:

— Ройле, Денберг, прикрывать подход от блиндажа. Валить всех, кто попытается прорваться.

— Да, господин гауптман, — ответил старший по званию Ройле.

Хальзер извлек из сумок масхалаты:

— Будем надевать?

— Время только потеряем, — сморщился Грунов, — так проскочим.

— Ну, ваше дело. И зачем только тащили?

Он отбросил сумку с маскировочными халатами к стенке траншеи, достал ракетницу. Над позицией стрелковой роты взмыла белая ракета.

Ее засекли, послышался отдаленный крик:

— Кто пустил? По чьему приказу? Что за шутки?

Но крики оборвались неожиданной канонадой и фонтами разрывов гаубичных снарядов за передней линией обороны первого стрелкового батальона. Были слышны обрывки команд, крики людей, тонущие в общем грохоте. Ударила и минометная батарея. Она накрыла полосу перед траншеей, сбивая проволочные заграждения.

Хальзер внимательно смотрел на нейтральную полосу.

Артиллеристы перевели огонь ближе к линии обороны, минометы стали бить по двум площадям от позиции роты почти до возвышенности, своих позиций, оставляя при этом свободное узкое пространство, так называемый коридор.

Хальзер повернулся к начальнику штаба корпуса:

— Пора. Идем так: впереди я, со мной обер-лейтенант Глаузер, следом господин Грунов, с ним подчиненные, замыкают Ройле, Денберг и Моппер.

От позиции прикрытия дали несколько очередей Ройле и Денберг, видимо, ротный послал бойцов вывести начальника штаба корпуса из-под огня в безопасное место. Метнув в траншею гранаты, лейтенант Ройле и фельдфебель Денберг отошли к основной группе.

Хальзер отдал команду:

— Вперед! — и первым выскочил из траншеи.

За ним рванул Глаузер и далее по расчету. Их увидели с возвышенности — артиллерия перевела огонь на второй эшелон батальона.

Предатели и диверсанты бежали что есть силы. Их в любую минуту могли зацепить снайперы батальона, выведенные под обстрелом к передовой линии. Тем более что и советский дивизион открыл ответный огонь.

Отменной физподготовкой Грунов не отличался — начал отставать, его подхватил Сазонов. Это заметил Хальзер. Выстрелил в небо вторую ракету. Тут же из-за возвышенности к бегущим на всей скорости выскочил бронетранспортер «Ханомаг.251». Пулеметчик на ходу начал стрелять по всей ширине участка третьего взвода.

Подскочил. Развернулся. Перебежчики запрыгнули в десантное отделение. Пулеметчик снял с турели пулемет, пристроил его на корме. С возвышенности выстрелил гранатометчик. За бронетранспортером поднялось облако дымовой завесы. «Ханомаг» благополучно скрылся за возвышенностью, и тут же гитлеровцы прекратили огонь. В ответ замолчала и советская полевая артиллерия. Наступила оглушающая тишина.

«Ханомаг» встал у «Кюбельвагена», германского автомобиля повышенной проходимости, возле которого находились офицеры в форме СС.

Они не тронулись с места, хотя видели прибытие предателей.

Хальзер сказал:

— Вас, господин полковник, встречают офицеры СС из Риги.

— Они не спешат познакомиться.

— Да, эти ребята высокомерны. Но ничего, вы не в том положении, чтобы артачиться.

— Это так.

— Пойдемте, я вас представлю.

Хальзер подвел бывших советских офицеров к эсэсовцам. Только тогда те заметно оживились:

— Господин Грунов? — спросил офицер с петлицами штурмбаннфюрера СС.

— Так точно, господин офицер.

— Приветствую вас в новой, счастливой жизнь. Наконец-то вы освободились от советского ярма.

— Спасибо, господин штурмбаннфюрер.

— Извините, я Конрад Вендель. А это, — он указал на второго офицера, — мой помощник оберштурмфюрер Отто Ленц.

— Очень приятно.

Полковник не решился подать руку — а если эсэсовцы проигнорируют? Некрасиво будет и… стыдно.

Вместо этого Грунов представил своих подчиненных:

— Мой заместитель подполковник Дургин Федор Архипович и начальник разведки корпуса майор Сазонов.

Вендель кивнул.

— Вы обедали в своей, простите, советской части?

— Никак нет, господин штурмбаннфюрер.

— Напрасно. Здесь тоже не получится, нас ждет самолет на ближнем аэродроме Лежино. Мы должны ехать, это примерно тридцать километров на запад.

— Мне известно, где военный аэродром.

Эсэсовцы рассмеялись.

— Ну, конечно, вы же были начальником штаба целого корпуса, это генеральская должность, к вам стекалась вся оперативная информация. — Он указал на «Кюбельваген». — Это машина для вас, водитель шарфюрер Ральф Кольб, сразу предупреждаю, по-русски он не говорит.

— Ничего, — сказал Грунов, — я владею немецким.

— Хорошо! Мы с оберштурмфюрером поедем на «Опеле».

— Я понял, — кивнул бывший начальник штаба корпуса.

Штурмбаннфюрер повернулся к Хальзеру:

— Глаузер с нами, остальным отдыхать. Всей группе от имени рейхсфюрера Гиммлера объявляю благодарность. Дальнейшее ваше использование будет определяться в управлении абвера.

— Да, господин штурмбаннфюрер.

Обер-лейтенант Глаузер отошел к эсэсовцам. И это было непонятно, диверсант, по сути, второй человек в группе, по крайней мере, по званию и должен быть с майором СС, когда остальным приказано оставаться до получения приказа.

Штурмбаннфюрер заметил замешательство Грунова, снизошел до объяснения:

— Вы удивлены, господин полковник, хотя ничего удивительного в моем распоряжении нет. Обер-лейтенант Глаузер будет работать с вами и дальше. А вот где и по какому направлению, извините, сказать не могу.

— Понятно, господин штурмбаннфюрер.

— Ну, тогда по местам, господа.

Все сели в автомобиль. Водитель «Кюбельвагена» с интересом посмотрел на офицеров, которые собрались у машины и командовали дальше, оставаясь в форме старшего офицерского состава РККА.

— Вы говорите по-немецки? — обратился он к Грунову.

— Да, шарфюрер.

Немец оказался общительным:

— Хорошо. А это правда, что вы служили начальником штаба целого стрелкового корпуса?

— Да, Ральф.

— О, вам известно мое имя!

— Назвал штурмбаннфюрер.

— Как мне обращаться к вам?

— Полковник. Думаю, это будет правильно.

— Начальник штаба корпуса — это высокая должность. А почему вы не генерал? У нас в корпусе, где мне раньше приходилось возить представителя службы безопасности, начальником штаба был «генерал-майор».

— Должен был получить. В октябре. Теперь… но это ладно.

Шарфюрер, ловко управляя армейской машиной, уверенно сказал:

— Будете генералом в Риге.

Грунов рассмеялся:

— Это вряд ли. А скажи мне, Ральф, партизаны в вашем тылу есть?

— В этом районе были небольшие диверсионные группы, партизан нет. Соседей вроде беспокоят. Но с ними эффективно борются.

— Значит, дорога безопасная?

— Абсолютно, герр полковник.

«Кюбельваген» сильно тряхнуло. Переднее левое колесо попало в колдобину.

— Черт побери эти дороги, извините, герр полковник.

— Ничего.

Дорога заметно ухудшилась, потянулась в лес. Водитель умолк.

Грунов повернулся, позади на удалении в пятнадцать-двадцать метров следовал «Опель». И никакой охраны. Значит, немцы чувствуют себя здесь в безопасности.

Он проговорил на русском:

— Быстрее бы уйти от линии фронта.

Водитель не понял:

— Что, господин полковник?

— Да нет, это я про себя.

Дургин ответил:

— Уйдем, Дмитрий Алексеевич, самое сложное позади.

В разговор вступил начальник разведки:

— Представляю, что сейчас творится в полку. Комбата наверняка расстреляют. И ротного, если выжил.

— Плевать на них, — скривился Дургин, — и вообще следует забыть о нашей прежней жизни, впереди ждет новая.

— Знать бы какая.

— Уж точно не хуже, чем в Союзе. По крайней мере, за малейшую неудачу на фронте не придется ожидать прихода особистов.

— Посмотрим.

Грунов повысил голос:

— Отставить разговоры, господа офицеры.

Сазонов усмехнулся:

— А мне нравится — «господин». Не то что у нас «товарищ». Ну каким может быть товарищем, скажем, секретарь обкома рядовому рабочему?

— Я сказал: отставить разговоры!

Беглецы замолчали.

Тридцать километров колонна прошла за сорок минут в основном из-за извилистой и разбитой лесной грунтовки. Впереди показался мостик, рядом с ним аэродром, на котором у искусственного вала стояли «юнкерсы», «мессершмитты», и «фокке-вульфы».

— Вот это я понимаю, авиационная часть! Не то, что у нас, — проговорил Сазонов.

— Забудь это слово — «наши», наши остались в прошлом, теперь наши — это немцы.

— И я, Дмитрий Алексеевич, этому рад. Интересно, нам присвоят немецкие звания или придумают что-то иное?

Дургин воскликнул:

— Да какая тебе разница! Отличимся — получим возможность жить безбедно. Вот что главное. А звания? Да к черту их!

И вновь полковнику пришлось успокаивать слишком возбудившихся подчиненных.

Колонна подошла к контрольно-пропускному пункту.

Вышедший навстречу унтер увидел штурмбаннфюрера, дал отмашку солдатам, те подняли шлагбаум. Автомобили проехали к штабу авиационного полка, но не остановились, а ушли за ангары. Там стоял транспортный самолет «Хенкель-111», вернее, транспортная модификация одноименного бомбардировщика.

Машины остановились на площадке.

У трапа топтался летчик.

Штурмбаннфюрер скомандовал:

— Все к машинам!

Офицеры вышли.

Вендель подошел к Грунову:

— Это самолет прилетел специально для вас.

— Высокая честь.

— Дорожите ей, полковник.

К ним подошел пилот, представился:

— Командир экипажа обер-лейтенант Шехтель.

— Вам известно, кого вы должны доставить в Ригу?

— Нет, господин штурмбаннфюрер, и это мне неинтересно. Командование поставило задачу прибыть сюда, забрать группу офицеров во главе с вами, вашу фотографию мне показали, и доставить на военный аэродром близ Риги. Это все, что я должен знать и что обязан сделать.

— Хорошо. Мы можем садиться?

— Конечно.

— Сколько мы будем в полете?

— По графику два часа тридцать минут, если ничего не случится.

Вендель быстро взглянул на пилота:

— А что может случиться?

Тот улыбнулся:

— Да все, что угодно: попадем в грозовое облако, откажет двигатель…

— Довольно! Парашюты для нас приготовлены?

— Так точно. Они в десантном отсеке. Скажу сразу: самолет надежный, но удобств никаких. Сидеть придется на лавках. Да и с акустикой неважно, советую заткнуть уши, иначе после полета долго в голове шуметь будет.

— И чем их заткнуть?

— Штурман даст вам вату.

— Хорошо. Все на борт.

Командир экипажа пропустил вперед эсэсовцев, обер-лейтенанта Глаузера и русских. Сам поднялся на борт последним.

В отсеке ожидал бортовой стрелок. Он поднял трап, закрыл дверь. Члены экипажа скрылись в пилотской кабине. Остальные расселись на двух лавках. Немцы на одной, предатели напротив. Включились двигатели, самолет тронулся с места, начал рулежку, экипаж проверил тормоза, после нескольких поворотов остановился.

Взревели двигатели, «Хенкель» побежал по взлетно-посадочной полосе. Оторвался от земли, начал набирать высоту. Фюзеляж трясло от вибрации двигателей. Шум в десантном отсеке стоял оглушительный. Пассажиры заткнули уши ватой, но и через тампоны этот шум бил по мозгам. А лететь еще два с половиной часа. Впрочем, к шуму постепенно стали привыкать.

Самолет летел на небольшой высоте, из иллюминаторов была хорошо видна земля. Чем дальше «Хенкель» уходил от линии фронта, тем больше становилось на железнодорожных путях, автомобильных дорогах и в полевых парках техники: танков, САУ, бронетранспортеров, автомобилей.

— Да, с такой армадой немцы раздавят Красную армию, — проговорил Дургин.

Его никто не услышал. Неожиданно за бортом потемнело, и самолет затрясло, как в лихорадке, сбоку ударила молния. Попал-таки «Хенкель» в грозовое облако. Но тряска прекратилась так же быстро, как и началась.

Из кабины вышел пилот с парашютом, прошел в конец отсека, открыл какую-то крышку, что-то повернул, пошел назад.

Штурмбаннфюрер остановил его:

— Где наши парашюты?

Пилот указал на ящик в торце скамейки и ушел обратно в кабину пилотов.

Штурмбаннфюрер, не глядя ни на кого, открыл ящик, достал парашют, позвал Ленца, тот помог ему надеть два ранца с лямками.

Вендель взглянул на Грунова, указал на ящик. Полковник отрицательно покачал головой. Он хорошо знал, если самолет подобьют или откажет двигатель, эти парашюты уже не помогут. Не успеешь выпрыгнуть, до двери не доберешься. Пилоты прыгнут через специальный люк, пассажирскую дверь не откроют. А падать всего какие-то секунды. Поэтому он и отказался от парашюта.

Штурмбаннфюрер по-своему воспринял отказ бывшего начальника штаба — этим русским на все наплевать, даже на собственную жизнь, что уж говорить о безопасности.

Они с Ленцем, надев парашюты, сели на место.

Интересно, но и Глаузер отказался от парашюта.

В отсеке было запрещено курить, и, как обычно, когда запрещено, тогда больше всего тянет. В конце концов Дургин достал пачку папирос. Вендель крикнул так, что перекрыл все шумы:

— Ты с ума сошел, подполковник? А ну прекратить!

— Да я и не начинал, — нахмурился Дургин, пряча папиросы обратно в карман.

Наконец самолет начал снижение, постепенно сбрасывая скорость. Не прошло и пяти минут, как шасси, ударившись о бетон, покатило «хенкель» по взлетной полосе.

Штурмбаннфюрер облегченно вдохнул и начал снимать парашют. Его примеру последовал Ленц.

Самолет остановился, двигатели затихли, но шум в голове еще стоял. Грунов встал и едва не упал — суматошный полет давал о себе знать. Поддержал его Сазонов.

Командир экипажа вместе со стрелком вышли из пилотской кабины:

— Вот и все, господа, мы на аэродроме Лежино.

— И как, обер-лейтенант, вы летаете на этих консервных банках?

Пилот улыбнулся:

— В кабине гораздо удобнее. В отсеке было плохо, потому что борт не до конца переоборудован из бомбардировщика в транспортный самолет, как только технари закончат работы, это будет хороший лайнер.

— Нашел тоже лайнер.

Бортстрелок открыл дверь, выставил трап.

Командир экипажа указал на выход:

— Прошу, господа!

Качаясь, из самолета на землю спустились эсэсовцы, Глаузер, перебежчики.

У «Опеля» их ждал офицер в звании оберштурмбаннфюрера СС — Грунов определил это по петлицам.

К эсесовцу подошел штурмбаннфюрер:

— Господин оберштурмбаннфюрер, задание спецотдела VI Управления РСХА выполнено. Полковник Грунов с заместителем и начальником разведки вывезены на занятую нашими войсками территорию и доставлены в Ригу. Руководитель операции штурмбаннфюрер Вендель.

Оберштурмбаннфюрер пожал Венделю руку:

— Хорошо, Конрад, твоя машина у штаба, можешь отдыхать. Глаузера оставь здесь.

— Яволь, герр оберштурмбаннфюрер. Мне перед отъездом представить вам русских?

— Не надо, сам разберусь.

— Хорошо.

Штурмбаннфюрер и оберштурмфюрер пошли к стоявшей в стороне машине.

Оберштурмбаннфюрер подошел к русским и обер-лейтенанту.

Последний вскинул руку:

— Хайль Гитлер!

— Хайль, Вилли. Как прошла операция? Сложно было?

— А разве, герр Рейтель, штурмбаннфюрер Вендель вам не доложил?

— Я у тебя спрашиваю. Ведь именно ты должен был исправить ошибку, если бы ее допустил Вендель.

— Все прошло в штатном режиме, по плану, герр оберштурмбаннфюрер.

— Хорошо.

Подполковник СС подошел к бывшим советским офицерам.

Грунов представился:

— Начальник штаба стрелкового корпуса, полковник Грунов. Естественно, уже бывший.

Рейтель кивнул, посмотрел на ЗНШ:

— Заместитель начальника штаба полка по строевой, подполковник Дургин.

— Начальник разведки корпуса, майор Сазонов.

Грунов выступил вперед:

— У меня в портфеле секретная документация и карты.

— Это хорошо, но пока вы добирались сюда, наверняка ваше командование уже приняло меры, чтобы данные в документах потеряли свою ценность.

— В каких-то да, в каких-то этого не сделать за день, даже за несколько дней.

— Ганс! — крикнул через плечо оберштурмбаннфюрер.

— Я! — Шарфюрер подбежал очень быстро.

— Забери портфель у этого господина.

— Слушаюсь.

Грунов передал портфель шарфюреру. Тот ушел с ним в «Опель».

— Теперь, господа, позвольте представиться: заместитель начальника специального отдела VI управления Главного управления имперской безопасности, оберштурмбаннфюрер Рейтель. Прикомандирован в Рейхскомиссариат «Остланд» исключительно для организации работы объекта, которым будете руководить вы.

Офицеры переглянулись.

Грунов спросил:

— Что за объект, герр Рейтель?

— Всему свое время. Узнаете. Сейчас мы пообедаем, хотя время уже приближается к ужину, после чего поедем в Ригу, где вы встретитесь с начальником спецотдела штандартенфюрером СС Герхардом Тимме. Он вам все объяснит. Понимаю, у вас много вопросов, зададите их позже, сейчас прошу в автомобиль!

«Опель» подвез офицеров к столовой летного состава, где в отдельном зале был накрыт стол на четыре персоны. Оберштурмбаннфюрер от обеда отказался, но остался присутствовать. После чего предатели и Глаузер с подполковником СС выехали в Ригу, до которой было около двенадцати километров.

Спустя десять минут «Опель» прибыл в столицу Латвии, но не поехал к центру города, где размещалось управление рейхскомиссариата войск СС, службы СД и полиции, гестапо, а свернули на небольшую и малозаметную улочку. Пройдя несколько сот метров автомобиль остановился у зеленых ворот. Водитель посигналил.

Из калитки появилась физиономия солдата в форме СС, затем заскрипели засовы, ворота открылись. Машина въехала в небольшой дворик, остановилась у входа в довольно красивый, одноэтажный дом.

На крыльце появился обершарфюрер.

Рейтель бросил назад:

— Ожидать! — и покинул автомобиль.

Дургин поговорил:

— А немцы-то не особо приветливые к нам.

Сазонов вздохнул:

— Что вы хотели, подполковник, они же не знают, оправдаем мы их доверие или нет. Уверен, совсем скоро их отношение к нам кардинально изменится.

— Вы, майор, предполагаете, нас планируют привлечь к операции, которая приблизит победу рейха? А по-моему, заставят собирать по концлагерям пленных, готовых воевать против Советов и создавать из них боеспособное соединение. Показывать тем самым, что много русских не просто ненавидят режим Сталина, но и готовы воевать против него.

Грунов раздраженного процедил:

— Молчите!

Ему самому не нравилась такая ситуация. Столько было приложено усилий для перехода за линию фронта, переброску в Ригу, а в итоге — какой-то дом на окраине…

Рейтель поднялся на крыльцо. Обершарфюрер выбросил вперед руку:

— Хайль Гитлер!

— Хайль! Штандартенфюрер Герхард Тимме на месте?

— Так точно. Но ожидается приезд бригаденфюрера Айкеля.

Рейтель удивленно переспросил:

— Айкеля? Он что, ради бежавших русских прилетел из Берлина?

— Не могу знать, герр оберштурмбаннфюрер. Узнаете у герра Тимме. Он в гостиной комнате, приказал сначала пропустить вас, а затем уже русских.

— Хорошо.

Рейтель прошел в холл, зашел в просторную гостиную, меблированную в строгом германском стиле.

В кресле у камина сидел штандартенфюрер Герхард Тимме, начальник спецотдела VI Управления РСХА.

— Разрешите, герр штандартенфюрер?

Тимме повесил на держак кочергу, которой ворочал дрова в камине:

— Подъехали?

— Так точно, герр штандартенфюрер.

Тимме повернулся, с недоумением посмотрел на заместителя:

— Что случилось, Марк? Ты чем-то раздражен?

— А вы, герр Тимме, на моем месте не разозлились бы?

— Не понимаю.

— Почему в операции по переброске высоких офицеров РККА вы использовали меня втемную? Я знал только, что предстоит встретить трех русских офицеров, но кто они, откуда и что собой представляют, до меня не довели. И только в последнюю очередь, вернее, перед самой поездкой на аэродром, я узнаю, кого мне предстоит встречать. Это что, недоверие ко мне? Я, ваш заместитель, полагаю, не заслужил подобного отношения к себе.

Тимме покачал головой:

— Марк, присядь в кресло, выпить не предлагаю, так как через десять минут должен подъехать бригаденфюрер Айкель, можешь приказать денщику сварить кофе. Чашку выпить успеешь. Заодно и успокоиться.

— Успокоиться? После того, как вы поступили со мной?

Штандартенфюрер поморщился:

— Марк, ну не возводи в степень. На эту операцию был наложен гриф «совершенно секретно». Я был оповещен о разработанной операции в Берлине только перед ее реализацией, а точнее, перед заброской в тыл русских группы гауптмана Хальзера.

— Мне совершенно ни о чем не говорит эта фамилия.

— Один из особых диверсантов абвера.

— Я счастлив.

— Слушай, Марк, — повысил голос полковник СС, — прекрати, в конце концов, строить из себя обиженную ревнивую даму. Ты прекрасно знаешь, что иногда нас всех используют втемную. При всем своем желании я не мог поделиться с тобой той информацией, которую получил перед операцией. Не имел права. Но теперь ты узнаешь все! Вернее, после визита бригаденфюрера. Уверен, он откроет нам все карты.

Рейтель немного успокоился или показал, что успокоился, достал пачку сигарет:

— Разрешите, герр Тимме?

— Кури.

Оберштурмбаннфюрер только прикурил сигарету, когда раздался звонок городского телефона.

— Это кто еще такой? — проговорил Тимме, снял трубку. — Слушаю.

Услышав голос, он подобрался:

— Да, герр бригаденфюрер… очень внимательно… так… понятно… конечно… завтра в 10.00. Да, оберштурмбаннфюрер Рейтель… обер-лейтенант Глаузер, русские… да, герр бригаденфюрер, обеспечим. Понял, до встречи.

Штандартенфюрер положил трубку на рычаги.

Рейтель спросил:

— Насколько я понял, сегодня герр Айкель не приедет.

— Ты правильно понял. Группенфюрер Крюгер устраивает прием в честь дня своего рождения, ему сегодня пятьдесят. Собирает высших чинов, как военной, так и гражданской администрации. В том числе и бригаденфюрера Айкеля. Мы, Марк, в эту кагорту не входим.

— И это хорошо. Терпеть не могу эти приемы, рауты и сборища.

— Признаться, я тоже. Ну что ж, комнаты для гостей готовы, ужином, надеюсь, ты их накормил?

— Накормил еще на аэродроме.

— Давай размещай. Предупреди Грунова о завтрашней встрече, чтобы и сам, и его подчиненные были готовы. Новая форма для них готова. Насчет завтрака предупрежден обершарфюрер Стубер. Я поехал к себе.

Рейтель взглянул на начальника:

— А мне остаться с русскими?

— Зачем, Марк? Ты организуй все, а останутся на объекте обер-лейтенант Глаузер и обершарфюрер с охраной.

— Обидятся русские. Все же старший их не кто-нибудь, а начальник штаба стрелкового корпуса, по штату — генерал-майор.

— А мы что, должны стелиться перед ним? Если бы не мы, то через неделю-две его арестовали бы и как врага народа поставили к стенке.

— Он в чем-то сильно провинился?

— Нет, это абвер подготовил на него компромат. А особист отдела армии нашел бы документы и один из тайников, что доказало бы сотрудничество полковника Грунова с врагом.

Рейтель проговорил:

— Допустим, начальника штаба можно было скомпрометировать и заставить работать на нас, но как удалось привлечь к работе заместителя начальника штаба и начальника разведки?

Штандартенфюрер улыбнулся:

— Пока абвер готовил целую операцию, оказалось, что полковник Грунов, а с ним и его ближайшие помощники не прочь перейти на нашу сторону. Он очень честолюбив, считал, что его притесняют, долго держат в полковниках, когда он заслуживает генеральское звание и как минимум должность командующего армией. Впрочем, организаторскими способностями Грунов не обделен.

Рейтель кивнул:

— Понятно, банальный карьерист, обиженный на власть, которая не ценит его качеств.

— Ну, примерно так. Есть у полковника и собственные счеты к власти. В прошлом году за хищение была арестована и осуждена на пятнадцать лет его жена, которая работала в службе тыла. Над Груновым нависла угроза лишиться по меньшей мере должности и звания, а возможно, и свободы. Но он быстро отреагировал и отрекся от семьи. Более того, активно помогал следствию вывести на чистую воду супругу и дочь. В общем, сдал их. Это учли.

— Полковник — ладно, он стоит того, чтобы его загнали в ловушку, но его помощники? Как Грунову удалось сделать их соучастниками собственного предательства?

— И с Груновым, и с его заместителями поработали специальные агенты из женского отряда «Марта», внедренного в СССР еще в 1938 году. Но это долгая история. Главное, Грунов, Дургин и Сазонов приняли добровольное решение перейти на нашу сторону. Но если тебе нужны подробности, обратись за ними к бригаденфюреру Айкелю.

— Я не самоубийца, и мне плевать на эти подробности. Не понимаю, что хочет получить от предателей наше руководство.

— Узнаешь, Марк, узнаешь. Завтра же. А сегодня можешь провести вечер со своей очаровательной латышкой Ингой. Тебе повезло, что у нее немецкие корни по отцовской линии, иначе не видать бы тебе ее ласк.

— Я знаю, с кем связываться.

— Согласен. В практичности тебе не откажешь. Ты организуй тут работу, проинструктируй Глаузера и Стубера и отдыхай. Твой «Фольксваген» за КПП.

— Благодарю.

— Но завтра, Марк, в 8.00 быть здесь.

— Яволь, герр штандартенфюрер.

Наконец в дом заявились Грунов, Дургин и Сазонов.

Полковник начал было выражать недовольно, но Рейтель поставил его на место:

— Не забывайте, господин Грунов, кто спас вас от смерти. И ведите себя подобающим образом. Сегодня вам назначен отдых. Работать начнем завтра. Комендант дома, обершарфюрер покажет вам комнаты, душ, туалет, завтра подъем в 7.00. И не следует пытать вопросами обер-лейтенанта Глаузера, который останется с вами, он ничего не сможет вам объяснить.

Проинструктировав Стубера и Глаузера, оберштурмбаннфюрер СС Рейтель прошел в кабинет, где стоял второй телефон городской линии связи, запараллеленный с телефоном в гостиной. Снял трубку, набрал номер:

— Добрый вечер, Инга!

— Добрый, Марк.

— Как насчет того, чтобы посидеть в ресторане?

— У меня другое предложение, Марк: погулять по парку перед тем, как поехать к тебе. А если ты голоден, то в парке работает довольно приличное кафе.

— Принимается. Как брат?

— Намного лучше, он уже в состоянии быть дома один, сам себя обслуживает.

— Я рад за него. Мне заехать за тобой?

— Зачем, парк же рядом с нашим домом.

— Хорошо, тогда до встречи у входа.

— Да, я буду, Марк.

Брат Инги, Макс Янтуш, с приходом немцев был призван во вспомогательную полицию, но получил серьезное ранение в позвоночник во время учебных стрельб. Ставил мишени, когда неожиданно выстрелил из винтовки его сослуживец. Выстрелил в сторону от Янтуша, но случился рикошет, и пуля попала в позвоночник. С того времени Макс стал инвалидом: перемещался только на коляске и требовал постоянного присмотра. Хорошо, что с ним в одной квартире жила его родная сестра.

Рейтель вывел «Фольксваген» за территорию объекта — дома, который использовался как конспиративный. Даже в собственном тылу, в городе, занятом своими же войсками, немцы не теряли бдительности.

Остановился он рядом с кинотеатром, у цветочной лавки. Купил букет цветов. Прошел ко входу в парк, который сейчас светился множеством огней и был заполнен гуляющими парами. В уютном сквере играл духовой оркестр.

Инга подошла, как и следует даме, задержавшись на несколько минут.

— Еще раз добрый вечер, Марк.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

Оберштурмбаннфюрер, державший до этого букет за спиной, выставил его вперед.

— Ой, розы! Спасибо, милый, я обожаю розы.

— Поэтому я и купил их. Пойдем к фонтану.

— Но это самая темная аллея.

— Нам надо поговорить.

— Понятно.

Она взяла офицера под руку, и они пошли по аллее. Со стороны Марк и Инга смотрелись как влюбленная пара.

— Что случилось, Марк? — уставшим голосом спросила Инга.

— В Ригу доставили бежавших через линию фронта старших офицеров Красной армии.

— И ты не знал, что это должно произойти?

— Нет. Тимме держал меня в неведении.

— Это что, он тебя в чем-то подозревает?

— Говорит, запрещено было делиться сведениями даже со своим заместителем. И это похоже на правду.

— А что это за старшие офицеры?

— Запоминай: бывший начальник штаба стрелкового корпуса полковник Грунов, его заместитель подполковник Дургин и начальник разведки корпуса майор Сазонов. Переход через линию фронта спланировали в VI Управлении РСХА под руководством бригаденфюрера Фридриха Айкеля. Завербованы предатели агентами женского специального отряда «Марта». Судя по той операции, которая была реализована, в Берлине на этого начальника штаба корпуса возлагают большие надежды. Но какие, как его собираются использовать вместе с подчиненными, пока неизвестно. Их доставили сегодня, я встречал их, они находятся на конспиративной квартире, в доме № 12 по улице Галдари. Сегодня вечером с перебежчиками должны были встретиться бригаденфюрер СС Айкель и штандартенфюрер Тимме.

— А ты?

— И я.

— Встреча сорвалась?

— Судя по тому, что мы гуляем в парке, да.

— Что-то произошло?

— Ничего особенного. Сегодня у группенфюрера Крюгера, командующего войсками СС в Прибалтике, юбилей, пятьдесят лет. Бригаденфюрер приглашен на торжество. Отказаться он не мог, поэтому встречу перенесли на завтра.

Впереди показался патруль. Он иногда обходил парк. Поравнявшись, лейтенант, начальник патруля, отдал честь оберштурмбаннфюреру, не рискнув остановить его и потребовать документы. Это могло плохо кончиться.

Как только патруль удалился, Инга спросила:

— Что должна сделать я?

— Представляешь, что сейчас происходит в корпусе, в штабах, армии, фронта, в Москве? Сбежал к немцам начальник штаба соединения. И никаких известий о беженцах. Наверняка боевая диверсионная группа проводила прорыв через линию фронта под прикрытием, но о Грунове и его подчиненных ни в армейской разведке, ни в НКВД ничего неизвестно.

Молодая женщина прижалась к офицеру:

— Но и у нас нет никакой информации о намерениях гитлеровцев использовать предателей. Ты же не знаешь, зачем их доставили в Ригу и почему с ними желает встретиться бригаденфюрер Айкель, специально прибывший из Берлина?

— Это все верно, но надо хотя бы сообщить в Москву, что перебежчики в Риге и рядом с ними я.

— Только это?

— Хотя бы это. Пока. Как только у меня будут результаты разговора бригаденфюрера с Груновым, я передам их. Платов должен успокоить Берию, хотя генеральный комиссар если разойдется, то успокоить его сложно. Тем более о бегстве такого чина обязательно будет доложено товарищу Сталину. Но предупредить надо. Ты сможешь сегодня ночью провести сеанс?

— С выходом в обычное место?

— Нет, из квартиры. Я буду этой ночью с тобой.

— Вот чего мне хотелось бы меньше всего.

Марк Рейтель, он же капитан госбезопасности СССР Андрей Сергеевич Ремезов, сотрудник IV Управления НКВД под началом старшего майора ГБ Петра Антоновича Платова, искренне удивился:

— Почему?

— Сам не догадываешься?

— Нет!

— А еще цветы даришь. Сухарь ты, Андрей!

— Ты хочешь сказать…

Женщина прервала его:

— Ничего я не хочу сказать. Идем домой. Надоел этот парк.

— А посидеть в кафе?

— Я тебе дома кофе сварю. Этого хватит.

— Послушай, Инга, я…

— Не говори ничего. Мы только — начальник и подчиненная, и все!

— Нет не все!

— Тогда какого черта ты душу мне рвешь?

Инга, развернувшись, пошла вперед.

— Погоди, у меня машина.

Она не обернулась. Капитан госбезопасности вздохнул:

— Вот придурок, сам же хочешь ее. Надо исправлять ситуацию.

Решив оставить «Фольксваген» у ларька, Ремезов поспешил за женщиной.

В ту ночь в Москву ушла шифрограмма:

«Грунов с Д и С в Риге. Подробности позже. Гудвин».