Кенгуру на фресках

Александр Павлович Никишин, 2019

Сборник научно-фантастических рассказов, в которых описываются приключения в космосе, на других планетах, а также фантастические приключения на Земле в различные исторические эпохи. Несколько рассказов содержат элементы фэнтези. Юмор, лирика, детектив, ирония и философские размышления присутствуют в приемлемых и достаточных количествах. Как фантастично, так и правдоподобно.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Кенгуру на фресках предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Над Солнцем

Совещание проходило бурно, но впустую. На конкретные вопросы капитан получал более чем расплывчатые ответы, смысл которых сводился к тому, что все фифти-фифти или, другими словами, «всё в руце Божьей».

Так не годилось. Это означало, что спросить не с кого и всё зависит лишь от прихоти светила.

На светило, то бишь, на Солнце, до которого рукой дотянуться, можно пенять сколько угодно. Проглотит и не заметит.

Солнце! Солнце! Великое светило, ближайшая звезда и желтый карлик в одной ипостаси. Расстояние от тебя до Земли — восемь минут полета светового луча или двести миллиардов шагов. Столько для простого смертного, вздумай он тронуться в дорогу, слагает путь неодолимый. Сердце за всю жизнь набивает лишь две сотых от этого числа ударов.

Когда-то ты было богом, и инки поклонялись тебе, именуя себя твоими сынами. Канули в лету гордые сыны, но солнце продолжает свой путь. И все суета сует под ним.

Была под ним…

Прогресс в науках и астронавигации теперь позволяет суетиться в непосредственной близости. Если сыны лучезарного бога ожидали лишь милости его, то нынешние солнечные безбожники сами берут их у него.

Был такой анекдотичный случай, когда физик Киргоф, рассказывал о том, что анализ линий спектра солнца указывает на наличие на нем золота, какой-то бизнес-воротила иронично высказался по этому поводу, что, мол, какой с него, с такого золота толк, если его невозможно оттуда достать. В ответ Киргоф вынул из кармана золотую медаль, которой был награждён, в том числе и за это открытие, повертел перед носом богатея и сказал: «А я достал!»

История забавная, но послужила прологом к созданию весьма серьезной индустрии — прямой разработки солнечных ресурсов, бизнеса крайне рискового и дорогостоящего, но весьма прибыльного.

Принцип, однако, прост. Как рыбалка. Забрасываешь удочку с наживкой на крючке и выуживаешь соответствующую добычу. Если наживка малёк — значит хищника, вроде окуня или судака, если хлебный мякиш — то вегетарианца, вроде плотвы или красноперки. Была бы в пруду рыба, а добыть её дело техники. Вернее технологий.

Нынешние технологии позволяют рассматривать Солнце как гигантский пруд, в котором густо плещутся золотые рыбки. Это лишь образ, но за ним стоит тот факт, что человек в поисках ресурсов добрался уже и до Солнца. Оно ныне не только источник тепла и света, но и неисчерпаемый, в рамках человеческого понимания, рудник.

Солнце в основном состоит, общеизвестно, из водорода и гелия, но не на все сто. Какие-то доли процента от общей солнечной массы составляют остальные элементы таблицы Менделеева. Крохотные доли в солярном масштабе, но для человека это тератонны в квадрате или кубе вещества из которого можно добывать сколь угодно золота, серебра, платины, титана и прочего, не боясь, что разработка истощиться и нужно будет искать новое месторождение. Не на веку человечества, во всяком случае.

Но во всем, в том числе и в этом деле, существуют определенные трудности. Забросить плазменную ловушку в огненное марево протуберанца и выудить осевший, как кристаллы соли на ниточке, улов, сообразный настройкам плазменного разряда — дело самое легкое. Гораздо труднее найти, а еще лучше предсказать и дождаться всплеска эруптивного протуберанца. Протуберанца-взрыва, самого насыщенного элементами. Да еще и не всякий такой годится. Слишком мощный — опасность сгореть в плазму. Слишком низкий — не дотянуться, а попытаешься — начнётся неотвратимое падение и не хватит никакой тяги, чтобы сбросить путы гравитации. Во всяком случае, пока не изобрели ещё таких мощных двигателей, чтобы убежать от Солнца. Чересчур рисковых светило не щадит. Опуститься ниже критически допустимой орбиты равносильно самоубийству. О тех, кто сгинул из-за того в хроносфере, официально сообщают как о пропавших без вести, хотя, на самом деле, это, по сути, бессмысленность. Так устроен человек, который верит, что надежда умирает последней и не может, не хочет понять, что здесь кончаются её пределы. Наяву. А не у эфемерных врат Дантова ада, созданного лишь силой человеческого воображения.

Капитан выдерживал паузу. На измор. Все знали, что с ним не отмолчишься. Заговор молчания против такого было делом заведомо провальным. Будь он за столом кабинета, его взгляд поочередно переходил бы с одного лица на другое, считывая рельефные картины напряженности мышц. У него была редкая способность узнавать по лицу, того, кто готов сдаться. Отыскивать слабое звено. Стоило лишь пристально всмотреться дольше обыкновенного в лицо обреченного на откровение человека, как тот начинал говорить. Вначале лепетал что-то не относящееся к делу, а затем, переходил к монологу по существу, с многочисленными ссылками на ближних своих. Ближние заглатывали крючки и начиналось что-то вроде цепной реакции. Все суетливо выгораживали себя и обличали прочих. Так как каждый знал о другом, возможно, больше чем тот о себе сам, начинала вырисовываться картина реального состояния дел. И всё, таким образом, оказывалось под контролем. Под его контролем

Здесь было все по-иному. Нельзя было собраться вместе. И не было стола.

Каждый член экипажа был физически изолирован от других толстыми стенами индивидуальной капсулы. Из-за них корабль походил на виноградную гроздь под зонтиком-отражателем. Между капсулами не было никакого сообщения, кроме виртуального. Специфика солнцедобычи требует комплектования экипажей из специалистов дефицитных профессий высокой квалификации и подходящего для космических перелетов здоровья. Здесь и речи не идет хотя бы о минимальной психологической совместимости реальных личностей, составлявших коллектив. Приходилось облачаться в оболочку персонажей, разработанных психологами каждому в зависимости от индивидуальных особенностей личности, чтобы в создавшемся подобии карнавала гасились мотивы межличностной агрессии. Накопившаяся для разрядки энергия направлялась в многочисленные, порой сложные и запутанные, виртуальные игры, в которые играли как все сообща, так и в составе то и дело возникающих и распадающихся в коллективе групп.

Путь от Земли к Солнцу длится полтора года. Полтора года на обратный путь. Еще полгода на околосолнечной орбите, откуда Меркурий виден как полная луна в безоблачную ночь. Если не управиться за полгода Земля уйдет с перигея и придется болтаться на орбите еще полгода в ожидании. Законы небесной механики диктуют свою непререкаемую волю. Свободного времени оказывалось больше чем достаточно.

Никто не знал друг о друге ничего, кроме его персонажа, зачастую не единственного, и его специализации. По ней они и именовали друг друга—соляролог, плазмотехник, навигатор, расчетчик, капитан.

Персонажи были немного комичны, но, по большей части нейтральны и не раздражали. Клоуны; напомаженные щеголи 18-го века в париках и в масках-лорнетах; персонажи пекинской оперы; индейцы-сиу в боевой раскраске и в своих знаменитых головных уборах из перьев; плюшевая, в основном мишки и зайчики, живность. Все были настолько живописны, насколько безлики и бесполы.

Капитан обычно пребывал в образе гольфиста, играя в бесконечную партию с навигатором и техником, наряженными подобающим образом, с непременным атрибутами — кепи с козырьками, скрывавшими лица и солнцезащитными очками макартурами.

Для него, единственного, делалось исключение. Ему дополнительно придавались два агрессивных образа: первый — закованный в латы кентавр, второй — громадная горилла-альбинос с приторно-красными, как клюква, глазами, угрюмо глядящими исподлобья. Их-то капитан и приберегал именно для подобных случаев. Это было, пожалуй, лучше, чем заседание за столом

Сейчас интерес его сконцентрировался на тройке солярологов, которые были обряжены в костюмы венецианского карнавала. Они же видели капитана в образе игрока в гольф, с сигарой во рту. Клубы сизого дыма создавали нечто вроде вуали, за которой терялись черты лица.

— Я снова спрашиваю вас, господа солярологи, куда и когда мы должны лететь? Времени до перегея осталось совсем ничего, а мы до сих пор без улова. Неужели вам так хочется ещё полгода вертеться на орбите.

В ответ — молчание.

— Я понимаю, что вы о Солнце знаете гораздо больше простого смертного и вам нужно время, для того, чтобы дать ответ. Только загвоздка в том, что времени-то нет!

— Мы не уверенны… — Слабый возглас прозвучал, словно шелест листьев.

Капитан не смог увидеть на экранах, кто это сказал, так как белые, алебастровые маски, скрывавшие их лица, скрыли движение губ сказавшего, но электроника выдала проговорившегося с головой всплеском индикаторных линий на шкале голосового датчика.

Вот оно слабое звено!

Теперь на беднягу с угрозой глядела косматая белая горилла. Для прочих капитан оставался все тем же курильщиком в вязаном пуловере и белоснежной сорочке с расстегнутым воротом.

— Вы представляете, — сказал почитатель гольфа, — в какие игры мы будем играть, если зависнем здесь еще на полгода. Не думаю, господа ученые, что они придутся вам по вкусу.

Это видели и слышали все кроме одного, которого, погруженного в звенящую тишину, гипнотизировал взгляд красноглазого монстра-альбиноса.

— Ты скажешь мне, — произнёс монстр, не размыкая челюстей, — в чём вы неуверенны.

— Нет, — проблеял бедняга, — это может быть очень рискованно.

— Мне решать, насколько это рискованно!

— О нет же, нет…! Почему я…? Я не имею полной картины…

— А кто имеет?

— Всё очень спорно. У меня одна теория, у других другие. Одна из них противоречит двум другим.

— И твоя противоречит остальным?

— Нет, отнюдь…

— Значит, будем руководствоваться твоими данными.

— Нет, нет… Я не могу брать такую ответственность..! Может случиться…

— Прежде вот, что может с тобой случиться!

Горилла-монстр выскочила, как это показалось солярологу, прямо из экрана и, повалив того на пол, сорвала с его лица маску. Под ней оказалась другая, казалось, еще более бледная. Сорвала и её — снова маска. Её долой — маска. Каждый раз ему мерещился расплывчатый образ женского, именно женского лица, и он стал рвать с неуловимого лика эти ненавистные маски всеми четырьмя конечностями. Благо, горилла так может.

— Я доберусь до тебя! — рычал седой кошмар, клацая ужасными клыками желтого цвета. — Ты мне всё скажешь! Женские штучки…

Надежды на спасение у бедняги не было никакой…

И всё же…

— Прекратить!! — Голос с повелительной интонацией принадлежал кому-то третьему.

— Мне…! Приказывать мне…! — Капитан не сдерживал гнева, кто-то оспаривал его первенство.

Удар был силен и внезапен, отшвырнув гориллу-капитана с лишившегося чувств тела жертвы.

Боли не было. Она, казалось, растворилась в гневе, превратив его в неистовый. Сквозь пелену, застившую глаза, капитан разглядел силуэт того, кто так некстати сунул нос в его дела.

Это был ковбой. Нижняя часть лица скрыта шейным платком, натянутым на нос. Рыжие сапоги со шпорами. Джинсы. Клетчатая рубаха. Шляпа. Пояс с надраенной до блеска бляхой. Всё как положено. Не было лишь револьверов. Вместо них ковбой держал в левой руке свернутый кольцом бич, в плетениях которого сверкали синие искры электрических разрядов. В левой.

— Опять ты! — прохрипел капитан. — Ты!!!

В следующий миг он бросился на него, трансформировавшись за доли секунды в закованного в броню лат кентавра с копьем наперевес. Сейчас он насадит этого мерзавца на остриё, а затем бросит оземь и будет долго и с наслаждением топтать копытами, до кровавого месива.

Бич со свистом рассек воздух и удавом обвился вокруг человечьей части кентавра. Стальные латы защитили от удара, но не стали помехой электрическому заряду, который нес в себе бич. Потрясающий разряд тока обрушился на капитана. Уже теряя сознание, он отметил, что, на сей раз, удар не столь силен, как тот, когда старпом тридцать шесть часов исполнял его обязанности.

* * *

Координатор с тревогой следил за показателями адреналина капитана, скачущими у критических отметок. Не менее тревожные показатели отмечались и у соляролога-два, но обратного свойства. Если первый был готов к агрессивной истерике, то второй был близок к ступору.

Для него все были наблюдаемыми пациентами. Он незримо пребывал в штате экипажа, члены которого в большинстве своем даже и не подозревали о его существовании. Координатор одновременно являлся для всех и доброй феей и злой мачехой. Он безвредно снимал абстинентные синдромы, упреждал фобии, гасил депрессивные синдромы, сглаживал стрессовые состояния и купировал стимуляторами назревающие приступы лени. С другой стороны, не жалея седативных препаратов подавлял чрезмерные позывы к работе во внеурочное время, приступы агрессии, сводил на нет попытки выяснения отношений и, если было очень нужно, подчищал память и делал больно. Порой очень.

Нервные системы каждого члена команды, а вслед за этим поведенческий климат коллектива были сферой действия его полномочий. Экипаж составляли отнюдь не ангелы. Коллектив, если на то пошло, был коллекторным, что сквозь фильтры прошло, то и сгодиться. В условиях изоляции, в таком сонмище то и дело вспыхивали бы лидерские войны, цвели интриги и торжествовала кастовая система от неприкосновенных до неприкасаемых.

Изоляция, кстати, была здесь полной — Солнце напрочь глушило радиосигналы, обрывая связь не только с Землей, но и с прочими кораблями-добытчиками, снующими у чертогов светила. Экстремальные условия работы на околосолнечной орбите вынуждали прибегать к институту так называемых координаторов — этаких комиссаров предпринимательства.

Координатор — уполномоченный на всесилие человек-невидимка, который видит всё и знает обо всех всё в пределах корабля. Он умеет читать показатели датчиков и делать так, чтобы эти показатели были приемлемыми. Он походил на терпеливого зрителя, но с большим запасом увесистых помидор и с правом метания их в актёров, если игра становилась совсем плохой. В реальном театре помидоры, врывающиеся в действие, изгоняют персонажей прочь со сцены и, отчасти, делают сносную концовку плохому спектаклю. Mол, прилетели помидоры и покончили с этим безобразием, попутно порождая новые сюжетные линии — вроде подобного, анекдотичного диалога:

«Ты любишь помидоры?»

«Ну, как сказать?»

«Так любишь или нет?»

«Есть люблю, а так не очень!»

С корабля же, как со сцены не сбежишь, и действие раньше положенного срока не закончится, и если в тебя угодил «помидор» значит предстоит некоторая смена образа, как персонажа, так и его игры. Подмостки всегда одни и те же. Помидоров же великое разнообразие. От абстинентных синдромов, когда от неверных действий становилось только хуже, и легчало от приемлемых, до изоляции и шоковой терапии. Для всего этого у координатора были средства. Он мог воздействовать на них как веществами, так и разрядами, имея доступ к их телам и мозгам, посредством некоторых трубок и проводов. Это было возможно потому, что каждый человек, член команды, заключенный в тесную сферу-капсулу, был облачён в биотехнический скафандр со сложной системой жизнеобеспечения. Бесчисленные трубки и провода подсоединяли человека через вживленные порты к различным модулям. Через них подавались вода и пища, отводились прочь продукты человеческой физиологии, осуществлялись, по мере надобности, обогрев и охлаждение. Можно даже было принять, по желанию, подобие ванны или душ. Электрические импульсы во время физической зарядки заставляли сокращаться мышцы, чтобы тело в условиях невесомости не теряло силы. В зависимости от состояния организма инъектировались различные лекарственные препараты, а то и, если того требовал диагноз, хирургические нанороботы. Такая близость к Солнцу чревата онкологическими заболеваниями. Никто даже и не подозревал о том, что подавляющее большинство членов команды находятся в режиме перманентной химио — и радиотерапии или же претерпевают нанохирургические операции. Все члены экипажа отчасти ощущали действия наномедицины на себе, то и дело обнаруживая в своих зубах новые пломбы.

Координатор тоже был человеком и тоже хотел возвращения домой, но при всем своём желании, не мог быть на стороне капитана. Капитан хотел слышать именно такие факты, которые устраивали бы только его. Фактически он навязывал всю полноту ответственности подчиненному. Навязывал в открытую и силой.

Датчики свидетельствовали о том, что соляролог-два, попавший под раздачу, знает что-то конкретное, но не решается придавать свои знания огласке из-за сомнений в доли их достоверности. Существовал риск. Капитан же находился в таком состоянии возбуждения, что готов был идти напролом и был согласен на любой риск, лишь бы обладать информацией. Её тот и стал выбивать из бедолаги соляролога, воспользовавшись виртуальным каналом тактильного контакта.

Координатор был единственным свидетелем этой сцены, так как для остальных капитан перекрыл инфо-порталы. Для них был объявлен кратковременный перерыв с отключением, вид принудительной изоляции, из режима которой можно было выйти только вернувшись на совещание согласно допуска. Уровень комфортности в режиме изоляции понижался до степени физиологического минимума как при дрейфе после аварийного катапультирования. Допуск в данный момент, естественно, был закрыт. И мог оставаться закрытым до двух часов, согласно капитанским полномочиям. Времени более чем достаточного для насилия.

Ситуация не могла разрешиться компромиссом и координатор вынужден был вмешаться. Обоих нужно было попросту спасать — соляролога от капитана, капитана от себя самого.

Он знал с кем имеет дело — не в первой, — и потому нужно было действовать жёстко.

Капитана встряхнул электрический разряд, отвлекший его от жертвы и переключивший агрессию на посторонний раздражитель. Вслед за этим было пресечено предсказуемое нападение на образ ковбоя, в который воплотился координатор в виртуальном пространстве. Ковбой-миротворец — вполне подходящий, с точки зрения конфликтной психологии образ, не подавляет, как, нечто огромное, как Кинг-Конг или Годзилла, и не унижает, как цирковой укротитель.

Координатор принял решение не гасить агрессию капитана игрой в корриду с рыцарем-кентавром — слишком быстро среагировал тот с перевоплощением. Капитан видел в действиях ковбоя покушение на собственный статус, и решением в его понимании, было только физическое устранение оппонента.

В таком случае шоковая терапия с наведенной амнезией была единственно приемлемым способом разрешения проблемы.

Координатор встряхнул хорошенько капитана, чтобы тот вышел из истерики, встряхнул, но чуть слабее, соляролога-два, чтобы тот вышел из предступорного состояния, и вколол обоим антидепрессант, побочным действием которого было устойчивая амнезия на недавние события. На Земле этот препарат был запрещен, но здесь его применение было в порядке вещей.

Сон, в который координатор погрузил обоих, должен был продлиться двадцать минут—времени вполне достаточного, чтобы восстановить силы и сделать внушение под гипнозом.

–Вы спокойны и вам тепло, — ровным голосом произнес координатор. — Если меня слышите, кивните.

Соляролог-два кивнул головой.

–Когда проснетесь, вы расскажите капитану всё, что вы знаете. Дайте ему понять, что вы только собрали информацию и не более того. Принятие решений прерогатива капитана. Не отказывайтесь от своих слов, но и не соглашайтесь делить с ним риск от принятого решения. Вы меня понимает?

Кивок в подтверждение.

–Сейчас вы будете спать. Проснётесь через двадцать минут и спокойно приступайте к работе. Вы не будете помнить о насилии над собой. Капитан, кстати, также ничего помнить не будет.

Капитан… Координатор уже не в первый раз утихомиривал вспышки его бурного темперамента. Даже полуторасуточный больничный не пошел ему впрок. С другой стороны — прекрасный организатор и везунчик… Подобные в корпорациях нарасхват, и таким прощают многое… Хотя бы его одержимость идеей найти и разоблачить женщину среди экипажа.

Но почему только одну?

* * *

Совещание возобновилось через полчаса.

Докладывал соляролог-два, «второй».

Да, ожидается эруптивный протуберанец в желаемом квадранте. Плотность ожидается на порядок выше средней — это плюс. Еще плюс — известно точное время эрупции. Минус — протуберанец ожидается недолговечный и высотой близкой к минимально критически допустимой, плюс-минус столько-то мегаметров. Вопрос состоит — в плюс или в минус. На это нельзя дать однозначный ответ. По крайней мере, он дать не может.

Стопроцентная достоверность только того, что плотность будет на порядок выше средней.

Он и рад был бы этого не оглашать, но язык было не унять, и его вибрации и биение о зубы порождали, вкупе с дыханием, звуки, сливающиеся в слова, которые затем составляли фразы. В них была информация, которая всеми воспринималась неоднозначно.

«Второй» оперировал не фактами, но оперировал вероятностью. Наибольшая её плотность ожидалась именно в таких-то координатах и в такое-то время «Ч». У них, судя по выкладкам, есть все необходимое, чтобы попасть в нужное место и в нужный час.

Оставалось лишь оценить риски.

По его мнению, риск был пятьдесят на пятьдесят, как монету кинуть. Пан или пропал. Очень высокая, для этих условий, степень. Если пропал, то пропадешь по-настоящему. И праха не останется. Возможно, слишком скоропалительные выводы, но это видение решения проблемы сквозь призму его знаний.

В ход доклада вмешался «третий».

Он утверждал, что риск не так уж и высок. Речь пойдет скорее не о жизни и смерти, а о сроках возвращения к Земле, потому что, по его мнению, протуберанец действительно ожидается высотой близкой к минимально критически допустимой, только допуски на порядок ниже, чем у его коллеги. Всё не столь фатально. Риск угодить в корону отсутствует напрочь.

Сам же он не решался объявить свои выкладки первым, потому что ничего не мог сказать о плотности выброса. Данные о плотности — всецело заслуга соляролога-два.

«Третий» закончил.

Для окончательного принятия решения предстояло выслушать мнение «первого».

Подобные номера на корабле не означали ничего — ни степени превосходства, ни какого-либо квалификационного разряда — лишь служили отражением номинального количества. Просто в штате корабельного экипажа было три единицы ученых солярологов и очередность их номеров зависела лишь от даты приема на борт.

Первый молчал.

Соляролог-один был очень пессимистичным прогнозистом и мог своими доводами подвергнуть сомнениям, что бывало не раз, даже самые выверенные теории. Он вообще не терпел понятия риск в расчетах.

В ожидании разноса, «второй» и «третий» воззрились на экраны, с которых должен был вещать их коллега и оппонент.

Экран был пуст. Время шло, но ничего не происходило.

Это было странным.

Бывало, что для формирования ответа, во время совещаний, специалисту требовалось дополнительное время, и тот брал своеобразный тайм-аут, вывешивая предупреждение.

Предупреждения не было.

Либо «первый» вообразил, что он действительно первый, на которого не распространяются общие правила, либо произошло нечто, что относится к разряду форс-мажора.

Совещания всегда происходили в экранном режиме. Для принятия серьезных решений в виртуальном пространстве находиться запрещалось. Капитан, нарушивший запрет, уже поплатился за это, неся более чем смутные воспоминания об обстоятельствах совершённого проступка, но очень яркие об испытанной боли, еще более крепкого осознания виноватости.

Судя по тому, что он еще во главе корабля — наказание было низкой степени. Средняя могла привести к недееспособности от нескольких часов до нескольких суток. О высшей никто ничего толком сказать не мог, кроме того, что до неё дело ни разу не доходило и это была явно не смерть, но что-то похуже её.

Вблизи преддверия раскаленного ада смерть не пугала. Здесь она могла просто заменить собою жизнь так быстро, что сознание просто не успевало осознать факта кончины.

Когда корабль входил в корону или его слизывал протуберанец, те, кто был в нем, должно быть, и не верили в то, что они уже мертвы. Ходили слухи, подобные тому, что при таком быстром распаде плоти сознание не успевает разрушаться и, уже несуществующий в реальности, человек продолжает существовать в своем сознании — сам в себе. Как в субъективном коконе, не соприкасающемся с реальностью или как собственная, индивидуальная вселенная, в которую нет посторонним входа и нет выхода из неё ему самому. Да и зачем. Когда ты сам вселенная — не имеет значения, что ты не существуешь для других, которые для тебя перестали существовать. В себе вселенная, в себе вечность.

На эту тему на Земле написали и опубликовали несколько книг, сразу ставших бестселлерами и причиной возникновения множества сект, переросших в движения, которые, то враждуя, то сотрудничая между собой стали подвергать нападкам официальные церкви.

Не удивительно. Человек, загнанный в физическое замкнутое пространство, начинает искать выход из него. Физически не существующий, но который можно придумать. Если раньше для Земли-острова с дефицитом ресурсов выход для её обитателей был в царствах божиих и реинкарнациях, то сейчас картина начала меняться.

Солнце вновь стало воцаряться в человеческом сознании как чертог спасения.

Человечество сделало очередной рывок наружу, чтобы снова обнаружить себя в замкнутом пространстве. Наподобие плавания Магеллана, которое показало, что Земля—шар и потому мир, пусть и велик, но ограничен.

Безграничными тогда оставались только небо и вариации форм жизни.

Потом добрались до неба, взломали его и упёрлись в очередную линию ограничения.

Солнце!

Оно стало неисчерпаемым источником ресурсов для жителей планеты Земля. Время шахт, рудников и штолен кануло в лету. В солнечной плазме были все элементы таблицы Менделеева, которые требовались человеческой цивилизации в неисчерпаемых количествах.

Но всё имеет свою цену. Решение проблемы снабжения земной экономики ресурсами замкнуло её интересы на линии Земля-Солнце. Человечество пошло осваивать большой космос не вовне, а вовнутрь. Марс, Юпитер, Сатурн, звезды—все это стало неинтересным, также как Венера и Меркурий. Зачем напрягаться и их освоении, когда можно ещё оставаться на Земле.

Всё имеет свою цену…

«Первый» так и не появлялся.

Предчувствуя неладное, капитан решил снова нарушить запреты и вошел в виртуальность.

В образе игрока в гольф, он ступил на территорию «первого», которая была стилизована в нечто вроде дворца в стиле рококо.

С первых шагов на него обрушилось ощущение, какое мог бы испытать принц, вошедший в покои спящей красавицы. Всё вокруг было лишено динамики, словно в стоп-кадре. Певчие птицы недвижимо сидели на жердочках в золоченых клетках с раскрытыми клювами и распростёртыми крыльями, пучеглазые золотые рыбки недвижимо, словно вмороженные в лёд, застыли в хрустальных, на ножках, чашах-аквариумах. Рыжие коты статуэтками сидели по углам. Шикарная кровать с балдахином, завешанная вуалью, возвышалась, словно утес посреди всего этого застывшего великолепия. У изножия в позе сфинкса застыл гигантский мраморный дог.

Капитан сделал несколько осторожных шагов, опасаясь пса, но тот оставался неподвижным.

Какой-то размытый вихрь на миг пронесся в воздухе и капитан понял, что теперь здесь он не один. Возле кровати маячила знакомая фигура ковбоя. Смотанный кольцами хлыст висел на правом плече.

–Не подходите, — сказал ковбой, трепля левой рукой дога по массивной голове с ушами торчком. — Не надо.

–Почему?

–Она умерла.

–Умерла…? Она…?! — Капитан не узнал собственного голоса.

– — Рецидивный рак молочной железы… Метастазы… Ничего нельзя было сделать… Солнце жестоко.

–-Она… — как эхо повторил капитан.

Его идея-фикс потеряла в этот момент значение. Он достиг поставленной цели, но не стремлением к ней, а банальной случайностью. Чувство бесконечного разочарования поглотило его и за мороком виртуального образа никто не увидел как по щекам капитана покатились слёзы.

Нет, неверно, что все.

Координатор был в курсе

* * *

Все происходило стремительно.

Похороны не заняли много времени. После краткой гражданской панихиды труп соляролога-один был катапультирован в сторону Солнца. Каждый сказал: «Мир праху его» — и занялись своими делами.

«Второй» и «третий», вступив в своеобразные права наследства, изъяли записи почившего «первого» на изучение. Проанализировав, они доложили капитану о том, что аргументы у «первого» были действительно неопровержимые и шли как в пику их расчетов, так и его желаний. По крайней мере, с учетом физического присутствия соляролога-один.

Но теперь всё изменилось.

«Первый» своей кончиной избавил корабль от бремени массы своего тела и теперь расчеты потеряли свой угрожающий характер. Появилась фора в виде дополнительного количества топлива, необходимого для маневра. Такая фора, что риск предприятия снижается приблизительно на девяносто два процента. При таком раскладе обреченность на успех заведома.

Сто четырнадцать килограммов массы с плеч долой—это не шутка. Девяносто один килограмм—масса тела покойной и остальные приходились на приспособления, обеспечившие катапультирование. Сто четырнадцать килограммов бесценного топлива!

Все карты в руки. Засучить рукава и за дело!

«Однако, — подумал капитан,-дама была крупная».

Капитан скрыл от экипажа половую принадлежность специалиста «соляролога-два», оставив это на своей совести.

Всегда, словно инквизитор ведьму, искал он женщину в составе своих экипажей, которыми руководил. Все его поиски до сих пор заканчивались фиаско. Но к ним он был привыкший. Подспудно капитан боялся успеха, потому что не представлял себе, что будет делать дальше.

Эта случайная смерть избавила капитана от груза комплекса «что же дальше?», который исчез вместе с просохшими слезами.

Солнце жестоко, но подчас, словно играя, идет навстречу в разрешении задач, которые казались доселе не по зубам. В данный момент их разрешился целый блок.

Нечаянно прекратилась перманентная охота-поиск. Не навсегда — со временем она вновь возобновиться, но сейчас это было неважно. Сейчас капитан испытывал легкость высвобождения, наподобие той, какую испытывает человек, позабывший вдруг навязчивый мотив много дней кряду изводивший его и ведший на грань безумия. Легкость, которая в отличие напряженности поиска, не просто отвлекала, но и делала безразличным к факту того, что у него полностью парализована нижняя часть тела.

Солнце тоже покушалось его жизнь, но пока он отбился. Правда такой ценой… Но такая цена, учитывая комиссионные, устраивала капитана. Комиссионные же были баснословны. Лицензия на квотированную добычу благородного металла из солнечной плазмы являла собой для капитана квинтэссенцию денежного выражения и философского камня и эликсира молодости.

Когда-то алхимики старели в попытках получить либо то, либо другое в надежде наверстать, в случае успеха, упущенные годы, кто безграничным богатством, кто вечной молодостью, но тщетно. Богатства не возникало. Молодость не возвращалась.

Капитан также был своего рода алхимиком, этаким потомком тех, которые специализировались на заклинаниях могущих принудить золото Солнца конденсироваться в их колбах. Их поиск в те времена не увенчался успехом… Однако, если рассматривать формулы плазмоконденсации как подобные заклинания — успех налицо. Понадобилось всего лишь несколько столетий времени… И он пользовался тем, что мог купить на своё богатство, причитающееся ему от успеха — пусть суррогатные, но высшего качества, блага здоровья и молодости.

Сложная и дорогая медтехника делала на Земле его таким же как все остальные, во всяком случае, очень похожим на них. Врата всех мест, где он мог бы удовлетворить любое своё вожделение были открыты ему. Законы, учитывая его статус, предоставляли поблажки, которые и не снились простому смертному. Он ощущал себя полновластным хозяином жизни…

Но всё равно со временем начинало приходить осознание того, что настоящая жизнь проходит мимо, а все это — яркая мишура, имитирующая её. Это осознание ассоциировалось у него с ощущением холода, засевшего внутри тела, от которого не избавляли ни алкоголь, ни деятельность, вырабатывающая адреналин, ни синтетические эндорфины, какие только мог он себе позволить.

Вместе с холодом наступали сумерки. Он не мог отличить утро от полдня и полдень от вечера, потому что они превращали мир в мутное пятно. Цвет в переставал играть значение — всё вокруг становилось оттенками серого.

И тогда он сбегал в космос. К Солнцу. К великому светилу, которому он каждый раз бросал свой вызов, вызов пигмея титану. И не важно, что титан не слышит этого комариного писка. Важно, что вызов сделан.

Засучить рукава и за дело!

Вперед, на ловлю протуберанца! За этой отрыжкой солнечных недр!

Корабль взял разгон.

* * *

Бешеный стук сердца болью отдавался в висках. Капитан обхватил голову руками и бессмысленно мотал ею из стороны в сторону. Ему было плохо. Скорее всего и остальные члены экипажа находились в таком же, если не худшем состоянии. Просчитались немного солярологи.

Высота протуберанца действительно оказалась приемлемой, но очень недолго. Пришлось «нырять» за ним, чтобы завершить реакцию плазмоконденсации. Счет шел на доли секунды. Если времени не хватит, то реакция не произойдет и все усилия и затраты пойдут прахом. Очень дорогим прахом. И ничего поделать нельзя. Нельзя приблизиться к светилу ближе критически допустимого рубежа. За ней круговая орбита превращается в спираль падения и из неё нет выхода — во всяком случае для живых. Человеческий организм не в силах выдержать такого ускорения, необходимого для того, чтобы вырваться из плена солнечного тяготения.

К моменту реакции корабль находился совсем ничего от критической грани, и пришлось ускоряться по максимуму, чтобы уйти от чертогов огненной стихии. Такие большие перегрузки нелегко дались людям, организмы которых подолгу находились в условиях невесомости.

Капитан понемногу приходил в себя. Система накачивала его организм транквилизаторами, обезбаливающим и антидепрессантами. Сердце замедляло ритм, отступала боль, рвущая виски, бытие переставало быть столь невыносимым.

Через несколько часов капитан захотел кофе. Черный с сахаром. Крепко заваренный, обжигающе горячий и приторно сладкий. Он пил его огромными глотками пока обожженное пока нёбо не потеряло всякую чувствительность, а язык не распух и, казалось, стал таким огромным, что вот-вот не поместится во рту.

Потом был сон.

Капитану снилось, что он ночной мотылек. Он порхал в свете луны и звезд, отражая их золотистый свет своими крылышками, сплетая из отражений причудливые узоры-призывы для партнерши, возможно взирающей на него из мрака ночи.

Но вместо ночной бабочки из темноты возник огромный нетопырь с пастью полной острых зубов. Взмахи кожистых крыльев монстра создавали вихри в воздухе, один из которых и завертел мотылька. Контроль над полетом был утрачен. Спасение было только в одном. Он плотно прижал свои хрупкие крылышки к тщедушному тельцу и стал стремительно падать. Падать, не зная как близко земля. Рискуя, избегнув зубов хищника, теперь разбиться о скрытую во тьме твердь. Падая, он думал только о том, что это была нетопырь-самка. На его призывы во тьму прилетела, хоть и не то, что хотелось бы, но особь женского пола.

Сон окончился словно ударом о землю. Видно, мотылёк так и не вышел из пике, предпочтя реинкарнировать в капитана. Удар этот был воспринят скорее как встряска. Как шлепок, который отвешивают младенцу, отправляя его в жизнь. Если на то пошло, то это пробуждение можно было бы расценивать, с учетом пережитых ранее событий, как второе рождение.

Телу было легко, в голове была ясность.

Капитан посмотрел на дисплеи приборов. Показания одновременно и радовали и повергали в уныние.

Радовало то, что корабль был цел и за ним тянулся многокилометровый шлейф сконденсированного из солнечной плазмы благородного металла — тонн пятьдесят, по самым грубым расчетам.

Печалили факт перерасхода топлива, сверх расчетного допуска и медицинские показатели здоровья некоторых членов экипажа. Трое из технического персонала и плазмотехник пребывали в бессознательном состоянии; у навигатора был серьёзный сердечный приступ, но инфаркта удалось избежать; соляролог-три впал в истеричное состояние и сейчас находился под действием седативных препаратов.

Могло быть хуже.

Капитан возблагодарил судьбу и Всевышнего, что умершая обладала таким массивным телосложением. Её тело было использовано как сброс балласта из корзины аэростата и этим она сослужила службу, наверное, не менее ценную, чем все расчеты по вероятностно-локальной эруптивности, произведенные ею за всё время долгой карьеры.

Почему в голову капитана пришла аналогия с балластом, а не с жертвой? В том он отчета себе не давал. Он привык манипулировать людьми как инструментами, необходимыми для решения поставленных задач. Тем более, что теперь солярологи совершенно перестали его интересовать. Они выполнили задачу и виделись сейчас ему не более чем как тот же балласт.

Наступило время других. Время тех, кто был ответственен за возвращение домой. Капитан очень хотел бы услышать мнение по этому поводу навигатора, ничуть не смущаясь его прединфарктного состояния.

Нужно было поспеть к торгам, чтобы сдать улов с выгодой. Чем раньше, тем лучше. Биржа ждать не будет. Опоздать на торги — означает сдавать металл по фиксированной и очень низкой цене. Выручка от такой сделки едва окупит затраты на полет и снаряжение следующего, так что на премиальные можно будет не рассчитывать. Величина премиальных была такой, что капитан решил безотлагательно потормошить навигатора. Ему очень нужно было знать дату прибытия на Землю.

Навигатор на зов не явился. Вместо него на экране возникла надпись с просьбой не беспокоить из-за состояния здоровья. Чёрти что! Этот же не умер ещё. Пусть выполнит свои обязанности и лечится себе дальше!

По данному вопросу можно было обратиться к старпому, но капитан не хотел. По его мнению — ответы на его вопросы должен давать только специалист в своей области.

Капитан стал набирать код экстремального вызова. Отказ отвечать на него фиксировался в бортовом журнале как серьезное нарушение субординации. Однако, два последних символа набрать он не сумел. Ему показалось словно кто-то схватил его за руки. Хватка была мертвая, как тиски.

— Вы убьете его, — донеслись до его слуха слова, сказанные голосом ковбоя. — Ему необходим полный покой. Старший помощник тоже может рассчитать маршрут.

Капитан вскипел от негодования. Какой-то ряженый снова появляется ставить палки в колеса! Да кто же, чёрт возьми, этот ковбой!? Он рванулся, что было сил, но тщетно. Кипевший в нём гнев не находил выхода, словно пар в закупоренной пароварке. Цифры так и остались не набранными.

Что-то густое, тягучее разлилось, как ему показалось, по жилам и сделало тело податливым и мягким, как воск. Пары гнева стали оседать тяжелыми липкими каплями, обволакивающими рассудок. Пальцы, которые вдруг перестали повиноваться, сами нажали кнопку сброса и набрали код старпома.

Координатор ввел строптивого капитана в гипнотический транс, используя пульсирующие разряды электротока с местной анастезией. Капитан стал в последнее время чрезмерно ретив и бесцеремонен. То набросился на соляролога, то вознамерился доконать навигатора.

Врачу — исцелися сам… Координатор тоже был человеком и ему также нелегко далась эта борьба со светилом. Голова гудела, словно в ней били в набат, то и дело к горлу подступали тошнота вперемешку с чудовищной изжогой. Собой бы заняться — привести себя в порядок, а приходится укрощать этого малого, который воображает себя невесть кем. Времена авторитаризма канули в лету, но тот в это упорно нежелает верить. Что ж придется сбивать спесь.

— Будете повторять, что я скажу — сказал координатор капитану.-Проверка…

— Проверка, — как попугай повторил капитан.

— Прошу прощения? — Это уже говорил старший помощник.

Он появился на экране в образе псевдо-викинга. Этакий бородатый детина в шкурах и кольчугах, в рогатом шлеме с забралом в виде оскаленной драконьей пасти. Может и рубился старпом в виртуале абордажным топором как заправский викинг, да только викинги на шлемах рогов отродясь не носили.

— Как нужно докладывать? — Капитан говорил спокойным голосом и с расстановкой. Он слово в слово повторил, что надиктовывал ему координатор.

— Старший помощник здесь, капитан!.-.Мгновенно отреагировал старпом. — Какие будут указания, капитан?

— Уже хорошо, — как-то задумчиво произнес капитан. — Произведите расчет траектории возвращения… Навигатор болен… Доложитесь через два часа. Вопросы?

— Вопросов нет, капитан!

— Приступайте!

Рогатый викинг исчез.

Капитан, погруженный в гипноз, смотрел в одну точку.

— У вас приступ лени. — Голос координатора был мягок и убаюкивал. — Вы включите все экраны и предадитесь созерцанию. Предадитесь с удовольствием, ни во что не вмешиваясь. Вам будет нравиться естественный ход событий и у вас не будет ни малейшего желания вмешаться в него. Вас разбудит вызов старшего помощника, и вы приступите к своим обязанностям. Вы меня поняли?

Капитан кивнул и включил режим трехмерного вращения, так как экраны были распределены по всей внутренней площади сферы.

«Врачу — исцелись сам», — подумал координатор, вводя себе комбинированную инъекцию, чтобы забыться спасительным сном. За прочих он не волновался. Неадекватно в последнее время стал вести себя только капитан…

* * *

Если ударить по мячу именно этой клюшкой и именно под таким углом, то он, если не долетит до зоны, увеличится в три раза и настолько же потяжелеет. В ту сторону бить нельзя, потому что это спровоцирует рост препятствий и возникновение новых ловушек. Причем старые, уже более-менее известные исчезнут напрочь. Реактивной клюшкой действовать тоже нельзя — мяч улетит в тучу и прольется дождем ложных мячей среди которых затеряется и выудить его от туда будет стоить долгих трудов.

Ладно, решил капитан, буду бить этой клюшкой и под этим углом.

Его оппоненты наблюдали за его действиями каждый со своего холма, где по правилам должны были находиться во время чужой подачи.

Капитан ударил по мячу так, чтобы он вначале взмыл свечой вверх, а затем, вертясь волчком полетел бы вперед по практически прямой нисходящей. Это ему не удалось. Мяч, вздымая в воздух клочья дерна приземлился далеко в стороне от лунки.

На холмах радостно взвыли. У них появился шанс. Этот просчет в блистательной игре капитана, несказанно обрадовала обоих соперников, несмотря на то, что удар переходил только одному из них.

Этим ударом капитан рисковал лишиться всего, что доселе выиграл. Оставалось надеяться только на чудо.

–-Ой!—Донесся до слуха капитана вскрик соперника, к которому перешел удар.

Вместо мяча в выбоине лежал кирпич.

Капитан угодил мячом в редчайшую точку контртрансформации. Точку, где явные преимущества противника трансформировались в фантастически неодолимые препятствия для него.

Чудо!

Оба соперника смиренно поднялись на холм капитана, чтобы бросить свои клюшки к ногам победителя.

Партия!

– — Неудачники!—презрительно произнёс капитан.

Никто не возражал.

На самом деле капитанский возглас адресовался не одним им. Они были лишь представителями команды, которой капитан руководил и которая его подвела.

Они опаздывали к торгам на целые земные сутки. На целых двадцать четыре часа! Все пойдет по цене лома. Премиальные будут близки к нулю. Законы экономики порой жестче законов небесной механики. Успевший диктует, опоздавшему диктуют.

К торгам, конечно, можно было бы успеть и вовремя, но для этого пришлось бы пожертвовать практически всем уловом. Экспедиция влетела бы в колоссальные убытки. Цена лома всё ж таки окупала затраты даже с какой-то микроскопической прибылью.

Однако, чувство неудачи не покидало капитана и он, не стесняясь, переносил его на подчиненных. Подчиненные помалкивали, зная что в какой-то мере величина премиальных зависит и от него. У всех, кроме одного.

Этого одного капитан стремился сейчас найти, наобум скитаясь по виртуальным пространствам подчиненных. Найти, чтобы поквитаться. Чтобы этот ковбой утратил свою удаль под силой его, капитанского, гнева. Бывает же ему, ковбою, скучно и он, чтобы развеяться, должен время от времени принимать участие в какой-нибудь из виртуальных игр.

Капитан покинул поле для гольфа и вломился к кому-то наугад, приняв образ кентавра.

Здесь играли в бильярд расфуфыренные франты эпохи короля-солнце. Пудренные парики с длиннющими локонами, камзолы с жабо, кружева, каблукастые туфли с массивными пряжками. Крайне неудобные наряды, чтобы играть в бильярд, но в этом, наверное, вся соль и была.

Кованные копыта кентавра хромыхнули прямо по зеленому сукну стола. Шары разлетелись, словно капли воды из лужи, в которую угодил камень..

Щеголи было взвыли от негодования, но, увидев кто их посетил, побросали кии и полезли прятаться кто куда — кто под стол, кто за портьеру. Только облака пудры с париков повисли в воздухе.

Забавы ради капитан потыкал копьем в портьеру и отбил копытами грохочущую металлом чечетку по столу. Видя, что на этом потеха закончилась, он прыгнул в следующую реальность.

Здесь было поросшее вереском всхолмье, на котором выясняли отношение закутанные в шкуры «викинги» в рогатых шлемах и облаченные в килты и овчины горцы-скотты. И те и другие были рубаками достойными друг друга, но никто из них не был готов к внезапному вторжению тяжелой кавалерии.

Капитан с удовольствием разогнал сечу. Кого-то кольнул острием, кого-то огрел древком и, обратив воинство в бегство, принялся гоняться за улепётывающими вояками. Бегали они как заправские зайцы. Догнав, он только и успевал чуть кольнуть беглеца копьем или лягнуть копытом, отчего тот рассыпался, как будто сделанный из песка. В большинстве случаев им удавалось увернуться в последний момент, но это лишь подзадоривало капитана-кентавра: трудная цель — сладкая цель.

– — Неудачники!.-.презрительно кричал капитан и презрение его выплескивалось брызгами слюны сквозь щели забрала.—Вот вам, неудачники!—Его копье и копыта не знали пощады.

Он опьянел от охотничьего азарта преследователя.

Викинги и шотландцы вперемешку бежали прочь, спасаясь. Их уже оставалось совсем немного…

Всхолмье внезапно кончилось. Впереди расстилалась равнина загроможденная подобиями стоунхеджей, образующих что-то вроде гигантского лабиринта.

Капитан понял, что если они добегут до них, то гоняться там, за ними, будет затеей исключительно трудной и надо лишить этих неудачников каких-либо надежд на спасение.

В несколько прыжков капитан обогнал разношерстную братию и встал перед ними на дыбы. Огромный, лязгающий железом доспехов.

Те опешили. От подобия упорядоченности их бегства не осталось и следа. В замешательстве они стали искать путей спасения каждый сам для себя. Паника обуяла их.

Этого-то капитану и надобно было.

«Разделяй и убивай!» — подумал капитан («Неплохо для девиза, хотя и отдает плагиатом») и ринулся на горе-беглецов, словно волк на отару овец. Для полной красоты картины не хватало только умоляющего блеяния.

То-то, подумал капитан, будет потеха! Никому никакого снисхождения! Неудачники!

Казалось, развязка неминуема. Скорость и мощь капитана против разрозненности и страха разномастной братии не оставляли никаких шансов на спасение. Их игра будет вконец испорчена спонтанным вторжением чужака. Её, верно, придется, после всего этого, начинать заново. Заново! После нескольких месяцев развития событий и заново! Словно как если бы все силы союзников под самое окончание Второй Мировой Войны разгромили бы пролетавшие мимо пришельцы. Так, забавы ради, разгромили и полетели себе дальше. Вот хлебнули бы все лиха! Разгромленные против разгромленных. И нельзя сказать, что все вернулось бы на круги своя, а нужно было бы поспешно лепить что-то новое, наверстывать упущенное, отстаивать чудом сохраненное и обретенное. Все уже пройдено, свершенные ошибки известны, выводы сделаны и, при невозможности примирения, ход событий дубля-два будет уже логически абсолютно непредсказуем. Теперь обе стороны будут стремиться не к тому, чтобы победить, а к тому, чтобы не проиграть. При таком подходе хороши будут все средства и предыдущее покажется цветочками по сравнению с ягодками настоящего.

«Пусть привыкают, неудачники, что все может рухнуть в одночасье,» — подумал капитан, занося копье для удара…

В этот момент он почувствовал, что кто-то сидит на его спине. Сидит уверенно и крепко обхватывает лошадиные бока кентавра ногами. В следующее мгновение железные объятия прижали руки к туловищу. Ошеломленный капитан выпустил копье и оно, ударившись тупым концом о землю, переломилось с треском ломаемой ветки. Он попытался было взбрыкнуть, но тотчас же встал на дыбы от нестерпимой боли. Ковбой, а это был именно он, вонзил шпоры как раз туда, где сегменты доспеха неплотно прилегали друг к другу.

Беглецы, воспользовавшись подарком судьбы, добежали до спасительных стоунхеджей и растворились среди них.

Потеха не состоялась.

Боль не осадила капитана, но, напротив, как бы придала дополнительных сил его неистовству. Он чувствовал болезненные уколы, особенно в правый бок (видимо ковбой хотел развернуть его) и от этого только ярился еще больше. Он устроил своему седоку такое родео, что не прошло и минуты, как тот кубарем слетел на землю и, чудом избежав быть растоптанным тяжелыми копытами, с проворством ящерицы юркнул в лабиринт валунов и утесов.

— Стой! — в гневе вскричал капитан. — Не уйдешь! Теперь не уйдёшь!

Метаморфоза произошла стремительно и эффектно. Стальные латы разлетелись осколками словно скорлупа. Кентавр лишенный доспехов оказался гориллой-альбиносом комплекции под стать Кинг-Конгу. Словно гигантская бабочка вырвалась из крохотного кокона.

— Не уйдешь!-.взревел «Кинг-Конг» и стал валить мегалиты, надеясь раздавить ими ненавистного ковбоя.

Те что поменьше он просто вырывал из земли и швырял наобум, вкладывая в бросок свою дикую силу. Казалось, что в этой стихии падений и соударений огромных камней уже никому не выжить, как из этого на грудь капитана впрыгнуло нечто вроде большого кузнечика. Ещё миг и этот кузнечик в один прыжок оказался на кончике широкого горилльего носа. Скосив глаза к переносице, капитан увидел, что это ковбой, величиной, для его масштабов, с саранчу. В руках тот сжимал боевой молот, какой был в ходу у викингов.

«И гоняться за ним теперь не надо, — подумал капитан. — Сам пришёл. Остается лишь прихлопнуть его как муху!»

Правда, незадача была в том, что его руки, были заняты массивным валуном, поднятого над головой для броска…

Молот с размаху ударил в переносицу. Ковбой не поскупился на силу, вложенную в удар. Слёзы брызнувшие от этого из глаз были не столь страшны, сколько был страшен удар тяжеленного камня свалившегося из дрогнувших рук прямо на макушку.

Сверкнули молнии. Грянул гром…

Капитан так ничего толком и не успел понять, что произошло. Последняя мысль его угасающего сознания была о молоте Тора, который высекал молнии из небесной наковальни, сопровождаемые грохотом громовых раскатов. А наковальня-то — его голова. И он сам небо. А на небе Солнце…

* * *

–.Шеф, со мной нельзя так! Ведь все обернулось более, чем хорошо! — капитан рванулся было вскочить на ноги, но запамятовал, что в преддверии сна, уже снял с себя всю протезную биомеханику и сидит теперь в в обычной инвалидной коляске.

Сигнал, поступивший из мозга на претворение порыва в действие, выразился, не достигнув цели, в дрожании рук и приступе потливости. Пот застил глаза, и трясущиеся руки, вместо того, чтобы смахнуть, размазывали его по всему лицу.

Шеф, по ту сторону монитора видел это, но снисходительно выдержал паузу.

С потом, наконец, справиться удалось, но самообладание полностью не вернулось. К горлу то и дело подкатывал ком, который приходилось торопливо сглатывать, иначе он мог бы спровоцировать слезы, что, в данной ситуации, совсем было ненужно.

– — Как же так, шеф? Я нужен вам! Я профессионал! Вспомните, сколько я клюве принес?! — Капитан пытался говорить четко, но мешал проклятый ком в горле.

– — Это всё уже в прошлом. — В голосе шефа явственно ощущалась успокаивающая интонация. — Всем когда-то нужно заканчивать. Вы хотя бы живы.

– — Но я полон сил…! — Капитан запнулся, попав под красноречиво-безжалостный взгляд шефа.

— Но ведь этого не надо в невесомости! — в отчаянии вскричал капитан, ударяя по подлокотникам ненавистного кресла до боли сжатыми кулаками.

–-Это не самая важная причина, почему вынесено решение об отправке вас на пенсию. Причин целый комплекс и решение исходит от мнения множества людей. По сути, это коллективное решение, которое мне поручено передать вам.

–На пенсию! Меня…!? — Негодованию капитан не было пределов. — После таких-то прибылей.. Вместо премирования на пенсию!?

— Вы получите премиальные вместе с единовременным пособием по уходу на пенсию. — Последнее слово шеф произнес подчеркнуто с ударением. — А что касается прибылей, то — это просто фантастическое везение, что сразу после окончания торгов, на которые вы опоздали более чем на сутки, эти две страны развернули такой бешеный аукцион. В одной стране не очень популярный президент думал поднять свой рейтинг перед выборами, в надежде превратить их перевыборы, а в другой, гораздо меньшей и не столь известной, захотели с размахом, символично и по-славянски отпраздновать круглую дату. В обоих случаях все было приурочено к Дню Независимости. У одной страны он 4-го июля у другой 3-го. И обе захотели устроить метеорный салют в честь праздника. И не просто салют, а настоящий золотой дождь! Озолотить свой народ в прямом смысле этого слова!

Аукцион, доложу я вам, проходил тайно и страстно. Покупателям было принципиально важно, что товар находился на орбите. Цены росли как на дрожжах. Видно хотели сделать сюрприз для своих граждан, но мы тогда не представляли, зачем им столько золота для неэкономических целей. Хотя, говоря по правде, нас это и не интересовало. Главное — нашлись покупатели и каждому принципиально нужно было всё и сразу. О том, чтобы поделить — не было и речи.

Когда цена на аукционе начала приближаться к той, какая была на торгах, президент сдался. Видно, не позволяли средства, отпущенные на предвыборную кампанию. Трогать бюджет он не решился, боясь гнева налогоплательщиков. Но, по-моему, лучше бы он сделал это. После случившегося на другой стороне земного шара его шансы на переизбрание обнулились начисто. Он даже снял, по настоянию электората, свою кандидатуру. Какая-то махонькая страна в Восточной Европе, на другой стороне земного шара, обставила, из-за этого недотёпы, такую державу.

— Что же такое было на другой стороне земного шара? Я ничего не знаю о последних событиях, так как проходил курс лечения. Ничего, кроме репортажей.

— Был полный фурор. Многим захотелось постоять под золотым дождем и загадать желание. Падающих звезд хватило на всех желающих. День независимости у них удался на славу. Сейчас в прессе идут споры во сколько крат окупились расходы на него из бюджета этой страны за счет невероятного всплеска туристического интереса к ней. А в стране родине ковбоев их День Независимости совсем не задался. Он просто померк на фоне того, что произошло за день до него в другом месте.

Капитан настороженно слушал. Неспроста шеф упомянул ковбоев. Неспроста.

–Небо в алмазах. Феерия падающих звезд от горизонта до горизонта. Такое бывает только один раз. Жаль, что вы не видели. Никакая запись не сможет передать того, что творилось на тех небесах… — Шеф, верно, стал не похож на себя, словно воочую наблюдал то, о чем говорил.

— Я был там, — пояснил он, в ответ настороженному взгляду капитана.

— Все золото, которое я с такими трудами вырвал из солнца, — вскричал капитан, — сгорело в атмосфере, в небе над какой-то страной, которой и координат-то я не знаю!

— Предположим, что сгорело не всё, но кое-что и упало на землю в квадрате между 54 и 52 градусами северной широты и 24 и 31 градусами восточной долготы.

— Ну и зачем, скажите, шеф, мне эти земные координаты? Мне, который имеет дело с Солнцем?

— Имели дело с Солнцем, — жестко поправил шеф, и капитан понял, что к его званию прибавилась приставка «экс». — А координаты, — шеф улыбнулся и, невиданная никогда прежде, улыбка на его лице лишь подтвердила необратимость принятого решения, — полезны хотя бы тем, что указывают на одно из мест на Земле, где нет ковбоев…

— Но шеф, я не могу вот так сразу. Мне бы хотя бы один, в последний раз..! В полет за металлом..! Вы не представляете какое это ощущение…

— Представляю, — в голосе шефа промелькнули нотки сочувствия. — Вот поэтому и советую вам посетить страну с указанными координатами перед тем как начнете подыскивать себе приличный дом престарелых. Красивая природа умеренных широт, озёра, леса…

— Зачем? — Вопрос капитана прозвучал пронзительно искренне.

— Купите тур по местам падения золотых метеоров и что найдете, всё будет вашим. Только поторопитесь — уже началось что-то вроде золотой лихорадки на современный лад. Заодно, адаптируетесь к новой жизни в поисках вожделенного металла. Завидую. У меня же нет такой возможности. Работа…

–.Но как же я? Моя работа…?

— Всё суета. Почитайте на досуге «Екклесиаста». «И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который после меня».

–Не сметь мне это цитировать!. — Преображение взъярившегося капитана было столь неожиданным, что было видно как шеф в испуге подался назад от монитора. — Я всегда был «над»! Над Солнцем! Ты, возгордившийся червь!!!

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Кенгуру на фресках предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я