Последний воин Соколиной горы

Александр Никифоров

Старший лейтенант Литвинов, вступая в свой последний бой с немецкими захватчиками, при освобождении Донбасса в 1943 и не подозревал, что судьба даст ему еще один шанс. В 2014 году на те земли снова пришла война, только теперь все далеко не так очевидно. Кто в ней свой, а кто чужой? Страны, за которую тогда воевал Литвинов, больше нет, а те, кого он считал лучшими друзьями, стреляют друг в друга. Как не сойти с ума в столь изменившемся мире и найти путь домой, где все было так ясно и понятно?

Глава 3

Срочное сообщение из штаба заставило Литвинова проснуться. Командир дивизиона — подполковник Петрушинцев ставил задачу, объясняя последнюю диспозицию противника. Если вчера две их батареи должны были прикрывать 102-ю высоту, то сегодня ситуация в корне менялась. По данным армейской разведки, немцы с Курской дуги перекинули на Миус-фронт 3-ю танковую дивизию СС «Тотенкопф», и теперь два танковых батальона «Мертвой головы» делают прорыв в их направлении. Перед артдивизионом поставлена задача, любой ценой удержать их. Батареи Ткаченко и Литвинова должны принять на себя главный удар, причем, батарея Егора должна будет первой себя обнаружить, тем самым заставив противника вытянуться в боевом порядке.

Егор знал, что эта дивизия СС оснащена новыми танками «Тигр», выпущенными только в 1942 году. Красная Армия тогда была вооружена в основном 45-мм пушками, и они максимум пробивали 85—мм броню, для «Тигра» — это как комариный укус. Имея 100 миллиметровую наклонную броню, даже их 76-мм ЗиС-3 не всегда могла с первого выстрела поразить цель. Поэтому в войсках применялась тактика выманивания: несколько орудий открывали лобовую атаку, заставляя противника подставить борт огневым расчетам, находящимся в засаде. Та часть дивизиона, что стояла в лощине, должна была жечь немецкие танки, а им с Ткаченко надо было быть той самой приманкой. Так что прав был Алексей, когда говорил, что москвич не зря папиросками сыплет. Похоже, придется сегодня попотеть.

Егор, собрав всех взводных и командиров расчета, объяснил ситуацию и попросил максимальной собранности.

— Бить по танковой колонне надо непрерывно, поэтому весь запас бронебойных снарядов должен находиться в непосредственной близости к орудию, — давал распоряжения комбатареи.

— Так, а если прямое попадание в снарядные ящики? — спросил старшина Крюков, — всему расчету, да и орудию сразу трындец будет.

— У нас задача сейчас стоит не орудие беречь, хотя об этом тоже не надо забывать, а максимально нанести огневой удар по противнику, — отвечал Литвинов, — потому на расстоянии тысяча метров открываем огонь и стараемся бить по каткам. У нас на батарее лучшие наводчики во всем полку, так что не подведите, ребята.

После совещания никто не спешил расходиться по местам, докуривали пачку «Казбека» и ругали немца. Особенно старый Крюков бухтел:

— Надо же было этому свинье Гитлеру, такой праздник испоганить, ведь сегодня Яблочный Спас. Ладно, ребятки, придется навалять этим «черепам», за то, что праздник спортили.

После полудня Литвинов лично обошел, все огневые расчеты и убедился в полной готовности артбатареи к встрече гостей. Было как-то очень тихо. Казалось слышно, как звенит разогретый августовским солнцем воздух, поют птицы. Можно было подумать, что и нет никакой войны. На шестом боевом расчете, Крюков оперся на щит пушки, что-то шептал губами, а рядовой Халил, стоя на коврике, совершал намаз Зухр. Сержант, покусывая травинку, смотрел в сторону дома.

— Здравия желаю, товарищ комбатареи, — поприветствовал Сергей Литвинова.

— Чего у вас здесь происходит?

— Да вот, молятся мои старички, каждый своему богу, а я думаю, смерть она одна и не разбирает мусульманин ты или христианин. Подкатит сейчас эта «Мертвая голова», и нам здесь всем секир башка будет, — рассуждал сержант.

Егор знал, что у него на батарее есть верующие бойцы и не раз получал нагоняй от политрука за такие вот молебны перед боем, но сам он это не осуждал, зная главное, что в бою эти люди его не подведут.

— Я так думаю, товарищ старший лейтенант, мы и есть боги на этой войне, недаром наши войска так зовут, — продолжал Серега, — но моим старичкам я это не как не могу доказать.

— Ладно, давай без лирики. Готовы «Тигров» пострелять, сержант? Мы с этим зверем еще ни разу не встречались.

— Ну, «Пантер» мы с Крюком целый зоопарк набили, думаю и этим кошкам хвост подпалим, — с бравадой отвечал «замковый», — скушайте яблочко. Крюк говорит праздник сегодня.

И он протянул Егору два сладко-пахнущих красных плода «Грушовки».

Но вот корректировщики с высотки доложили, что в их сторону движется пыльное облако. По батарее прошла команда «полной готовности». Литвинов наблюдал за происходящим посредством армейского бинокля. Скоро в пыльном облаке начали проглядываться силуэты грозных машин, и уже можно различить кресты и белые «черепа» на башнях. Вот теперь пора, и он дал команду: «Огонь!»

Шесть орудийных выстрелов разорвали тишину и теперь только, и было слышно вокруг: «Заряжай», «Товьсь», «Огонь» — и каждые пять секунд жерла пушек изрыгали бронебойный дождь в сторону движущейся армады. Из семи десятков машин три закружились на месте, видно, разули их бойцы Литвинова, остальные машины приостановились, развернули башни в сторону батареи и произвели залп.

Создалось впечатление, что небо разверзлось над артиллеристами, но первый залп не был прицельным, и снаряды взрыли курган метров на десять выше батареи, засыпав людей и орудия комьями земли. Пока, слава богу, все были целы, и опять полетели команды: «Заряжай», «Товьсь», «Огонь». Танки изменили порядок строя из шеренги в клин и, прибавив газу, двинулись прямиком на батарею. Теперь они били более прицельно. В эти пару минут, показавшиеся Егору вечностью, от его батареи осталась груда металла, перемешанная с человеческими трупами. Но задачу его ребята выполнили: пять танков выбыли из строя, и главное — наступающие машины перестроились.

В это время заработала батарея Ткаченко. Егор обезумевшими глазами видел эту летящую смерть. Пушки Алексея заставили танки повернуть чуть вправо, сделав их идеальными мишенями для остального дивизиона. Немцы не ожидали такого шкального огня. Уже горело порядка двадцати танков и, поняв, что они попали в засаду, начали прорываться в сторону батареи Ткаченко.

Егор был оглушен сотнями выстрелов, кровь из ушей струилась и щекотно затекала за ворот гимнастерки, от контузии разрывалась голова. Уже не пригибаясь, в полный рост, он бежал от одного огневого расчета к другому, но все орудия были разбиты, и вокруг лежали только мертвые и тяжелораненые.

Когда он увидел ствол шестого орудийного расчета, тот был в боевом положении, туда он и рванул, спотыкаясь, падая и снова вставая. Все три бойца расчета были мертвы, снаряд повредил левую станину, а в остальном орудие было цело и даже заряжено, видно бойцов накрыло именно в том момент, когда они хотели произвести выстрел.

«Ну, что же», — подумал Егор, — «тогда повоюем еще, может Лешке смогу помочь». Поймав в прицеле башню с двумя «зигами», он произвел выстрел, и черный дым повалил из подбитого танка.

— Это тебе за Халила! — заорал Егор, он вспомнил, как старый татарин говорил, что его имя имеет значение — «верный друг». Это тебе за друзей, сука фашистская!

Только он успел перезарядить пушку, как буквально в десяти метрах на него развернул свою башню очередной «Тигр». Конечно, попасть между катками было сложно, тем более на кособоком орудии, но он ведь еще курсантом слыл лучшим наводчиком на курсе. Почти шестидесятитонная машина катила на него, готовая через мгновение произвести выстрел, и тут цель попала в окуляр панорамы, и комбатареи закричал сам себе: «Огонь!» и выстрелил.

Он видел, как из танкового дула вылетел снаряд. Это было, как в замедленной съемке, и сопровождающий белый огонь ослепил Егора.