Дядя самых честных правил. Книга 1

Александр «Котобус» Горбов (2024)

Мир, где дворяне гордятся магическим Талантом, князьям служат отряды опричников, а крепостные орки послушно отрабатывают барщину. Мир, где кареты тащат магомеханические лошади, пушки делают колдуны, а масоны занимаются генетикой. Мир, где подходит к концу XVIII век, вместо Берингова пролива — Берингов перешеек, а на Российском престоле сидит матушка-императрица Елизавета Петровна. Именно в Россию и едет из Парижа деланный маг Константин Урусов. Сможет ли он получить наследство, оказавшееся “проклятым”, и обрести настоящий Талант? Или замахнется на великое и сам станет князем? Всё может быть. А пока он постарается не умереть на очередной дуэли. Вперёд, за ним! P.S. Кстати, спросите Урусова: что за тайну он скрывает? И почему этот “секрет” появился после спиритического сеанса. Тот ли он, за кого себя выдаёт?

© Александр «Котобус» Горбов, 2024

Глава 1

Внезапный гость

— Эй, Констан!

— Слышь!

Верная примета: когда за спиной так орут — это к драке.

— Стой, разговор есть!

— Де Рюсс, погоди!

Ненавижу, когда меня так называют! Я сунул руку под камзол и проверил пистоль — на месте и заряжен. Ну всё, ребятки, вы допрыгались.

— Да стой же!

Не торопясь и натянув на лицо высокомерное выражение, я обернулся.

Кто бы сомневался: два студента с Артистического факультета, известные задиры. Спорим, я могу предсказать, что эти наглецы скажут? Что-нибудь вроде: «Де Рюсс, а правда, что у вас в Московии…»

— Де Рюсс, скажи, правда, что у вас в Московии все такие тупые, что не могут получить звание магистра?

Ну, что я говорил?! Прищурившись, я разглядывал наглую парочку. По виду оба южане: чёрные волосы, горбатые носы, заострённые уши. Гасконцы? Сейчас проверим.

— А правда, что в Гасконе, — передразнил я наглецов, — детей головой вниз роняют? И приходится их отдавать на Артистический факультет, чтобы они хоть зад научились вытирать?

Парочка вспыхнула. Ага, угадал!

— Дуэль!

— Да! С обоими!

— Согласен, — я слегка поклонился, — прямо сейчас и здесь.

Нечего откладывать драку. А то знаю я этих гасконцев — придут толпой, и вместо дуэли получится поножовщина.

— Да, сейчас.

Дуэли студентов — дело привычное. Но в Университете Сорбонны поединки разрешены исключительно на магических пистолях — смертей почти не бывает, только почётные шрамы. Иногда, если не повезёт, могут выбить глаз, но этим гордятся особенно сильно.

— Приступим!

Один из оскорблённых гасконцев шагнул вперёд и встал в стойку. Повернулся ко мне правым боком, вытащил пистоль и стал медленно поднимать вытянутую руку.

Дурачок, думаешь я буду ждать, пока ты прицелишься? Я резко выхватил пистоль и выстрелил от бедра.

— А-а-а-а!

Хах! Попал! Гасконец выронил оружие и схватился за горло. Не будет тебе шрамов, дружок. Поваляешься минут пять с удушьем и поймёшь, что со мной нельзя связываться.

— Де Рюсс, — второй драчун выхватил пистоль, — со мной дерись!

— Как скажешь, красавчик.

Бах! Этому я засадил выстрел в голову. Тоже неплохо — сотрясение ему обеспечено.

— Прощайте, господа.

Я опустил пистоль и крутанул его по спусковой скобе на указательном пальце — мой «фирменный» победный жест. Спрятав оружие, я насмешливо поклонился валявшейся на мостовой парочке.

— И не забывайте — согласно Кодексу, повторная дуэль возможна только через месяц.

Оставив драчунов, я двинулся дальше по улице. Всё-таки надо благодарить судьбу, что у меня есть «секрет», научивший так стрелять. Но о нём я расскажу потом, когда не будет лишних ушей и глаз.

* * *

Как ни крути, оскорбления гасконцев имели под собой почву. Семь лет я учусь в Сорбонне, а получение магистерского звания всё так же далеко. И никаким старанием этого не исправишь. Мне уже намекнули знакомые профессора: ректор запретил проводить со мной диспуты, необходимые для сдачи. Говорят, сказал прямо: варвар из дикой России никогда не получит степень. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.

По дороге домой я заглянул в лавку старика Жана. Года два назад я выгнал из его подвала крыс — несколько простых Знаков на стенах и три часа на вырисовку Печати. С тех пор он бесплатно снабжает меня продуктами и подкидывает мелкую работёнку.

— А, Констан!

Увидев меня в дверях, Жан приветливо осклабился.

— Всё ещё не магистр?

Да ёшки-матрёшки! Они сговорились, что ли?

— Привет, Жан. Даже не собираюсь. С магистра ты станешь брать двойную цену за свою ветчину. Кстати, отрежь мне кусок на ужин.

Лавочник расхохотался от незатейливой шутки и поманил меня пальцем.

— Констан, есть большой заказ.

— М-м?

— Амбары на том берегу Сены.

— Опять крысы, — я хмыкнул.

— Ну, а кто? Возьмёшься? Тридцать ливров.

— Пятьдесят.

— Побойся бога, Констан! Там всего два маленьких амбарчика.

Жан двумя пальцами показал, какие это крохотные амбарища. Да-да, верю, верю. И наверняка знаю, что Жан сдерёт с заказчика все шестьдесят.

— Только из уважения к тебе, Жан. Сорок пять.

— По рукам!

— На следующей неделе, Жан. Завтра и послезавтра мне надо быть на диспутах.

— Хорошо. Но только обязательно, тебя будут ждать.

Хитрый лавочник подмигнул и отрезал здоровенным ножом шмат окорока. Добавил от щедрот кусок сыра, несколько луковиц и завернул в тряпицу.

— Держи, Констан. Тогда жду тебя в понедельник.

— Договорились.

Будущий ужин я бросил в сумку и двинулся в сторону Сены.

* * *

Последние два года я снимал комнатушку в доме Матушки Шалот. Крохотная мансарда, койка, стол и шкаф без дверцы, но мне нравилось: и от Университета недалеко, и от весёлого квартала, и соседи не слишком шумные. А главное, обходится всего пятьдесят су в месяц.

Я уже открывал дверь, когда за спиной раздалось громкое покашливание.

— Dobryi vecher, Konstantin Platonovich.

Что?! Резко обернувшись, я упёрся взглядом в незнакомца. Наверняка, дворянин, по одежде видно. Но не местный — такие парики уже пару лет как вышли из моды. И саквояж в руке иноземный, в Париже таких нет.

— U menya pismo dlya vas.

Пришлось напрячься, подбирая слова подзабытого языка:

— Zdravstvujte. Prohodite, pogovorim u menya bez lishnih svideteley.

Распахнув дверь, я пропустил его вперёд и указал на лестницу. Пока мы поднимались в мансарду, я судорожно вспоминал родную речь.

Мне было двенадцать, когда в Москве случилась вспышка чумы. Жар, беспамятство, месяц не мог встать с кровати. Но я выжил, а родители — нет. Дом оказался в залоге, родня не спешила забрать к себе сироту без Таланта…

Спасибо дальнему родственнику, троюродному дядьке, которого я даже не видел. В тот год в Сорбонну посылали делегацию: десяток великовозрастных балбесов под началом графа Шувалова. К ним-то меня дядька и пристроил.

Вот так я и оказался в Париже. Шувалов со своими балбесами уехал домой несколько лет назад, как только они получили бакалавров. А я остался: на родине без денег, знакомств и протекции делать было нечего. Да и честно скажу — в Париже мне нравилось, а ехать в далёкую холодную страну не хотелось.

— Сюда.

К моему удивлению, русские слова легко сошли с языка сами собой, и даже говорить получалось без акцента.

— Прошу, — я отпер замок и впустил неожиданного гостя в свою скромную комнату. — Кто вы такой?

— Пётр Бобров, к вашим услугам. Я здесь по просьбе вашего дяди, Василия Фёдоровича.

— Дяди?

Кхм, неожиданно. После того как родственник отправил меня в Париж, я больше не получал от него вестей. Хотя он мог бы и помочь деньгами, чтобы мне не пришлось унижаться перед Шуваловым в первые годы.

— И что он хочет?

— Вы должны немедленно возвратиться в Россию.

— Простите, сударь, не думаю. Я не собираюсь уезжать из Парижа.

— Ваш дядя при смерти.

— Соболезную.

— И хочет назначить вас наследником своего состояния.

От такого известия я закашлялся.

— Что? Наследником?

— Да, Константин Платонович. Вы обязательно должны ехать, чтобы дядя утвердил завещание.

Я задумался. Наследство — это хорошо, даже очень. Но путешествие в Россию займёт не один день, а сбережений у меня негусто. Да и неизвестно, что там собирается оставить мне дядька. Трижды перезаложенное поместье? Карточные долги? По рассказам студентов-дворян, такое частенько случалось.

Видя мой скепсис, Бобров слегка улыбнулся.

— Давайте присядем, и я расскажу подробнее. Вы ведь не виделись с дядей очень давно?

Он поставил на стол саквояж, открыл и принялся выставлять пузатые бутылки.

* * *

— Ты пойми, — Бобров после третьей кружки слегка окосел и перешёл на «ты», — я Василия Фёдоровича безмерно уважаю, ценю и…

Поскольку мой ужин пошёл на закуску, я больше ел, чем пил, и чувствовал себя вполне трезвым. И Боброва я слушал, скорее, как развлечение.

— И уважаю, — повторился Пётр, — да, уважаю! Старик, конечно, не сахар, и соседи его не любят. Но ведь он глыба. Глыбище! Сподвижник самого Петра. А поместье? Какое поместье! Тридцать тысяч десятин!

— Где?

— Что где?

— Поместье.

— Ммм… В России.

— Это я понял. Где конкретно?

— Там, — Бобров махнул рукой, — рядом с Муромом. Вёрст десять всего от города.

Матерь Божья! Это, похоже, несусветная глушь и провинция.

— А эти… — я щёлкнул пальцами, пытаясь вспомнить нужное слово, — как их… Krepostniye. Сколько?

— Душ-то? — Бобров замялся. — Не очень много. Точно не знаю, Василий Фёдорович не любит рассказывать о своих делах.

— Орки?

— Кто?

— Крепостные.

— Да, естественно.

— Тогда не поеду.

Первые три года в Сорбонне меня самого дразнили орком. С пренебрежением и брезгливостью. Пришлось вызывать на дуэль каждого, вякнувшего в мою сторону. Когда счёт побед перевалил за сотню, все молчаливо согласились считать меня человеком.

— Не поеду, — повторил я, — не хочу жить среди варваров-орков.

— И ничего не варвары, — Бобров обиженно поджал губы, — у нас многие дворянские роды оркские. Смешались, конечно, с людьми, но самые что ни на есть орки. У меня тоже орки в роду были. Даже сам Пётр…

— Что Пётр?

— По бабушке, — со значением подмигнул Бобров и поднял кружку. — За Петра Великого!

Мы чокнулись и выпили до дна.

— Всё равно не поеду.

— Но почему?! Кто ты здесь, в Париже? Бедный студент? А дальше? Пойдёшь работать к какому-нибудь барону? Магические пистоли делать или защитными Печатями стены укреплять? Я прав? На королевскую службу тебя всё равно не возьмут.

Бобров прищурился, выкладывая аргументы, и стал загибать пальцы.

— А в России ты будешь дворянином. С землёй, доходом и уважением.

— У меня нет Таланта.

— Ой, я тебя умоляю!

Он всплеснул руками.

— Думаешь, он там у всех подряд? У меня нет. У московского губернатора — нет. У графа Шувалова — тоже нет! Он сейчас знаешь кто? Генерал-фельдцейхмейстер! Всей артиллерией заведует. Любимчик нашей матушки-императрицы, между прочим.

Вот оно что! А я-то думал, на кой чёрт Шувалов чуть ли не за свой счёт учил в Сорбонне этих балбесов. Он оружейников из них готовил, и сам, похоже, нахватался Высокого искусства.

— Это здесь ты бакалавр, один из тысячи. А в России будешь уникальным специалистом. Хочешь — сам организуй всякие мануфактуры, хочешь — купцам на заказ делай. Или к матушке-императрице на службу поступай. Она таких, как ты, ценит!

С такого ракурса я на проблему не смотрел. Верно говорит зараза Бобров: деланный маг, знаток Высокого искусства, в России зверь редкий. Своих по пальцам можно пересчитать, иностранцы не часто приезжают. Можно неплохо подняться, если смотреть по сторонам и ловить выгоду.

— А Искусники с Талантом?

— А что они? Ты им не конкурент, они в императорской армии генеральские погоны зарабатывают. Или в сибирских наместничествах сидят.

Точно-точно, я и забыл — у русских дворян считается потерей чести разменивать Талант на низкую работу со Знаками и Печатями. Впрочем, здесь, во Франции, нравы те же самые — дворяне с Талантом или в гвардии короля, или усмиряют дикарей в заморских колониях.

— Костя, поехали, — Бобров обнял меня за плечи одной рукой, — не пожалеешь. Если не понравится, продашь наследство и обратно вернёшься. Хоть при деньгах будешь. А то смотреть без слёз не получается, как ты живёшь.

Он обвёл рукой мою убогую мансарду.

— Не хочу.

— Ладно, — неожиданно легко согласился Бобров, — тогда давай выпьем!

Из саквояжа появилась ещё одна бутылка.

— Из России привёз, хлебное вино двойной перегонки.

В кружки полилась прозрачная жидкость.

— За матушку-императрицу Елизавету Петровну!

Мы чокнулись. Ох и крепкая, зараза! В желудке стало горячо, а хмель наконец-то дошёл до головы. Бобров, с хитрым прищуром, уже наливал вторую.

— Костя, — после третьей заявил он, — поехали в Россию.

— Да чёрт с тобой, поехали! Когда?

— Прямо сейчас. Есть, во что вещи сложить? Нет? Тогда в мой саквояж, он всё равно уже пустой.

Шатаясь и покачиваясь, я прошёлся по комнате, собирая пожитки. Немного одежды, десяток-другой книг, кинжал и старая шпага, доставшаяся от отца.

— Едем, дружище!

На узкой лестнице Бобров чуть не сверзился, но я поймал его за локоть. У выхода из дома нас ждал закрытый экипаж. Возница с лицом, замотанным шарфом, соскочил с козел и распахнул перед нами дверцу.

— Бобров, скажи честно, ты был уверен, что я поеду?

Он пожал плечами.

— У меня выбора нет. Если я тебя не привезу, твой дядя меня в бараний рог согнёт. Он мои карточные долги выкупил.

Я сочувственно хлопнул его по плечу, рухнул на широкое сиденье и почти мгновенно уснул.