Электрические киты

Александр Касаверде (2024)

Лёне по прозвищу Леннон девятнадцать лет — идеальное время, чтобы отправиться в безумное путешествие с любимой девушкой. Приключения Леннона начинаются с провала экзамена на инязе и новости о смерти отца. Считая себя неудачником, Леннон решает свести счеты с жизнью. Но случайно найденные детские рисунки, на которых изображены киты, и странная записка меняют его планы. А еще Леннон влюбился. Дерзкая Лана зовет его поучаствовать в запрещенных мотогонках на мифическом острове: она будет фотографировать, а Леннон — писать репортаж. Но кое-что мешает Леннону насладиться поездкой: в детстве он попал в автокатастрофу и ничего не помнит о том, что было с ним до шести лет, а единственное его воспоминание об аварии — песня «Любовь, похожая на сон», которая в тот момент звучала из автомагнитолы. Теперь у Леннона панические атаки. А еще ему необходимо разобраться с несколькими слепыми пятнами собственного прошлого и обязательно увидеть китов у Гебридских островов. Эта история взросления похожа на безумное роуд-муви, где герои ищут смысл жизни в голливудском кино, дают концерты, играя на воображаемых гитарах, участвуют в нелегальных мотогонках и едут через весь континент, чтобы обрести себя. Александр Касаверде родился в Москве в 1982 году. Поступил в институт иностранных языков, проходил практику в Испании и Великобритании. Защитил диссертацию по теории литературы. Несколько лет прожил в Индии, где изучал традиции буддизма и философию веданты. Вернувшись на родину, работал учителем, журналистом, режиссером, автором научно-популярных фильмов. В настоящее время живет на окраине столицы, пишет романы и создает образовательные программы для творческих людей.

Часть 3

В дороге

Я свалил из Москвы

В мае две тысячи четырнадцатого.

Прямо с похорон отца

Покинул дом.

В начале лета

Решил отправиться

Искать мечту где-то.

О забытых китах

Я не вспоминал давно,

Пока с гробом отца

Не столкнулся лицо

В лицо.

Отец, где ты был,

Дай ответ.

Почему в воспоминаниях

О днях, когда я рос,

Тебя совсем нет?

И сказал отец

Прямо из гроба мне:

«Иди и плыви туда, где

Море с небом сливаются

В синеве,

Где киты тебя зовут

Из серых дней,

Словно родители —

Своих брошенных детей!

Дорога на Вильнюс

Вместе с Ланой я трясся в вонючей техничке и смотрел на свои старые советские кроссовки. Лана сидела напротив. И я впал в какое-то молчаливое исступление. Хотел ее спросить, а что, собственно, значит эта история с Костей, который обнимает ее за талию? И что с нашими «Электрическими китами»? Но я как будто сжевал свои носки…

— Ну чего ты смотришь, Леннон? Ты что, не рад? — спрашивает она. — Мы же это сделали. Понимаешь? Вырвались из своих коконов, и теперь впереди только свобода и приключения. Слышишь? — И чтобы то ли успокоить меня, то ли намекнуть на вчерашний день, добавляет: — Мы же «Электрические киты»! — И делает руками такое мимимишное сердечко и подносит к своему:

Тук-тук,

Тук-тук,

слышишь моей любви стук?

А я молчу и мычу, будто я умственно отсталый. Но поверь, в ту минуту я именно таким и был. Потому что логичней было бы сказать типа: «Лана, давай выясним все прямо здесь и сейчас и, может, тогда избежим трагедии, которая всех нас ждет в ближайшем будущем. Ты же знаешь, что все проблемы людей из-за того, что они друг друга не слышат. Зачем нам повторять их ошибки? Мы же с тобой другие. И наши отношения. И мы еще окажемся на Северном полюсе в вязаных шапочках, цветных пуховиках с двумя милыми детишками?»

Но нет, блин, я сижу и жую метафорические носки. Хочу вроде сказать все это, но получается какое-то мычание.

И Лана смотрит на меня, улыбается, будто я не мычу, а это у меня такая смешная песня кита.

Но ок, давай по порядку. Я остановился на моменте, когда мы после ночи любви проснулись в светлой комнате Ланы в Минске, появился Костик, этот белорусский Хавьер Бардем. Верно?

— Да, именно так, — вздыхает Лана, — я понимаю. Ты же не из-за Кости? Верно?

— Угум, — мычу я.

— У нас с ним… ничего нет.

И Медведь, наш водитель, о нем я позже подробнее расскажу, в этот момент поперхнулся — так, невзначай.

— Больше ничего нет, — добавляет Лана. — Ты же знаешь, я не думала, что ты на самом деле приедешь. Что ты реальный!

И тут у меня что-то в голове переклинило, замкнуло… И я словно падаю в пропасть. Медленную. Черную. Из простыней, скручивающих твое тело в тупом онемении. И эти простыни тебя душат — так, что при вдохе болит в груди и кажется, что сейчас что-то внутри надломится.

— Ты что-то скажешь, Леннон? Тебе, знаешь, в любом случае придется считаться с моими странностями… а ты думал, у меня их нет? Это, может, в окошке зума их не видно было. А так они есть. Не сомневайся во мне, — говорит. И как ни в чем не бывало надевает наушники, ныряет в свою музыку… будто этого разговора и не было.

До сих пор не понимаю, как у тебя так все просто выходило. Любая сложность и преграда для тебя — что растопленный воск, из которого ты лепишь что захочешь.

— А Костя хороший. Вы с ним еще подружитесь, — добавляет Лана, уже слушая музыку. Так на полтона громче говорит, давая понять, что ответ мой ей не нужен, потому что там у нее уже во всю «Sonic Youth» трещит. И улыбается еще — как девственно-чистое и прозрачное облако.

Да, короч, о том, как мы оказались в техничке и кто такой Медведь. Ну вот мы проснулись в Минске. Костя разрушил нашу идиллию. Лана покидала шмотки в рюкзак. И мы втроем, вместе с чертовым Хавьером Бардемом, выдвинулись в гараж. Там уже встретили остальную часть банды, загрузили шмот в техничку и двинулись в сторону Литвы, где должны были встретить Рупу — главного члена банды. О нем чуть позже, потому что это человек-человечище и я даже не знаю, как к нему относиться, обнять или столкнуть с горы в бушующий океан. Он разрушил мою жизнь до основания и заставил возродиться, как гребаную птицу феникс. Но сперва представлю наших ангелов ада.

Ангелы ада, или Немного литературной теории

Даже не знаю, как начать. Я ведь только первый курс на филфаке окончил, а наш профессор Борев по литературной теории мне уже изрядно успел поднасрать. Сам-то он вполне ничего, такой эксцентричный старичок-нарцисс, мешающий цитаты из классики с историями о своих любовных похождениях. Травил байки, как он встречался с Иосифом Бродским и они там с какими-то дамами во Флоренции смотрели рассветы на берегу Арно. Ну это река такая. А Бродский — известный поэт, на «Ютьюбе» его много. Он там таким заунывным голосом вещает. Не люблю я такое, знаете, когда вот ты с человеком встречаешься, он нормально с тобой общается, а потом начинает читать стихи таким голосом, будто труп оживить хочет. Вот мое любимое:

Конец ознакомительного фрагмента.