На пути «Тайфуна»

Александр Калмыков, 2017

Осень сорок первого года не лучшее время для попаданца. Киев уже пал, к Москве рвутся танковые полчища врага. Но выбирать не приходится, и пришелец из будущего не станет отсиживаться в тылу, пока идет война, а значит, остается один путь – на фронт: помогать своим предкам там, куда его привела судьба. Станет ли Западная Двина новым рубежом в этой войне, зависит от того, насколько призванный секретным артефактом Александр Андреев сумеет воспользоваться своим послезнанием, чтобы вся история пошла по-другому.

Глава 2

19 сентября. 01.00

Мнения у нас с Сергеем полностью совпали. Может быть, немцы отзовут свои гаубицы обратно, и нам они угрожать не будут. Но все равно эти орудия завтра начнут стрелять по нашим войскам. Нельзя упускать такой удобный случай лишить противника сразу четырех или шести пушек.

Время у нас пока есть, ведь вряд ли их прямо сейчас повезут обратно. Понадобится как минимум несколько часов на различные согласования между штабами батальона, полка и обеих дивизий. Да и везти тяжелые орудия ночью лишний раз не стоит. Так что, скорее всего, артиллеристы останутся до утра на этой полянке, где в радиусе километра от них никого нет.

— Сколько сейчас времени? — жаль, но я не догадался забрать у пленного офицера часы в качестве трофея.

— Только час ночи. До рассвета времени достаточно.

— А фаза луны какая?

— Как раз завтра новолуние.

— Отлично, темная ночка это то, что нам надо. Тогда сделаем так. Я возьму из своей роты всех, кто не ранен, и еще человек двадцать ты мне выделишь из соседней. В полнокровной гаубичной батарее людей и так будет раза в два больше, чем у нас, да плюс еще минометчики. Да, еще я заметил, что у тех бойцов, которых ты привел на помощь, есть «дегтярь», его я тоже заберу вместе с нашим. Пусть твои хлопцы пока немецкие МГ осваивают, у нас их много. Также возьму оба батальонных миномета и все исправные автоматы. Если мы подойдем к батарее незаметно, то справимся. Ну, а в крайнем случае обстреляем из минометов машины с боеприпасами. А пока нас не будет, саперы полка и все свободные бойцы, которых можно выделить, попробуют починить переправу.

Подготовка к операции велась максимально быстро. Старшину я попросил отобрать четверых самых умелых бойцов. Этой четверке нужно подобрать немецкую форму по размеру, а всем остальным раздать трофейные каски, чтобы в темноте они издали были похожи на фрицев. Подумав, я скинул куртку и тоже переоделся в немецкую форму. Конечно, хорошо бы надеть мундир офицера или унтера, но на мой рост ничего подходящего не нашлось. Наверно, всех высоких «арийцев» зачисляли в подразделения СС.

Собрав свой небольшой отряд, я разъяснил красноармейцам нашу задачу. От бойцов требовалось всего-то незаметно подойти к расположению батареи, по возможности бесшумно снять часовых, и если повезет, то без стрельбы переколоть немцев штыками. Ну, а в случае, если начнется стрельба, уничтожать немцев пулеметно-минометным огнем.

Хотя бойцы устали, но они прекрасно понимали, что такое гаубичный обстрел. Поэтому никто не жаловался на прерванный отдых, и все горели желанием расправиться с немецкими артиллеристами.

Нашим новоиспеченным разведчикам я лично показал, как им парами нужно снимать часовых. Один держит правую руку противника, не давая выстрелить, а второй зажимает рот и бьет караульного сзади ножом в сердце или же снизу под ребро. После демонстрации и небольшой тренировки я провел для всех краткий инструктаж по штыковому бою:

— Проникающее ранение холодным оружием, даже не будучи опасным для жизни, угнетающе действует на психику человека. Он держится руками за рану и не пытается нападать. Поэтому в штыковом бою достаточно уколоть врага один раз, после чего надо быстро переходить к следующему. Всех, кто останется в живых, добиваем после боя.

Честно говоря, не знаю, относится ли все вышесказанное к тренированным немецким солдатам. Но в любом случае в штыковую атаку я собирался идти, лишь если противник будет спать, а в этом случае ожидать организованного сопротивления не приходится.

Напомнил я также о том, что желательно оставить в живых какого-нибудь офицера, но это уж как получится.

Каждому, кто не нес пулемет или миномет, раздали по одной заранее снаряженной немецкой «колотушке» и по две мины. После этого я заставил всех попрыгать, и еще минут десять ушло на подгонку снаряжения. Наконец, все были готовы, и мы, растянувшись цепочкой, начали спускаться к разбитой переправе.

Один из понтонов, лежащий у самого берега, оказался совсем целым. Это я заметил, еще когда собирал трофеи. Бойцы быстро оторвали его от соседнего, столкнули в воду, и мы поплыли на своем импровизированном пароме, отталкиваясь от дна шестами.

На вражеский берег отряд переправлялся в два приема. Сначала один взвод с пулеметом высадился на пляж, где тут же залег. А затем, так как никто по нам не стрелял, переправились и все остальные. Тревогу пока никто не поднимал, поэтому мы, пригнувшись, стали передвигаться вперед короткими перебежками, пока не подобрались вплотную к немецким позициям. Во вражеских окопах, как я и надеялся, было пусто. Видимо, немцы решили подстраховаться и занять круговую оборону в селе. Вот и славно, теперь мы спокойно могли пройти через лесок, отделяющий нас от заветной цели.

Не доходя до поляны метров двести, я приказал отряду залечь, а сам с разведчиками пополз к краю рощи. Результат осмотра сразу поднял всем настроение. Вся артиллерийская обслуга спала, разумеется, кроме часовых. А пушек мы насчитали целых четырнадцать штук. Секретов самонадеянные немцы не выставили, видимо считая, что находятся в тылу, и караульные открыто прохаживались или стояли под деревьями.

Пары бойцов поползли вправо и влево и вскоре вернулись с докладом. Всего было выставлено пятеро часовых, причем двое из них, контролировавших дорогу, находились вне зоны прямой видимости. Ну что же, с них мы и начнем. Хорошо, что сейчас сентябрь, и листва еще не опала. Это позволяет подобраться к немцам вплотную. Плохо только то, что один из часовых, стоявший рядом с орудиями, находился от ближайших зарослей метрах в тридцати. Но к этому я заранее подготовился. Раздав необходимые указания, я достал бинт и быстро обмотал себе шею и правую руку, которую повесил на перевязь. Не владея немецким языком, нельзя было рассчитывать сойти за своего, но приходилось рисковать.

Разведчики вернулись минут через десять. Каждая пара успешно сняла «своего» часового: быстро и без звука. Во всяком случае, я ничего не услышал. Теперь важно было синхронизировать наши действия по времени и напасть на оставшихся троих караульных одновременно.

Ну, была не была. Я вышел на дорогу и направился прямо к часовому, расхаживающему вдоль ряда пушек с винтовкой на плече. Увидев фигуру в немецкой форме, без оружия и перебинтованного, он не встревожился и даже что-то сочувственно спросил. Из всей фразы понятным для меня оказалось только слово «камрад», но было ясно, что пока все идет по плану.

Прохрипев что-то невразумительное, я махнул рукой в сторону реки, после чего достал бумажку, которую нащупал в кармане, и «здоровой» левой рукой протянул ее немцу, приговаривая:

— Отто, Отто, — стараясь произносить слово точно так же, как мой пленник.

Ничего не подозревавший часовой спокойно протянул руку и наклонился, чтобы разглядеть в темноте, что же там написано. Но посмотреть он не успел. На этот раз нож я захватить не забыл. Комбат лично вручил мне финку, как нельзя лучше подходящую для такой работы. Гладкая рукоятка, лишенная выступов, позволяла быстро выхватывать нож из-под одежды, ни за что не зацепившись. Как запасной вариант на поясе у меня еще висел немецкий штык-нож, доставшийся по наследству от предыдущего владельца формы.

Нет ничего проще, чем ударить противника, когда он не закрывается руками и не смотрит на тебя. На турнирах было намного сложнее, ведь тогда соперники внимательно следили за моими движениями, и в руках у них были такие же длинные мечи, как и у меня. Но там было и намного проще, потому что от моей ошибки не зависела ничья жизнь.

Полоснув немца под подбородком, я тут же схватил его обеими руками, чтобы шум падающего тела никого не разбудил. Осторожно оглядевшись по сторонам, я аккуратно положил труп на землю и помахал в сторону леса перебинтованной рукой, выделявшейся своей белизной на фоне окружающей темноты.

Судя по времени, других часовых уже должны были снять. Поэтому наши солдаты, которые уже ждали на краю леса, сразу же поднялись и цепочкой пошли в сторону спящих немцев, охватывая их полукругом.

Ночи были еще не очень холодные, и фрицы легли спать в спальных мешках прямо на траве, подстелив брезент. Только три палатки сиротливо торчали в сторонке. Я показал сержанту, который принес мне мою винтовку, на эти палатки и шепотом напомнил, что нужно постараться хоть одного взять живьем.

Для солдат в армии, а тем более на войне, главные желания — это поесть и поспать. Питание в вермахте было налажено отлично, но вот выспаться вволю оставалось заветным и не всегда выполнимым желанием для немцев. Поэтому они наверняка с энтузиазмом восприняли приказ отдыхать, когда им разрешили оставить орудия в походном положении и не готовить для них позиции. Все спали как убитые, и только в одной из палаток светился маленький огонек. Скорее всего, офицер работал с документами, а потом так и уснул, не выключив фонарик.

Согласно моим инструкциям, бойцы быстро прошли через ряды врагов, запеленутых в свои мешки, нанося каждому только по одному удару, хотя многие из них не умирали сразу, а начинали кричать. Последние немцы, до которых дошла очередь, уже успели вскочить на ноги, но без оружия шансов у них не было. Правда, одному дюжему немцу с фигурой борца удалось отнять винтовку у молоденького солдатика и кого-то поранить, но, обладая численным преимуществом, наши разъяренные бойцы быстро закололи всех сопротивлявшихся. Дойдя до последнего ряда, красноармейцы развернулись и прошли обратно, теперь уже добивая умирающих, старательно целясь им в голову. Много времени зачистка поляны не заняла. Хотя количество пушек тянуло на целый дивизион, но немцев насчитывалось не больше двух сотен. Скорее всего, потому, что из дивизиона успели прибыть только управление и расчеты орудий.

Тем временем мы с сержантом и еще одним бойцом выбили подпорки у палаток, и когда упавшее полотнище очертило лежащие фигуры, нанесли несколько ударов в руки и ноги. Из-под соседней палатки хлопнул пистолетный выстрел. Я подскочил туда, но сержант уже опередил меня и со всего размаху всадил штык в темную шевелящуюся массу.

Разрезав брезент, мы собрали пистолеты и даже нашли два автомата, которые предусмотрительные офицеры держали при себе. Я приказал быстрее оказать пленным первую помощь, чтобы они не умерли от потери крови раньше времени, и отправился осматривать трофеи. Нашу военную технику я раньше частенько разглядывал на «Панораме Сталинградской битвы», но целые немецкие пушки видел первый раз.

81-миллиметровых минометов, которые обстреливали нас вчера, на поляне уже не было. Вдоль грунтовой дороги, тянувшейся с северо-запада, стояли вперемешку орудия, тягачи с прицепленными к ним гаубицами, машины и повозки. Лошадей видно не было, но, судя по доносившемуся ржанию, они находились недалеко. Восемь пушек были, очевидно, теми самыми 105-миллиметровыми гаубицами, ради которых мы сюда и пришли. Помимо них, еще имелись два орудия с большим калибром, видимо 150 миллиметров. А вот четыре маленькие пушечки с очень коротеньким стволом меня удивили. Стволик лишь немного выглядывал из щита, да еще был заключен в прямоугольный кожух, откуда высовывался лишь на несколько сантиметров. Видимо, это полковые 75-миллиметровые орудия, которые имели такой высокий угол подъема ствола, что могли использоваться в качестве минометов.

Мне сразу же захотелось забрать такие пушечки в наш полк, ведь жалко уничтожать то, что можно использовать. И тут меня как холодной водой окатило. А как же выводить из строя гаубицы? Как раз об этом я еще не задумывался. До сих пор мне было важнее добраться незаметно до батареи и уничтожить немцев.

К счастью, сержант Стрелин, которому уже пришлось пережить отступление, развеял мои сомнения. Ему приходилось видеть, как взрывают орудия, которые нельзя увезти, и он заверил, что достаточно одной гранаты, чтобы вывести ствол из строя.

Но прежде чем поднимать шум, мы сначала приготовили всё для эвакуации. Нам очень повезло, что немцы не стали приводить орудия в боевое положение. Иначе пришлось бы искать различные защелки и рычаги, чтобы сдвинуть станины, включить стопоры и подрессоривание, прикрепить лафет к передку. Без опытных артиллеристов ничего этого мы сделать бы не смогли. А так осталось только подвести лошадей и впрячь их в передки и повозки. Правда, как запрягать коней, для меня тоже оставалось загадкой, но бойцы с этим нехитрым делом быстро справились. Впрочем, без ложки дегтя все равно не обошлось. Солдаты, которые привели лошадей, рассказали, что немецкие коноводы успели удрать. Но к счастью, ушли они пешком и направились на север, где, судя по карте, находилось болото.

Решив проблемы с повозками, я посчитал нелишним заодно забрать и мотоциклы. Их здесь насчитывалось около десятка, но почему-то все они были без коляски, хотя, судя по фильмам, такого просто не должно быть. Конечно, ехать на них ночью очень опасно, но бойцы могли просто катить мотоциклы, держа за руль. Из техники также имелись в наличии шесть тягачей, очень напоминавших по внешнему виду бронетранспортер, с которым я недавно познакомился, штук шесть грузовых машин, не меньше двух десятков легковушек и даже несколько велосипедов.

Грузовики мне тоже хотелось угнать, но я не знал, как их заводить, а спросить было не у кого. В сороковые годы профессия шофера была достаточно редкой, и на передовую их обычно не посылали. Поэтому я не надеялся, что в нашем отряде найдется водитель. Но, к моему удивлению, нашлось целых два знатока автотехники, и им я поручил перегнать все грузовики на наш берег. Одним из этих полуводителей оказался молоденький парнишка, лет восемнадцати, который раньше работал помощником механика в автомастерской. Он залез в кабину трофейного грузовика, стоявшего среди деревьев, мельком осмотрел приборы управления, подсвечивая их трофейным фонариком, и сразу же завел двигатель. Я с интересом наблюдал за его манипуляциями. Конечно, мне и до этого было известно, что раньше на машинах была четвертая педаль, включающая стартер. Но в каком порядке что нажимать и вообще, где какая педаль в здешних автомобилях, я не знал. Интересно, входит ли в программу обучения нынешних средних командиров, как сейчас называют офицеров, курс обучения вождению?

Триумфально посмотрев в сторону «простых пехотинцев» и насладившись нашими завистливыми взглядами, паренек начал переключать скорости, чтобы выехать назад на дорогу. Но тут дело у знатока не заладилось. Грузовик несколько раз дергался вперед и уже почти уткнулся бампером в дерево. Еще один такой рывок, и наш трофей выйдет из строя. Торжествующая улыбка сползла с лица представителя высшей касты, и, наконец, он жалобно обратился ко мне:

— Товарищ командир, здесь нет передачи заднего хода.

Так не бывает! Я попытался судорожно вспомнить все, что мне известно о механических противоугонных средствах, но, впрочем, тут же опомнился. Какая может быть противоугонка семьдесят лет назад, да еще на грузовике? Вероятно, паренек просто не разобрался в управлении. Заняв его место, я подвигал рычаг туда-сюда, проверяя, не заело ли его. Скорости переключались легко, значит, дело не в этом. И тут мне вспомнилось, что на некоторых машинах схема переключения передач была немного необычной. Поставив рычаг на первую скорость, я попробовал протолкнуть его дальше, и он послушно продвинулся вперед. Есть! Похоже, задняя передача найдена. Теперь нажимаю газ. Чуть-чуть, чтобы не врезаться в дерево, отпускаю сцепление, и машина послушно сдает назад.

Я торжественно выехал задним ходом на дорогу, даже умудрившись при этом не заглушить двигатель, и восстановил, таким образом, авторитет командира Красной армии.

Оба грузовика сразу поехали к реке, не дожидаясь остального обоза. Оттуда нашим водителям предстоит вернуться на велосипедах, которые они предусмотрительно закинули в кузов, и быстренько сделать еще два рейса. Если починить переправу до подхода немцев не успеют, то машины с боеприпасами мы сможем взорвать, чтобы ничего не оставлять врагу.

Управлять полугусеничными тягачами наши водители, конечно, не могли, к тому же они были слишком тяжелыми, чтобы наскоро починенный мост мог их выдержать. Поэтому родственников давешнего бронетранспортера в любом случае придется оставить. Четыре гаубицы, стоявшие без тягачей, перевозились конной тягой, для чего они были разобраны на две части. От них, по крайней мере, можно было отцепить передки. Пару минут мы с сержантом потратили, чтобы снять с крюка хобот лафета гаубицы и освободить передок, но со следующим управились уже гораздо быстрее.

В последний момент я, проклиная жабу, душившую меня, решил последние две гаубицы не отцеплять, а забрать с собой. Как у типичного старшины, у Свиридова тоже проснулся хомячий инстинкт, и мое предложение он охотно поддержал. Но выполнить задуманное было не так просто. В отличие от легких пушек, в которые запрягали всего пару лошадок, гаубице, даже разделенной на две части, требовалось не меньше шести тягловых животных для перевозки каждой части.

Тем временем в повозки и грузовики с боеприпасами бойцы уже побросали собранные карабины и прочие трофеи. Помимо винтовок, у артиллеристов имелись целых шесть пулеметов и с десяток автоматов. Единственное, чего не нашлось у немцев, это полевых кухонь, о чем старшина сильно сокрушался. Впрочем, если посмотреть с другой стороны, то это даже хорошо. Успей фрицы подтянуть сюда все обслуживающие подразделения, то здесь находилось бы несколько сотен человек, так что наша атака не имела бы шансов на успех.

Настроение у всех было приподнятым. Еще бы, за одну минуту мы уничтожили втрое больше врагов, чем за весь предыдущий бой, и при этом наши потери составили только два легкораненых бойца. Любо-дорого было посмотреть, с каким довольным видом красноармейцы носили охапки немецких винтовок и собирали солдатские книжечки. Среди трофеев особенно всем понравились разноцветные фонарики, которые раньше они видели только у полковых разведчиков.

Нацепив честно заработанные трофейные часы, мы со старшиной обговорили распорядок дальнейших действий. Я давал ему полтора часа, чтобы переправить все добро на левый берег. С помощью второй роты, оставшейся на наших позициях, это было почти реально.

Длинная кавалькада повозок и пушек исчезла в темноте, а я с тремя бойцами остался на поляне. Чехлы со стволов гаубиц мы уже сняли, как открываются затворы, разобрались, у всех машин и тягачей крышки топливного бака нашли, и нам больше ничего не оставалось, кроме как ждать и прислушиваться. Расчеты наших минометов находились метрах в двухстах южнее, так что оттуда они как раз могли обстреливать позиции немцев. В случае атаки это позволит задержать врагов на полчаса, а нам больше и не надо. 50-миллиметровые минометы часто и вполне справедливо ругали. И дальность у них маленькая, и точность низкая, и мощность взрыва слабая. Но зато у них имелось огромное преимущество, в первый год войны просто бесценное — это мобильность. Наши минометики весили всего двенадцать килограммов, а новая модификация, которую недавно разработал Шамарин, только десять. Это позволяло переносить их одному человеку. Если учесть, сколько транспорта и лошадей было нами потеряно в начале войны, нашим солдатам часто приходилось рассчитывать только на свою мускульную силу. А дальность хоть и составляла всего восемьсот метров, но это было все-таки больше, чем пятьсот метров у аналогичного миномета германской разработки.

Время шло, но никакой реакции немцев пока не наблюдалось. Со стороны села, занятого фашистами, не доносилось ни звука. Собак фрицы убивали сразу, а домашнюю скотину и птицу, наверное, уже всю съели.

Чтобы не терять времени даром, я решил попробовать снять орудийные прицелы. Это все равно лучше, чем просто разбить им оптику. В ходе предстоящего зимнего наступления Красная армия захватит много трофейной техники, в том числе сравнительно исправной, и тогда наши прицелы очень пригодятся. Дело оказалось нетрудным. Поискав немного, я легко смог найти ручку, которая позволяла снять панораму с кронштейна. Со 150-миллиметровыми гаубицами пришлось повозиться подольше, но и эта задача оказалась вполне решаема. Но, завладев прицелами, я не захотел останавливаться, и мой алчный взор упал на затворы. Хорошо бы их тоже не выводить из строя, а унести собой. И вот тут я пожалел, что не расспросил кого-нибудь из офицеров. Знание языка в этом случае не потребовалось бы, все можно объяснить жестами. Но что поделаешь, не имея никакого опыта командования, я все время что-нибудь забываю.

Прождав обещанное время и накинув еще минут десять на всякие непредвиденные обстоятельства, я отдал команду. Имея достаточный запас гранат, мне было не жалко потратить на каждое орудие по две штуки. Мы заранее засунули «колотушки» в казенники, и теперь оставалось только выдернуть вытяжной шнур, быстро захлопнуть затвор и отбежать подальше. Вчетвером мы сделали три таких гранатных залпа, а потом повторили процедуру, но уже с дульной стороны ствола. Результат нас вполне устроил. У нескольких орудий дуло просто разорвало на лепестки, а у остальных пошли трещины, гарантированно делавшие ствол непригодным к стрельбе. После этого настала очередь автотранспорта. Все болееменее ценное наша трофейная команда из них уже выгребла, даже шоколадки, которые предусмотрительные водители прятали за сиденьем. Но все равно было жалко взрывать «мерсы» и «опели». Только одной легковушке повезло избежать всеобщей участи и остаться жить в качестве трофея. Везучей машиной был маленький внедорожник. Передние сиденья в нем закрывались брезентом, а сзади находился маленький открытый кузов, с установленными в нем двумя спаренными пулеметами. Просто идеальная машина для командира полка, которому я и собирался ее потом презентовать. Можно и небольшие грузы перевозить, и два-три человека охраны.

Уничтожив и запалив всю вражескую технику, мы с комфортом разместились в машине, но не успели проехать и десяти метров, как Стрелин вдруг насторожился и крикнул мне:

— Командир, выключи двигатель.

Я ничего опасного не видел, но мотор тут же послушно заглушил. Сержант молча показал рукой в сторону дороги, откуда приехали вражеские батареи, и, прислушавшись, я уловил сквозь треск пламени натруженное гудение двигателя. Видимо, дорога там проходит через болотистую низину, и автомобилю приходится проезжать через грязь, газуя на высоких оборотах. К счастью, судя по звуку, машина шла одна, и уже находилась довольно близко. Если бы не яркое пламя костров, в которые превратилась вражеская техника, мы бы уже заметили отблески фар.

У нас еще оставалась возможность улизнуть, но казалось, что удача не оставит нашу роту в этот день, вернее, ночь, и я решился на очередную авантюру:

— Поехали, посмотрим, сколько там фрицев. Один боец к пулеметам, двое в кусты, по обе стороны дороги.

Когда мы подъехали поближе, стало видно, что в кабине водитель находится один, и в открытом кузове грузовика тоже никого нет. Я притормозил там, где придорожные кусты росли погуще, и вышел навстречу машине. Липовых повязок на мне уже не осталось, и теперь приходилось придумывать новую хитрость. Закрыв одной рукой рот, а другой схватившись за живот, я наклонился, всем своим видом показывая, как же мне стало плохо после уничтожения «нашей» батареи. Имитация тошноты должна была объяснить немцу мое молчание.

Встревоженный водитель выскочил из грузовика и подбежал ко мне, не заметив, как из кустов у него за спиной появился разведчик, одетый в немецкую форму. Хотя я не знал ни одного слова, из того, что он тараторил, но понять смысл было нетрудно:

— Что случилось? Сколько людей выжило? Ты ранен? Где командиры? Сигареты есть?

Несмотря на свою трескотню, немец держался настороже и почувствовал, что сзади него кто-то есть. Как только он начал оборачиваться, я той же рукой, которой держался за живот, быстро выхватил из ножен трофейный штык и, сделав глубокий выпад, всадил его в бок противнику. Левой рукой я, правда, фехтовать не очень-то и умею, но здесь требовались только простейшие движения. В это время разведчик успел схватить немца за руку и пару раз пырнуть его ножом.

Минутку мы постояли, прислушиваясь, но больше сюда никто не ехал. Ну все, теперь можно возвращаться. Но тут передо мной встала дилемма, по своей сложности не уступавшая той, которая досталась буриданову ослу — какую из машин забирать. Легковушку мне было жалко, но и грузовики нашей армии нужны позарез. Я, наверно, стоял бы так до утра и ничего не решил бы, но бойцы нашли в кузове канат, с помощью которого можно было взять внедорожник на буксир, и проблема сама собой разрешилась. Достаточно было показать сообразительному Стрелину, как крутить руль и нажимать на тормоз, и он смог вести машину на гибкой сцепке.

Посадив красноармейца Белова — того самого разведчика, который помог мне заколоть водителя, в кабину грузовика и оставив второго бойца в легковушке за пулеметом, я поспешил к нашим минометчикам. Путь был коротким, но занял не так уж и мало времени. Проехав всего триста метров, я умудрился несколько раз заглушить двигатель, что, впрочем, неудивительно при отсутствии навыка. Ведь мало того что надо было не забывать про перегазовку и двойное отжатие сцепления, так еще и легковушка висела на прицепе. Но постепенно езда стала налаживаться, и, подъехав к нашим дозорным, я смог удачно развернуться на небольшом пятачке между деревьями. Сложив минометы с боекомплектом в кузов, мы направились к реке по уже наезженной колее. Фары я все это время не выключал, а в особо трудных местах посылал вперед бойца с фонариком, разведать, можно ли нам тут проехать.

Несмотря на некоторые опасения, погони за нами не было. На фоне разрывов снарядов, бухающих время от времени на севере, наши взрывы могли не вызвать особого интереса у немцев в селе, а вспышки и пламя из-за леса были видны плохо. Поэтому мы имели все основания надеяться на благополучное завершение операции.

Когда мы подъехали к берегу, там все еще оставалась одна гаубица. Если полковое орудие было очень легким, примерно на центнер легче нашей сорокапятки, то у гаубицы вес составляет несколько тонн. Поэтому возиться с ней пришлось долго. С десяток наших бойцов в немецких касках помогали закатывать орудие на мост, а другие заставляли лошадей идти вперед, успокаивая перепуганных животных, не хотевших ступать на хлипкий настил. На другом берегу работали солдаты в советской и в немецкой форме. Они толкали трофейные повозки, помогая им заехать на пригорок к нашим позициям.

Доверив новый грузовик молодому водителю, я оседлал джип и с чувством выполненного долга отправился докладывать командиру о наших успехах.

Искать комбата не пришлось, так как он уже ждал меня в окопе.

— Ну орел, — снова начал Иванов хвалить меня без меры, — да ты представляешь, что вы сегодня сделали?

— Да уж представляю, — отмахнулся я. — Завтра все эти снаряды немец высыпал бы мне на голову, а так ему придется репу чесать, как другую какую-нибудь каверзу придумать.

— А вот теперь мы эти снаряды ему же обратно и пошлем, мало не покажется.

Вырвавшись от поздравлявшего меня командира, я тут же заглянул под машину. Пока мы преодолевали не слишком трудный путь от реки до наших позиций, меня стали терзать сомнения, что немцы кинули меня с этим внедорожником. Ну так и есть. Посветив фонариком и разглядев переднюю ось, я не удержался от громкого ругательства:

— Вот черт, эта каракатица не полноприводная! А на вид — так самый настоящий джип. И что теперь, комполка должен на этой тарантайке ездить?

Немного успокоившись и пообещав себе найти в другой раз что-нибудь получше, я решил заняться более важными делами и обратился к комбату:

— Так, Серега, сделай одно одолжение. Мои хлопцы за ночь уже два боя провели и им отдохнуть надо, а вторая рота свеженькая как огурчик.

— Конечно, сделаем, — охотно согласился старлей, — а что нужно?

— Ну-у… — протянул я, — там всего-то делов, приготовить новую линию окопов перед нашей, метрах в двухстах. Главное, чтобы до рассвета успеть.

— Не получится, — огорченно покачал головой Иванов. — До утра никак не успеем.

— Ты не дослушал. Нам не надо копать окопы полного профиля, а нужно только наметить линию и снять слой дерна. На одном фланге поставим разбитую сорокапятку, а на другом можно соорудить похожий макет из бревен и досок. Если накрыть чехлом и замаскировать ветками, то с самолета разницы видно не будет. Еще желательно сделать хотя бы штук двадцать чучел. Взять старую форму, набить землей и камнями и положить в окопы.

— А-а, понятно, — обрадовался комбат. — Если нужен ложный окоп, то успеем его сделать по всем правилам, глубиной двадцать сантиметров. Старую форму одолжим в медсанбате. Готовить макеты и чучела нетрудно, вот пусть этим твои бойцы займутся. А почему ты думаешь, что нас будут бомбить?

— Сам посуди. Если немцы смогли столько гаубиц из соседней дивизии дернуть, то уж звено бомберов они тоже сумеют вызвать. Особенно теперь, когда мы им столько хорошего сделали. В общем, так: вторая рота пусть готовит ложные позиции, а мои бойцы пока замаскируют настоящие. Сорокапятку со сложенным щитом надо спрятать под деревьями подальше от прежней позиции, все равно с утра нас никто атаковать не будет.

Объяснив старшине все, что нужно сделать, я некоторое время контролировал, как бойцы маскировали наши позиции кустами и даже маленькими деревьями, пока наконец командир официально не приказал мне идти отдыхать. Наконец-то стащив с себя немецкую форму, которую мне было противно носить, я улегся на шинель, положенную поверх лавки в моем блиндаже.

Несмотря на усталость, уснуть я сразу не мог, а все пытался придумать способ, как предупредить руководство страны о готовящемся наступлении. Ну почему в книгах у всех попаданцев обязательно есть с собой хотя бы мобильный телефон, а у каждого второго — ноутбук? Некоторые вообще прилетают в прошлое на современных самолетах и вертолетах. Естественно, им не составляет труда доказать свое иновременное происхождение. А вот в грубой реальности у меня нет ни одного предмета из будущего, даже часов. Все осталось в машине. К счастью, такие грустные мысли мучили меня недолго, и я провалился в сон, не обращая внимания на жесткость мой импровизированной постели.

Разбудил меня вой сирен. Наспех натянув заляпанную кровью немецкую форму, я осторожно приоткрыл дверь и, согнувшись, вышел наружу. С первого взгляда было видно, что распоряжение об усиленной маскировке выполнено, и бойцы ночью потрудились на славу. Над входом в блиндаж не только висела новая маскировочная сеть, но и возвышалось деревцо, которого вчера не было, так что со стороны нельзя было догадаться, что здесь располагается ротный командный пункт. Поэтому я мог спокойно смотреть из укрытия, что творится на белом свете. А события, в масштабе нашего участка фронта, происходили примечательные. Похоже, мои предсказания сбылись, и немцы, понесшие ночью большие потери, смогли выпросить у командования «лаптежников». Они-то сейчас с воем и атаковали наши позиции, к счастью — ложные.

Мой расчет на высокую точность бомбометания Ю-87 оказался верным. Даже не очень опытные пилоты на этом пикирующем бомбардировщике клали бомбу не дальше пятидесяти метров от цели, и, сидя в окопах, мы могли не опасаться взрывов. Впрочем, кидать тяжелые фугасы на обычные окопы смысла не было, а у стокилограммовых бомб, которые, вероятно, нам приготовили, зона легких повреждений «всего» метров семьдесят. Поэтому, вооружившись новеньким трофейным биноклем и набив в уши ваты из аптечки, я спокойно наблюдал, стараясь запомнить тактику действия бомбардировщиков, как, встав в круг, «юнкерсы» по очереди пикировали на наши позиции и заваливали берег реки бомбами.

Не без злорадства я отметил, что «юнкерсов» было только семь штук, хотя в эскадрилье, или как там она называется у фрицев, должно насчитываться вроде бы девять или двенадцать самолетов. Видно, не так уж и спокойно им тут летается. Эх, еще хорошо бы нам поскорее освоить МГ-34. У нас имеются два станка, с которых можно вести огонь по воздушным целям, и надо научиться ими пользоваться. Сбить самолет мы, конечно, не собьем, но вот заставить его сойти с боевого курса вполне возможно. Но пока мечты о личной зенитной артиллерии оставались мечтами, «лаптежников» отогнать было нечем, и приходилось терпеливо ждать, пока они отбомбятся.

Наше поврежденное орудие немецкие летчики окончательно доломали в хлам, и так же методично они покончили с деревянной пушечкой, сооруженной из бревна, куска забора и тележных колес. Не пожалели самолеты и «блиндажи» с «окопами», столь беспечно оставленные русскими почти без маскировки. Под конец бомбардировщики уничтожили переправу, с таким трудом восстановленную ночью, и, гордые проделанной работой, немцы улетели на запад.

Солнце только поднялось над горизонтом и, следовательно, спал я недолго. Поэтому выслушав доклад о том, что потерь нет, и движения на западном берегу не наблюдается, я с чистой совестью отправился досыпать дальше.