Иноки – воины России: шаги в бессмертие

Александр Зуев (2024)

В истории России случались периоды, когда решался вопрос ее жизни или трагической гибели. Таковым стал период, который историки назвали «ордынским». С одной стороны, с Востока, на русский народ насела всесильная Орда, с другой — коварная Литва и необычайно жестокие, закованные в сталь немецкие рыцари. Тяжелое для народа время не случайно совпало с нравственным падением правящей элиты, с тяжелым военно-политическим положением. Казалось, уже ничего не могло удержать государство и народ от падения в пропасть небытия. И вдруг случилось чудо: внутри страны родился дух сопротивления, возродилась армия — стойкая, умелая, способная сокрушить самого сильного в то время противника — Золотую орду. Тайну и неудержимость русской весны в конце XIV века, загадку возрождения духа русско-российского государства и армии под руководством безусловного духовного лидера и величайшего патриота земли русской Преподобного Сергия Радонежского.

Выжить любой ценой

Две тысячи ордынских пехотинцев словно растворились в бескрайней степи. Все они ощутили себя песчинками, унесенными могучим степным ветром в неизвестность, в бескрайние просторы. На пятый день пути они ушли от Волги на юго-запад. Стоял август. Удушливая жара испепеляла, выжигала мозг даже у самого крепкого человека. Далеко впереди ввысь поднимались столбы пыли — это тумен тяжеловооруженной монгольской конницы двигался к Величавому Дону, главному водному духу здешних мест. А потому назвали Аланы все реки этой местности как последующие после него — Ардон, Фиагждон, Урсдон, Кармадон. И где-то вдали за горизонтом их ждало вожделенное море, до которого они вряд ли дойдут. Где-то ближе к морю они должны исполнить свою роль подсадной утки и безвестно покинуть этот негостеприимный мир.

Отупляющее движение, строгие порядки монгольского войска рождали внутреннее смирение, готовность безропотно умереть в предстоящем сражении. К Дону шли дальней дорогой: то ли пытаясь скрыться от разведчиков врага, то ли проводники были негодными. Более сотни верст, пройденных за три дня, поглотили все силы горе-пехотинцев. Под вечер третьего дня они увидели вдоль левой обочины степной дороги неровное бугристое поле, сплошь усеянное гипсово-белыми то ли корневищами огромных, вырванных с корнями деревьев, то ли костями животных. Когда подошли поближе, поняли, что второе предположение было ближе к истине — только кости были человеческие. Сотни выбеленных солнцем и степными ветрами скелетов лежали в разных позах. Часть из них разбросали в разные стороны по полю какая-то дьявольская сила или дикие животные. В нескольких десятках метров от основной груды скелетов лежали фрагменты черепов, ребер, бедренных костей.

Передние шеренги уставшей пехоты оторопело остановились, шедшие следом невольно навалились на них. В пыльном степном воздухе повисла зловещая тишина. Ее прервали визгливые крики сотников, десятников: «Вперед! Что столпились как бараны?».

Идущий рядом с Данилой Тохта выругался по-кипчакски, смачно сплюнул и вполголоса рассказал:

— В прошлом году этим же путем шла небольшая ордынская армия наказывать горцев — аланов. Здесь и произошло сражение. Даже не то, чтобы сражение, так себе, обычная в наше время резня. Только вот погибла в основном ордынская пехота, полегло примерно полтысячи таких же, как мы новобранцев. Остальные разбежались. Правда потом ордынский конный тумен потрепал аланскую и грузинскую конницы. Только вот мертвых пехотинцев хоронить никто не стал. Знаешь, свыше нам не случайно показали, какая судьба нас всех ждет. Так что давай вечером будем решать, как нам всем не стать жертвенными барашками.

Во время короткой ночевки Данила, Тохта, Плясун и еще пятеро новобранцев — Митяй, Никодим, Муслим, Сергей, Никита — жарко обсуждали будущее. Последнее слово было за Данилой. Он презрительно пнул ногой легкое копье, лежавшее рядом:

— У нас один путь — продержаться во время лобовой атаки конницы. А для этого нам нужно хорошее оружие. Во-первых, копья с коваными длинными наконечниками, с длинной металлической окантовкой, чтобы копье не перерубили, чтобы оно не сломалось от удара об лошадиный панцирь. Такие копья есть у бродников. Придется выкупить. Надо также выкупить полуметровые прямые, острые, как бритва, кинжалы — вспарывать вражеским коням подбрюшье. Затем, перед нашим и соседним десятком надо выкопать узкую длинную, неглубокую траншею, чтобы первый ряд коней сломал передние ноги и полег перед нашим строем. Чтобы траншеи выкопать, надо хотя бы пять-шесть заступов (лопат). Я видел, они тоже есть у бродников, притороченные к седлам. Кроме того, нам надо достать хорошие щиты. Те, что нам выдали, разрубят мечами в первые минуты. Что очень важно: нам нужно в бою работать парами. Один с щитом и копьем, второй с луком. Для того, чтобы отстоять небольшое пространство, нам нужно создать с десяток таких вот пар бойцов, умеющих стойко стоять плечо к плечу, спина к спине…

Решили собрать денег для покупки у бродников всего необходимого. Те, конечно же, запросят тройную цену — ведь нет рядом торговых рядов, не с кем торговаться, нет кузниц и кузнецов, способных отковать такое оружие. Данила расстелил льняное полотенце с вышитым красной нитью жаворонком (подарок матушки в дорогу) и аккуратно уложил на нее весь свой резерв — три рубля серебром — увесистые граненые, ровно обрезанные бруски с маслянистым матовым отливом. Тохта не спеша снял с шеи и достал через голову свое сокровище — закрепленную на сыромятном ремешке, завернутую в тряпочку фигурку. Развязал ткань и осторожно уложил фигурку в центр полотенца. Это был золотой Будда, искусно выполненный талантливым мастером, сумевшим передать неземное божественное блаженство на лице. Вскоре на чистой ткани лежали несколько рубленых кусочков серебра, два золотых перстня и золотой Будда.

На следующий же день представилась возможность выкупить у бродников оружие и заступы. Данила еще раз убедился, эти степные жители — жестокие дети великой степи, заматеревшие в неимоверно тревожной, непредсказуемой жизни, наученные всем правилам выживания, готовые к любой неожиданности. С разрешения сотника Данила с Тохтой сходили вечером в стан союзников. Взяли с собой примерно половину собранных денег и драгоценностей. Разговор поначалу не заладился. Бродники не шли на дружеские контакты. Однако, когда Данила сказал, что их пехотные начальники разрешили закупку оружия (ведь они союзники!), торги начались. Когда Данила откровенно заявил, что у его друзей-пехотинцев есть лишь одно желание — выжить в предстоящей войне, взгляд у бродницких начальников потеплел.

По наблюдениям Данилы, они были людьми, привычными к обманам и в то же время являли собой наивных детей степи. Среди них выделялся тот самый сотник, что выстраивал конную сотню неподалеку от их строя. Он являл йстатного молодого мужчину тридцати лет по имени Вакула, с васильковыми глазами, словно освещающими собеседников голубыми лучиками из смуглого, обожженного степными ветрами лица. Во время торгов он внимательно рассматривал новобранцев, словно давал какую-то важную оценку каждому из них. Прервав на минуту начатую торговлю, кивнул Даниле:

— Пойдем, потолкуем. Понимаю твои мысли, вижу в них отражение своих, и потому хочу дать тебе один совет.

Когда они отошли на десяток метров, Вакула резко развернулся на каблуках, приблизил свои сверлящие въедливо васильковые глаза к лицу новобранца:

— Мы, бродники, — тоже русские люди, православные, те, кто ушел от князьев и бояр, главных губителей народа. Мы — вольные люди, сами себе хозяева. Все мы вырвались на свободу, ушли от несправедливости нынешних правителей и осваиваем земли на Дону и Волге. Мы принимаем русских людей, кавказцев, бегущих от рабства, от хищников-князей и бояр, пьющих кровь простого народа. Ты вот не знаешь, что наши предки, бродники, на Калке охотились особо за князем Мстиславом Удатным, негодяем из негодяев. Хотели мы его в плен взять и судить вместе с другими за все преступления. Так он бежал позорно, да при бегстве перерубил и утопил все лодки на переправе, чтобы русское войско не переправилось вслед за ним. Обрек на гибель всю киевскую рать. Тогда все бродники думали, что русские князья одумаются, прекратят усобицу, войны и грабежи, сплотятся и отведут страшную беду от настрадавшейся Руси. Ан, нет, алчность князей выросла в разы, а вместе с ней вспыхнули бесчисленные распри. Так что спустя двадцать лет после Калки вся Русь в ордынское рабство попала — это Божья кара. И жаль, что более всего простому люду все беды достаются.

— Ты, чую, малец упорный, задумал жизнь свою и своих друзей спасти. Это правильно. Мне тоже не нравится, что вас, русских людей, превратили в живую приманку. Но ты должен усвоить, что уйти тебе к нам, бродникам, никак нельзя. Мы вас не примем. Договор у нас есть с Ордой. Старый договор, еще с тех пор как мы вместе с монголами сокрушили все русское и половецкое воинство при Калке. И хотя случилось это почти полтора века назад, у нас, у бродников, свежа память о подлых князьях — главных виновниках всех бед русской земли. Так вот, запомни, мы не выдаем всех беглых, кроме тех, кто служит в ордынской армии. Жаль, конечно, но на нас не рассчитывай. Если хочешь выжить и друзей своих спасти — уходи от Орды на Кавказе. Там легко затеряться.

Между тем торги продолжались. По кругу пустили большой тяжелый деревянный ковш со свежесваренным пивом. А когда бродники увидели золотую фигурку Будды, их глаза загорелись, руки задрожали в стремлении прикоснуться, погладить неведомого Бога, сделанного руками искусного мастера. Тохта это тоже отметил и с азартом стал выторговывать оружие. Особо его интересовали копья с длинными коваными трехгранными наконечниками. К наконечникам были приварены тонкие стальные трубы метровой длины — в них вставлялись прочные деревянные древки из просушенной сосны. Такое копье трудно сломать или перерубить. Пехотинец мог упереть копье в землю и принять на него несущегося во весь опор коня.

В свой лагерь вся кампания вернулась довольная, пригибаясь от веса тяжелых копий, хищных кинжалов, добротных степных луков. Их удалось прибрести аж пять штук! Настроение у пехотинцев заметно улучшилось. Оружие сразу же распределили среди двух десятков бойцов. С разрешения сотника и десятников стали тренировать пехотинцев в создании углубленной линии обороны. Сотник и десятники не возражали — им тоже хотелось выжить.

От пехотных начальников пришла весть — разведка бродников заметила разъезды вражеской конницы. В эту или следующую ночь они могут напасть на спящий лагерь.

Данила с Тохтой собрали своих сторонников, усадили в широкий круг. Тохта предупредил, что конница аланов налетает обычно на рубеже ночи и рассвета, когда сон самый крепкий. Бьют зажигательными стрелами по юртам. Потом, дождавшись, когда люди проснутся и вскочат, обстреливают мощными стрелами с коваными, тяжелыми наконечниками суетящихся, едва очнувшихся от сна людей. При этом самих всадников не достать, их не обстреляешь, поскольку они скачут конными лавами вдоль границ лагеря. Каждый всадник успевает за минуту выпускать по двадцать смертоносных стрел. Так что защита от такого нападения одна — остаться лежать, прикрывшись щитом, немного приподняв одну его сторону, противоположную нападающим.

Данила в ту ночь рассказывал товарищам о предупреждении бродницкого начальника Вакулы, о прошедшей полтора века назад битве на Калке, показавшей всю ничтожность русских князей и бояр, не способных защитить свой народ от Орды. Он рассказывал о своей мечте — посетить еще раз единственную надежду русской земли Святую Троицко-Сергиевскую обитель, увидеть и услышать Преподобного Сергия, ощутить особый смысл Священного писания. Его пытливый ум бился в поисках истины, в поисках смысла жизни. Проповеди Преподобного звучали по всей Руси как призывный колокол в ночной тиши, предупреждающий о бедствии! Особо звучал призыв к любви и милосердию!