Девочка на кресте

Александр Вячеславович Гусев (2024)

Детектив нашел девочку прибитую к кресту в темной квартире, на полу начертана пентаграмма, и теперь ему нужно расследовать ее убийство.

2

Дзинь, дзинь, дзинь.

Я проснулся в своей квартире от телефонного звонка, сел на кровать. Телефон разрывался, но у меня не было сил, чтобы броситься к трубке. Голова ужасно болела от похмелья. Я уснул пьяный и даже не потрудился раздеться. Так и остался в черных штанах со стрелками и в белой майке, которая уже стала желтой. Даже не снял подтяжки, хотя я бы и не смог их расстегнуть. Не помню конец вечера, но думаю, что я, как обычно бухал в одиночестве и отрубился. Телефон перестал звонить.

Я посмотрел на свое скромное жилище, которое находилось в упадке без женской руки. Светлые обои в цветочек пожелтели и отклеились во многих местах. Мебели было мало, но и та, что была, уже не могла называться мебелью, скорее хламом. Стеклянная дверца деревянного шкафа с книгами была разбита, и повсюду валялись осколки на ковре, сами же книги выпали из шкафа и были наполовину разорваны.

— Кто-то вчера буянил…

Комод, стоявший возле кровати был разбит и перевернут вверх ножками. Валялись доски.

–…Не вчера — всегда…

На полу валялась моя одежда, трусы, носки. Все грязное.

А еще в комнате было полно пустых бутылок от алкоголя разных мастей, все пустые. Заменить зависимость от морфия алкоголем — не лучшая идея, но пока я справлялся с этой задачей. Отказ от морфия — это болезненная операция, а алкоголь — это анестезия.

Лежала на ковре и пепельница доверху заполненная бычками от сигарет. Но это не важно, ведь кто-то стал бросать бычки прямо на ковер, не боясь пожара. Страшно захотелось курить.

По телевизору, который я видимо так и не отключил с вечера, выступал Горбачев:

— Прежде всего хотелось бы отметить важность и масштабность перемен…

Я полез в карман и достал пачку Чапмана, вытащил сигарету и положил в рот, достал зажигалку и закурил… Желудок был недоволен таким исходом событий, и я выронив сигарету, побежал к унитазу. Обхватил его обеими руками. Желудок сократился несколько раз и успокоился, больше ничего, ведь он был пуст еще с вечера. В унитазе лежало несвежее говно, которое ужасно воняло и собрало уже порядочное количество мух. От этого запаха желудок стал вновь сокращаться.

— Ладно, нужно привести себя в порядок…

Я поднялся и нажал на сливной бачок. Подошел к умывальнику и вымыл руки. Поднял глаза и посмотрел в зеркало. Из зеркала на меня смотрел уставший, немолодой мужчина, с острыми чертами лица, длинным прямым носом и красивыми голубыми глазами.

— Хорош, подлец…

Под глазами были черные круги, засаленная челка ровно спадала на лоб, как у ботаника в школе, которого всегда бьют хулиганы после уроков.

— Нет, так не пойдет…

Я взял гребешок, подставил его под струю воды, а затем зачесал темные волосы назад.

— Вот так гораздо лучше… Прямо — «Крестный отец».

Над тонкими губами, на подбородке и на щеках была недельная щетина. Я почесал ее ногтями и принял решение побриться. Взял с полки бритвенный станок с опасным лезвием. Лезвие было тупое и я его заменил. Взял новое, острое лезвие и замер. Я смотрел на лезвие. Рука с лезвием медленно стала приближаться к кисти. Может быть закончить все сейчас? Я почувствовал прохладу от лезвия на запястье.

— Еще рано, старичок, потерпи еще немного…

Я вставил лезвие в бритвенный станок, выдавил пену для бритья на руку и размазал по лицу. Поднес бритву к щеке, рука заметно дрожала… Я сделал движение… По руке потекла кровь, ручеек по кисти, к локтю и капли — в умывальник.

— Все, нахуй бриться…

Я отшвырнул бритву в сторону, наклонился к умывальнику и смыл пену.

Выпрямился и увидел в зеркале, что заляпал майку кровью. На щеке кровоточил порез. Кроме того, я увидел синяки на изгибе локтя. От постоянных инъекций вены начинали воспаляться.

— Нужно что-то поесть, иначе я умру прям здесь…

Я отправился на кухню. На столе было пусто, в углу валялся поломанный табурет. В раковине возвышалась гора посуды и мухи летали над ней, как маленькие коршуны над падалью. Запах был соответствующий. Я открыл холодильник и ничего там не обнаружил, кроме мертвого таракана, лежащего лапками кверху.

— Когда тебе плохо, подумай, что кому-то может быть еще хуже…

Есть расхотелось и я решил сделать еще одну попытку покурить. Желудок успокоился. Я вернулся в комнату, достал новую сигарету и закурил. Я закашлялся и на этот раз стали возмущаться легкие. Кашель долго не прекращался. Я закрывал рот рукой, а когда все кончилось, то обнаружил, что ладонь в крови.

— Черт, это не хорошо…

Сигарета выпала изо рта.

— Это очень не хорошо…

Я почувствовал, что нарастающий страх завладевает моим сознанием. Я почувствовал, что я снова срываюсь. Я понял, что я сорвался.

— Все, нахуй это дерьмо…

Я услышал звонок в дверь, но в этот момент мне было все равно и я решил, что есть дела поважнее.

Я искал шприц и ампулу с морфием, я готовил дозу.

— Долго же ты держался, старичок…

Мне вспомнился мой первый раз, когда я попробовал. Мне тогда было всего девятнадцать. В то время я находился на срочной службе и меня отправили в Афган, как пушечное мясо. Тогда я мало чего понимал и держал оружие в руках только на учениях. В первом же бою пуля ранила мне в руку и меня направили в госпиталь. Ранение было несерьезное, но шрам все же остался. И я мучился от боли, я не мог спать по ночам. Я старался не стонать, чтобы не разбудить остальных парней, но это не всегда мне удавалось. Потом я увидел этого чудака, не помню как его звали, Ванька-встанька что ли? Погоняло такое. У этого парня вообще не было ног ниже колена. Наступил на мину. Но что меня поразило, так это то, что на его лице всегда была улыбка и сам он излучал ауру счастья, которую ощущали все вокруг. И вот я его спросил:

— Ванька, что за дела? Меня всего лишь пуля задела. Всего лишь чиркнула по плечу, а я готов на стенку лезть от боли, мне стыдно плакать из-за такого пустяка, но я, блядь, каждую ночь тихонько в подушку плачу, чтобы пацаны, не дай Бог, не услышали, и не проснулись, а у тебя, блядь… Ванька… ног нет. Ты че лыбу давишь?..

— Это морфий, мне его колят… Могу и тебе достать, брат…

И после этого мы каждый день катались с ним по госпиталю. Я катал его на инвалидной коляске. Гоняли, как гонщики формулы 1. Славные были времена, хотя тогда я и не понимал, к чему это может привести, к каким последствиям. В то время хотелось только одного — чтобы боль ушла. Теперь же хочется только одного — чтобы страх ушел.

В дверь не переставая звонили, и стучали кулаком, но я уже затягивал резинку на руке повыше локтя, держась за один конц рукой, а за другой зубами. Руки дрожали, но я старался быть аккуратным.

Вдруг я услышал треск дерева и хлопок. Кто-то выбил дверь? В комнату вошел человек с пузиком и в костюме. Он был похож на депутата:

— Владимир Могила?

— Да, это я. Вас не затруднит подождать за дверью? Я сейчас к вам подойду.

Он подошел, выхватил шприц и воткнул мне в бедро, выдавил содержимое. Было больно и обидно. Инъекция внутримышечно — это переводняк. В любом случае, морфий стал действовать, хоть и в сто раз слабее.

— Одевайся, наркоман долбаный.

Он помог мне встать, я надел туфли в коридоре.

— Возьми пальто, на улице прохладно.

–тКакая забота…

Мы вышли из квартиры и стали спускаться по лестнице вниз. А жил я на пятом этаже.

Я знаю, что такое отношение к себе нельзя допускать, ни в коем разе. Кроме того — это может быть опасно. Да и если кто-то врывается в дом, то это уже повод для того, чтобы вызвать полицию или попытаться бежать. Но времена уже не те, что раньше. Если кто-то хочет тебя убить, то он это сделает.

На четвертом этаже бабушка поднимала тяжелые пакеты с продовольствием.

— Вам помочь? — спросил я.

— Да, будьте добры, помогите мне.

— Бог поможет, когда встретишься с ним, бабка! — сказал мужик в костюме.

Если к тебе врываются в дом дюжина мордоворотов в спортивных костюмах, значит — это бандиты, им нужен или ты, или твои богатства. Если второе, то лучше всего, просто выйти в дверь и уйти, никто тебя держать не будет. Если первое, то лучше всего, просто выйти в окно, никто тебя держать не будет.

На третьем этаже какой-то дед медленно спускался с мусорным ведром вниз по лестнице.

— Вы не пропустите нас? Будьте добры, — сказал я.

Дед остановился и стал медленно поворачиваться в нашу сторону.

— Чево? Я не слышу.

— Пропусти, пердун старый! — крикнул мужчина в костюме ему прямо в ухо.

–тЧево?! Я не слышу! — закричал дед.

Мужчина его толкнул и тот упал, выронив ведро. При этом все вышло так неловко, что мужчина в костюме сам вступил ногой прямо в мусорное ведро.

Наступили бандитские времена, и если кто-то врывается к тебе в дом и чего-то от тебя хочет, то лучше не перечить.

На втором этаже девочка заводила домой свою собачку после прогулки. Собачка обнюхала мою ногу, когда я остановился.

— Пойдем, чего встал?! — скомандовал мужчина в костюме.

Собачка стала на него рычать.

— Он понюхает и все, — сказала девочка.

— Хорошо, пусть понюхает, — сказал мужчина в костюме, — люблю собак.

Собачка понюхала его ногу, ту, которая только что была в мусорном ведре. Я понял, что это был пес потому, что он поднял ногу и нассал на туфлю мужчине в костюме.

А если кто-то врывается в твой дом в одиночку, да еще предварительно звонит по телефону, потом долго звонит в дверь, только после этого выламывает ее, а затем уточняет твое имя…

На первом этаже какая-то парочка зажималась, прижавшись к стенке. Это был неприличный французский поцелуй, где много слюны и языка. Взрослые предпочитают более утонченные поцелуи.

…То значит здесь пахнет деньгами.

Мне хотят предложить какое-то дело, дело настолько хорошо оплачивается, что заранее покрывает жестокое обращение ко мне.

Мы вышли на улицу и пошли к припаркованному рядом с подъездом черному, шестисотому мерседесу. На улице собралась толпа зевак, и растолкав толпу, мы увидели труп лежащий на асфальте. Видимо — самоубийца. Выпрыгнул из окна. Его череп раскололся, как арбуз. Такие случай становятся повседневностью. Перестройка во всей красе. Мы прошли мимо тела к автомобилю.