Здравствуй Ангел, здравствуй Бес

Александр Витальевич Протасов, 2015

Когда человечество, погрязшее в войнах и разрухе, умирая на обломках старого мира, столкнулось с новой, неведомой до этого силой, произошло необычное явление. Мальчик по имени Донатан, живущий в приюте для сирот, увидел Ангела. Это событие перевернуло всю его жизнь, изменило мировоззрение и заставило взглянуть на себя и других с иной стороны. Страшные вести поведал ему Ангел. Но ещё страшнее была встреча с Демоном.Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Тётушка

Просыпались в «Приюте Надежды» всегда рано, независимо от дня недели, всегда в семь часов утра. Во всех комнатах, где жили воспитанники, были установлены специальные таймеры, которые каждое утро в одно и то же время срабатывали с отвратительно жутким грохотом больше напоминающим звон ложки в пустой кастрюле, только гораздо громче.

Этот звонок гремел до тех пор, пока не опустеет последняя кровать во всём приюте. Затем он просто выключался, и так до следующего утра. Так начинался каждый день.

Проснувшись, мы направлялись в комнаты для умывания. Поскольку в приюте мальчики и девочки жили раздельно, то и умывальных комнат было тоже две. В «ракушке», так мы называли эти комнаты, было по два душа и по две раковины для умывания.

Миссис Бэкстридж экономила на всём, чём только могла. Я имею в виду воспитанников. Наша одежда была однотипной, сделанной из хлопка. Мальчики носили широкие брюки и рубашки с длинными рукавами на пару размеров больше положенного. Девочки, блузы и юбки. Куртки жуткого оливкового цвета, больше напоминающие робы заключённых только без номеров и вертикальных чёрно-белых полос. Ну и, конечно же, ужасные ботинки, казавшиеся мне деревянными и невероятно тяжёлыми. Они постоянно давили на большой палец и натирали жуткие мозоли на пятках. Ходить в них было невозможно, поскольку они были мне совсем не по размеру.

Носки нам выдавали раз в месяц, да и то только когда на улице становилось холодно. Штопали мы их сами. В остальное время обувь надевали на босу ногу.

На головах мы таскали бейсболки, тоже невероятно страшные, сшитые из неимоверно мягкого искусственного материала в незапамятные годы прошлого или даже позапрошлого столетия с орлом, надписью USA и CALIFORNIA. На тыльной их части была обычная сеточка, которая не спасла ни от дождя, ни от солнца.

Пожалуй, сделаю некое лирическое отступление и расскажу вам, почему же у нас всё так плохо.

Наш приют располагался в городе Санкт-Петербурге, в старой его части, которая так и называлась — Старый город. В то время это был мрачный, сырой, загазованный и жуткий уголок мегаполиса.

За несколько лет до моего рождения разразилась страшная война между Америкой и Европой. Она привела к тому, что вся западная часть Европейского континента и Северо-американский континент лежали в руинах и стали полностью непригодны для жизни. Радиация уничтожила последние остатки жизни в этих краях.

Огромное количество беженцев наводнили Восточную Европу и страны Азии. Миллионы людей хлынули в сторону России. Власти сначала пытались ограничивать и контролировать пропускной режим. Но когда ветры и течения с Запада стали разносить заразу войны по воздуху и течениями, заслоны рухнули. Тысячи и тысячи погибли от последствий того кошмара и продолжали погибать. Война навсегда изменила жизни всех жителей планеты Земля. Теперь не было французов или поляков, русских или англичан. Везде кругом насколько хватало взора, были люди. С огромным трудом и неимоверными усилиями человечество объединилось для борьбы с последствиями ядерного ужаса.

Казалось, что теперь всё встанет на свои места и жизнь вскоре наладится. Но потоки беженцев не заканчивались. Радиоактивные ветры косили людей, словно пожар сено. Спустя первые десять лет после войны восемьдесят процентов тех, кто покинул опасные районы, умерли. Их дети оказались либо в их числе, либо неизлечимо больны. Лучевая болезнь убивала тысячами. Экология была нарушена по всей планете. Дышать становилось всё труднее. Был принят закон о воздухе. Теперь все были обязаны носить устройства фильтрации и платить за их использование. То, чем мы жили раньше, не обращая на это внимания, бесцеремонно тратили, не задумываясь об истинной цене, вдруг в одночасье стало бесценным. На улице стало невозможно находиться без специального респиратора. Человек мог погибнуть за один день без этого устройства. Во всех зданиях были установлены системы контроля жизнедеятельности, и за них тоже приходилось платить. Если подобной системы не было, на помощь никто не приходил. Каждый день, чтобы просто дышать стал стоить денег. Жить стало ещё сложнее, чем раньше.

Порой по ночам мы выбирались из приюта и забирались на самую высокую крышу здания в нашем районе. Это была вышка телебашни. Как я уже говорил, пару лет назад с севера подул странный ветер. Он был чудесно свежим и очищал практически весь Северо-запад. Мы дышали. Северный ветер всегда был холодным и сладким, и нам казалось, что там, откуда он дует, нет войны, нет болезней. Мы считали, что там, на севере находится Рай.

Но это были лишь мечты. А тем временем жизнь в огромном городе покрытом вечным смогом и постоянно орошаемым обильными дождями, зачастую не всегда чистыми становилась всё труднее.

Однажды мальчик по имени Зан попал под такой дождь, а на следующее утро он проснулся в ворохе своих собственных волос. Они выпали у него все, за одну ночь и больше так и не выросли. А ведь ему было всего лишь восемь лет. Мир становился всё страшнее и страшнее. Мы понимали это гораздо лучше других, поскольку сталкивались с его реалиями каждый день.

Каждый день приносил что-то новое. Признаться честно, вести не радовали. Правительство закончило строительство барьера, отделяющего наш мир от старого, разорённого войной. Граница эта проходила совсем недалеко от Петербурга. Поговаривали, что там за «Чертой», как стали именовать границу, всё ещё оставались люди. Те, что наотрез отказались покидать свои родные края. Их были тысячи и их называли «Смертниками» из-за той судьбы, что они выбрали для себя. По прогнозам специалистов те, кто остались жить за «Чертой» обрекли себя и своих близких на скорую и мучительную смерть от тех последствий, которые причинила планете последняя война. Спустя годы о тех людях уже, казалось, совсем забыли.

В хрониках всё чаще мелькали новости о том, как очередное сборище преступников было выдворено за пределы «Черты». Новый мир не мог себе позволить содержать особо опасных заключённых в тюрьмах. Их назвали «Изгоями» по одноимённому закону о преступниках, совершивших особо тяжкие преступления. По этому закону раз в месяц со всех окраин нового мира собирали самый жестокий сброд и публично выдворяли за пределы «Черты». Какова была их дальнейшая судьба, никто толком не знал, а большинству на это было просто наплевать.

Спустя год после принятия закона об «Изгоях» мир узнал о новой угрозе.

Произошло это во время очередного выдворения. Всё шло как обычно. Очередная толпа «изгоев» разбредалась по окрестностям мёртвого мира. Охранники за периметром границы уже успели отпустить приличную порцию мерзких шуточек по поводу их дальнейшей судьбы, как вдруг дикий нечеловеческий крик нарушил тишину. Кровь от ужаса застыла в жилах. Охранники бросились на позиции и остолбенели в ужасе, глядя за пределы «Черты». Сначала они увидели, как все выпущенные ими преступники со всех ног бегут обратно к периметру границы, а за ними по мёртвой и заброшенной земле бежали странные уродливые существа. Описать их толком никому так и не удалось, настолько все вокруг были напуганы их появлением. Запомнились лишь жуткие клыкастые пасти, да противные паучьи глаза. Много глаз. Холодных и злых.

Никто из преступников не был впущен обратно. Большинство погибли в когтях монстров, остальных застрелили при попытке пересечь «Черту».

Признаться по правде, пересечь энергетический барьер высотой в четыре этажа не смогли даже жуткие монстры, но охранники застрели только преступников. Ни одного трупа жутких тварей они не смогли предоставить для доказательства или изучения. За это вся смена была уволена. Поговаривали, что их тоже отправили за «Черту», но это были лишь слухи.

После этого инцидента преступников больше за границу нового мира не выпускали. Жуткие твари не появлялись больше. Да и преступлений после этого случая стало значительно меньше, так как оказаться за «Чертой» уже никому не хотелось.

Мутанты стали самой жуткой страшилкой для детей. Ну и для нас в том числе.

Натянув на себя столь ненавистную одежду, я побрёл умываться. Подойдя к умывальной комнате, я встретил близнецов Рима и Тима, которые дружно зевали и ожидали своей очереди.

— Ты как раз во время, — сказал мне Тим, закрывая кулаком рот. — Мы как раз самые последние умываться.

— Да, здорово, — ответил я. — Как спалось вам, шалуны?

Я всегда интересовался их жизнью, поскольку эти двое мальчишек были мне ближе кого бы то ни было. Мы познакомились, когда они отбили меня у одного, очень злющего пса, когда я возвращался после похода на почту. Огромный драный волкодав набросился на меня без какой бы на то видимой причины и сильно разодрал мне левую ногу. У меня там остался огромный шрам с дырочками после шва. Потом мне делали дико больные уколы в живот, от которых всё тело болело, а потом меня тошнило. Близнецы закидали собаку камнями и она, скуля от боли, скрылась в ближайшей подворотне. Меня же они притащили в приют и вручили в заботливые руки тётушке Фиме.

Пожалуй, об этом человеке стоит рассказать поподробнее.

Тётушка Фима была для всех нас лучом света в царстве тьмы и страданий. Она работала в приюте поваром и медицинской сестрой одновременно, и всегда, я повторюсь, всегда была готова придти на помощь любому, кто нуждался.

Это была маленького роста женщина с кучерявыми, убранными под косынку седыми волосами. У неё были очень добрые глаза. Таких, как она, уже не встретишь в наши дни. Её мягкая улыбка, шершавая кожа на её руках и одежда, всегда пахнущая свежим хлебом, полностью располагали к себе. Всех воспитанников она знала по именам, но называла то сыночком, то доченькой.

Несмотря на свой небольшой рост, как в физическом, так и в социальном смысле, тётушка Фима всегда была готова защитить любого из воспитанников приюта и не боялась указать на своё место как миссис Бэкстридж, так и её мерзкому сыночку.

За подобное любую другую уже наверняка выгнали бы на улицу. Но тётушка Фима, ко всему прочему вела дела бухгалтерии приюта, и поэтому, миссис Бэкстридж приходилось, сжимая зубы терпеть её. Найти где бы то ни было человека, подобного тётушке Фиме, готового работать поваром, медсестрой, да и бухгалтером одновременно за небольшое жалование в нашем прогнившем во всем мире было просто невозможно.

Вся семья тётушки погибла от радиации. Выжила лишь она. Часто она говорила нам, что Бог дал ей здоровье и силы, чтобы она могла помогать нашим бедам.

Как и многие беженцы, она долгое время искала работу. Но однажды заметила на крыльце дома маленькую светловолосую девочку с сильным порезом на руке. Тётушка Фима помогла бедняжке. Она перевязала рану и проводила до приюта. Тут она увидела весь ужас детского горя и умоляла на коленях миссис Бэкстридж взять её на работу. Жадная карга Бэкстридж сильно колебалась, но когда узнала, что Фима раньше работала ассистентом хирурга в госпитале в Праге согласилась и позволила работать уборщицей на полставки.

Больше года тётушка Фима убиралась в приюте. Присматривала за детишками, иногда помогала по хозяйству. Как оказалось, кроме знаний врачевания у неё был чудный кулинарный талант. Спустя три года Фима стала поваром на кухне и местным доктором.

Детей, в отличие от миссис Бэкстридж тётушка Фима любила. Только благодаря её хлопотам детишки в приюте не голодали и были здоровы. Относительно, конечно.

Жила тётушка Фима в здании приюта. У неё была небольшая коморка в столовой. Небольшая, но очень уютная. Я частенько бывал там, и пускай это была лишь маленькая комнатушка, но более уютного места в своей жизни я не припомню.

Мягкий свет от старой лампы, батарея, на которой всегда что-то сушилось, запах свежего, либо жареного хлеба. А главное — ириски. Тётушка Фима всегда делала их сама, и ничего вкуснее я никогда не пробовал. Ириски были сладкими, со вкусом сливок, и они всегда липли к зубам, да так, что порой было челюсти не разомкнуть. От этого всегда поднималось настроение. А ещё мы пили чёрный чай.

Я не знаю, откуда тётушка Фима брала ингредиенты для ирисок и откуда умудрялась доставать чай. Живой растительности на планете к моменту моего появления на свет уже не было. Она погибла от радиоактивных осадков и ветров. Редкие плантации, на которых что-то выращивали, брали баснословные деньги за свой товар, а домашний скот и вовсе держали единицы. Вся еда в основном была концентрированной и модифицированной. Настоящих продуктов в продаже уже давно не было. Хотя поговаривали, что в районе Сибири всё ещё сохранились живые леса и поля, укрытые специальными каркасами, поддерживающими их жизнь.

Признаюсь, я нигде не был так счастлив и никогда не чувствовал себя более спокойно, как в той маленькой подсобке. Тётушка Фима рассказывала нам чудные истории про отважных рыцарей и прекрасных красавиц. Про драконов и волшебников, про добро и зло, про Бога и Дьявола и про их вечную битву.

Это были чудные мгновения в моей жизни. Возможно благодаря им, благодаря тётушке Фиме, её чаю, ирискам, её рассказам про драконов и принцесс мы все оставались детьми в это жуткое время и могли хоть ненадолго, но ощутить тот дивный вкус детства, которое должно быть у каждого нормального ребёнка даже в мире, напрочь уничтоженном войной.