Граф Соколовский и таинственный социалист

Александр Васильевич Свистула, 2017

Дом графа опустел, жизнь в нём остановилась. Кажется, закончилось время громких расследований, славных побед, дуэлей, шумных собраний. В эти хмурые дни за помощью к своему другу и наставнику обращается молодой следователь. Надежда раскрыть преступление всё слабее. И если граф Соколовский откажет в помощи, то его друга ждёт понижение по службе и перевод из Санкт-Петербурга. Чем закончится их разговор? И не лишился ли ещё своих способностей знаменитый сыщик?

Рассказ посвящается Дмитрию — моему доброму и близкому другу, поддерживающему меня в студенческие годы. Без него, его замечаний, не было бы этой истории.

Глава первая

Угрюмый дом

Жизнь в пригородном двухэтажном доме, казалось, погрузилась в глубокий спокойный сон. Высокий забор надёжно скрывал от посторонних глаз владельца дома и его слуг, изредка покидавших свою обитель. Уже больше года из деревянных окон, украшенных традиционными русскими узорами, не раздавался гневный крик хозяина. Жители окрестных поместий и дачных домиков стали уже забывать наполненный деспотичными нотками голос графа Соколовского. Местные с трудом могли припомнить времена, когда толстые ворота ежедневно открывались перед многочисленными посетителями.

Поэтому появление перед усадьбой чёрной брички не могло не удивить прохожих. Из брички выскочил молодой и энергичный господин в тёмно-синем кафтане,. Это был возмужавший Борис Михайлович Матюшкин, служивший в Петербурге судебным следователем. Несколько пар любопытных глаз неотрывно проводили столичного сыщика, пока за его спиной не захлопнулась массивная кованая калитка.

Покончив с завтраком, постаревший граф Соколовский не спешил вставать из-за стола. Он дождался, когда служанка уберёт столовые приборы, и закрылся от окружающего мира газетой. Тяжёлый характер хозяина дома ещё больше испортился после длительного одиночества. За последний год он превратился в молчаливого, замкнутого и совершенно не терпевшего возражений старика. Несмотря на уговоры своей старой няни, ныне исполняющей обязанности экономки, граф практически не покидал дома и редко принимал гостей. Даже члены семьи исключительно редко навещали его. Можно сказать, весь круг общения сжался до старой няни и денщика Фёдора, которого хозяин дома обучил игре в шахматы.

Газета шелохнулась в руках графа, когда из передней донеслись неразборчивые звуки, которые позволили предположить о появлении гостя. Вскоре в столовую столь же важно, как и бесшумно, прошествовал дворецкий. Он был пруссаком по происхождению, но уже давно жил в России.

— Прибыл Борис Михайлович Матюшкин, — с едва уловимым акцентом объявил дворецкий.

— Моё почтение, Александр Константинович, — в комнату влетел улыбчивый судебный следователь. — Простите за беспокойство, но я нуждаюсь в Вашей помощи.

— Марфа, принеси гостю чая, — донеслось из-за газеты, и Соколовский открылся незваному гостю.

Следователь Матюшкин на секунду остановился в удивлении. Улыбка застыла на его лице, а брови удивлённо подпрыгнули вверх. За несколько месяцев граф сильно изменился, густые тёмно-русые волосы отступили перед старостью, позволив седине обойти с флангов густую соколовскую шевелюру. Глубокие борозды морщин сетью легли на угрюмое лицо, частью скрываясь в зарослях пышных усов и треугольной бородки. Время и одиночество не пощадило знаменитой бороды графа Соколовского. Взлохмаченная, с пробивающейся сединой, она делала своего обладателя похожим на тощего медведя, проснувшегося посреди зимы. Кончики усов безрадостно повисли, сливаясь с нерасчёсанной бородой. Лишь глаза остались прежними, и всё так же тёмно-карие зрачки сверкали неизменной прозорливостью.

— Приветствую вас, Борис Михайлович. Давно вы нас не посещали. Присаживайтесь, дружок. А ты скройся с глаз немедля, — гневно бросил граф.

Последнее относилось не к Матюшкину, а к немцу-дворецкому, застывшему в почтительной неподвижности. Граф и слуга обменялись молчаливыми взглядами, после чего дворецкий бесшумно покинул комнату. Молодой чиновник сел по левую сторону от хозяина дома. В это время из коридора донёсся женский голос.

— Простите, Александр Константинович, слишком много хлопот стало в моей жизни. С таким ритмом жизни остаётся удивляться, как я ещё имя своё не позабыл.

— Ой, дорогой Борис Михайлович, — к столу поспешно подошла дородная экономка.

Когда-то эта пожилая женщина была няней Александра Константиновича. И по прошествии многих лет граф относился к ней с глубоким уважением. Она поставила на стол поднос с чашками, баранками, чайником, блюдцами и прочими приборами. При её появлении Матюшкин поднялся с места и успел перехватить пухлую ручку для поцелуя.

— Ох, — смущённо фыркнула экономка. — Как вы возмужали. Ни дать, ни взять — Его превосходительство! А манерам было бы неплохо кое-кому поучиться.

Однако назидательные слова своей былой няни поседевший граф пропустил мимо ушей.

— А я видела, как вы подъехали ко двору, — расставляя на столе три чайных чашки, призналась экономка. — Сначала даже не угадала. Думала барин какой-то едет. А как пригляделась — батюшки, так ведь это наш Борис Михайлович! Мне как раз сон после вчера снился. Будто, приехали к нам жандармы и стали Александра Константиновича о помощи просить. Сон-то в руку оказался. А у нас такая тоска, ужас!

— Хватит, — прервал угрюмый граф и высыпал в чашку одну ложечку сахара. — Он приехал не для того, чтобы слушать твою болтовню. Так зачем же?

Немного смутившийся следователь вернул чашку на блюдце и посмотрел в глаза графа. Про себя он отметил усилившуюся резкость в поведении хозяина дома.

— Александр Константинович, видите ли, у меня появились трудности, которые мне не решить без ваших знаний и опыта.

— Убийство?

— Да, — признал Матюшкин и отхлебнул чаю. — Девять дней назад в Петербурге был убит младший сын подполковника Аносова Владимира Павловича. Впрочем, он же и единственный. Старший сын погиб в японской войне. Вы случайно не знакомы с этой семьёй?

— Аносов? Не припомню, чтобы слышал о нём раньше.

— Аносовы живут на севере столицы, в небольшом огороженном особняке. Девять дней назад, двадцать пятого июня, неизвестный застрелил сына подполковника в их усадьбе.

Густые чёрные брови графа вопрошающе приподнялись вверх, требуя продолжения. Следователь Матюшкин отставил чай и, отказавшись от баранки, предложенной заботливой старушкой, продолжил рассказ.

— Его звали Ярослав Владимирович. Двадцати трёх лет. Близкие говорят, раньше он слишком увлекался карточной игрой.

— Пока оставим это. Для начала расскажите, как произошло убийство.

— В начале одиннадцатого ночи в дом вошёл неизвестный. Слуга видел его и был предупреждён о визите.

— Слишком поздно для гостей.

— Убитый сам часто возвращался домой ночью. И, бывало, к нему приходили в подобное время.

— Значит, Ярослав… Владимирович ждал гостя?

— Да. Они прошли в библиотеку. Прошло совсем немного времени — около десяти-пятнадцати минут, как раздался выстрел. Его слышали слуга, впустивший гостя, и садовник. Они даже попытались остановить негодяя, но убийце удалось сбежать. Мы уже опросили всех знакомых покойного, но это нисколько не продвинуло следствие. Сначала я решил, что причиной всему мог стать карточный долг. Раньше Ярослав Владимирович был заядлым картёжником, но потом прекратил играть и в клубе «Фортуна», где он часто бывал, не появлялся почти месяц. Это только подтверждало мои мысли, но члены клуба говорят, у него не осталось крупных долгов. Я в замешательстве, а начальник полиции требует скорейшего результата. Подполковник Аносов приходится его жене двоюродным братом.

— Скучное дело, — сконфузился граф Соколовский и жестом приказал Марфе убирать со стола. — Копайтесь в его окружении, рано или поздно что-то выяснится. Беспричинно ещё ни в одного человека не стреляли. Найдёшь причину — найдёшь убийцу.

— Близкие говорят — это дело рук социалистов, — зная слабые места графа, добавил Матюшкин.

— О! На них всех собак скоро навешают. Ты чего рот раскрыла? — граф гневно посмотрел на застывшую экономку.

— Помоги ты Борису Михалычу, — потрясла толстой шеей Марфа. — Ведь сидишь здесь, словно в кощеевом царстве.

— Уноси поднос, — не терпящим возражений тоном приказал граф. — В вашей бричке найдётся для меня место?

— Конечно, Александр Константинович! Поедемте сейчас? — радостно ударил по дубовой крышке стола Матюшкин, мысленно поблагодарив экономку за поддержку.

— Постойте, Борис Михайлович, — граф успокаивающе вскинул правую руку. — Вы сказали, сына подполковника Аносова застрелили девять дней назад, так? И как мы будем выглядеть в глазах его близких? Ведь сегодня девятины. Не будем доставлять родителям покойного ещё большего горя и не станем донимать их расспросами в день поминовения. Поедем завтра. Приезжайте ко мне, скажем, в два часа пополудни.

— Действительно. Вы правы, Александр Константинович. Значит, в два часа моя бричка будет у ваших ворот.

Постаревший, но не потерявший восхитительной осанки, граф поднялся из-за стола и неспешно проводил дорогого гостя до дверей. Они любезно попрощались, и Соколовский некоторое время глядел вслед удаляющейся бричке. За нею протянулся длинный шлейф пыли. Граф с нетерпением потёр сухие ладони и скрылся в глубине своего жилища. В душе он и сам радовался представившемуся случаю освежить мысли.