Невыносимый

Александра Салиева

«Весь распорядок в офисе нашего холдинга перевернулся вместе с приходом нового босса. Сегодня меня здесь вообще не должно быть. У меня отпуск. Но начальство решило, что много отдыхать вредно. Приказано явиться всем, без исключения. О чем сообщили лишь час назад. И теперь я, вместо того, чтобы идти с сыном на каток в парк, рассматриваю себя в зеркало лифта. В одной руке у меня снятое еще в холле красное зимнее пальто, а другой я поправляю одежду, спешно нанесенный макияж и убираю выпавшие из заплетенной косы влажные из-за снегопада пряди светлых волос. И уже на выходе замечаю на спине блузы отпечаток детской ладони, оставленный белой краской…»

Глава 5

Тая

Утро начинается слишком рано. Кажется, я только закрыла глаза, а уже приходится вставать. Вчера, когда, наконец, избавилась от Орлова, меня только хватило на то, чтобы покормить всех, помыть, выгулять Лаки, да самой сполоснуться. На звонок отца я отвечала уже в полубессознательном состоянии, но ругань его запомнила хорошо. А что я поделаю? Не драться же мне с Игнатом было? Еще забрал бы Максимку, и все, не факт, что отец тогда помог бы. О том и сообщила ему. По итогу сошлись на том, что ко мне приставят соглядатаев. До поры до времени. И удобного случая. Дальше — тьма тьмущая ровно до звонка будильника и облизывания лица со стороны Лаки.

— Фу, Лаки, что ты делаешь? — отворачиваюсь и отпихиваю от себя наглую морду.

Пес скулит и кладет ее на край постели, глядя на меня виноватым взором карих глаз. После вечерних омовений шерсть его приобрела серебристый цвет, присущий сибирским хаски. Подозреваю, один из родителей им и был. Только Лаки меньше в размерах с более узкой мордашкой, как у обычных дворняжек. Но все равно очень красивый.

— Ладно, прости, ты, наверное, в туалет хочешь, да?

Вчера перед сном он еще раз меня удивил, попросившись на улицу для своих нужд. Сейчас, похоже, тоже просится так.

Приходится вставать и одеваться. Мысленно ставлю себе зарубку, что будильник нужно перевести на десять минут назад. Чтоб пораньше просыпаться и не опаздывать потом никуда. Потому что к тому времени, как я сдаю Максимку в садик, до начала моего рабочего дня остается не больше двадцати минут, поэтому приходится заказывать такси, так что в офис я все же не опаздываю. А вот на ковер к начальству, как то просило вчера, идти сдаваться не спешу. Сперва захожу в свой отдел, оставить пальто и сумку, с удивлением отмечая там присутствие двоих парней и одной девушки. Новые сотрудники мне приветственно кивают, я — им, раздумывая над тем, когда Игнат успевает все делать. И все еще не спешу к нему идти.

Да, меня страшит его заявление о том, что он собирается меня вспоминать. Точнее, то, как он собирается это делать. И ничего приличного в моих мыслях по этому поводу нет. Честно, пытаюсь себя убедить в том, что это все лишь мои домыслы, и мужчина вполне вероятно имел в виду нечто иное, разговор там, к примеру… но дар убеждения в этот раз себя не оправдывает. Совсем никак.

В итоге, именно Агата, наблюдающая за моими метаниями по всему коридору рядом с ее приемной, решает мою дилемму. Просто берет и сдает меня Орлову по внутренней связи. Ничего не остается, как идти в его кабинет.

Будь сто раз проклят тот, кто меня так подставил!

И это еще один вопрос, на который я так и не нахожу до сих пор ответа. Просто потому что некому сдавать! Никто не знает! Если только этот кто-то из тех, кто присутствовал в день нашего знакомства в клубе и мог видеть меня в обществе Игната, а потом с Максом. Но кто?

Конечно, проще всего выяснить, разузнав, кто тогда арендовал вип-кабинки, а от них уже пройтись по гостям, но это тоже самое, что искать иголку в стоге сена. Пять лет прошло, всех и не упомнишь. И не факт, что у руководства клуба сохранились нужные записи. С другой стороны, папа и его служащие и не такое накопать способны. Решено: сегодня же попрошу его поработать в этом направлении. Заодно расскажу про все остальное. А пока пора разобраться с другим, не менее важным делом. Что там мой личный травматолог придумал для меня этим утром?

На первый взгляд Игнат выглядит совершенно не настроенным для беседы, больше занятый изучением какого-то документа. Но…

— Так и будешь там статую изображать? — произносит, так и не отрываясь от своего основного занятия.

Хорошо бы, но смысл? Вот и прохожу к столу, настороженно поглядывая на него. Отмечаю ослабленный узел галстука, на этот раз черного цвета, слегка взъерошенные волосы и в целом уставший вид, несмотря на вроде как «свежую» одежду.

— Ты что, не спал?

Вопрос срывается с губ раньше, чем я над ним задумываюсь. Тут же кляну себя за несдержанность. Вот какая разница, спал он или нет? Никакой. Тогда зачем я этим интересуюсь? И похоже, не я одна задаюсь тем же вопросом, ведь Орлов одаривает меня удивленным взглядом и откладывает бумаги в сторону.

— Неважно, забудь, — тут же добавляю. — Сама не знаю, зачем спросила.

На его губах мелькает понимающая усмешка.

— Да, лишняя болтовня не по мне. Предпочитаю проводить время иначе.

В голове тут же мелькает тысяча и один вариант того, как он предпочитает проводить время на рабочем месте, только от работы там мало что фигурирует, вот и молчу. Мало ли. Вдруг я себе напридумывала всего и больше, а на деле все совсем не так? Да и сам про болтовню заикнулся.

— Юбка, смотрю, на этот раз что надо, — добавляет Игнат, оценивая мой наряд до щиколоток. — Снимай.

То есть правда собирается вспоминать меня через секс? И ждет, что я соглашусь? Да ни за что! Хватит с меня и одного раза с ним!

— Если она тебе так понравилась, могу подарить, но только отдельно от себя, — говорю, пятясь назад.

— Вчера мы с тобой совсем не так договаривались.

Да я вчера готова была на что угодно согласиться, только бы уже расстаться с ним!

К тому же:

— Ты сказал прийти, я пришла. Сказал надеть другую юбку, я надела. Все.

Все, да не все. У Игната на этот счет иное мнение.

— Я не только о том, что было вечером. Днем.

Перестаю пятиться. Призадумываюсь над его словами. Кручу в голове нашу дневную встречу и понимаю, что я ничего не понимаю. О чем он?

— Днем я уволилась. И ты, между прочим, сам подписал мое заявление, а потом отозвал, — выдаю встречное обвинение. — Никаких других уговоров точно не было между нами.

Раз я не помню, значит не было, все просто.

Ведь просто?

Вроде как.

На первый взгляд.

— А я вот помню. Там, где ты встаешь передо мной на колени и радуешь меня своим болтливым ртом, и разговоры тут совсем не причем, — слегка прищуривается, медлит немного, неспешно сканирует меня с ног до головы, а после теряет всяческий интерес, возвращаясь к своим бумагам. — К концу дня соберешь мне реестр всех действующих договоров, с обозначением срока действия, условиями пролонгации, фактами нарушения исполнения обязательств, а также условиями оплаты. И Эльвиру мне позови, — окончательно забывает о моем существовании.

Пока он говорит, мои эмоции меняют спектр от возмущения до какого-то незнакомого мне чувства, которое острыми иглами вонзается в мою грудь. Я отгоняю его от себя, но не мысли о том, зачем ему Эльвира. Которая уж точно не откажется встать перед ним на пресловутые колени.

Боже, я точно с ума схожу!

Пытаюсь переключиться на рабочий лад, но перед глазами все та же Эльвира. На все тех же коленях. Перед все тем же Игнатом.

Кажется, я ненавижу.

Их обоих.

Но Орлова больше.

Так бы и отхлестала его теми же документами, что он изучает.

Даже ненадолго представила, как бы это выглядело. Полегчало. Самую малость, но все же.

— Что-то еще хочешь мне сказать? Или твоя память улучшилась? А может у тебя есть свои предложения.

И снова я его бью в своих мыслях. Так реально легче.

— Других сотрудников из своего отдела привлечь к работе могу? — уточняю, а то вдруг у них там тоже выдана своя порция распоряжений от начальства, и тут я такая распрекрасная явлюсь и впрягу всех.

И не зря спрашиваю.

— У них своя работа.

— Что будет, если не успею закончить к концу дня все собрать?

Надо же знать мотивацию на дело.

— На увольнение даже не надейся. К тому же, сегодняшний день заканчивается через… — бросает мимолетный взгляд на часы, — пятнадцать часов и сорок семь минут. Если не будешь их тратить впустую, то, вполне вероятно, успеешь.

Подсчитываю и обалдеваю.

— А ничего, что у нас нормированный рабочий день, а мне еще сына нужно из садика забирать и вести на тренировку?

— У него разве дедушки нет? Бабушки? А если не справляешься с заботой о ребенке, значит твоя единоличная опека попадает под сомнение.

Не знаю, как меня не разрывает от всколыхнувшихся эмоций. Он ведь сам… сам забыл, не позвонил, как обещал, а я виновата? Тупая, конечно, мысль. Не о том я думать должна. Но все равно жутко бесит!

— Запоминать все лучше надо, глядишь, тогда бы и сомнений не возникало, — все же кидаю встречным обвинением и бегом покидаю его кабинет, не забыв от души хлопнуть дверью.

И никакую Эльвиру к нему не зову. Надо, сам пусть этим занимается.

Следующие пятнадцать минут я провожу в женском туалете, пытаясь взять под контроль разбуженные им так не к месту эмоции. И ругаю себя. Ведь уже второй раз ведусь на его подначки.

Вот кто? Кто ему мог сообщить? Зачем? Так прекрасно все шло, а теперь… черт знает что. Одно знаю точно — сына ему я не отдам. Ни за что. Не заслуживает. Пусть другого себе рожает, как хочет.

На этой ноте успокаиваюсь и иду работать. Да и не все так плохо оказывается по итогу. Ко мне приставляют Лизу, она и помогает с выданным мне заданием. Точнее, ее приставляют ко всему отделу, но я нагло эксплуатирую девушку лично для себя. Минус такой эксплуатации в том, что она всю дорогу поет дифирамбы Орлову, чем неимоверно раздражает, но я стараюсь игнорировать в себе это чувство. Отпускаю свою помощницу я лишь на обед, в то время как сама его пропускаю.

Черта с два Игнат меня сломает! Не позволю! Хочет весь реестр? Будет ему весь реестр! Пусть подавится!

И за сыном я все же в садик еду, когда приходит время. На тренировку тоже отвожу. И с Лаки успеваю погулять. Еще через полтора часа я еду забирать Макса с каратэ, попутно заказываю в офис еды, чтобы, когда вернусь туда с ребенком, тому было что поесть, пока я снова теряюсь в мире сотен других договоров. Немало трачусь по деньгам, но да ладно.

К тому времени, как заканчиваю, на часах светится приблизительно восемь вечера. Без двадцати. Макс за это время успевает изрисовать с десяток ненужных листов, доесть все, что я заказала для него, посмотреть мультики и поиграть в развивающие игры на планшете.

— Ну, как ты? — уточняю у него, падая рядышком на диван для отдыха в углу помещения и запускаю пальцы в его мягкие волосики.

— Хорошо. Ты закончила работу? — отвлекается он от очередного своего художественного шедевра в виде кривого Лаки.

— Да, малыш, — улыбаюсь, перебирая темные прядки. — Сейчас передохну и поедем домой. Можешь пока начинать собираться.

— Не домой, — доносится от двери.

Та, оказывается, давно открыта. На пороге — Игнат Орлов собственной персоной, сложив руки на груди, прислонившись плечом к косяку.

— Хотя, понятие «дом», оно в принципе весьма относительное, — добавляет задумчиво.

Не на меня смотрит, наблюдает за Максом, который при виде него широко и радостно улыбается. А после вовсе спрыгивает с дивана и подбегает к нему, крепко обнимая того за ноги. И пока я пытаюсь зафиксировать в сознании эту картину, так как такое вообще впервые происходит на моей памяти — сын раньше всегда сторонился даже хорошо знакомых людей, выдерживая дистанцию, — мой ребенок добивает уже иным.

— Я скучал по тебе.

Он — что?

Скучал?

По малознакомому человеку?

И ведь не играет. Вон как смотрит с ожиданием и надеждой на Игната снизу-вверх. Который, как мне кажется, выглядит еще более удивленным случившимся, чем я.

— Раз так, значит будем это исправлять, — улыбается он добродушно ребенку, склоняется к нему и продолжает на порядок тише: — Только сперва твою вредную маму уговорим, да?

Максимка тихонько хихикает в ответ.

— Она не вредная. Только чуточку, — показывает двумя пальчиками, насколько чуточку не вредная я.

— Еще какая вредная. И пугливая.

Вот теперь сын смотрит на Игната в откровенном сомнении.

— Вчера вон как за тебя испугалась, — поясняет Орлов.

— Это с ней бывает, да, — тяжело вздыхает мой ребенок.

— Ну, все, хватит! — не выдерживаю уже я, поднимаясь на ноги. — Максим, одевайся, — говорю строго и указываю на лежащую на краю дивана его одежду. — Нам еще с Лаки гулять.

Вот только меня никто не слушает. Оба продолжают болтать о своем. То есть обо мне.

— Еще и ругается, ко всему прочему. Надо что-то с ней делать, а то скоро совсем невыносимой станет.

Максим призадумывается, а потом радостно хлопает в ладоши:

— Я знаю, что надо делать! — и прежде чем Игнат успевает уточнить, что тот имеет в виду, продолжает: — Надо купить ей много-много мороженого с орешками и карамелью, — раскидывает руки в стороны. — Оно ей настроение повышает.

— А она не растолстеет? — сомневается Игнат. — Вдруг ее жених ее тогда бросит и замуж за него она не выйдет? Так и останется одна. С твоим папой.

Я только успеваю мысленно со всей обреченностью простонать, когда слышится гордое и уверенное:

— У мамы нет никакого жениха. Я — ее единственный мужчина!

— Не знаю, я, наверное, что-то перепутал, — напоказ беззаботно пожимает плечом Орлов. — Хорошо, если так.

А сам очень даже красноречиво смотрит исключительно на меня. С торжеством. Уверившийся в своей правоте. Тоже мне охотник за правдой.

Делаю вид, что мне вообще все равно. На его мнение — уж точно.

— Собирайся уже, единственный мужчина, — подталкивает ко мне ребенка.

Вот теперь тот возвращается ко мне и исполняет то, что я просила еще несколько минут назад.

Нормально вообще?

Снова посылаю Игнату выразительный взгляд, вкладывая в него всю свою злость.

Почему он просто не может исчезнуть из нашей жизни? Жил же до этого как-то без нас. Счастливо даже жил, я уверена. Дался ему этот тест ДНК. У него таких потеряшек, возможно, половина города. Шел бы их искать тоже тогда.

Пока думаю об этом, Максим успевает надеть на себя кофту, разуться, облечь ступни в шерстяные носки и просунуть ноги в комбинезон, дальше ему помогаю я. Сперва — с обувью, потом — со всем остальным.

— И мама не толстеет, — вспоминает он вдруг. — Соседка Даша говорит, что такие ведьмы, как мама, не толстеют.

— Ну, раз уж ты у нее единственный мужчина, то это уже не важно. Ты же не бросишь ее, если вдруг случится, что она вдруг все-таки растолстеет? — озадачивается Игнат. — Хотя ты прав, ведьмы — они такие…

— Ага, — кивает он довольно, запрокидывая голову, пока я застегиваю молнию до самого конца. — Они толстеют только когда беременеют.

Шапка, которую я только взяла, чтобы надеть на него, едва не выпадает из моих рук от такого заявления. На Игната я вовсе не смотрю.

— Парень, а ты уверен, что тебе четыре? — призадумывается над услышанным тот.

— Конечно, — не замечает мой мальчик подоплеки в сказанном. — Но я уже умею считать до десяти, и буквы знаю, и дни недели, и месяцы. Меня мама научила. А еще знаю, как делаются дети. И откуда они появляются. И вовсе не из животика, как мама рассказывала. В животике они только живут. Временно. Девять месяцев. Соседка Даша нам с Романом и другими ребятами все-все рассказала!

Он все говорит, а я завязываю веревочки от шапки под его подбородком и мысленно душу ими эту… Дашу, которую, порой, действительно проще убить, чем вовремя заткнуть. Поэтому на домашней детской площадке мы гуляем очень редко. Но метко, да.

— Да ты что? — «поражается» очередному откровению Игнат и берет ребенка за руку, когда я заканчиваю с шапкой. — Ну-ка, пойдем-ка, расскажешь мне тоже, — ведет за собой. — А то я вот не особо в курсе, как, например, ты появился. И, кстати, не девять месяцев, а сорок недель. Если как положено. А это…

Дальше их голоса стихают. А я все сижу. Почему-то и мысли не возникает, что мужчина может увезти Макса куда-то без меня. Настоящая беспечность, если так подумать. Но я верю в это. В конце концов, если бы хотел просто забрать его себе, то сделал бы это еще вчера. Возможностей была куча. Да и пока одеваюсь, замечаю в окне знакомый автомобиль. Оба стоят возле него и снова о чем-то разговаривают.

Смотрю на них и поражаюсь. Нет, не тому, насколько они похожи внешне. Хотя это действительно бросается в глаза. Дело в ином. Жестах. Один в один. Тот же наклон головы. Манера держаться. Жестикуляция руками. Мимика, в конце концов. Все это выдает их родственную связь, как ничто иное. Разве такое возможно? Раньше я так не считала. Но что еще больше поражает во всей этой ситуации — поведение самого Максима. То, как быстро и легко он принял Игната и нашел с ним общий язык. Я, честно, ждала, что сын, как и всегда, будет против. Но нет. Возможно, потому, что мужчина не проявляет при нем мужского интереса ко мне. Или ему достаточно того, что я сама не принимаю Орлова, а значит волноваться не о чем. Не соперник. Или это все та же пресловутая связь отца и сына? Даже не знаю, радоваться мне этому, в таком случае, или наоборот. Хуже то, что в такие моменты я вижу не Игната Орлова — центр преступности нашего города, а Игната, спасшего меня от беды. И объединить их пока в одного человека не получается. Может будет проще, когда смогу это сделать? Но смогу ли? Вот в чем вопрос.