Любовь. Адаптация

Алевтина Афанасьева

Эпидемия охватила крупные города и подкрадывается к глубинке. Там, ничего не подозревая, живут престарелые супруги. Чтобы не сгинуть вслед за прежним миром, им придется привыкать к новой реальности.«Любовь» – неспешная и щемящая история о силе духа, одиночестве и неумолимом выборе. Эта история о том, что делает нас людьми.

2. Начало

Ночные думы утомили Степана. Он спал так крепко, что поутру не услышал, как проснулась жена. Антонина неспешно умылась и готовила завтрак, негромко напевая:

В сумраке южных ночей

Песня тихо и ласково льётся.

Звон перекрещённых шпаг и мечей

В сердце юном моём отдаётся.

Дальше вместо слов старушка начинала мурлыкать под нос, чему-то улыбалась, а затем повторяла этот же куплет. Позавтракав, вымыла посуду и только потом разбудила мужа.

— Заспался. Вставать пора. Сашенька скоро приедет, — она прикоснулась к плечу Степана и немного покачала.

Старик вздохнул, просыпаясь, потёр лицо ладонью:

— Сколько там натикало?

— Десять, без пяти минут.

— Надо же! Ай да я! — Степан бодро откинул одеяло в сторону и сел, спустив с кровати ноги. — Сейчас я шустренько всё сделаю, всё успеем.

Помахав руками для разминки, старик спешно умылся прохладной водой, а потом перекусил овсянкой. Попутно обсудили, что брать с собой, бросать ли урожай и захватить ли ещё хотя бы банки три с огурцами. Тоня переживала, что в урожайный год, как назло, придётся оставить на произвол судьбы столько добра! Саша и Юля не приветствовали «закрутки», считая, что всё можно спокойно купить, а силы лучше потратить на что-нибудь другое. Степану эти споры казались несущественными, к тому же всё привезённое всегда съедалось на «ура», а это о чём-то да говорило. Решив не расстраивать жену, пообещал загрузить в пакеты столько яблок, сколько унесут.

Распахнув входную дверь, Степан Ильич замер на пороге. Осмотрелся и довольно крякнул, вдохнув прохладный воздух:

— Красотища! Снегу навалило!

За ночные часы сад преобразился, всё стало белым, совершенно невесомым и оттого — непривычным. Пушистые сугробы украсили крыши, легки маленькими шапочками на доски заборов и уютно устроились на ветках деревьев. Всё, докуда хватало глаз Степана Ильича, стало белоснежным. Казалось, они перенеслись в другой мир.

Антонина выглянула, осмотрелась и зябко запахнула вязаный жилет:

— Теперь жди слякоти, и дороги снова развезёт. Закрывай дверь, нечего выстуживать дом! Чего встал-то?

— Пойду миску проверю, — Степан едва заметно улыбнулся.

— Сходи, — мягче кивнула она в ответ. — Осторожнее только. Палку возьми.

— Ночью без неё обошёлся, сейчас зачем она?

Степан зашагал по дорожке, оставляя первые следы на снегу. Свежий воздух был насыщен новыми нотками, неуловимыми прежде — это приятно бодрило. Казалось, будь он моложе, сорвался и побежал бы вперёд просто так, без цели. Но то время осталось позади, теперь можно было позволить себе лишь широкий шаг, не всегда стремительный, но всё ещё — уверенный.

Калитка и забор были на месте, вопреки страшным мыслям. Казалось, проволока немного разомкнулась, ослабляя вчерашний узел. Опрокинутая миска лежала у дороги, и было непонятно, съели её содержимое или вывалили. Там же Степан заметил многочисленные следы. Порадовавшись, что нехитрый «замок» сработал, старик вышел на дорогу. Асфальт клали здесь лет пятьдесят назад. Он давно успел раскрошиться, и в эти ямы насыпали гравий. На другое рассчитывать было бессмысленно, но местные радовались: «Лучше здесь уже не будет, а так хоть ездить можно!»

Степан Ильич внимательно изучил следы и выяснил, что все они ведут к дороге, примыкающей к посёлку. Что-то смущало его в этих отпечатках, но что — не мог понять. Волновало, что в посёлке события начали происходить именно тогда, когда предстояло покинуть его! С неба снова начинало сыпать, укрывая следы «преступления», и Степан поспешил вперёд в попытке разобраться в ночных событиях. В овраге, где накануне ползал Димка, остался его след — широкая полоса и отпечатки ладоней вели в сторону дома Сивого. Получалось, что наползавшись, тот замёрз и сообразил, что лучше отправиться спать.

Степан Ильич в задумчивости осмотрелся. Многие дачи стояли закрытыми и посещались лишь летом. На соседней улице было два дома, в которых обычно зимовали, с их хозяевами Степан был знаком, но общались только по необходимости. От разорения ворами Балешево спасало то, что он находился на отдалении от шоссе, за лесом, и добраться сюда было тем ещё приключением. После сильных ливней дороги размывало, машины застревали в песчанике, а пешком можно было пройти только через лес, зная тропу. Зимой здесь заносило по пояс, чистили сами внутри посёлка, чтобы можно было приоткрыть дверь, да до нужника добежать. Если к кому собиралась родня из города, принимали заявки на продукты. По всему выходило, что конец осени, вся зима и первая половина весны в этих местах Балешево по большей части пустовало.

Только сейчас что-то было как будто не так.

В задумчивости Степан подобрал миску, отёр снегом и пошёл обратно в дом. Старик решил, что пёс был дурной или бешеный, раз не стал есть, а просто поиграл с едой.

«Дожили! Собаки жрать отказываются! Когда такое было?! Может Тоня права, палка не помешала бы. Больной какой-то… Кто знает, что такому взбредёт в голову?»

Поленившись оббивать грязь и снег, Степан разулся прямо на крыльце и вошёл в дом в носках. Жена уже ждала, сидела на стуле в прихожей. Увидев мужа, сразу тревожно сообщила:

— Так никто и не приехал!

Степан Ильич крякнул и сунул ноги в тапки:

— Саша не поезд, он не может по расписанию приехать. И потом, ещё рано, чего ты накручиваешь себя?

— Был бы телефон, давно бы позвонила и узнала всё, а так сижу и маюсь.

— Дорогое удовольствие — этот телефон, — хмыкнул Степан Ильич. — Кто его в деревню тянуть будет?

— Соседи сделали же!

— Ну, ты же знаешь, где они работают. Дома у тебя телефон есть. И часто ты звонишь?

— В городе я на улице поговорю с кем хочу, а здесь тишина и людей нет. Хочется общения! Сюда надо было его тянуть.

— Меня для разговоров уже не хватает?

— Нет, ты другое дело. Не надо сравнивать! Ты всегда под боком, а хочется свежих мыслей и новых людей.

— Тонь, сейчас ты меня обижаешь.

— Извини, но ты же понял, что я хотела сказать.

— Понял, только телефона здесь всё равно не будет. Если дети финансами помогут, можно на будущий год сделать. Но одни мы с тобой не потянем.

Антонина Матвеевна погрустнела:

— Для кого тогда связь телефонная, если у неё доступности нет…

— Перестань уже. Письма ещё есть, телеграммы быстро ходят.

— Чтобы надиктовать — тоже нужно звонить на телеграф.

— Ох, Тоня, что-то ты совсем напридумываешь!

— А что ещё делать? Волнуюсь! Крутит всё утро, не знаю отчего, так неспокойно внутри… Ох… Скажи лучше, что ты там высматривал? Собаку увидел? Расскажи.

— Нет, вроде не было её. Ничего не съела. Хотел сходить и узнать, кто зимовать останется в этом году.

— Саша с Юлей вот-вот приедут! Сиди! Зачем это теперь?

— Нужно поговорить, вдруг они про собаку что знают. Предупредить не помешает, вдруг это стая прибилась, тогда и помочь будет некому, — не сдавался старик. — Мало ли что!

— Давай потом, когда Саша приедет, вместе и сходим.

Степан посмотрел на жену и решил не спорить.

В томительном ожидании зятя прошло два часа. Пакеты с антоновскими яблоками увеличились в количестве, как и банки варенья и закруток — преодолеть давление Тони было невозможно, и Степан перестал сопротивляться.

Время тянулось невыносимо медленно. Антонина Матвеевна то и дело подходила к окну: не едет ли кто? Обычно именно спокойствие влекло сюда из города, но сегодня тишина нависла за спиной, стискивая пальцы на шее женщины. Скинуть их не хватало сил, Тоня вздыхала, беспомощно оглядываясь на мужа:

— Почему же так долго? Что же случилось?

— На дорогах снег лёг, а в том году сухо было, помнишь? Сейчас скользко, потому и тащится еле-еле, — предположил Степан и чуть не ляпнул про летнюю резину и возможные аварии. — Чистят плохо, значит, и скорости нет. У нас умная дочь и толковый зять, так что хватит думать плохое. Отвлекись немного, у тебя сериал сейчас начнётся. Хочешь, с тобой посижу. Чайку нальём?

После «мыльной оперы», в три часа, решили обедать. Отъезды отъездами, а питаться в зрелом возрасте нужно по расписанию. За столом сидели без разговоров, звеня ложками о дно тарелок, слушая тиканье часов и побулькивание закипающего чайника.

— Что-то точно случилось! — снова трагически изрекла Антонина.

— Погода, — отмахнулся Степан, хотя уже и сам начинал нервничать.

— Тогда вечером новости посмотреть нужно, погоду на завтра узнать.

— Да, посмотрим, только давай после делами займёмся хоть какими-то, так время быстрее пройдёт. Не могу я просто так сидеть и в окно смотреть.

Антонина долго ходила из угла в угол, ворчала, потом села перебирать гречку, хотя варить её не планировала.

Степан вышел в сад. Ничего особенно делать не собирался, но просто ждать было слишком утомительно. С детства отец приучил его относиться ко всему ответственно. Он говорил: «Дом человека не заканчивается за дверью — там он начинается. От того, в каком состоянии находится твоя улица, можно понять, насколько сильны в людях эгоизм и равнодушие». В молодости Степан до конца не понимал этих слов, считал нравоучением. Осознал намного позже, оценив мудрость отца.

Пока Степан работал, передумал столько всего, что разволновался, и сердце забилось неровно. Через смежную калитку зашёл на соседский участок и там присел на лавочку. Отсюда Тоня не смогла бы его увидеть — незачем ей было лишний раз переживать.

Давние знакомые по даче, Петровы, всегда приезжали только на тёплое время года, как правило, до сентября. Часто вечерами соседи вчетвером сидели в беседке и вели долгие разговоры под бутылочку наливки и нехитрую закуску. Как-то Жора и Стёпан даже по-соседски обменялись ключами, чтобы при необходимости помогать друг другу. По осени Степан укутывал деревья соседа, чтобы те не вымерзли за зиму. А Жора весной в благодарность привозил гостинцев и полезных вещей, вроде шлангов для полива, удобрений и семян. Это было хорошее время, привносящее нечто важное в души.

«Какой будет зима? Вроде обещали несильный мороз, не такой, как в прошлый год, но кто знает… Нужно, чтобы новым летом мы с Жориком повидались. Кларку подлечит малость и будем снова вместе прогуливаться. Плохо ведь когда ноги болят. Не встать, не пойти. Ничего, свидимся ещё — это главное. Он мужик мировой, знает, что делать нужно!»

За думами незаметно работалось. Степан Ильич к шести вернулся домой. В коридоре долго счищал старым веником снег и налипшую грязь. Потом стряхнул резиновый коврик за порог, но не разулся. Антонина не вышла встречать, ничего не прокричала из глубины дома, и Степан понял, что её продолжают одолевать грустные мысли. Присев на табурет, старик едва слышно вздохнул.

— Ты чего там топчешься? — наконец она выглянула из комнаты. — Чего снова задумал?

— Всё же хочу сходить. Надо Масновых проведать и Сапожниковых, они обычно всегда зимовали. Рассказать про собаку да Димку… Попрошу присмотреть за домом, а то уедем… Так хотя бы спокойнее будет. Ну и телефоны у них есть, домой звякнем.

— Вечно тебе не сидится. Хорошо, только давай вместе. Пройдёмся, а то я тоже замаялась ждать, уже не знаю, чем заняться. Если Саша приедет, он в курсе, где второй ключ спрятан.

От снега стало значительно светлее. Единственный фонарь на их улице окрашивал пространство в оранжевый, придавая посёлку почти новогодний вид. Дышалось свободно, даже захотелось дойти до леса и посмотреть, как преобразился бор.

Степан захватил сапёрную лопатку для встречи с бродячей собакой. Он и сам знал ситуации, когда животные вмиг становились агрессивными, забывая о полученном от людей добре. «Что там у них в голове? Кто ж его разберёт? А покусанным быть не хочется!» Степан Ильич очень любил собак, но был готов и крепко вдарить охламону промеж глаз, если придётся защищать жену.

Антонина крайне долго собиралась, не отвечая на ворчание мужа, а перед самым выходом положила что-то к себе в карман. Старик решил, что она взяла гостинец «зимовщикам», чтобы наладить общение.

Привычка баловать всех осталась у Тони с детства. Родители уходили работать и оставляли детей со старенькой бабушкой, но та была так плоха, что вся домашняя работа ложилась на плечи девочки. Тоня справлялась, а потом из обязанности помогать привычка переросла в необходимость опекать всех, подсказывать, советовать. Повзрослев, она нашла этим качествам лучшее в мире применение: устроилась работать в детский садик.

Тёмные окна домов наблюдали за бредущей по дороге пожилой парой. Их шаги оживляли тишину посёлка и заставляли отступать чудовищ, поселившихся за заборами среди кустов и деревьев. Свет причудливо ломал тени от ветвей, отбрасывал их на стены и землю, превращая в образы мифических существ. Степану казалось, что он ловит чьи-то взгляды со стороны, но здравый смысл говорил, что это только игра воображения.

Антонина то и дело поправляла рукава куртки — она была велика. Добрых лет десять назад Саша приезжал чинить крышу. Решив, что дело плёвое и быстрое, полез, в чём был. Итогами ремонта остался доволен только старый дом, а Саша сорвался с лестницы, чуть не сломал ногу и порвал одежду. Антонина, как человек запасливый, подлатала её и стала носить. Из-за курточки соседи поначалу не узнавали Тоню и думали, что пенсионеры наняли кого-то себе в помощь. Низкорослый широкоплечий мужичок в куртке и вязаной шапочке каждый день суетился меж грядок и носил воду. Когда интрига раскрылась, смеялись, а Степан стал иногда в шутку называть жену «мой работничек».

Добротный дом Масновых возвышался над соседскими — огромный двухэтажный особняк с гаражом был заметен даже летом, когда зелёная листва укрывала остальные дома. Хозяева были не особенно разговорчивыми людьми, но в помощи никогда не отказывали. Все знали, что у Масновых дома установлен телефон, которым они разрешали пользоваться.

Степан и Антонина подошли к воротам, всматриваясь в тёмные окна. Дом был пуст и молчалив. Старики замедлили шаг, когда увидели распахнутые ворота и приоткрытую входную дверь. На высоком каменном крыльце у дверного проёма темнело что-то непонятное. Будто это прилёг отдохнуть медведь. Широкие резные перила и темнота не давали разглядеть лучше, что там укрывается на самом деле.

— Ограбили! — коротко выдохнула Антонина и робко обернулась на мужа.

— Да не, тогда б полиция приехала, не зря та штука мигает, — Степан указал на камеру над воротами. — Работает же. Нужно посмотреть, что в доме творится.

— Сдурел? Не пущу! — женщина вцепилась в него. — Никуда не пущу!

— Да вдруг с Игорем что?! Помочь может надо!

— Вот именно! «Мало ли что!»

— Тоня, они нам сколько помогали! Зайду да выйду! Я старый, кто меня трогать станет?

— «Трогать!» Рукой махнёшь — сам рассыплешься! — зашипела Тоня, ещё крепче вцепляясь в рукав. — Чего хочешь делай, не пущу! Домой пошли! Вот Саша приедет, и сходите с ним!

— Вдруг это ещё вчера произошло? — не унимался Степан. — Никто же не ходит тут, Тоня, только мы да Сивый! Вдруг никакое не ограбление, а людям плохо стало?

— А на крыльце-то что там тогда такое лежит? Собака или что?

— Да вот та собака, скорее всего, и дрыхнет там. Нашкодничала в доме и заснула.

— Так как ты пройдёшь мимо?

— Вот этого не знаю, приманить её разве что в сторону…

Послышался жуткий утробный стон. Он донёсся из-за спин стариков. Унылый и долгий он прокатился по полутёмной улице и вдруг затих.

Антонина обернулась и переменилась в лице. Степан даже перепугался, подхватил её под локоть.

— Стёпа… Туда… У «сапожков», смотри! — дрогнувшим шёпотом произнесла она.

Реакция жены заставила Степана встрепенуться. В мгновение годы слетели с плеч, и он снова стал молодым парнем, увлекающимся боксом и плаваньем. Крепким защитником, для которого в мире не существовало преград.

Степан обернулся, хищно прищурился, всматриваясь в густой сумрак. И обмер. Прямо через дорогу напротив дома Масновых, за забором дома Сапожниковых виднелись три фигуры. Широкоплечие мужчины стояли рядом и, как показалось, о чём-то договаривались. Не заметить их было невозможно, как и самих стариков. Но отчего-то их приход никак не был отмечен: ни окриком, ни даже поворотом головы.

— Вот это они Масновым дом и вскрыли!

— Мне откуда знать? Мало ли кто это может быть. Пойду, посмотрю.

— Да куда ты всё прёшься, неугомонный?!

— Тихо! Посмотрю и обратно!

Степан, пригибаясь пониже, насколько позволяла спина, перешёл улицу и прильнул к дыре в заборе. Деревья и расстояние не позволяли увидеть всей картины. Люди стояли на месте, покачиваясь. Казалось, эти трое разговаривают, только слов не было слышно. Что-то смущало в их поведении, но Степан не понимал, что именно.

«В гляделки они играют что ли? Что ж за вечер такой! Будто кто наводку дал, что посёлок пустует и можно брать всё подряд. Даже припугнуть нечем!» — Степан с тоской посмотрел на лопату.

Неожиданно снова послышался странный звук: не то вой, не то утробный рык. И он почему-то привёл пьяных людей в беспокойство. Они начали топтаться на месте, толкаясь и сшибаясь плечами. Один поскользнулся и упал, но не стал подниматься. Степан с удивлением смотрел, как тот пополз в сторону, откуда звучал вой. Двое оставшихся направились туда же напролом через кусты, иногда обламывая телами ветки. От их движений сад ожил, всё тревожно зашелестело, завыло, и от этого стало жутко.

Дождавшись, когда пьянчуги удалятся, Степан поспешил обратно.

— Что там? — встревоженно пискнула Антонина.

— Наркоманы. Или пьяные. Вроде не местные, но в темноте не разобрать!

— Нужно вызывать подмогу. Только телефон-то у Масновых, а там собака эта!

Степан за руку утянул жену в сторону, чтобы их было не так заметно:

— Да может ушла она, или давай напугаем её… Попробуем зайти? Всё равно же открыто, чего ж теряться?

Степан и Антонина вернулись к воротам Масновского «замка». От волнения стало трудно дышать. Было страшно, что налётчики заметят их и тогда точно не сдобровать. Два пожилых человека против компании отморозков — о чём тут говорить?

Издалека нельзя было понять, собака какой породы лежит на крыльце. Крупная, с тёмной шерстью, она, как казалось, спала или лежала, затаившись. Её холка доходила почти до середины входной двери. Степан Ильич невольно сглотнул, представив, каким устрашающе — высоким будет животное, когда поднимется.

— Волкодав какой-то кажется! Здоровый!

— Если его тренировали для охраны, то проснётся и бросится! — Степан и Тоня начали отступать. — Знаешь, идём-ка домой. Лучше завтра разберёмся! Будет посветлее, да и Сашка уже приедет…

Антонине не нужно было ничего объяснять. Супруги спешно направились обратно, думая лишь о том, чтобы животное их не заметило.

— Не беги так! Я запыхалась!

— Немного. Вон поворот и там уже…

От забора вдруг отделилась тень и набросилась на стариков. Всё произошло настолько быстро, что Антонина не успела испугаться. Она лишь вздрогнула, когда Степан со всей дури взмахнул сапёрной лопаткой. От удара человек повалился на землю, вытянув прямые как жерди руки, будто собираясь ухватить старика. Тот едва успел отшатнуться, когда крючковатые пальцы промелькнули перед лицом, сжимаясь со звонким хрустом. Антонина ойкнула.

— Тише ты! Тише! — повернулся к ней Степан. — Вдруг не один он тут.

В ответ на его голос напавший дёрнулся на земле и завыл. Из глотки донёсся такой мерзкий запах, что старика едва не стошнило! Антонина зажала рот и закашлялась в рукав. У Степана заслезились глаза, он сжал локоть жены и потянул её в сторону.

Незнакомец издал хлюпающий звук, словно собрался от души сморкнуться, и сделал неуклюжую попытку подняться, распластывая по земле руки. Показалось странным, что они не сгибаются в локтях. У Степана мелькнула мысль, что перед ними инвалид.

Человек продолжал издавать глухой и унылый звук, схожий с воющим в трубе ветром. Белёсые глаза смотрели перед собой, и не было понятно, видят ли они. На каждое движение стариков незнакомец дёргался всем телом, стараясь развернуться в их сторону.

— Твою ж мать! Что ж я наделал! — выругался старик, силясь стряхнуть пелену страха, подступающую ближе. — Ты откуда тут взялся? Чего ползаешь? Вставай и домой иди!

— Стёпа, он в стельку, не подходи на всякий случай! — заверещала Антонина. — И нехорошо пахнет. Вдруг болеет чем-то!

— Да погоди! Эй, чего с тобой? Больно ударил тебя? — Степан наклонился пониже и толкнул мужчину в плечо. В ответ тот застонал громче и повернул голову.

Беззубый рот и глаза с двумя бельмами совсем не внушали доверия, но старик давно не пугался физических недостатков. Запах отталкивал, но мало ли что случилось у человека! В жизни Степана Ильича был эпизод, который надолго переменил его отношение к бездомным.

Как-то раз он опаздывал на вечернюю электричку и, надо же было так случиться: одной ногой ухнул между платформой и поездом — не рассчитал шаг. Закричать не смог, от шока пережало горло. Бездомный, сидевший на лавочке, заметил это и подскочил помочь. Он оказался крепким малым и в два счёта приподнял Степана из зазора. Штанину порвали, ногу ободрали, но остался жив. Благодарность тот мужик не взял, согласился лишь на пачку сигарет. Это воспоминание заставило старика задуматься, не пришло ли время отдавать тот долг.

— Чего ты делаешь? Зачем полез к нам? — снова покачал мужчину за плечо Степан.

Тот застонал, всем телом рванулся и вцепился зубами в рукав старика, как обычно это делают собаки. Степан Ильич охнул, не то от удивления, не то от его наглости. Не понимая, что не так с этим мужиком, ткнул черенком лопаты прямо тому в лоб. Не сильно, но весомо, чтобы отстал. Это не помогло!

— Совсем обожрался?! Пусти! — пьянчуга держал цепко. Удар лопаты содрал кожу у него на щеке, но кровь из раны не пошла.

Антонина схватила напавшего за край пальто и потянула в другую сторону, надеясь, что он отпустит мужа. Незнакомец не разжимал челюсть, уверенной хваткой держа добычу.

— Стёпа, что он делает? А мне-то что делать? Пусти его, ирод! — в сердцах женщина пнула человека ногой по рёбрам, надеясь, что это поможет. В ответ послышалось злобное рычание.

Напавший сквозь зубы начал постанывать, мотая головой из стороны в сторону и пытаясь прорвать телогрейку Степана. Никогда прежде старикам не доводилось слышать о таком поведении, а уж видеть — и подавно!

— Ах ты, дубина, засранец такой! — старушка сунула руку в карман и выхватила оттуда припасённый «Дохлос». Сильная струя ударила в лицо обидчика. Запахи смешались, делая воздух окончательно непригодным для дыхания.

Пьянчуга ослабил хватку, и Степан резко выдернул рукав, да так, что на дорогу упало несколько желтоватых зубов.

— Что с ним? — взволнованно спросила Антонина, глядя, как рычащий незнакомец ползёт за отступающим мужем.

— Наркоман что ли? — Степан осмотрел свой ватник. Он был немного порван, старая ткань посеклась и кое-где осталась слюна, но до руки напавший не достал. — Наверное, он из той компании, что мы видели. Пойдём домой быстрее!

Пьянчуга, понимая, что теряет добычу, захрипел и вдруг звучно хрустнул деревянными суставами. Руки сложились в обратную сторону, выламывая локти и обнажая осколки костей.

Антонина едва не потеряла сознание. Старик застыл истуканом, глядя, как мужчина, упираясь на обрубки, ползёт к нему уже значительно быстрее. Обломанные руки теперь удерживались лишь кожей и одеждой, и волочились следом. Кости копьями втыкались в землю, тело сгибалось под странными углами, голова иногда запрокидывалась так сильно, что могла оторваться — незнакомец был полон решимости достать Степана.

Всхлип напуганной жены вернул реальность на место. Степан Ильич замахнулся и со всей силы ударил ползуна лопатой по голове. Тот издал чавкающий звук, часть черепа съехала набок, один глаз ввалился, челюсть перекосило. Пьянчуга замер на мгновение, но в следующую минуту снова начал подниматься, утыкая обрубки рук в мёрзлую грязь.

Степан растерялся. Ничего более жуткого ему не приходилось видеть. Ползун двигался вопреки всем возможностям организма! Как такое могло быть? Терпеть подобную боль никто бы не смог! Конечно, в шоковых состояниях люди иногда способны совершать невозможное, но здесь было что-то иное. Он был мёртв, не иначе!

Когда ползун начал подниматься, окончательно доломав при этом одну руку, старик снова ударил. Он уже не верил, что сможет остановить это чудовище, но страх, что ползун сумеет подобраться к ним, пересиливал. Более всего в мире Степан дорожил семьёй, как последним оплотом надёжности. Кто, если не он, должен защищать любимую Тонечку?

Новый удар пришёлся на основание шеи. Было трудно представить, что голова может настолько легко оторваться от тела. Словно детский резиновый мяч она отлетела и плюхнулась в лужу. От этого зрелища Антонина повалилась на забор, не удержавшись на ногах.

— Стёпушка, что ж это… — она закрыла глаза.

— Чертовщина! Быть не может!

Степан заметил, что руки у него подрагивают. Он отёр лицо, силясь избавиться от кошмара. Оставаться в этом месте было небезопасно. Что если и остальные приятели пьянчуги были такими же… жуткими? Подхватив жену, потащил её за собой. Антонина едва передвигала ноги, находясь в предобморочном состоянии.

Опасаясь преследования, быстро, как только могли, старики дошли до поворота и там, как по команде, обернулись. Тело в очередной раз пыталось подняться, но негнущиеся ноги не позволяли этого сделать. Движения были настолько нелепы, что закрадывалась мысль о заводной кукле в человеческий рост, которую кто-то нарочно приволок в Балешево.

Степана передёрнуло, он спешно повёл Антонину дальше. Ноги отказывали. Казалось, споткнёшься и тогда существо их настигнет! Поддерживая друг друга, супруги с несказанным облегчением вздохнули, когда впереди показался родной дом.

Заперли за собой калитку, закрыли на засов дверь, и, не включая свет и не сговариваясь, сели за стол друг напротив друга. Антонина в волнении растирала пальцы, стараясь уложить в голове увиденное. Произошедшее казалось помешательством и могло быть объяснено разве что кошмарным сном или внушительной дозой спиртного. Вопрос никак не хотел складываться в слова, но всё-таки прозвучал:

— Что это такое случилось там, а, Стёпа?

От голоса Тони мужчина встрепенулся, разом скинув пелену тревоги. Смятение на лице сменилось привычной серьёзной миной:

— Чёрт его знает, — буркнул Степан, всё ещё не выпуская лопаты из рук.

— Кажется, это конец света, — голос женщины дрогнул. Она подняла глаза на мужа, в них появились слёзы. — Когда мёртвые станут ходить как живые, значит всё. Мир кончился, на землю пришёл ад…

— Да какие они мёртвые? Упитые вусмерть — вот это да, точно!

— Ты же видел, что с ним было!

— Видел, и что с того? Вспомни, как наших мужиков в лодке током долбануло. Врачи приехали, а те уже очухались и за добавкой сбегать успели, чтобы воскрешение отметить! Это тоже было ненаучно, ведь по факту они померли! Только тогда что-то конец света не настал! — подтрунил старик. Собственная язвительность привела его в чувство и вернула былое расположение духа. Хотя Степан не мог объяснить случившегося, что-то ему подсказывало, что удивляться пока рано и следует поберечь нервы.

— Да, про ток я и раньше читала, — согласилась женщина. — Так бывает. Только сейчас-то совсем иное, разве ты не сам не понимаешь?

— Может газ там какой был. Они нанюхались и перестали чувствовать боль.

— Тогда зачем нападать?

— Хм, а может он так о помощи просил! — предположил Степан Ильич. — Если у него мироощущение нарушено, то мало ли как оно там происходит.

— Слишком непонятно, — Антонина закрыла глаза и потёрла виски.

— Не волнуйся зря. Это точно молодёжь развлекается, решили напугать. Неужели неясно? Как раз ситуация подходящая, и вокруг никого нет.

— А что если ты правда убил того мужика. Что теперь будет? Тебя посадят в тюрьму?

— Вот не знаю, убил ли…

— Голову оторвал ему! Значит, он умер!

— Да почему умер-то сразу? Он же и потом двигался долго! Может это робот какой-то?

— Стёпа, что ты мелешь?! Какие ещё роботы в Балешево?

— Да такие! В темноте кто разберёт, человек это или робот? Он странный был, белый или серый. Вонял сильно. Перебор какой-то, понимаешь? Кто-то старался напугать нас и кино снимал из кустов.

— Стёп, ты с ума сошёл? Чего ты мелешь? Какие кусты, какое кино? — Антонина устало закрыла глаза. — Мне что-то не по себе. Ты ещё с фантазиями своими. Давай ждать Сашу, пусть он уже скорее приезжает. Не понимаю, что происходит. Хочу прилечь…

— Конечно, конечно! Давай помогу!

Степан стянул с ног жены грязные сапоги, отвёл в комнату и уложил на диванчике, укрыв пледом. Едкий запах сердечных капель разнёсся по всему дому. Антонина выпила их и задышала ровнее, даже немного порозовела.

— Не выходи больше ночью никуда, тем более без меня. Знаю твои придумки, только сейчас всё как-то не так происходит, не нужно рисковать. Пожалуйста, Стёп, не расстраивай меня, — проваливаясь в сон, пробормотала женщина. — Приедет Саша, и вместе во всём разберёмся.

— Да, хорошо, буду дома. Засыпай, я тоже сейчас прилягу! Проверю всё и сразу лягу!

Степан сел рядом и какое-то время успокоительно поглаживал жену по руке. Тоня была права в одном. Происходящее в этот день было странным. Оно рушило все логические связи и довольно сильно пугало. Расстраивало и то, что Саша с Юлей так и не появились. Договорённость с ними всегда работала как часы. Зная, что письма в Балешево ходят с опозданием, они писали и договаривались о дне приезда заранее. Назначали дату, оставляя два — три дня на форс-мажоры. Степан Ильич решил, что в нынешнем году погода внесла свои правки в происходящее, и им стоило успокоиться и набраться ещё терпения. Саша хорошо водил авто, дорогу знал отменно, а значит, было делом времени, когда он доберётся по такой капризной погоде. Конечно, нарушение планов заставляло волноваться, но сейчас ещё больше нервировали события в посёлке…

Стараясь не скрипеть половицами, Степан Ильич подошёл к окну и прильнул к щели меж ставен. Отсюда было хорошо видно часть улицы, освещённую тусклым светом фонаря. Снег перестал падать, ветер затих. Балешево безмолвствовало.

Степан прокручивал в голове произошедшее, и по спине бежали мурашки. Кошмар наяву — не иначе! Только как такое было возможно? Подробности всплывали слишком явно, от этого к горлу снова подкатывал ком.

«Ужастики» Степан не смотрел. Не понимал зачем. Верить в потустороннее не хотел, хотя в жизни много чего повидал. Степан привык всему находить логическое объяснение, даже когда события были странными. Сегодняшняя встреча заставляла думать о прогрессе, но фраза Тони разбивала эту теорию: «Какие роботы в Балешево?» Так что же оставалось думать?

Только если это были не роботы, то Степан убил человека и за это придётся отвечать по всей строгости закона. Пьяница это был или сумасшедший, но ведь голову-то ему он оторвал. Так что могло выйти так, что зимовать Степану Ильичу придётся на нарах.

Навалилась жуткая тоска. Старый дом, который они готовились покинуть, вдруг стал милее всего на свете. Хотелось затаиться здесь навсегда. Родное Балешево, его сады, банки с «закрутками» и тишина. Степан стоял на кухне около наблюдательного пункта и смотрел на полутёмный отрезок улицы так пристально, будто хотел запомнить каждую досочку забора и изгибы ветвей деревьев.

Заныло сердце и затекла рука, которой опирался о подоконник. Под тиканье часов старик отсчитал себе сердечных капель в стакан и выпил залпом. Перевозбуждение и усталость измотали его, но ложиться спать было отчего-то страшно. Это казалось потерей контроля над ситуацией: ведь кто знает, что произойдёт, когда он закроет глаза.

Степан прошёл до входной двери, снова проверил засовы. Поразмышлял, какие у них шансы спастись, если кто-нибудь явится. Прежде дом не подводил: крепкий сруб издали предупреждал любителей лёгкой наживы, что придётся попотеть, легко его вскрыть не удастся. Может, не подведёт и теперь? Немного успокоившись, старик пошёл к себе в комнату.

Кровать скрипнула пружинами, матрас качнулся и замер. Степан тихо лежал в тишине. Беспокойные мысли настойчиво лезли в голову, переключиться на другое не выходило. Неожиданно для себя Степан начал размышлять о судьбе всего человечества. Его давно тревожило происходящее. Поступки людей стали малопонятными, почти всегда корыстными, слова расходились с действиями. Казалось, все сошли с ума, растеряв ценности.

«Вот в наши годы.., — начинал было думать Степан, но одёргивал себя. — Что за стариковский бред? Когда ты успел понабрать его, Стёпка?!»

Как многие, он понимал, что люди всегда остаются прежними, меняются лишь обстоятельства, в которые их загоняет жизнь. Взрослые дети, обросшие бронёй и злостью. Мало кто из них уцелел внутри. Ещё меньше тех, кто был готов признаваться в таком. В этом круговороте Степан не мог понять одного: как же вышло, что большее число людей стало мерзавцами? Не могло быть так, чтобы у всех в жизни возникали лишь трудности! Почему хорошие добрые и понимающие люди исчезли из поля зрения, а на виду оказались прохвосты?

«Заборы — выше, люди — злее. Разве так должно быть? Бегут за наживой, вещами, переделывают дома, а чашку чая налить и душевно поговорить разучились. Зачем так жить? Что после себя оставят?»

Мысли кружились, перетекали от печальных к радостным, спутывались, а потом Степан Ильич тихо заснул. Снаружи усилился ветер и начал тревожно бить ветками по ставням; короткий ноябрьский дождь налил лужи и растопил снег. Балешево стало тёмно-серым. Когда в призрачном тумане погасли фонари, а утро нового дня ещё не успело окончательно вступить в свои права, в старом саду скользнула неясная тень. Испуганная птица сорвалась в небо, не решившись нарушить мёртвую тишину криком. Лишь шелест крыльев на несколько мгновений заполнил собой воздух, а после снова всё затихло, словно и не было никакого движения.