Пропавшие души

Ава Рид, 2022

Любовь всей жизни или работа мечты? А что бы выбрали вы? «Пропавшие души» – вторая книга цикла, действие которого разворачивается в больнице Уайтстоун. Герои этой серии не только будут спасать жизни пациентов, но и заводить новых друзей и влюбляться. Сьерра Харрис знает: сердце не может разбиться, но оно испытывает боль. Именно поэтому ее интересует только карьера. Романтические отношения ей не нужны. Перед поступлением на стажировку в больницу Уайтстоун Сьерра пообещала себе ни на кого не отвлекаться и даже не заводить друзей. Она собирается посвятить себя работе и стать лучшим интерном кардиохирургии. Когда жизни доктора Митча Риверы угрожает опасность, Сьерра понимает, что больше не может игнорировать свои чувства к нему. Она должна держаться от него подальше и сосредоточиться на своей цели. Но как ей выбросить красавчика Митча из головы? Для фанатов Моны Кастен, Анны Тодд, Эммы Скотт и Сары Шпринц. «Ава Рид снова очаровала меня уникальной и эмоционально заряженной историей. “Пропавшие души” – это выброс адреналина, приправленный здоровой дозой любви». – Николь Бём, автор серии «Golden Hill»

Глава 6. Сьерра

— На кого ты похожа? Посмотри на себя! Ты работаешь в больнице или на стройке? — доносится до меня насмешливый голос мамы. Если бы у меня оставались силы, я бы развернулась и вышла за дверь. Но я едва держусь на ногах, поэтому прислоняюсь к стене возле гардероба и на несколько секунд закрываю глаза, чувствуя на себе ее сверлящий взгляд.

Меня не должны ранить мамины слова, но они как соль на открытую рану. Неужели она не видит, что мне плохо? Почему, черт возьми, она всегда так себя ведет? Почему за все эти годы я не научилась ее игнорировать?

И почему в глубине души у меня все еще тлеет надежда, что однажды она изменится?

Я вымотана. От меня воняет. Пропитанная потом и кровью туника липнет к коже. Воспоминания — образы, запахи, чувства, звуки, мысли — давят на меня, тяжелые как свинец, и мне приходится сдерживать тошноту. Смогу ли я когда-нибудь избавиться от запаха гари, который въелся мне в волосы…

Я хотела принять душ и переодеться, прежде чем отправиться домой, но вместо этого пошла в отделение ожоговой хирургии, к палате Митча, а увидев его, чуть не разрыдалась. Последние силы оставили меня. Все, чего хотела, — это выбраться оттуда. Оказаться подальше от Митча, от всего, что произошло. Я взяла из шкафчика вещи, вышла из больницы и села в такси, игнорируя растерянное и испуганное выражение на лице водителя. Я представляла, как выгляжу.

Иногда я возвращаюсь домой пешком, но не сегодня. Удивительно, что я вообще смогла добраться до квартиры, несмотря на свое состояние.

— Слышала, что случилось. В новостях показывали. Раздули такую драму! — фыркает мама.

Поверить не могу, что приходится это выслушивать! Мама знает о взрыве, о том, что я могла оказаться среди пострадавших… и ей все равно.

— Умойся, ты выглядишь ужасно. Надо было послушаться моего совета, стать адвокатом или выйти замуж за мужчину, который бы тебя содержал. Теперь ты работаешь с утра до ночи, в постоянном стрессе. Вон, морщины уже появились! И ради чего?! Если бы прислушалась к моим словам, у тебя было бы меньше забот и положение в обществе!

Можно подумать, у адвокатов и домохозяек беззаботная жизнь.

Мамин голос звучит тепло, почти заботливо. Если бы не слова, может показаться, будто она подбадривает меня, говорит, что все будет хорошо. Впрочем, это не в ее стиле — и никогда не было. Мама думает, что ей не пришлось бы волноваться, если бы я ее слушалась. Она уверена, это мой долг — после всего, что она для меня сделала, чем пожертвовала. Она не говорит этого сейчас, но ей и не нужно. Последние несколько лет она повторяла это постоянно.

Мама осуждает меня — так было всегда. Она не устает рассказывать, как после незапланированной беременности ее жизнь пошла под откос. Если бы тогда она знала, чем все кончится, никогда бы не стала встречаться с моим отцом. Конечно, вся вина лежит на нем. А она никогда не виновата. Ей пришлось бросить институт и стать секретарем, а не адвокатом. Я же выбрала профессию врача, а значит, никто из нас не воплотил ее мечту…

Ужасное разочарование.

— Я вернусь поздно. Не жди.

Наверное, попытается подцепить богатого «папика» в каком-нибудь баре, но я не спрашиваю. Мне все равно, куда и зачем она идет: я рада любой передышке.

Мне снова приходит мысль, что я ни капельки не похожа на мать. Не унаследовала ни ее золотистых кудрей, ни острого носа, ни высокого роста и худощавого телосложения — чему очень рада.

В глубине души понимаю: наши отношения не спасти.

Она смотрит на меня, потом цокает, еще раз выражая разочарование, влезает в туфли на высоких каблуках, берет сумочку и указывает в сторону гостиной:

— На забудь прибраться. Квартира в ужасном состоянии.

Мама проходит мимо меня к выходу, и я тихо, чтобы она не услышала, бормочу:

— Да, потому что ты никогда не убираешься.

Но даже если бы она услышала, это ничего бы не изменило.

Дверь захлопывается, и я остаюсь одна.

Пять минут. Приди я домой пятью минутами позже — не пришлось бы выслушивать все это. Но мне не повезло, и теперь я чувствую себя еще хуже, чем прежде, хотя это кажется невозможным.

Не знаю, понимает ли мама, что своими замечаниями она ранит меня. Она твердит, что беспокоится, но я больше не могу этого терпеть. Я собираюсь съехать. Должна, потому что желание поладить с мамой и заслужить ее любовь не пересиливает желания избежать боли, которую она мне причиняет. Я хочу отдохнуть — от мамы, ее слов и осуждающих взглядов. Пусть даже это означает, что мне придется дольше выплачивать кредит за учебу и потуже затянуть пояс. Я справлюсь. Оно того стоит. В одном абсолютно уверена: беспокойство за свою дочь выглядит иначе. Недостаточно повторять, что «беспокоишься», — нужно подкреплять слова действиями, чего мама не делает. По крайней мере, в последнее время. Хотя в общем-то никогда не делала. Я оставалась с ней, потому что надеялась: когда-нибудь это изменится и все наладится… или однажды мне станет все равно. Но сегодня особенно больно осознавать, что мои мечты так и остаются мечтами. Что наши с мамой отношения нельзя назвать ни близкими, ни сердечными, и мое безразличие — всего лишь защитная реакция. Ужасно, но я часто спрашиваю себя: полюбит ли меня кто-нибудь, если даже маме плевать на меня?

Вместо того чтобы идти домой, я как минимум раз в неделю ночую в больнице — и это помимо ночных дежурств. Лишь бы не возвращаться сюда и не встречаться с мамой. Чудо, что это еще не заметили. Даже Лора не знает. А две недели назад я сняла номер в гостинице, что делала не в первый раз.

Тру глаза.

Да, я найду себе другую квартиру. Но не сейчас. Не сегодня. Завтра, может, послезавтра. Когда приведу себя в порядок, заглушу воспоминания и немного посплю.

Сегодня понедельник. За выходные я почти не видела маму. Повезло. Я надеялась, что многочасовой сон пойдет мне на пользу, но чувствую себя так, будто и не ложилась в кровать. Мне снились кошмары. В последний раз кошмары мучили меня перед выпуском из медицинской школы, когда я боялась провалить экзамены. Я долго не могла добиться результатов, которые бы отвечали моим ожиданиям, и это меня убивало. Не думала, что буду страдать из-за страшных снов, но оказывается, они бывают не только у детей. Кошмары — жадные маленькие чудовища, которые вонзают острые коготки в каждый твой страх, каким бы незначительным он ни был, заставляя его расти и набирать силу, — и чем хуже тебе становится, тем чудовища довольнее. Кошмарам все равно, сколько тебе лет, откуда ты и чем занимаешься, — они найдут и поглотят тебя.

Господи боже… Все выходит из-под контроля.

Я снова стою перед палатой Митча и проклинаю себя за это. Жалюзи опущены, мне ничего не видно, но я не могу заставить себя войти внутрь. До чего смешно. Смешно и нелепо.

Снимаю шапочку, кладу ее в карман вместе с маской и вздыхаю.

Интересно, что бы подумал Митч, если бы знал, что я стою здесь, не решаясь войти?

— Вам помочь?

Вздрогнув, резко поворачиваюсь и вижу одного из врачей. Он на голову выше меня. Узкие губы, короткие темно-каштановые волосы, светло-карие глаза, скептический и в то же время теплый взгляд. Он держится уверенно. «Доктор Томас» — написано на бейджике.

— Это вы — лечащий врач Митча?

Он слегка расправляет плечи.

— Верно. Доктор Ривера — мой пациент.

В голове у меня начинают крутиться шестеренки. Значит, это с ним говорила по телефону Софи. Она назвала его Итаном, если память мне не изменяет.

— Софи права, вы должны были позвонить, как только Митча перевели из операционной! — Слова слетают с языка прежде, чем успеваю подумать. Но доктор Томас тихо смеется, а значит, все не так плохо.

— Я главный врач отделения комбустиологии, а не справочная и не простой медбрат, — отсмеявшись, говорит он серьезно.

— Хорошо.

— Хорошо? — повторяет доктор Томас, озадаченно приподняв брови.

— Я передам ваши слова Софи, простой медсестре, — сухо говорю я, подозревая, что для него это важно. Важнее, чем он готов признать.

Выражение его лица подтверждает мою догадку.

— Откуда вы знаете Софи? — прищурившись, интересуется он. — Как, вы сказали, вас зовут?

— Я не говорила. — Я еще не переоделась в рабочую форму, и под защитным комбинезоном на мне старые джинсы и выцветшая желтая рубашка, на ногах — любимые туфли. Ему не узнать, что я работаю здесь. — Мне пора. Позаботьтесь о нем.

Поколебавшись, направляюсь к выходу.

— Вы не хотите спросить, как у него дела?

Резко останавливаюсь, но не оборачиваюсь. Смотрю прямо перед собой и сжимаю руки в кулаки.

— Разве вы не за этим сюда пришли?

Мои ноги не двигаются. Я не могу уйти. Ощущение, будто застряла в болоте. Перед глазами залитое кровью лицо Митча, в ушах звучат отчаянный голос Лоры и грохот динамиков из отделения неотложной помощи. Я вспоминаю об умершем Джордже, раненых Нэше, Лише и Йене.

Я превращаюсь в бомбу замедленного действия.

Задыхаясь, смотрю в потолок, а потом делаю глубокий вдох и опускаю голову. Да, мне хочется спросить: как у него дела? он в порядке? худшее позади? как прошла операция? насколько сильно повреждены ткани? сколько процентов кожи придется пересадить? о нем хорошо позаботились? быстро оказали помощь? Но не могу выдавить ни слова, только пытаюсь убедить себя, что все в порядке. Что происходящее — кошмарный сон, который затянулся.

— У него обширные ожоги второй степени, но раны заживают хорошо. Если хотите узнать больше, вам придется представиться. — Последние слова звучат твердо. А ведь доктор Томас вообще не должен был раскрывать мне информацию о состоянии Митча! Понятия не имею, почему он это сделал…

Ожоги второй степени. Значит, мое предположение оказалось верным. Меня бросает в жар, и внутренности словно завязываются в узел.

— Ему что-нибудь передать? — спрашивает доктор Томас, и я моргаю.

Полный сочувствия голос, вопрос… Этого еще не хватало!

— Нет необходимости, — выдавливаю я, пытаясь сохранить хотя бы частицу достоинства, но, сделав несколько шагов, перехожу на бег и мчусь к лифту, мечтая оказаться подальше отсюда.

Подальше, подальше, подальше.

Кнопка загорается. Только когда закрываются двери, я снова могу нормально дышать. Я с такой силой сжимаю поручень, что у меня белеют костяшки пальцев. Лифт едет с третьего этажа на первый, откуда я пройду в главное здание.

Митч в порядке. Его перевели из операционной. Самое худшее позади. Больше не придется ходить в соседний корпус и стоять посреди отделения комбустиологии, гипнотизируя взглядом дверь в палату Митча.

Такие ожоги, как у него, обычно заживают за три-пять недель. Конечно, останутся шрамы, но было бы хуже, если…

— Возьми себя в руки, Сьерра, — произношу самую бесполезную фразу всех времен и народов, радуясь, что нахожусь в лифте одна. — Ты врач. Человек пострадал, ты оказала ему помощь, на этом все. Ты сделала свою работу. В отделении неотложки ты и не такое видела, поэтому возьми себя в руки.

Дзинь!

Выйдя из лифта, спешу в главный корпус, чтобы не опоздать к началу смены. У меня потеют руки, а сердце колотится так, словно я пробежала марафон.

Захожу в раздевалку. Коллеги, готовясь к дежурству, переодеваются и разговаривают.

Встав перед своим шкафчиком, делаю глубокий вдох, чтобы справиться с подкатывающей к горлу тошнотой и отогнать мысли о Митче, о взрыве.

Вот и все.

— Вот и все, — повторяю и вздрагиваю, когда кто-то рядом неожиданно спрашивает:

— Что все? Твоя смена? А я думала, мы сегодня дежурим вместе.

— Черт, Мэйси! Ты меня напугала!

Взглянув на нее, вынуждена признать, что в отличие от меня она выглядит неплохо — несмотря на отсутствие макияжа, о чем говорят многочисленные веснушки на ее лице. Ярко-красные очки, розоватые щеки, волосы собраны в небрежный пучок. Цвет ее волос всегда напоминал мне черный кофе, в который капнули немного молока.

— Извини, я не хотела. — Она поднимает руку, в которой держит потрепанную книгу. Похоже на детектив или триллер, но названия разобрать не могу. — Я читала и теперь готовлюсь к смене. Хотела поздороваться и спросить, как дела. Ты выглядела немного рассеянной и… — Она пожимает плечами. — Последние дни были тяжелыми.

— Да, знаю. — Пока мы разговариваем, я надеваю тунику. Халат остается в шкафчике — сегодня обойдусь без него. Понятия не имею, почему Лора так любит халаты… Меня они раздражают, я ношу их только во время обходов, чтобы произвести хорошее впечатление на главврача.

— Лора сегодня работает? — спрашиваю, потому что не успела посмотреть расписание.

— Думаю, нет. Кажется, она взяла еще один выходной и выйдет только завтра. Говорят, доктор Брукс чувствует себя намного лучше, а доктора Райса вообще выписали.

— Йена выписали? — переспрашиваю удивленно и, убрав пейджер в карман, запираю шкафчик.

Мэйси кивает:

— Да. Но это еще не все: он уже вернулся к работе.

У меня вырывается смешок. Йен спятил. Судя по всему, он не только вырвался из плена демонической медсестры Тори и выписал себя сам, но и решил пойти дальше. Кто бы мог подумать, что это возможно.

— Что у него было? Легкая черепно-мозговая травма, синяки и ушибы? Не прошло и четырех дней! Он должен отдыхать. Я думала, его освободили от обязанностей?

Вот же сукин сын. Наверное, я так бешусь из-за того, что Йену разрешили выписаться и вернуться к работе, в то время как меня почти заставили взять дополнительный выходной, чтобы прийти в себя.

— О ком речь? — интересуется Зина, присоединяясь к нам.

— О Йене, — отвечаю и пересказываю то, что узнала от Мэйси.

— Я не удивлена, — посмеиваясь, говорит Зина. — Рада, что все пострадавшие идут на поправку.

«Похоже, Зина снова в норме», — думаю я, наблюдая за ней. Может, спросить, как она справляется? Но расскажет ли она правду?

— И еще кое-что, — взволнованно продолжает Мэйси, вырывая меня из размышлений. — Митч, наверное, уже пришел в сознание. Через несколько недель ожоги затянутся настолько, что можно будет снять бинты и выписать его.

При упоминании Митча у меня перехватывает дыхание. Не хочу думать — ни о нем, ни о его ранах, которые медленно превращаются в шрамы.

— Отлично, — отвечаю отрывисто, завершая разговор. — Быстрее, Мэйси, а то опоздаешь. Я пойду. Скоро увидимся.

Не дожидаясь ответа, отворачиваюсь от Мэйси с Зиной и, пройдя мимо занятых своими делами коллег, выхожу из комнаты и спешу в отделение.

Сегодня смена Изабеллы Дейнс, которую мы все называем Беллой. Я вижу ее за стойкой в приемной кардиохирургии.

— Привет, Сьерра. Хочешь кофе? — спрашивает она, окидывая меня обеспокоенным взглядом.

— Нет, спасибо. Можешь глянуть, не появились ли новые распоряжения? У меня был выходной, и я не в курсе событий.

— Конечно, подожди минутку.

— Привет, малышка! — раздается веселый голос, и рядом появляется Грант. Он смотрит на меня даже пристальнее, чем Белла. Это раздражает.

— Ты пытаешься прорентгенить меня взглядом или что?

— Возможно. Чтобы решить, стоит ли спрашивать, как у тебя дела.

— Побереги силы, — бормочу, прислонившись к стойке.

Белла углубляется в поиски. Понятия не имею, что она ищет. Вся необходимая информация должна быть у нее в компьютере.

— Хорошо, тогда сменим тему. Ты уже слышала, что скоро здесь появится свежее мясо?

— Грант, я не Лора и не понимаю твоего странного сленга.

Грант смеется — а ведь я не шутила.

— Говорят, что к нам приняли новых врачей — специалистов по травматологии, кардио — и торакальной хирургии. И кто знает, может, по чему-то еще.

— Вы с Мэйси похожи на уведомления, которые невозможно отключить.

— Приму за комплимент.

Грант небрежно проводит рукой по волосам и смотрит куда-то мимо меня. Проследив за его взглядом, вижу Мэйси и Зину, которые тоже заступают на смену.

— Красный ей идет, — бормочет Грант.

Повернувшись к нему, с улыбкой спрашиваю:

— Мэйси, значит?

Но Грант даже не меняется в лице.

— Понятия не имею, о чем ты.

— Вы встречаетесь? Или хотя бы разговариваете друг с другом? Или ты сталкеришь ее? — спокойно интересуюсь, потому что на самом деле… мне все равно. Хотя то, как щеки Гранта внезапно заливаются нежным румянцем, — зрелище интересное. — Да ты влюбился по уши! Скоро «Уайтстоун» из больницы превратится в агентство знакомств.

— Кто бы говорил, — возражает он, вставая рядом со мной и опираясь на стойку. — Посмотри на себя и своего прекрасного принца!

Смеюсь:

— И кто же прекрасный принц? Я его знаю? Или это один из предполагаемых новых врачей?

— Я говорю о Ривере.

— Это Ривера прекрасный принц? Что, серьезно? Так ты называешь нашего недотепу?

Грант нахально ухмыляется:

— Ах, дорогая, мы оба прекрасно знаем, что этот парень на многое способен.

— Да, особенно болтать и выводить меня из себя, — отзываюсь я. — Тебе что, нечем заняться? И куда подевалась Белла?

— Ты уже ходила к нему?

— Нет. — Ложь, и в то же время не совсем. — А ты уже поговорил с Мэйси? — пытаюсь сменить тему и облегченно вздыхаю, когда к нам возвращается Белла со стопкой документов в руках.

— Не совсем. Дашь какой-нибудь совет? — спрашивает Грант, и, к моему удивлению, он говорит серьезно. В его голосе нет ни насмешки, ни притворной бравады.

— Будь собой. Даже если это сложно. Иначе все закончится, не начавшись.

— Я… — начинает Грант, но, к счастью, его прерывает Белла, которая с громким хлопком кладет передо мной документы.

Зачем я вообще ответила? Какое мне дело до этой любовной чепухи? Мой опыт ограничивается сексом без обязательств. У меня никогда не было нормальных отношений — они мне и не нужны. Я не создана для такого. Не заслуживаю. Интересно, как мне в голову пришел такой банальный совет? Пожалуй, я слишком много времени провожу с Лорой…

— Прости, у нас здесь хаос. — Белла откидывает с лица прядь волос и, нахмурившись, добавляет: — Надеюсь, руководство наймет новых медбратьев или медсестер.

— Пока речь только о врачах, — отзывается Грант. — В конце концов, кому нужны медбратья и медсестры? — усмехается он, и Белла вздыхает. — К тому же «Уайтстоун» — это и коммерческое предприятие, а последние два года дела шли не очень хорошо. Доктор Гарднер делает все возможное, но… Что сказать? Он не главный босс.

— К этому давно шло. Нам не хватает рабочих рук, когда кто-то из врачей не выходит на смену. Когда случается что-то вроде… — Белла замолкает, и я отвожу взгляд. — В общем, при первой возможности поговорю с Нэшем. После того, как он поправится. Возможно, у него есть какие-то мысли, — уверенно говорит Белла, и Грант кивает. Белла с улыбкой поворачивается ко мне. — Здесь все документы, которые тебе нужны. Смены немного перепутаны, приходится работать сверхурочно.

— Ничего страшного. Спасибо. — Взяв бумаги, отступаю в сторону и пробегаюсь по ним взглядом.

Я справлюсь. Сделаю все возможное и не позволю ничему меня отвлечь.

Ничему… и никому.