Пропавшие души

Ава Рид, 2022

Любовь всей жизни или работа мечты? А что бы выбрали вы? «Пропавшие души» – вторая книга цикла, действие которого разворачивается в больнице Уайтстоун. Герои этой серии не только будут спасать жизни пациентов, но и заводить новых друзей и влюбляться. Сьерра Харрис знает: сердце не может разбиться, но оно испытывает боль. Именно поэтому ее интересует только карьера. Романтические отношения ей не нужны. Перед поступлением на стажировку в больницу Уайтстоун Сьерра пообещала себе ни на кого не отвлекаться и даже не заводить друзей. Она собирается посвятить себя работе и стать лучшим интерном кардиохирургии. Когда жизни доктора Митча Риверы угрожает опасность, Сьерра понимает, что больше не может игнорировать свои чувства к нему. Она должна держаться от него подальше и сосредоточиться на своей цели. Но как ей выбросить красавчика Митча из головы? Для фанатов Моны Кастен, Анны Тодд, Эммы Скотт и Сары Шпринц. «Ава Рид снова очаровала меня уникальной и эмоционально заряженной историей. “Пропавшие души” – это выброс адреналина, приправленный здоровой дозой любви». – Николь Бём, автор серии «Golden Hill»

Глава 3. Сьерра

— Хорошо, передам. Спасибо. — Софи кладет трубку и, заметив меня, говорит: — Ты как раз вовремя, Сьерра. А Лора где?

Я подхожу к стойке регистратуры, неся стаканчики с кофе для нас с Лорой, и чувствую, как сердце начинает биться быстрее. После событий последних часов удивительно, что оно вообще бьется…

— Что-то случилось? Есть новости? — спрашиваю я устало и взволнованно.

— Нэш очнулся, — с улыбкой произносит Софи. — Врачи сообщают, что его анализы лучше, чем можно было ожидать. Нейро творит чудеса. Нэша уже перевели из реанимации. Передашь Лоре, ладно? Он в палате 709.

Судорожно вдыхаю и выдыхаю, навалившись на стойку. Я искренне рада. По крайней мере, его жизнь вне опасности.

— Передам ей немедленно!

Софи кивает.

— Спасибо. Йен тоже очнулся. К счастью, он не сильно пострадал, но должен оставаться под наблюдением в отделении интенсивной терапии. У Лиши, — продолжает она, — несколько ушибов и легкая черепно-мозговая травма, но она скоро встанет на ноги.

— Звучит не так плохо, хотя все казалось серьезнее. — Я по-настоящему счастлива, пусть и не могу этого показать. Мы потеряли пациента. И Джорджа. Его будет очень не хватать.

— О Митче были какие-нибудь новости? — интересуется Софи.

От этого вопроса у меня так сильно сжимается горло, что кажется, вот-вот задохнусь. Я качаю головой:

— Ушам своим не верю! Сейчас позвоню и все узнаю. — Прежде чем успеваю что-то сказать, Софи берет трубку и нажимает кнопку быстрого набора: — Алло. Это Софи Вега из кардиохирургии. Я хотела бы узнать о состоянии одного из пациентов, докторе Митче Ривера. Точно. Поняла, спасибо.

Не знаю, прислушиваться к разговору или нет. Смогу ли принять то, что узнаю?

— Его перевели из операционной! — восклицает Софи.

Я чуть не роняю кофейные стаканчики.

— Почему никто не сообщил? Я же просила, Итан, — сердито шипит Софи. Наши взгляды встречаются. Мне приходится поставить кофе на стойку, потому что руки начинают дрожать. Операция окончена. Это же хорошо, правда?

Софи продолжает говорить, но я не слышу ни слова. Шум крови в ушах заглушает все звуки. Я чувствую себя опустошенной. Иссушенной.

«Его перевели из операционной», — повторяется у меня в голове. Митч справился.

— И тебя туда же, — бормочет Софи прежде чем повесить трубку. Уверена, мужчина на другом конце провода все слышал. Сделав глубокий вдох, Софи что-то записывает на листе, который затем кладет на стойку передо мной. — Митч в порядке, состояние у него стабильное. Он находится в отделении интенсивной терапии. Хорошо, что в «Уайтстоуне» работают прекрасные комбустиологи^[1], иначе пришлось бы перевести его в другую больницу, — замечает Софи.

Киваю. Если бы Митча перевели в другое место, я, наверное, с ума бы сошла.

— Вот номер его палаты и палаты Нэша, чтобы ты не забыла, — добавляет Софи, придвигая ко мне записку.

Как в трансе смотрю на цифры, выведенные каллиграфическом почерком на желтоватой бумаге. Мне бы радоваться, но почему-то я не могу. Не могу, ведь…

— Насколько серьезные у него ожоги? — не поднимая глаз, едва слышно спрашиваю я.

— Сьерра, — начинает Софи, и я догадываюсь, что сейчас она скажет что-то вроде: «Все в порядке. А если нет, то будет». Но Софи останавливается и, помолчав, говорит: — Не знаю. Мне сообщили только, что операция прошла хорошо и теперь Митчу требуется отдых. Тяжело признавать, но его врач — один из лучших специалистов в своей области, — вздыхает Софи.

Судя по всему, за этим кроется какая-то история. В любой другой день я стала бы расспрашивать подробности или поддразнила бы Софи. Но не сегодня.

Нет, не сегодня.

— Спасибо, — выдавливаю я, запихивая листок в карман, беру стаканчики с едва теплым кофе, который сварила Эдит, и наконец заставляю себя посмотреть Софи в глаза.

— Иди к Лоре, сообщи ей новости, — улыбается она. — После смены я тоже всех навещу. А еще, Сьерра… отдохни.

Кивнув, возвращаюсь в комнату отдыха. Ноги двигаются словно сами по себе и приводят меня к Лоре, которая все еще спит, положив голову на стол. Мэйси уже ушла домой. Нам стоило последовать ее примеру, однако мы, как две упрямые ослицы, остались здесь, хотя от этого никому не легче… Но взглянув на Лору, понимаю, что неправа. Ей — легче. Она не смогла бы быть сейчас одна, да и не должна. Возможно, это и мне помогает. Находиться здесь, а не страдать в одиночестве дома — именно то, что нужно.

И нужно сосредоточиться на работе и на цели.

Проклятье! Я не думала заводить друзей! Меня интересовала только карьера. Прошло всего несколько месяцев с моего первого дня в «Уайтстоуне», а у меня появились не только прекрасные коллеги, но и подруга, что заставляет забывать о цели. Заставляет забывать, что я мечтаю стать лучшей. Должна стать. Потому что тогда перестану быть никем. Доктор Сьерра Харрис, лучший интерн кардиохирургии. Я не собираюсь быть одной из многих, затеряться среди тех, чьи имена никто не знает. Мне пришлось бороться, чтобы окончить университет и получить эту работу, и я не остановлюсь на достигнутом.

Я ставлю кофе на стол и, не сводя глаз с Лоры, убираю прядь волос с ее лица. Вздыхаю. Я не остановлюсь, но сегодня, пожалуй, сделаю передышку. В качестве маленького исключения. А еще завтра или когда-нибудь, когда появятся другие важные дела.

— Просыпайся, — негромко зову я, осторожно тряся Лору за плечо. Она умилительно причмокивает губами, а потом тихо хрюкает, заставляя меня рассмеяться.

— Нет, носок невкусный! — кричит Лора, вскидывая голову.

— Чего? — растерянно переспрашиваю я.

— А, что? — бормочет она и зевает. Ее светлая кожа, слегка тронутая лучами аризонского солнца, приобрела болезненный землистый оттенок, под глазами темнеют круги, губы пересохли. Лора всегда была открытым человеком, и ее эмоции легко прочитать, особенно сейчас. — Забудь. Я пытаюсь сделать то же, — отвечаю, поморщившись, и собираюсь сообщить радостную новость, но не успеваю.

— Я долго спала? — Она потирает лицо и смотрит на меня. — Почему ты меня разбудила? Неужели… — Ее глаза распахиваются, и она вскакивает на ноги, отчего халат, который я набросила ей на плечи, падает на пол. — Он ведь не… с ним все хорошо?

Лора боится произнести: «Он ведь не умер?». Хочется ответить ей с иронией, но я этого не делаю. Возможно, потому, что не совсем понимаю, каково это — так сильно кого-то любить. А еще потому, что Лора — человек, которым я дорожу. Улыбаюсь.

— Его перевели из реанимации. Он в сознании.

Ахнув, она опирается о стол, чтобы не упасть. Ее глаза наполняются слезами. Я ожидала, что Лора вылетит из комнаты и бросится к лифту, но она стоит и ревет — так, словно сдерживала слезы все это время и теперь они прорвали плотину. Пока Лора сотрясается от рыданий, я смотрю на нее и не знаю, что сделать или сказать, чтобы ее успокоить. Лора должна справиться сама, выплакать слезы, а потом найти силы идти дальше. Уверена, она выплескивает чувства сейчас, чтобы не делать этого перед Нэшем. Это впечатляет. Я завидую ее мужеству.

Не знаю, была ли я когда-нибудь излишне эмоциональной. По крайней мере, теперь меня сложно обвинить в этом. Я почти не плачу и не позволяю себе долго переживать — ни в личных делах, ни в рабочих. Нужно сохранять ясную голову, только так можно достичь цели. Чувства все усложняют, а мне сложности не нужны. К тому же мама помогла мне усвоить, что чувства причиняют много боли. А еще — что я не заслуживаю любви. Получается, дело не в том, что я избегаю душевных переживаний, а в том, что я плохо с ними справляюсь. По крайней мере, так я думала до сих пор и поэтому вздрагиваю от неожиданности, услышав свой всхлип.

— Черт, — ругаюсь так тихо, что Лора не слышит, и откашливаюсь, стараясь сдержать подступающие слезы.

Вот что бывает, когда подпускаешь людей слишком близко. Мне это ни к чему. Совсем ни к чему…

Лора стремительно приближается ко мне, прерывая течение мыслей, и заключает меня в крепкие объятия. Сколько же сил у этой женщины?!

— Ты меня задушишь, — выдавливаю я.

— Спасибо, Сьерра, — говорит она с такой искренностью, что у меня по телу бегут мурашки.

— За что? Я ничего не сделала.

Лора отстраняется и смотрит на меня: волосы растрепаны, тушь размазана, глаза покраснели от слез, а на губах широкая улыбка. — Сделала. Ты осталась здесь, со мной. Не ушла домой. Конечно, я понимаю, что это и из-за Митча…

— Иди уже… к Нэшу! — прерываю ее, завершая разговор. Я называю номер палаты, в которой находится Нэш, и решительно подталкиваю Лору к двери, отчего та громко смеется. Через несколько шагов она останавливается.

— Митч? — повторяет она, вопросительно глядя на меня. Она хочет знать, в порядке ли он.

— Митча перевели из операционной, но не знаю, насколько серьезные у него ожоги, — отвечаю я. — Йен тоже очнулся и скоро встанет на ноги. Лишу оставили в отделении, чтобы наблюдать за ее состоянием и взять дополнительные анализы, но, по последним сведениям, состояние у нее не критическое.

У Лоры вырывается вздох облегчения:

— Хорошо. Это хорошо.

— Иди. У меня больше сил нет терпеть твою сентиментальность.

— Пойдем со мной, — просит она, и мне хочется согласиться.

— Что? Нэш очнулся, он справился. Почему ты… — Я замолкаю, потому что уже знаю ответ.

Лора улыбается — не так лучезарно, как раньше, — берет меня за руку и ведет по коридору за собой. Когда мы останавливаемся перед лифтом, она нажимает на кнопку и произносит то, чего и следовало ожидать:

— Пожалуйста, пойдем со мной. Одна я не могу…

Лора боится. Не знаю чего, но очень боится.

— Хорошо. Я тебя провожу, — отвечаю, сжимая ее руку.

Что за ночка… Дерьмовое начало выходных. Такое в страшных снах не приснится.

Мои мысли снова возвращаются к Митчу. Навестить его? Или не стоит? Можно ли к нему? И под «можно» подразумеваю не «пустят ли меня», а «имею ли я право» и «выдержу ли». Я снова и снова представляю его лежащим без сознания и будто наяву чувствую запах горелой кожи и грязи, повисший в спертом воздухе. Не перестаю думать: будь я чуточку быстрее… Но дело не только в этом. Если увижу Митча или Нэша, случившееся станет реальнее и я не смогу притворяться, будто ничего не произошло.

Я не готова. Мне хочется еще немного тешить себя иллюзией, что это сон. Что это не реально.

Вздрагиваю, когда двери лифта открываются со звоном. Мы молча входим внутрь, и от меня не ускользает нерешительность, с которой Лора нажимает круглую кнопку с цифрой семь.

— Седьмой этаж, отделение неврологии и нейрохирургии, — объявляет голос, а через несколько секунд раздается звон, и мы выходим. Я была здесь всего два раза. Эта область медицины, без сомнения, захватывающая, однако человеческое сердце представляет для меня больший интерес, чем мозг и нервная система.

При средней продолжительности жизни сердце человека сокращается примерно три миллиарда раз. Женское бьется быстрее, чем мужское. Для того, чтобы прокачать по телу необходимое количество крови, сердцу приходится совершать примерно семьдесят сокращений в минуту. Пропуская через себя шесть-восемь литров. Поразительно… Говорят, приятная музыка снижает кровяное давление у людей с ишемической болезнью сердца. Сердце не разбивается, но сильный эмоциональный и психологический стресс оказывают на него негативное влияние. Горе может привести к сбоям в его работе — словно чувства, возможно, даже душа заключены там. Словно именно сердце делает нас теми, кто мы есть. Сердце, не разум.

Оно не может разбиться, но испытывает боль. И боль, которую не видно, зачастую приносит больше страданий, чем видимая.

Сумасшедшие мысли, немного наивные, но они мне нравятся. Впрочем, я держу их при себе.

Я не мечтательница, не люблю громких цветастых заявлений и не хочу, чтобы во мне видели то, чего не существует. Я себе не способна помочь, что говорить о других? Достаточно того, что теперь в моей жизни есть такая подруга, как Лора. Я не собираюсь разрушать нашу дружбу, но боюсь, что не способна по-настоящему ценить ее. Я лишь хочу делать свою работу — и делать хорошо. Хочу доказать, что справлюсь — сама, без помощи, без связей. Что достаточно хороша.

— В какой, ты говорила, он палате? — оглядываясь, спрашивает Лора, когда мы оказываемся в коридоре.

— В семьсот девятой, — отвечаю, кивком указывая влево. — Нам туда. Пойдем.

Лора идет за мной, не выпуская мою руку. Пальцы у нее влажные и холодные и сжимают мои словно тиски так, что становится больно. Я не жалуюсь, но с каждым шагом чувствую беспокойство. Коридор все не заканчивается. 703, 704, 705… Еще один поворот. Видимо, Нэша положили в отдельную палату, которая находится в самом конце.

Останавливаюсь и тяну Лору назад.

— Мы на месте.

Заглядываю внутрь сквозь щели жалюзи. Большая одноместная палата, как и следовало ожидать. Номер на двери и имя в файле подтверждают, что Нэш находится здесь.

Лору потряхивает. Кажется, дрожь стекает по ее руке к кончикам пальцев и передается мне. Лора резко отпускает меня и идет к двери. Шаг, другой…

— Не трогай медкарту, — говорю я, останавливая ее, пока она не успела открыть файл. — Тебе не надо это читать, Лора, — прошу я и тяжело сглатываю. — Не читай, пожалуйста. — В медицинской карте слишком много информации. — Ты идешь к Нэшу как его девушка, а не как врач, верно? Просто будь рядом. Если захочешь что-то узнать, спроси у лечащего врача. Или у Нэша. Все остальное не имеет значения. По крайней мере, сегодня.

Лора, взгляд которой по-прежнему прикован к карте, прикусывает губу. Она знает, что я права. Мне понятно ее желание заглянуть в файл, но сейчас эмоции переполняют ее. Сегодня, сейчас — не время.

Когда Лора наконец кивает и перестает вырываться из моей хватки, я вздыхаю с облегчением.

Я и забыла, что заботиться о других — занятие крайне утомительное. Сейчас это не просто пациенты, а люди, которые каждый день находятся рядом. Да, порой они ошибаются, порой ведут себя глупо, но я все равно их люблю.

— Ты собираешься зайти к Митчу? — оглянувшись, спрашивает Лора и смотрит мне в глаза.

Хотелось бы ответить «да». Когда Софи сообщила, что его перевели из операционной и что он в стабильном состоянии, я собиралась навестить его, но… Я в нерешительности. Да что там — даже ответить на простой вопрос не могу. Мне приходится бороться с собой.

— Иди к нему, — говорит Лора, после чего, вздохнув, толкает дверь и заходит в палату.

Я смотрю ей вслед. Сквозь жалюзи вижу, как она осторожно приближается к Нэшу. Поначалу он не двигается, — наверное, спит, — но стоит Лоре осторожно сесть на край кровати и нежно коснуться его щеки, он приходит в себя.

На глаза Лоры наворачиваются слезы. Проклятье, почему я до сих пор стою и смотрю на это?

— Везучий, чертяка! — слышу рядом, вскрикиваю (к счастью, не слишком громко) и, обернувшись, вижу улыбающегося Йена. Мы с ним давно перешли на «ты». Не уверена, что это не изменится, когда Йен станет нашим куратором, но…

— Какого хрена? Что ты здесь забыл? — спрашиваю, с возмущением глядя на него. — Тебе нельзя вставать с кровати!

— Кровати для слабаков. Таких, как Нэш, — фыркает он, указывая на дверь палаты.

— Ты переживал за него.

— Я никогда не переживаю.

— Ну, теперь можешь вернуться и отдохнуть, вместо того чтобы бегать по больнице с огромным стояком для капельницы.

Улыбка Йена становится шире:

— Да, стояк у меня и правда огромный.

— Звучит отвратительно. Просто отвратительно.

— Это ты заговорила о моем стояке, не я.

Скрещиваю руки на груди:

— Хватит нести чушь. Ты выглядишь паршиво, тебе надо прилечь. Посмотри на себя: на тебе только больничный халат и боксеры, и ты вцепился в стояк для капельницы, будто собираешься с ним заснуть.

— Как мило с твоей стороны, Харрис, — с сарказмом отвечает Йен. — Думаешь, что выглядишь лучше? Когда ты спала в последний раз?

Качаю головой, не собираясь отвечать ни на один из этих глупых вопросов, и снова поворачиваюсь к Нэшу и Лоре. Они лежат в объятиях друг друга, Лора дрожит, и Нэш нежно гладит ее по спине.

— Что ты вообще здесь делаешь? — интересуется Йен, искоса глядя на меня. — Кроме как оскорбляешь меня и переживаешь за мое самочувствие.

Мне хочется раздраженно фыркнуть, но я сдерживаюсь:

— Я была с Лорой. Мы только что узнали, что Нэш пришел в себя.

— Да ладно, я говорю о другом, и ты это прекрасно знаешь. Что ты здесь делаешь, почему ты не дома — или с Риверой?

Прищурившись, смотрю на Йена:

— Я ему что, нянька? Что здесь забыл ты, в полуобморочном состоянии, полуголый, с капельницей, из которой в тебя льется обезболивающее? Твое присутствие вызывает гораздо больше вопросов.

Йен со смехом взмахивает свободной от капельницы рукой:

— Не хочешь говорить — не надо, но подумай на досуге над моими словами. Тебе нужно принять душ и поспать, причем куда больше, чем мне. Кроме того, я вроде как выписал сам себя, поэтому могу ходить где захочу. Все, что мне осталось сделать, — это одеться, избавиться от капельницы и проскользнуть мимо Тори.

Йен прав насчет душа и сна, но я молчу, а он, заметив мой растерянный взгляд, поясняет:

— Сиделка из терапевтического отделения. Страшная женщина.

Я смеюсь, но Йен морщится, словно от зубной боли.

— Боже, так ты серьезно! — осознаю я. — Ты ее боишься!

— Конечно, боюсь! Эта женщина — злая, мстительная демоница, которая притворяется медсестрой. Если она увидит, как я расхаживаю по больнице, мое состояние станет хуже, чем после происшествия.

«Происшествие».

Ненавижу это слово. Ненавижу-ненавижу-ненавижу! Оно уверяет, что дерьмо случается и мы ничего не можем сделать. Но я понимаю это слово иначе — для меня оно означает: «ты приняла плохое решение» или «пустила все на самотек». И то и другое — халатность. «Происшествие» — не более чем результат, полученный вопреки твоим ожиданиям. Но ты понимаешь это только тогда, когда уже слишком поздно.

Происшествие.

Ошибка.

Как жалко звучит! Безобидно… Но для пострадавших это словно падение в глубокую темную яму.

С трудом сглатываю, делаю вдох и выдох.

Это напоминает мне… себя. Если спросить маму, я — «ошибка». Если спросить меня, я — «выбор», который сама сделала.

— Полиция пока не знает, что произошло, — будто со стороны слышу свой голос и чувствую, как Йен напрягается.

— Расследование займет какое-то время. Ну, пока полиция не будет уверена на все сто процентов. Но… — Замолчав, Йен вздыхает и проводит рукой по волосам, взъерошив их. Я замечаю багровые гематомы на его плече. Даже думать не хочу, как выглядит его торс. — Скорее всего, взорвался кислородный баллон. Не думаю, что кто-то подстроил это, спланировав взрыв.

— Что? Это…

–…невозможно? — заканчивает за меня Йен и грустно улыбается.

— Нет. Я понимаю, что такая вероятность есть, но она совсем небольшая. Кислородные баллоны прошли обязательную проверку, были установлены и подключены по всем правилам.

Йен пожимает плечами:

— Что еще могло вызвать взрыв? Этот вариант маловероятен, но возможен: достаточно перед началом работы или подключением баллонов запачкать руки в горючем веществе. Если оставить на них что-то маслянистое или жирное, за счет кислорода и трения или резкого удара по разъему это создаст искру. Искру, которая приведет к тому, что мы пережили. Совокупность множества мелких факторов, которые не должны были совпасть. Кислородные баллоны заполняют, обслуживают и подключают люди. А люди ошибаются.

«Люди ошибаются».

Звук пейджера отвлекает меня от мыслей и гнетущего чувства, которое вот-вот охватит меня.

— Мне пора.

— Пора переодеться и пойти домой, Харрис! — ворчит Йен.

Он говорит, как доктор Гарднер. После того, как всем была оказана помощь, доктор Гарднер спустился в отделение неотложки, где мы с Лорой остались работать, и, оценив ситуацию, потребовал, чтобы мы прошли обследование. Он еще раньше хотел отправить нас домой, но мы решили остаться в этом хаосе и помочь.

Пропустив слова Йена мимо ушей, смотрю на пейджер и, положив его в карман, улыбаюсь:

— Удачи с медсестрой-демоницей. А еще ты надел трусы наизнанку, — небрежно говорю я и указываю на ярлычок. Иду к лифту, слыша, как Йен ругается себе под нос.

Примечания

1

Ожоговый хирург (комбустиолог) — врач, который занимается лечением ожогов тяжелой и крайне тяжелой степени.