Музы светлого Дома изящной словесности

АВ Романов, 2023

Творческим людям необходимо вдохновение. Оно генерируется Музами. Писатели, например, могут заключить с ними союз в Доме изящной словесности.Серафима – оператор творец-машины, которая распределяет Муз и Музов по авторам. Ей же самой предписано счастье только с чёртом. А они в светлой литературе – редкость. Она вроде и примирилась со своей участью, уже перестала надеяться… Но её чёрт уже рядом! Сумеет ли он завоевать суровую Серафиму и объяснить необходимость их союза? А что будет с другими Музами и авторами, которым тоже необходимо счастье? Вот об этом эта история…Стёб. Неформат. Романтично.

Глава VI. Приём посетителей. Могусов.

Едва войдя в кабинет, где находилась творец-машина, и усевшись на стул, парень удивил Серафиму неожиданным вопросом:

— А могу я ноги на стол положить? Мне так удобней. Я сниму ботинки, если хотите.

Тут юноша увидел, что находится в образе и что обуви на нём нет. Улыбнулся самоуверенно:

— А у меня, кстати, и ноги босые…

— И грязные! — припечатала Серафима. — Здесь, молодой человек, ноги на стол не задирают.

— Жаль, — едва слышно прошептал парень.

«Вот ведь достанется такой автор — и мучайся с ним! — подумала Серафим. — Бедная Юленька». Украдкой она бросила взгляд на Вита и поняла, что тот улыбается, закрывшись листом бумаги.

— Представьтесь, пожалуйста, — сухо сказала Серафима.

— Автор. Молодой. Талантливый, — самоуверенно заявил парень. — Могусов-Паприкен-Запэ.

Серафима чуть не поперхнулась.

— Ого! Это имя такое? Или фамилия? Или это такой авторский псевдоним?

Могусов-КТО-ТО-ТАМ вдруг фамильярно подмигнул Серафиме:

— Это очень интимный вопрос. Я…

— Он может рассказать об этом только Музе, с которой его соединят союзом, — поспешила объяснить Юлия, демонстрируя свою сопричастность к секрету парня.

— Понятно, — сказала Серафима, а сама подумала: «Идиотизм! Бедная Юленька! Дай ей, творец, сил…». — Значит, вы хотели бы попросить себе в Музы…

— Я внимательно изучил каталог, — перебил её Могусов, — и хотел бы работать над своей книгой вместе с Преподобной Фредерикой или хотя бы с Наташей.

— Что-о-о?!

Сказать, что Серафима удивилась, — значит ничего не сказать! Муза Юлия тоже была ошарашена услышанным.

— Я думаю, — парень сменил позу, — что такой талантливый автор, как я, должен работать с красивой и опытной Музой, а не с какими-то там… ну…

Он запнулся, подбирая подходящее слово. На Юлию было больно смотреть. Она попыталась встать.

— Я… я пойду, Серафима Андреевна. Я его к вам привела…

Серафима подскочила к Юлии, сжала пальцами плечо, насильно усадила обратно. Ей захотелось её погладить, поцеловать в макушку, но она сдержалась.

— Посиди, пожалуйста, Юля. Мне нужно ещё с тобой кое-что обсудить.

Юлия промолчала. Послушно села. Чувствовалось, что она на грани отчаянья, что ей хочется скрыться в келье, остаться одной, а не выслушивать откровения коварного Могусова. «Сейчас ты уверена, — думала Серафима, — что я старая отвратительная сука, которая желает насладиться твоим унижением. Всё так, девочка. Испей эту чашу до дна. Убедись, что авторы не пушистые зайчики. Среди них немало мерзавцев, особенно по отношению к нам, к Музам».

— Почему именно с Преподобной Фредерикой? — спросила Серафима. — Как вам вообще это пришло в голову?!

А ещё она задумалась о Наташе. С этой Музой у неё были сложные отношения. Они родились одновременно, много времени провели вместе. Одновременно заключили свои первые союзы. Первым автором Наташи стала женщина, пишущая романтическую подростковую прозу, а Серафиме достался её муж, придумавший роман о приключениях трёх героев в неведомой стране. Эта была пожилая супружеская пара, тихие интеллигентные люди. К своим Музам они относились с уважением и ничего невозможного не требовали.

Серафима с Наташей были, можно сказать, подругами. Долго. До тех пор, пока Наташа не задумала очаровать скульптора, который в то время был в союзе с Серафимой. И ей это удалось.

— Но Фредерика же опытная и зрелая Муза, — попытался объяснить Могусов. — Такая мне и нужна.

— А вот Наташа… — задумчиво проговорила Серафима. — Она же работает преимущественно с женщинами. Наташа — это любовь, эротика, желание, страсть. Она редко заключает союзы с мужчинами.

— Наташа очень красивая, — возразил Могусов.

— Но, — усмехнулась Серафима, — вы сказали «хотя бы с Наташей». Вы думаете, что красивым Музам подобная фраза понравится?

— Да откуда она узнает? — отмахнулся Могусов. — Ну подумаешь… Не так сказал. Бывает. Не казнить же меня за это!

— Наташа, — взорвалась Серафима, — это длинные, затейливые эпитеты, подробные описания природы, нарядов, интерьеров. Это тонкие чувства на грани осколков разбитой вазы или невзначай сказанного слова! Это блеск глаз как отражения порывов души. Это любовь и коварство! Это — фатальные случайности, разбивающие жизнь или возвращающие мечту. Вы уверены, что умеете так писать?

— Так я научусь! — воскликнул Могусов. — Она меня и научит. Хотя Фредерика мне больше нравится. Но можно и Наташу. Вы ей, главное, не говорите про моё случайное «хотя бы», и всё будет хорошо.

— Да я, может, и не скажу…

Серафима вдруг наткнулась на злой и серьёзный взгляд Юлии и поняла: Наташа узнает. Она всё обо всём узнает. «И правильно! Никакого «хотя бы» Наташа не заслужила! Тем более от этого пижона!» — подумала Серафима.

— Что касается Преподобной Фредерики… — начала объяснять Серафима, но снова не выдержала. — Это вообще чушь! Творец никогда подобного не одобрит. Фредерика — это высшая лига, это почти постоянная Муза великой Очи. Вы знаете Очу?

— Оча Редькина? — уточнил Могусов. — Читал. Сыто пишет. Так свою сказку завернёт, что мозги набекрень. Уважаю! Так Фредерика с ней работает? Значит, я правильно её выбрал, она меня точно научит…

— Оча Редькина, — немного с презрением к невежеству Могусова сказала Серафима, — замечательная сказочница. Но Преподобная Фредерика состоит в союзе с иной ипостасью Очи — Оча Ровательная! Не читали?

Могусов внимательно слушал.

— Судя по тому, что цвет вашего лица не изменился, — не читали, — констатировала Серафима. — А следовало бы! Фредерика — это инквизиция, средневековье, ведьмы, вампиры, тьма, блеск, дикий разврат, пытки, грязь, интриги. И одновременно Фредерика — это великая любовь, побеждающая время. Это надежда во мраке, это лопающиеся сухожилия, шлёп капли из вен врага, хрип умирающего на дыбе, но в этом же тексте, вне мрачных стен, это беззаботный и светлый мир, в котором весёлые пташки купаются в луже разлитого молока. Вы хоть что-нибудь понимаете из того, что я вам говорю?

Могусов продолжал молчать, а Серафима неожиданно увидела, что Вит смотрит на неё с восхищением. Это её успокоило. «Я сумею его вдохновить, — подумала она. — Пусть он и пишет фантастику. Сделаем её необычной! Капелька красоты и романтики всегда уместна! Были же примеры…».

— Я, наверное, так тоже могу, — произнёс Могусов. — Про вампиров, про сухожилия, про птиц. Я просто не пробовал. Но Фредерики меня научит.

Повисла пауза.

— Какая тематика ваших произведений? — устало спросила Серафима.

Парень вздрогнул.

— Математика? А она зачем? Я её ненавижу!

— Те-ма-ти-ка! Про-из-ве-дений! — громко и раздельно, тщательно выговаривая каждый звук, повторила Серафим.

Могусов растерянно молчал.

— Ну-у, о чём ты пишешь? — Серафима попыталась сформулировать вопрос иначе.

— А-а-а, — обрадовался парень, — вот вы про что… Я про попаданца хочу написать. В атланта, египтянина или в скифа. Или в любого другого варвара. Чтобы там сражаться со зверьём, покорять женщин, убивать предателей и переживать разные приключения.

— Про попаданца? — удивилась Серафима. — Но при чём здесь тогда…

— По-моему, — негромко сказал Вит, — мальчишка ещё школьник.

— Школьник? — переспросила Серафима и уточнила: — Несовершеннолетний?

— Личные Музы, — тихо, вроде как нейтральным тоном, но очень ядовито заметила Юлия, — положены только авторам категории «восемнадцать плюс».

— Да, — подтвердила Серафима.

Могусов вскочил.

— Чего вы сразу — школьник?! Я уже взрослый! Я старше вас всех! Я такое пережил! А вы почему на меня набросились? Вы все белые и пушистые, да?! А я, по-вашему, чмо?!

«Чмо ты и есть, очень точное определение», — про себя подумала Серафима и заметила, что Вит тоже улыбается.

— Ты не простое чмо, — процедила Юлия, — ты…

— Да кто вы такие?! — заорал Могусов. — Пусть творец решает, чмо я или талант и с кем мне вступать в союз!

— А действительно, — сказала Серафима. — Спорим тут зря. Пишите заявление.

Могусов взял лист бумаги, ручку и засопел. Юлия начала нервно притоптывать ногой. Вит опять уткнулся в свои записи, но чувствовалось, что он внимательно следит за происходящим.

— Вот, — сказал парень, протягивая исписанный лист.

Серафима машинально отметила очень крупный разборчивый почерк. В заявлении фигурировали Преподобная Фредерика и Наташа, перешедшая в категорию «или, может быть». Имелось даже особое пояснение: «Начинающему талантливому автору требуется зрелая и опытная Муза».

Творец-машина гудела недолго. Заявление Могусова было перечёркнуто крупными жирными буквами — «Отказать!». Серафима облегчённо выдохнула, Могусов насупился, а машина продолжала гудеть. Из неё выполз ещё один лист, который Серафима зачитала вслух.

«Могусов — обманщик! До совершеннолетия он не имеет права находиться на территории Домов изящной словесности, но, учитывая его потенциальную перспективность, ему разрешено посещение. Разрешён даже союз с Музой при однозначном согласии последней».

— Вот! — с торжеством вскричал Могусов. — Я же говорил, что талантлив, а вы мне не верили!

— Как бы там ни было, — сказала Серафима, — вы должны заручиться согласием Музы или Муза, прежде чем заключать союз. Таков вердикт.

Могусов подобрался, расправил плечи.

— Юлия, — проникновенно начал он.

— Нет! — юная Муза среагировала немедленно.

— Но я талантлив, — вкрадчиво заметил парень. — Это подтвердил творец. А вы говорили…

— Нет! — уже спокойней сказала Юлия. — Никогда.

— Ну и ладно, — обиделся Могусов. — Получше найду.

— Ищите, — сказала Серафима. — Могу посоветовать поговорить с Мякишем. Зрелый опытный Муз…

На этих словах Серафима невольно улыбнулась и продолжила:

— Спец по попаданству, иной истории и древним векам, сейчас свободен. Лучшего вам не найти.

— Мужик? — скривился Могусов. — Не хочу. Я хочу красивую. Чтобы отрываться с ней в рифмобаре.

— Больше я вам ничем помочь не могу, — закончила разговор Серафима.