Лингвистика

Лингви́стика (от лат. lingua — язык), языкозна́ние, языкове́дение — наука, изучающая языки.

Это наука о естественном человеческом языке вообще и обо всех языках мира как его индивидуализированных представителях.

В широком смысле слова лингвистика подразделяется на научную и практическую. Чаще всего под лингвистикой подразумевается именно научная лингвистика. Является частью семиотики как науки о знаках.

Лингвистикой профессионально занимаются учёные-лингвисты.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Затем весь XIX в. прошел под знаком сопоставительных исследований как в генетическом плане (сравнительно-историческое языкознание), так и независимо от языкового родства (историческая типология). Большую часть XX в. (эпоха структурной лингвистики) лингвисты стремились охватить своими методами как можно больше языков, идея же их сопоставления уже не была приоритетной. А основатель нового этапа в развитии лингвистики, уже упоминавшийся Ноам Хомский, ограничил сферу своих исследований и сферу исследований большинства ученых его школы английским языком. Он выдвинул в качестве основной задачи лингвистики построение общей теории языка, удобным материалом для которой, естественно, выступает родной язык лингвиста; лишь после этого могут строиться частные теории, учитывающие особенности отдельных языков. А если исходить, как Хомский, из того, что язык – «единообразная система», то любое сопоставление языков в лучшем случае второстепенно. С другой стороны, во второй половине XX в. на новой основе активизировалось и типологическое сопоставление языков, выявляющее общие и особенные свойства языков вне зависимости от их родства, о котором далее еще будет специально говориться.

Владимир Алпатов, Языкознание: От Аристотеля до компьютерной лингвистики, 2017

Герман Пауль (Hermann Otto Theodor Paul) (1846–1921) – немецкий лингвист, крупнейший специалист в области фонетики и грамматики германских языков. Книга Г. Пауля «Принципы истории языка», вышедшая в 1880 г., стала главным трудом, обобщившим взгляды представителей одной из влиятельных научных школ в лингвистике конца XIX – начала XX в. – младограмматизма. Младограмматики, как большинство языковедов XIX столетия, занимались изучением истории языка, но, выводя строгие фонетические и морфологические законы языковых изменений, они утверждали, что корни этих изменений лежат в сознании говорящего индивида. Только язык индивида провозглашался реальностью, причем реальностью психической. Рассматривая вопросы языковых изменений, Г. Пауль одним из первых посвящает целую главу своего исследования не только языковой дивергенции – делению общего языка на отдельные диалекты, но и смешению языков, в первую очередь обращая внимание на лексические заимствования, калькирование, сдвиги в значении и звучании слова, заимствование аффиксов. В центре внимания ученого – коллективное двуязычие и его влияние на историческое развитие языка, но серьезный анализ языкового смешения, как отмечает Г. Пауль, невозможно проделать, не учитывая роль двуязычных индивидов в этом процессе.

Коллектив авторов, Проблемы изучения билингвизма: книга для чтения, 2014

В-третьих, с момента своего возникновения и до наших дней лингвистика была и остается наукой «европоцентричной». Основные понятия общего языкознания сформированы на материале европейских языков – от латинского и греческого до английского, немецкого, русского. Совершенно отличные от них по структуре языки Азии, Африки, Океании, индейские языки Америки до сих пор часто описываются в системе этих понятий, к ним не всегда применимых. Важнейшим шагом вперед в лингвистике является четкое понимание и разграничение того, что в ее понятийном аппарате действительно универсально (применимо ко всем языкам без исключения), а что справедливо лишь для языков определенного типа, определенной структуры.

А. А. Леонтьев, Основы психолингвистики, 1997

Для школы были характерны следующие принципы: преимущество строгого разграничения звуков и букв, фонетической и морфологической членимости слова; строгое разграничение процессов, происходящих в языке на данном этапе его существования, и процессов исторических, совершающихся на протяжении длительного времени (это была первая – еще до Ф. де Соссюра – попытка сформулировать различия между синхронией и диахронией): преимущество наблюдений над живыми языками и изучения новых языков – перед догадками, извлекаемыми из рассмотрения памятников письменности, в связи с чем подчеркивалась особенная значимость диалектологии. «Казанцы» последовательно утверждали и отстаивали в своих работах полное равноправие всех языков как объектов исследования. Характерной чертой Казанской лингвистической школы, и в особенности Бодуэна де Куртенэ и Крушевского, было стремление к обобщениям, без которых, как подчеркивал Бодуэн де Куртенэ, «немыслима ни одна настоящая наука». Многие идеи представителей Казанской лингвистической школы сыграли большую роль в развитии лингвистической мысли: они предвосхитили развитие идей структурной лингвистики, фонологии, морфонологии, типологии языков и др.

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

Язык в основе своей обладает аудиальной природой и воспринимается на слух, или по меньшей мере его звуковой и фонетический аспект имеет особое значение и приоритет. Изучение фонетического строя языка представляет собой важную и фундаментальную часть лингвистических исследований. В последние годы многое говорится о распространении «всеохватной научной революции в лингвистике», опирающейся на биологические, психологические, социологические, эпистемологические, информационные и био-музыкологические подходы (Аль-Фаси аль-Фахри, 2010. С. 6; Валин и другие, 1385. С. 11). Этот вопрос имеет еще большее значение для языков, обладающих четким ареалом распространения и ярко выраженным культурным характером, и в этом отношении кораническому языку просто нет конкурентов (Deyhim: 1990: 13–14).

Абульфазль Хошманеш, Язык Корана

Как уже было отмечено, в отличие от Витгенштейна члены Венского кружка пришли к выводу, что можно анализировать и выражать в языке логическую форму языковых выражений. Осуществление такого анализа стало одной из главных задач в творчестве Карнапа. Воспринимая язык как систему знаков[45], организованную согласно определенным правилам, Карнап проводил четкую границу между естественными и формализованными языками. Если правила естественных языков являются эмпирическими обобщениями, полученными при описании действительного лингвистического употребления или поведения, и изучаются эмпирической лингвистикой, то правила формализованных языков представляют собой соглашения, явно сформулированные для конкретных целей их создателями. Вслед за Расселом и Витгенштейном Карнап полагал, что для философии интересны именно вторые языки, поскольку только с их помощью можно выявить правильную логическую форму языковых выражений. Кроме того, под влиянием А. Тарского Карнап принял строгое различение объектного языка и метаязыка: объектный язык используется для того, чтобы говорить об объектах, находящихся вне этого языка, тогда как метаязык – это язык, в котором описываются и анализируются свойства объектного языка[46]. Именно таким образом Карнап надеялся преодолеть вывод Витгенштейна о мистической невыразимости логической формы языковых выражений.

Л. Б. Макеева, Язык, онтология и реализм, 2011

Риторика традиционно противопоставляется поэтике, грамматике и стилистике. Считается, что поэтика и риторика отталкиваются от разного эмпирического материала текстов, а поэтому они сильно различаются. Сводить риторику к какому-либо частному виду речи: о раторике, гомилетике, научной прозе нельзя, так как это тоже разновидности художественной или разговорной речи. Отсюда можно определить поэтику как частную риторику художественной речи, специфической особенностью которой является минесис. Отношение риторики к грамматике имеет совершенно иной характер. Принципом грамматики является выделение и описание тех элементов речи, которые достаточно регулярно и по определенным правилам воспроизводятся в разных по авторству и аудитории речевых условиях без учета того, кем, когда, для кого, на какую тему и каким образом было создано высказывание. Грамматика служит для создания возможности построить любое высказывание, чтобы оно было адекватно принято носителем данного языка, т. е. совершить речевое действие независимо от его замысла и назначения. Это свойство грамматики как отдельной категории лингвистики обычно обосновывается тем, что каждый из говорящих является одновременно и слушающим, т. е. тем, что речь обратима и едина в создании и восприятии. Это допущение лингвистики является источником построения ее категорий, таких как синхрония – диахрония, язык человека – язык общества, норма – отклонения от нормы. Для пояснения своих категорий лингвистики прибегают к образу шифровки и дешифровки, кода и сообщений.

В. С. Пронин, Риторика. Шпаргалка, 2009

Общая (теоретическая) лингвистика постоянно расширяет свои горизонты и создает новые области исследования. Одной из самых актуальных областей является в настоящее время пересечение лингвистики и теоретического изучения поэтического языка. Смена парадигм в языкознании в сторону все большей антропологизации, направленности на человека говорящего, отвечает сходным процессам в лингвистической поэтике. В последней все большую распространенность получают, с одной стороны, идиостилевые, целостные исследования творчества писателей и поэтов, и с другой стороны, разыскания в области интеридиостилистики, т. е. сопоставления различных индивидуально-языковых систем. При этом в зоне повышенного интереса исследователей в самое последнее время оказываются языковые системы экспериментального характера. В художественном эксперименте как особом случае реализации поэтического языка наиболее остро ставятся все традиционные проблемы лингвистического знания. В основе художественного эксперимента лежит творческий процесс максимального раскрытия языковых возможностей. Кроме того, языковой (лингвопоэтический) эксперимент позволяет осмыслить такие явления, как границы языка и сознания, взаимодействие различных художественных языков, возможность создания единого языка науки и искусства.

В. В. Фещенко, Лаборатория логоса. Языковой эксперимент в авангардном творчестве, 2009

«Идиома – это то, с чем мы можем превзойти Хомского» (D. Hays, цит по: [Иорданская, Мельчук 2007: 243]). Шутливое определение, пересказанное И. А. Мельчуком, обозначает теоретическую доминанту исследований идиом в современной лингвистике: именно этот материал довольно плохо описывается в рамках генеративного синтаксиса (ср., впрочем, [Fraser 1970; Machonis: 1985; Tronenko 2003]). С другой стороны, эти явления стали одной из самых изучаемых областей в рамках когнитивной лингвистики. Эта часть посвящена обсуждению более общих, теоретических подходов, которые позволят поставить тему этой книги в более широкий контекст современных когнитивных исследований.

М. В. Копотев, Исключение как правило: Переходные единицы в грамматике и словаре, 2016

Представление о языке как некой духовной сущности в триипостасном проявлении системы, функции и стиля сложилось, по-видимому, окончательно, и в наши дни все больше говорят о доминантах, константах, концептах как мыслимых категориях именно языка – не речи и не речевой деятельности. Видимо, по этой причине и философия вплотную занялась проблемами языка, в то время как профессиональная лингвистика распадается на социолингвистику, которую интересует функция языка в обществе, на психолингвистику или стилистику с их интересом к стилю и стилям, на философию языка и т. д. Осмыслить это объективное движение к специализации лингвистического знания по предмету (формально явленному) при одновременном обобщении его по объекту (содержательной сущности) – наша задача сегодня. Не определив конечной цели такого развития событий, мы не сможем творчески влиять на качество и интенсивность работ лингвистического цикла.

В. В. Колесов, «Жизнь происходит от слова…», 2015

За время существования исторической лингвистики в этой науке сделано два главных открытия: установление факта, что языки со временем изменяются, и открытие основного принципа их изменения. Суть принципа состоит в том, что внешняя форма слов языка меняется не индивидуальным образом для каждого слова, а в силу процесса фонетических изменений (фонетических переходов), охватывающих в данном языке в данную эпоху все без исключения слова, где имеется определенная фонема. То есть самая диковинная трансформация облика слова в ходе истории является результатом последовательно реализованных во всей лексике языка фонетических изменений, происходивших в данном языке в определенный период в прошлом. Для анализа прежних состояний языка в исторической лингвистике используются три метода: извлечение сведений о языке из письменных памятников, сравнительно-исторический анализ родственных языков и внутренняя реконструкция. Анализ показывает, что разные языки изменяются с различной скоростью. Особенно медленно развиваются языки, которые «живут» в изоляции и, наоборот, языки, находящиеся на перекрестках мировых цивилизаций, отличаются наиболее быстрым ритмом развития. Кроме того, если современные реформы орфографии обычно ориентированы на облегчение написания, то в древности существовали целые эпохи и общества, в которых в письме было чрезвычайно много бессмысленных затруднений, что делало грамотность невероятно престижной в виду своей трудности [Зализняк, 2009; Зализняк. Об исторической лингвистике].

И. Б. Орлов, «Человек исторический» в системе гуманитарного знания, 2012

Представляется важным рассмотрение особенностей выделения данной лексики с точки зрения психолингвистики, которая имеет с лингвистикой общий объект (совокупность речевых событий или речевых ситуаций), а отличаются эти две науки предметом изучения. Предметом психолингвистики является соотношение личности со структурой и функциями речевой деятельности, с одной стороны, и языком как главной "образующей" образ мира человека, с другой" [93, с. 19]. Предметом лингвистики является "система языковых средств, используемых в речевом общении (коммуникации)". Лингвист изучает то "общее, что есть в организации всякой речи любого человека в любой ситуации, те средства, без которых вообще невозможно охарактеризовать внутреннее строение речевого потока" [с. 22].

В. И. Яшина, Овладение эмоционально-оценочной лексикой старшими дошкольниками, 2016

Марр был убежден, что язык дифференцирует смыслы, которые существуют до и помимо языка и которые, строго говоря, безразличны к тому, как они дифференцируются – за счет речи, письма или чего-то еще. Такое «еще» Марр, как известно, находил в явлении, которое можно было бы назвать мистическим, если бы оно не декларировалось с опорой на марксизм. Это так называемый «ручной язык» – понятие, которое является ключевым для генетической (или, как называл ее сам Марр, «яфетической») теории языка113. Стоит оценить новизну этого понятия в идеологической и научной ситуации 1920 – 1930-х годов. С одной стороны, понятие «ручного языка» поддерживало ставшее к тому времени уже хрестоматийным положение Маркса и Энгельса о роли руки в эволюции человека, а с другой – решало (или, точнее, снимало) одну из основных методологических проблем исторической и теоретической лингвистики – проблему, связанную с дуализмом «устности» и «письменности». Генетически, а значит, и по своей сути (аb origine) язык представал в теории Марра как единство мышления, письма и труда. В современных терминах можно было бы сказать, что Марр понимал язык примерно так, как Джон Остин понимал перформатив: язык не называет, язык делает.

К. А. Богданов, Vox populi. Фольклорные жанры советской культуры, -1

Гораздо более глубоким, чем кажется, причинам этого, коренящимся не столько в языке, сколько, пожалуй, в языкознании, посвящена первая глава этой книги. «Неявный» (или все-таки явный?) смысл этой главы – обратить внимание лингвистов на асимметрические и во всяком случае не изоморфные отношения языка и языкознания как науки о языке, на не достигнутую пока возможность лингвистики отображать адекватно все проявления языка, кстати, вполне доступные для носителей языка в их перцепции и речепорождении. У первой главы есть и другая задача – обратить внимание лингвистов на их странную нелюбовь к этим элементам, то есть ввести в языкознание некий аспект саморефлексии.

Т. М. Николаева, Непарадигматическая лингвистика, 2008

В последние десятилетия в лингвистике четко обозначился интерес к динамической природе языка. Именно этим интересом обусловлены поиски механизмов, обеспечивающих процессы образования лингвистических объектов, при этом в роли последних могут выступать как языковые единицы (например, слова) или языковые элементы (например, морфы), так и текст, возведенный в статус языковой единицы. Объектом приложения динамического подхода может служить также и фонетическое явление во всем его многообразии, но и в единстве признаков, которые позволяют отнести его к звуковой стороне языка.

В. В. Васильева, Русский прозаический ритм. Динамический аспект, -1

Соссюр. Значение идей Фердинанда де Соссюра для лингвистики ХХ века колоссально: его «Курс общей лингвистики»[5] является своего рода Библией для языковедов самых различных направлений. Это делает анализ его понимания знака особенно актуальным.

А. А. Леонтьев, Деятельный ум, 2001

Не случайно, видимо, и то, что, критикуя в 50—60-е гг. распространенные теории предложения, Бахтин практически полностью и как бы демонстративно игнорировал при этом проблему предикативного акта, которая к тому же была в то время в эпицентре лингвистических дискуссий. Можно предполагать, что это «игнорирование» имело двойное дно: топос предикативного акта мог быть «зарезервирован» в качестве возможного пространства для локализации диалогических отношений непосредственно в лингвистике. Смысл выведения диалогических отношений за пределы лингвистики состоял, скорее всего, в том, чтобы вывести их за пределы тогдашней лингвистики, а не лингвистики вообще. Металингвистика была предложена Бахтиным конкретно-исторически и ситуативно – в противовес той лингвистике, постулаты которой не соответствовали его идеям о диалогичности, двуголосии, полифонии и пр. Это тем более вероятно, что в самом фундаменте бахтинской позиции лежит идея о том, что диалогизм (и все связанные с ним языковые явления) составляет конститутивное свойство языка как такового. Бахтин говорил, в частности, что двуголосие «предобразовано» в самом языке (как предобразованы в языке, с бахтинской точки зрения, и подлинная метафора, и миф – ВЛЭ, 139).

Людмила Гоготишвили, Непрямое говорение, 2006

Важной особенностью психолингвистического исследования является его обращение к значению слова, т. е. к его семантике (И. А. Зимняя, 2001; D. D. Steinberg, N. Hiroshi, Р. A. David, 2001[3]). В лингвистике анализ семантики языкового знака связан, прежде всего, с изучением лексического значения слов и выражений, процесса изменения значений языковых единиц, с исследованием оборотов речи или грамматических форм. В то же время психолингвистика различает объективную и субъективную семантику. Первая представляет собой семантическую систему значений знаков данного языка (главным образом слов); вторая выступает как ассоциативная система значений, существующая в сознании индивидуума. В связи с этим семантические признаки языковых знаков подразделяются на: 1) относящиеся к области представлений-ассоциаций (субъективные) и 2) принадлежащие семантическим компонентам лексики, рассматриваемой в абстрактно-логическом (объективном) плане. При этом в психолингвистическом понимании понятие «семантическое поле» означает совокупность слов (связанных по смыслу с данной лексемой) вместе с их ассоциациями (А. Р. Лурия, 1998; А. Р. Лурия, О. С. Виноградова, 1974 и др.).

В. П. Глухов, Практикум по психолингвистике, 2017

В современном русском языке глагол быть употребляется в экзистенциальной функции (причем только форма есть: У него есть друзья) и в функции связки (возможны формы есть и суть; обе они представляют собой элементы книжного и научного стиля; лингвистика есть наука о языке; математика, физика и химия суть науки. В стилистически нейтральной речи связка выпадает: лингвистика – наука о языке; математика, физика и химия – это науки). Архаические формы единственного числа есмь и еси стилистически маркированы в еще большей степени, чем суть, и встречаются редко. Формы множественного числа есмы, есте и двойственного есве, еста, есте совсем утрачены. Таким образом, современный русский язык вообще не выражает глаголом быть в настоящем времени специфических значений лица и числа. Освобожденный от связочной функции и от указания на конкретность субъектов, он становится универсальным выразителем экзистенциальности.

Л. В. Зубова, Поэтический язык Иосифа Бродского, 2015

Тем не менее мы находимся на позиции тех исследователей, которые подчеркивают, что лингвистика СТ, имеющего коммуникативную деятельностную основу, предстает как лингвистика дискурса (linguistique du discours – Р. Барт), или грамматика связной речи. Определяя эту область научного познания как «транслингвистику», изучающую отрезки текста от предложения и выше, Р. Барт утверждает в качестве её объекта исследования связный текст (discours) как «любой конечный отрезок речи, представляющий собой некоторое единство с точки зрения содержания, передаваемый с вторичными коммуникативными целями и имеющий соответствующую этим целям внутреннюю организацию» [Барт 2001:169–170].

О. И. Филимонов, Скрепа-фраза в языке, 2013

15. В заключение, многое в тезисе, который мы наметили в общих чертах, требует проверки; в работе Уорфа (о хопи), Ли (о винту) и моей (о навахо) гипотеза об отношении языка к культуре лишь вчерне обрисована, но не убедительно доказана. Нам необходимо, как отмечал Уорф (1941c, p. 93), иметь намного больше контрастирующих исследований цельных культур, включающих как лингвистические, так и другие модели культуры, направленных на выявление разнообразных систем мышления и связи между ними и формами разговорной речи и поведения в целом. Работы о хопи, винту и навахо, которые у нас есть, кратки, но их достаточное количество указывает на необходимость дальнейших исследований и наводит на мысль, что они могут быть плодотворными. Рассматриваемый материал также свидетельствует о том, что исследования такого рода имеют ценность не только для узких дисциплин лингвистики и антропологии, но и для всей науки. Как отмечал Уорф, анализ и понимание лингвистических микрокосмов, отличающихся от наших собственных, открывает «возможные новые типы логики и возможные новые космические образы» (1941b, p.16), которые имеют огромное значение для понимания наших собственных способов мышления и их эволюции. «Западная культура посредством языка произвела предварительный анализ реальности и – без поправок – твердо считает этот анализ окончательным». Но есть другие культуры, «которые эпохами независимой эволюции пришли к различным, но в равной степени логическим, предварительным анализам», которые могут оказаться полезными в качестве поправок к нашему собственному (1941b, p.18).

Коллектив авторов, Антология исследований культуры. Отражения культуры, 2011

Риторика оперирует понятиями: язык, речь, слово. В системе языкового образования риторика следует за грамматикой. Вначале изучают грамматику, затем переходят к риторике. Между грамматикой и риторикой имеется существенное методологическое различие. Грамматика, или лингвистика, предполагает, что все люди, используя тот или иной язык, должны знать его единство. Риторика предполагает обратный тезис: каждый создатель речи должен быть индивидуален, не похожим на других, сообщать нечто новое, отсюда основное требование риторики: обязательная новизна в сообщении.

Е. А. Костромина, Риторика, -1

Эта книга – опыт конструктивного гуманитарного мышления на самых разных уровнях: от микроуровня языка, то есть создания новых лексических единиц, – до построения новых дисциплин, концептуальных систем, методов и жанров интеллектуального творчества. Одна из возможностей, предлагаемых проективной гуманистикой, – порождение новых явлений культуры на основе ее исследования, т. е. переход анализа в синтез. Так, в главе о лингвистике рассматривается ее роль в развитии языка, в том числе в синтезе новых слов, терминов, понятий. В главе об афористике исследуется структура кратких изречений – и по найденной модели создаются новые афоризмы, демонстрирующие ее действенность. Проективная, или порождающая лингвистика, поэтика, филология, философия, т. е. создание новых форм культуры на основе их анализа, – таков один из путей превращения гуманитарных наук в гуманитарные практики.

М. Н. Эпштейн, От знания – к творчеству. Как гуманитарные науки могут изменять мир, 2016

Новый этап деятельности Е. Б. Артеменко и ее последователей ознаменовался обращением к анализу языка фольклора с позиций влияния на него народного менталитета, репрезентации языковыми средствами фольклорной концептосферы [Артеменко 2001б; 2003а; 2004; 2004а; 2005; 2006; 2006а; 2006б]. Такой подход некогда был намечен еще А. А. Потебней, А. Н. Веселовским, В. Я. Проппом и другими представителями классической отечественной филологии. В современную эпоху он актуализируется в связи с использованием в сфере фольклора исследовательских принципов и установок успешно развивающихся в последние десятилетия областей науки – этнолингвистики, антропологической и когнитивной лингвистик. Для Е. Б. Артеменко немаловажным в этом отношении явился тот факт, что она как преподаватель вуза читает общетеоретические курсы языка.

Коллектив авторов, Дело всей жизни…, 2014

На эти вопросы Бикертон отвечает, пользуясь сначала лингвистической аргументацией («Язык и виды», 1990), а затем вместе с нейрофизиологом Вильямом Калвином («Язык из Машины», 2000) рассматривает теорию эволюции языка под углом зрения биологической науки, в частности, представлений о филогенетическом развитии мозга. Опора на широкий спектр биологических наук отчетливо видна и в книге «Язык Адама» (2009), которая предлагается вниманию читателя. Междисциплинарность книги, скрещение биологии, археологии, лингвистики, этологии, антропологии и других наук, делает ее интересной для широкого круга читателя. Книга подробно раскрывает полемику вокруг вопросов о происхождении человека и его языка и представляет интересные факты. За всем разнообразием поднимаемых вопросов прослеживается четкая логика. Автор доказывает, что единственное решение проблемы происхождения языка лежит в рассмотрении его коэволюции с поведением проточеловека. А ключ к пониманию эволюции дает «теория формирования ниш». Идея привлечения этой теории возникла после прочтения книги Джона Одлинг-Сми, Кевина Лэланда и Маркуса Фельдмана «Формирование ниш: игнорируемый процесс в эволюции», опубликованной в 2003 г. О своем восхищении этой книгой Бикертон говорит еще в одном из своих интервью.

Дерек Бикертон, Язык Адама. Как люди создали язык, как язык создал людей, 2009

Наблюдения над народной загадкой – речь пойдет именно о народной загадке, а не о загадке вообще, – привели автора этого трактата к необходимости сформулировать морфологическую перспективу, которая ничего общего не имеет с пропповой. Предлагаемая концепция вообще не укладывается в логическую формулу, как это имеет место у Проппа. Она, с одной стороны, сопоставима с тем общим, что есть и в биологической и в лингвистической морфологии: систематизацией форм. С другой же стороны, она отличается как от лингвистической, так и от биологической концепций. В ней по-иному рассматривается исторический аспект морфологии. Если в лингвистике синхронический план морфологии и ее история предстают в различных разрезах наблюдения, то для загадки оказалась важной неразрывность этих планов. При этом изучающему загадку приходится отказаться и от принятого в науках о формах жизни постулата о прогрессивном развитии от простого к сложному. Это не абстрактно-теоретическая позиция – таково, как мы увидим, требование самого предмета. Пытаясь разглядеть сквозь морфологию черты истории, эта работа не следует никаким готовым эволюционным моделям; то, как история загадки проглядывает в попытках ее реконструкции, скорее, бросает вызов привычным представлениям. А кроме того, в отличие от биологического принципа преобладания формы над функцией, для загадки понятие морфологии, как и у Проппа, имеет смысл как структура функциональных компонентов (хотя и совсем другого рода).

С. Я. Сендерович, Морфология загадки, 2008

Для каждой из двух форм речи характерен свой арсенал способов подчеркивания коммуникативно важных участков. В то же время существуют и некие общие для рассматриваемых форм речи ресурсы: набор дискурсивных слов (некоторые местоимения, частицы) и порядок слов. В устной речи дополнительно используется свой инструментарий создания семантической выделенности отдельных участков текста – набор разнообразных просодических средств. Это составляет специфику устной речи, специфику, роль которой еще недостаточно оценена в лингвистике. По образному выражению Ф. Мартена, просодические факты – это «бедные родственники официальной и узаконенной лингвистики, которая почти всегда отбрасывала их в сумерки маргинальности». А между тем по отдельным фактам, уже накопленным исследователями звучащей речи, угадываются очертания грандиозной картины, еще недостаточно изученной, отражающей роль просодии в устной форме речи. Темарематическая структура устного высказывания, выявление скрытых грамматических категорий (напр., категории определенности / неопределенности в русском языке), частеречная принадлежность лексем и многое другое – все это в устной русской речи подчинено просодии. В разных языковых системах весомость просодических средств разная, в русской речи она чрезвычайно велика.

Коллектив авторов, Незабытые голоса России. Звучат голоса отечественных филологов. Выпуск 1, 2009

5. Раздел лингвистики, изучающий речь в ее коммуникативном совершенстве. «Позитивная программа языковой политики и совершенствования культуры речи может быть построена только на основании научного осмысления языка как непрерывно развивающегося феномена» (Российский Гуманитарный энциклопедический словарь. Т. 2).

Я. Р. Пантуева, Русский язык и культура речи. Учебник для студентов теологического, религиоведческого и других гуманитарных направлений и специальностей высших учебных заведений, 2015

Изучение истории фитонима[1] как литературно-художественного образа (или флорообраза[2]) на материале французской литературы XIX в. актуально в связи с тем, что в последние годы концепт «цветок» (и шире – «растение») стал плодотворным объектом анализа в этноботанике, лингвистике, этнолингвистике, психолингвистике, лингвокультурологии, симбологии и культурологии. В русле исторической поэтики представляется своевременным изучить флорообраз в художественном тексте как важнейший элемент образности, используемый в литературе разных веков и разных литературных течений. В отечественной науке подобные исследования в рамках национальной литературы целого столетия не проводились.

С. Г. Горбовская, Флорообраз во французской литературе XIX века, 2017

Культурология, впрочем, в состоянии дать не только экспертную оценку цивилизационных процессов, но и указать пути неутопического преодоления кризиса, который привел к действительной утрате культурной почвы в глобальных масштабах. Очевидно, что авторитетных образцов для копирования не существует, и, значит, необходимо научное прояснение механизма кризиса. Культурология как самоопределившаяся наука может сыграть в этом значительную роль. Возможно, эти прагматические аргументы не указывают прямо на право культурологии быть научной дисциплиной, но они обозначают ее место в системе наук. (Если вообразить некую виртуальную «периодическую таблицу элементов научного знания», то наличие пустой клеточки, которую обязательно надо заполнить, будет этими аргументами указано с достаточной определенностью.) Косвенно этим дается и ответ на еще один сакраментальный вопрос: если культура – это все, кроме природы, то как конкретная наука может изучать «все»? Антиномии планетарного единства культуры, о которых шла речь, показывают, что проблема коренится не в содержании культур, а в форме, которая делает их культурами. Эта форма – вполне конкретная предметность. Простой пример: лингвистика изучает не «все языки», а устройство языка вообще. Также и культурология может изучать те формальные структуры и практики, которые при всех условиях превращают природу в культуру.

А. Л. Доброхотов, Телеология культуры, 2015

Язык представляет собой знаковую систему. Наукой о знаковых системах является семиотика, или семиология (греч. semeion – знак), которая рассматривает все явления культуры как знаковые системы, опосредующие коммуникацию. Тем самым семиотика отвечает потребностям самых разнообразных современных научных дисциплин, как естественнонаучных, так и социально-гуманитарных, представляя изучаемые ими объекты как имеющие коммуникативную природу. Семиотика теснейшим образом связана с лингвистикой, информатикой, кибернетикой. Эта наука является базовой для текстологии – формирующейся науки о текстах. Она помогает понять знаковую, текстуальную составляющую права, увидеть связь правового текста с человеком.

Е. В. Тимошина, Общая теория права. Учебник, 2017

Что же объединяет под общим знаменем психолингвистики столь далеких по своим интересам и убеждениям людей? Мы едва ли поймем это, если будем трактовать психолингвистику как комплекс имманентно развивающихся теоретических идей, как новую «науку», претендующую на то, чтобы потеснить «традиционную» психологию речи (или соответственно лингвистику). Реальные процессы развития идут иначе. Естественное развитие прикладных исследований привело (в разных областях в разное время) к тому, что психология речи, оперирующая исключительно традиционно-психологическим научным аппаратом, и лингвистика, оперирующая исключительно традиционно-лингвистическими понятиями и методами, оказались в равно невыгодном положении перед лицом новых задач. Какие же это задачи? Самый общий ответ будет следующим: это задачи, для решения которых необходимо не только знать общие характеристики речи как процесса или высшей психической функции и не только иметь построенную на основе анализа текстов модель системы языка. Это задачи, к которым можно приступить лишь через исследование строения и закономерностей функционирования речевых механизмов человека, обеспечивающих конкретную операционную организацию речевой деятельности на разных этапах ее формирования, в различных проблемных ситуациях и при пользовании языками разных типов.

А. А. Леонтьев, Прикладная психолингвистика речевого общения и массовой коммуникации, 2011

2. Элемент функционирования выражает данность того или иного правообразования на момент исследования и поставляет основной материал для исследователя. Подавляющее большинство компаративистских работ посвящено именно современному состоянию иностранных правовых объектов. Данный элемент предметного исследования объектов должен быть основан на компаративистском анализе типичного и всеобщего в развитии правовых элементов, имеющих разно системную правовую основу. В противном случае мы будем иметь дело не со сравнительным, а с описательным правоведением. Как отметил Г. Созер-Холл, сравнительное правоведение не может сводиться к простому изучению или даже описанию иностранного права, «подобно тому как знание иностранных языков еще не есть сравнительная лингвистика»[36].

А. В. Егоров, Сравнительное правоведение, 2015

Средством выражения и существования мышления является язык. Обучение языку развивает мышление. Для методики преподавания русского языка важны следующие исходные положения философии: язык – средство человеческого общения; язык неразрывно связан с сознанием и мышлением. Речь выполняет социальную функцию, и учителю-словеснику необходимо добиваться, чтобы она воспринималась каждым учеником как важное средство познания, оформления и выражения мысли. Точному и грамотному использованию речи способствует усвоение теории лингвистики: ее понятий, правил, норм. Отсюда необходимость конкретизации функций языка и речи: язык – средство общения в потенциальном плане; речь – средство общения в реальных условиях.

О. А. Стычева, Методика школьного курса русского языка, 2013

Важен для нашего исследования и герменевтический метод, разработанный в трудах Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, Е.-Е. Гадамера и др. С его помощью описывается история многих понятий (танатологии, Танатоса, героического и пр.), история их восприятия в различные периоды. Проблемы рецепции художественных текстов и танатологических мотивов в них рассматривались на основе идей представителей рецептивной эстетики – В. Изера, X. Яусса и др. На стыке семиотики и герменевтики осуществляется семантический анализ танатологических мотивов, причем не только в параграфах, посвященных семантике, но и во многих других частях работы. Ведь проблема смысла – ключевая для гуманитария, в том числе литературоведа. При изучении вопросов семантики мы обращались к работам специалистов в области лингвистики, в частности занимающихся концептологическим и компонентным анализом (Ю. Степанов, В. Маслова, А. Вежбицка, И. Кобозева, Н. Алефиренко и др.).

Р. Л. Красильников, Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию., 2015

Методологические основы психолингвистики заложены в трудах Л. С. Выготского. Он исходил из необходимости объединить разработанные в психологической науке и лингвистике теоретические и экспериментальные методы исследования явлений языка и речи, сложных процессов речевой коммуникации и внутренней интеллектуальной деятельности человека. Л. С. Выготский сформулировал идеи о диалектическом единстве процессов мышления и речи, о закономерностях формирования речи и усвоения языка в ходе онтогенеза. Научная концепция Л. С. Выготского о взаимосвязи процессов мышления и речи была положена в основу различных моделей порождения и восприятия речи, а также классификации языковых знаков и психолингвистических единиц, являющихся структурными компонентами речевой деятельности. Л. С. Выготский рассматривал отношение мысли к слову как двусторонний процесс («внутреннее движение через целый ряд планов»). Такое понимание предполагает изучение фаз этого движения и планов, через которые проходит мысль.

Н. Л. Федотова, Методика преподавания русского языка как иностранного. Практический курс, 2013

Это направление начинало с жесткого понятия текста. Текст, как его определял А. М. Пятигорский, должен удовлетворять по меньшей мере трем условиям: «Во-первых, текстом будет считаться только сообщение, которое пространственно (т. е. оптически, акустически или каким-либо иным образом) зафиксировано. Во-вторых, текстом будет считаться только такое сообщение, пространственная фиксация которого была не случайным явлением, а необходимым средством сознательной передачи этого сообщения его автором или другими лицами. В-третьих, предполагается, что текст понятен, т. е. не нуждается в дешифровке, не содержит мешающих его пониманию лингвистических трудностей» [Пятигорский 1962: 145]. Очевидно, что такое определение текста приложимо почти исключительно к жестко структурированным, завершенным и материально зафиксированным вербальным текстам. В дальнейшем это понятие сильно эволюционировало, особенно когда было перенесено из области лингвистики в сферу семиотически понятой культуры. Расширение и изменение содержания понятия текста отчетливо прослеживается в работах Ю. М. Лотмана. В серии своих последних трудов, объединенных в книге «Культура и взрыв», Лотман выдвинул стадиально новое, с учетом постструктуралистской парадигмы, понимание текста.

В. В. Абашев, Русская литература Урала. Проблемы геопоэтики, 2014

К предметной области теории коммуникации отнесена и теория интерпретации рождения значений. В рамках данного научного направления, считает Д. П. Гавра, можно получить ответы на следующие вопросы: «Как образуются значения?», «Как люди понимают сообщения?», «Как возникают значения во взаимодействии?» Нельзя сказать, что подобного рода проблематика не изучается в теории журналистики. Эти вопросы исследуются на стыке таких научных дисциплин, как лингвистика, герменевтика и, конечно, коммуникативистика. В данном случае предметные поля двух научных дисциплин могут пересекаться, взаимодополняться и взаимообогащаться.

М. Н. Ким, Теория и практика массовой информации. Учебник для вузов, 2017