Цитаты со словом «провоевать»
Похожие цитаты:
Дальше фронта не пошлют. Меньше взвода не дадут.
Если бы наши солдаты понимали из-за чего мы воюем, нельзя было бы вести ни одной войны.
Пока мы воюем в Европе, война остается гражданской.
Писателю необходима такая же отвага, как солдату: первый должен так же мало думать о критиках, как второй — о госпитале.
Армия принципов прорвется там, где не прорвется армия солдат.
Во многих войнах я воевал… но теперь, думаю, я проиграю эту последнюю битву… (О своей язве желудка, от которой Маннергейм впоследствии скончался)
Мои товарищи второй раз в Форос не ездили. Это уже те товарищи, которые мне никак не товарищи.
Война закончена лишь тогда, когда похоронен последний солдат.
Во время маневров в танковых частях мне однажды приказали замаскироваться среди сжатых рядов батальона: с тех пор я так и продолжаю.
Для француза немыслимо дожить до средних лет, не получив сифилис и орден Почётного легиона.
В нём много от прапорщика и немного от Петра Великого.
В нём много от прапорщика и немного от Петра Великого.
«Линия Маннергейма» — это финские солдаты.
Я дрался с самыми сильными бойцами этого мира! И я выиграл эту битву! Но, у меня осталось ещё много дел, которые нужно довести до конца.
Мир — это лишь передышка между войнами.
Для англичанина, американца, русского весь мир представляет поле деятельности... Только мы, французы, такой „благоразумный“ народ, что сидим на одном и том же месте, если нас не оденут по-солдатски. Мы живем там, где родились.
Народ Франции не будет, никогда не будет воевать против Советского Союза!
Одна минута решает исход баталии; один час — успех кампании; один день — судьбу империи.
Святы войны оборонительные. Они — Божье дело. В них проявляются чудеса храбрости. В войнах наступательных таких чудес мало.
Брак — единственная война, во время которой вы спите с врагом.
Когда человек начинает войну с самим собой, он уже чего-то да стоит.
Если мы проиграем эту войну, я начну другую под фамилией моей жены.
К настоящему времени прошло пять тысяч лет с начала
Кали-юги, которая длится 432 000 лет.
Когда мне было двадцать лет, я признавал только самого себя. Тридцати лет я говорил уже: «я и Моцарт», сорока: «Моцарт и я», а теперь я говорю уже только: «Моцарт».
Сломанные часы дважды в сутки показывают верное время и по прошествии нескольких лет могут похвастаться длинным рядом успехов.
Я прожил пятьдесят лет, но если вычесть из них те часы, что я жил для других, а не для себя, то окажется, что я еще в пеленках.
Я предпочитаю умереть в России, чем быть спасённой немцами.
Много я старался, желал, чтобы не было войны, но не получилось.
В конечном счёте солдатский ранец не тяжелее, чем цепи военнопленного.
Против нас всё, что отжило свои сроки, отведённые ему историей; и это даёт нам право считать себя всё ещё в состоянии гражданской войны. Отсюда следует естественный вывод: если враг не сдаётся, — его истребляют.
Отныне ни один румынский гражданин, будь то еврей или немец, не получит визу, если предварительно не согласится работать на нашу разведку.
Годы учат многому, чего дни и не знают.
Где армия зависит от народа, там рано или поздно оказывается, что правительство зависит от армии.
Неудачный день. И неделя. И месяц. И год. И жизнь. Будь она проклята.
Что я никогда не потеряю, так это мастерство. Оно останется со мной и когда мне исполнится сто лет.
Мы должны работать так, будто сто лет будет мир, но быть готовыми, будто завтра начнется война.