Цитаты со словом «варшавянин»
Похожие цитаты:
Я поляк потому, что глубоко усвоил некоторые, сугубо польские недостатки. И польских фашистов ненавижу больше, чем всяких иных. Вот самое серьезное доказательство, что я – настоящий поляк.
Отныне ни один румынский гражданин, будь то еврей или немец, не получит визу, если предварительно не согласится работать на нашу разведку.
…я немец советского разлива. Мои соотечественники — советские люди, у которых говорить про национальность было моветоном.
Нацистская партия была всё, а немецкий народ — ничто.
Донесение. Развивая наступление, мы сожгли ещё несколько деревень. Уцелевшие жители устроили нашим войскам восторженную встречу.
Для англичанина, американца, русского весь мир представляет поле деятельности... Только мы, французы, такой „благоразумный“ народ, что сидим на одном и том же месте, если нас не оденут по-солдатски. Мы живем там, где родились.
Нации, народу, армии, всем французам не следует забывать о своем прошлом: ведь оное составляет их славу.
Народ Франции не будет, никогда не будет воевать против Советского Союза!
Перед пропастью немецкой истории и под тяжестью памяти о миллионах убитых я сделал то, что делают люди, когда им не хватает слов. (Опустившись на колени перед мемориалом погибшим в Варшавском гетто)
Писателю необходима такая же отвага, как солдату: первый должен так же мало думать о критиках, как второй — о госпитале.
Государь, чей город хорошо укреплен, а народ не озлоблен, не может подвергнуться нападению.
Русские Орловской и Курской губерний сходны с украинцами (C.200)
Данциг имеет собственные деньги, которые, однако ж, вне города не ходят; и в самом городе прусские предпочитаются.
Революционная борьба народа с правительством много гуманнее, чем борьба государств друг против друга. В первом случае люди вовлекают себя в сражение сами.
Мы вырастали в надежде реванша, в культе знамени, в атмосфере обожания армии… Это было время школьных батальонов и как обычное зрелище можно было видеть учителей, ведущих военным строем свои войска учеников.
Я считаю, что все, кто наживается на войне и кто способствует ее разжиганию, должны быть расстреляны в первый же день военных действий доверенными представителями честных граждан своей страны, которых они посылают сражаться.
Дорога к славе в патриотической армии и свободной стране открыта всем.
Последний нацист был для них дороже самого порядочного немца. Раз ты нацист, тебе всё дозволено: не так-то легко до него добраться. У них это называется стоять друг за друга.
Солдат, который не сидел в тюрьме, — не солдат.
Война закончена лишь тогда, когда похоронен последний солдат.
Мысль ежегодно праздновать пушкинский день — хорошая мысль, ибо значение Пушкина для русской литературы и русского народа неисчерпаемо.
Немцев упрекают в том, что они всегда подражали во всем французам и англичанам; но забывают, что это самое умное, что они, как нация, могли сделать, потому что собственными силами они не произвели бы ничего дельного и хорошего.
Русского солдата мало убить, его надо еще повалить.
Если бы наши солдаты понимали из-за чего мы воюем, нельзя было бы вести ни одной войны.
Уже стало привычным, что врагов коммунистической партии и советской власти считают врагами народа. Это означает, что в нашей стране создалось невиданное раньше внутреннее моральное и политическое единство народа.
Этот человек уже не фашист. В действительности он им даже не был. В то время он просто не думал о политических последствиях своих действий. —Жан Блоккер.
Смотрите на солдатство, как на низшую степень великого воинского товарищества; не забывайте святых слов, что "солдат есть имя общее, знаменитое, что солдатом называется первейший генерал и последний рядовой".
Я не боялся турецких пуль и вот должен прятаться от революционного подполья в своей стране.
Армия принципов прорвется там, где не прорвется армия солдат.
Не солдат, кто других убиваетНо солдат, кто другими убит.
Великая трагедия истории русской радикальной интеллигенции: её лучшие представители, не задумываясь, приносили себя в жертву освобождению народа, а он оставался глух к их призывам и иногда готов был побивать их камнями...
И если на следующий день будут поражены другие 10, 20, 50 центров, кто сможет еще удержать обезумевшее население от бегства в поля и деревни, чтобы спастись из городов, представляющих собой мишени для неприятельских ударов?
Кончив, таким образом, одно славное дело, вам предстоит другое, в моих глазах столь же славное, а в рассуждении прямых польз гораздо важнейшее – усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных.
Ощущение жизни на оккупированной территории не покидало меня с юности (газета «Завтра», № 8 2008)