Неточные совпадения
Теперь он тешил себя заранее мыслью, как он
явится с двумя сыновьями своими на Сечь и скажет: «Вот посмотрите, каких я молодцов привел к вам!»; как представит их всем старым, закаленным в битвах товарищам; как поглядит на первые подвиги их в ратной науке и бражничестве, которое почитал тоже одним из главных достоинств
рыцаря.
Если в доме есть девицы, то принесет фунт конфект, букет цветов и старается подладить тон разговора под их лета, занятия, склонности, сохраняя утонченнейшую учтивость, смешанную с неизменною почтительностью
рыцарей старого времени, не позволяя себе нескромной мысли, не только намека в речи, не
являясь перед ними иначе, как во фраке.
Недаром во Франции
явился великий изобличитель мещанства Леон Блуа, написавший гневное истолкование «обоих мест» мещанской мудрости, —
рыцарь нищеты в мещанском Париже.
Отрицание мира рыцарского и католического было необходимо и сделалось не мещанами, а просто свободными людьми, то есть людьми, отрешившимися от всяких гуртовых определений. Тут были
рыцари, как Ульрих фон Гуттен, и дворяне, как Арует Вольтер, ученики часовщиков, как Руссо, полковые лекаря, как Шиллер, и купеческие дети, как Гете. Мещанство воспользовалось их работой и
явилось освобожденным не только от царей, рабства, но и от всех общественных тяг, кроме складчины для найма охраняющего их правительства.
Вскоре после того к генерал-губернатору
явился Тулузов и, вероятно, предуведомленный частным приставом, начал было говорить об этом столь близком ему деле, но властитель отклонил даже разговор об этом и выразился таким образом: «Les chevaliers aux temps les plus barbares faisaient mourir leurs femmes, pousses par la jalousie, mais ne les deshonoraient jamais en public!» [«
Рыцари в самые варварские времена, побуждаемые ревностью, убивали своих жен, но никогда не затрагивали их чести публично!» (франц.).]
Романы рисовали Генриха IV добрым человеком, близким своему народу; ясный, как солнце, он внушал мне убеждение, что Франция — прекраснейшая страна всей земли, страна
рыцарей, одинаково благородных в мантии короля и одежде крестьянина: Анис Питу такой же
рыцарь, как и д’Артаньян. Когда Генриха убили, я угрюмо заплакал и заскрипел зубами от ненависти к Равальяку. Этот король почти всегда
являлся главным героем моих рассказов кочегару, и мне казалось, что Яков тоже полюбил Францию и «Хенрика».
Начальство сразу смекнуло в чем дело, да немудрено было это и смекнуть. Распахнулись двери, и на пороге, расчищая ус,
явился сторож Кухтин, который у нас был даже воспет в стихах, где было представлено торжественное ведение юношей
рыцарей на казнь, причем...
После книги о
рыцаре и драконе
явился «Гуак, или непреоборимая верность», «История о храбром принце Францыле Венециане и прекрасной королевне Ренцивене».
Повествовалось, о каком-то butor грубияне. из молдаван, о каких-то mauvais traitements махинациях., жертвою которых была la belle princesse russe de P ***, и наконец о каком-то preux chevalier о доблестном
рыцаре., который
явился защитником мальтретированной красавицы.
Насчет пеленашки у меня уже утвердилось такое понятие, что «
рыцарь ездил в Палестину», а в это время старая баронесса плохо смотрела за своей дочкой, и
явился пеленашка, которого теперь прячут при возвращении супруга, чтобы его не сразу поразило ужасное открытие.
Еще недавно я участвовала в любительских спектаклях в милом Царском с моим
рыцарем Трумвилем, полковыми его товарищами и знакомыми барышнями и дамами. Но веселый, бесплатный любительский спектакль, где судьями и ценителями
являются свои же родственники и знакомые, ничто в сравнении с этим «настоящим» театром, с настоящей публикой, которую необходимо захватить своею игрою, подчинить себе, заставить поверить в искренность переживаний артиста.
Особенною торжественностью отличался прием баварской депутации, состоявшей собственно из прежних иезуитов, обратившихся, при уничтожении их общества, в мальтийских
рыцарей, которые,
явившись в Петербург по делам ордена, прикрыли свои иезуитские происки и козни рыцарскими мантиями.
На это граф возразил, что избранный католиками-рыцарями своим вождем, инославный монарх
явится свидетельством перед целым светом того могущества, которое заключается в руках этого монарха, и того великодушия, которое окажет он, государь, христианству, забыв несчастный разрыв между церквами восточной и западной.
— Так поди, скажи ты, всесветный переводчик, своему светлейшему послу и
рыцарю и барону, что он невежа; что, если желает меня видеть, пусть
явится ко мне, Антону-лекарю, по прозванию Эренштейну, просто — без баронства.
— Посол всемощнейшего, всесветлейшего императора немецкого Фридерика III, благороднейший
рыцарь Поппель, по прозванию барон Эренштейн (здесь он иронически посмотрел на Антона), приказал тебе, лекарю Антону, немедленно
явиться к нему.