Неточные совпадения
Наконец — уж Бог знает откуда он
явился, только не из
окна, потому что оно не отворялось, а должно быть, он вышел в стеклянную дверь, что за колонной, — наконец, говорю я, видим мы, сходит кто-то с балкона…
И хоть я и далеко стоял, но я все, все видел, и хоть от
окна действительно трудно разглядеть бумажку, — это вы правду говорите, — но я, по особому случаю, знал наверно, что это именно сторублевый билет, потому что, когда вы стали давать Софье Семеновне десятирублевую бумажку, — я видел сам, — вы тогда же взяли со стола сторублевый билет (это я видел, потому что я тогда близко стоял, и так как у меня тотчас
явилась одна мысль, то потому я и не забыл, что у вас в руках билет).
Помолчали. Розовато-пыльное небо за
окном поблекло, серенькие облака
явились в небе. Прерывисто и тонко пищал самовар.
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя в мутно-серую пустоту за
окном, над крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и взял новую книгу Мережковского «Грядущий хам».
Самгин отошел от
окна, причесался и вышел на террасу, сообразив, что, вероятно, сейчас
явятся девицы.
Он переживал волнение, новое для него. За
окном бесшумно кипела густая, белая муть, в мягком, бесцветном сумраке комнаты все вещи как будто задумались, поблекли; Варавка любил картины, фарфор, после ухода отца все в доме неузнаваемо изменилось, стало уютнее, красивее, теплей. Стройная женщина с суховатым, гордым лицом
явилась пред юношей неиспытанно близкой. Она говорила с ним, как с равным, подкупающе дружески, а голос ее звучал необычно мягко и внятно.
«Сейчас начнет говорить», — подумал Самгин, но тут
явился проводник, зажег свечу, за
окном стало темно, загремела жесть, должно быть, кто-то уронил чайник. Потом в вагоне стало тише, и еще более четко зазвучал сверлящий голосок доцента...
Затем
явилось тянущее, как боль, отвращение к окружающему, к этим стенам в пестрых квадратах картин, к черным стеклам
окон, прорубленных во тьму, к столу, от которого поднимался отравляющий запах распаренного чая и древесного угля.
Изредка
являлся Томилин, он проходил по двору медленно, торжественным шагом, не глядя в
окна Самгиных; войдя к писателю, молча жал руки людей и садился в угол у печки, наклонив голову, прислушиваясь к спорам, песням.
«Что же я тут буду делать с этой?» — спрашивал он себя и, чтоб не слышать отца, вслушивался в шум ресторана за
окном. Оркестр перестал играть и начал снова как раз в ту минуту, когда в комнате
явилась еще такая же серая женщина, но моложе, очень стройная, с четкими формами, в пенсне на вздернутом носу. Удивленно посмотрев на Клима, она спросила, тихонько и мягко произнося слова...
Кутузов, задернув драпировку, снова
явился в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими руками по остриженной голове и, погасив свет, исчез в темноте более густой, чем наполнявшая комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы ног, встал и тоже подошел к незавешенному
окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
Не решив этого вопроса, я засыпал, но беготня и писк разбудили меня опять; открою глаза и вижу, что к
окну приблизится с улицы какая-то тень, взглянет и медленно отодвинется, и вдруг опять сон осилит меня, опять разбудят мыши, опять
явится и исчезнет тень в
окне…
И вся жизнь его — ждать, пока
явится она у
окна, прекрасная, как солнце: нет у него другой жизни, как видеть царицу души своей, и не было у него другой жизни, пока не иссякла в нем жизнь; и когда погасла в нем жизнь, он сидел у
окна своей хижины и думал только одно: увижу ли ее еще?
Много глаз смотрели, как дивный феномен остановился у запертых ворот одноэтажного деревянного домика в 7
окон, как из удивительной кареты
явился новый, еще удивительнейший феномен, великолепная дама с блестящим офицером, важное достоинство которого не подлежало сомнению.
Я садился обыкновенно направо от входа, у
окна, за хозяйский столик вместе с Григорьевым и беседовал с ним часами. То и дело подбегал к столу его сын, гимназист-первоклассник, с восторгом показывал купленную им на площади книгу (он увлекался «путешествиями»), брал деньги и быстро исчезал, чтобы
явиться с новой книгой.
Явилась полиция, прискакал из соседних казарм жандармский дивизион, и начался разгон демонстрантов. Тут уже в
окна газеты полетели и камни, зазвенели стекла…
Знал ли сам Антось «простую» историю своего рождения или нет?.. Вероятно, знал, но так же вероятно, что эта история не казалась ему простой… Мне вспоминается как будто особое выражение на лице Антося, когда во время возки снопов мы с ним проезжали мимо Гапкиной хаты. Хата пустовала,
окна давно были забиты досками, стены облупились и покосились… И над нею шумели высокие деревья, еще гуще и буйнее разросшиеся с тех пор, как под ними
явилась новая жизнь… Какие чувства рождал в душе Антося этот шум?
Как-то утром пришел дед со стамеской в руке, подошел к
окну и стал отковыривать замазку зимней рамы.
Явилась бабушка с тазом воды и тряпками, дед тихонько спросил ее...
В восемь часов утра начинался день в этом доме; летом он начинался часом ранее. В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас уходил в училище, а Женни заходила на кухню и через полчаса
являлась снова в зале. Здесь, под одним из двух
окон, выходивших на берег речки, стоял ее рабочий столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков. За этим столиком проходили почти целые дни Женни.
Уже доедали жаркое, и Женни уже волновалась, не подожгла бы Пелагея «кудри», которые должны были
явиться на стол под малиновым вареньем, как в
окно залы со вздохом просунулась лошадиная морда, а с седла веселый голос крикнул: «Хлеб да соль».
Между прочим, Лукьяныч счел долгом запастись сводчиком. Одним утром сижу я у
окна — вижу, к барскому дому подъезжает так называемая купецкая тележка. Лошадь сильная, широкогрудая, длинногривая, сбруя так и горит, дуга расписная. Из тележки бойко соскакивает человек в синем армяке, привязывает вожжами лошадь к крыльцу и направляется в помещение, занимаемое Лукьянычем. Не проходит десяти минут, как старик
является ко мне.
Мать посмотрела в
окно, — на площади
явились мужики. Иные шли медленно и степенно, другие — торопливо застегивая на ходу полушубки. Останавливаясь у крыльца волости, все смотрели куда-то влево.
В своем мучительном уединении бедный герой мой, как нарочно, припоминал блаженное время своей болезни в уездном городке; еще с раннего утра обыкновенно
являлся к нему Петр Михайлыч и придумывал всевозможные рассказы, чтоб только развлечь его; потом, уходя домой, говорил, как бы сквозь зубы: «После обеда, я думаю, Настя зайдет», — и она действительно приходила; а теперь сотни прелестнейших женщин, может быть, проносятся в красивых экипажах мимо его квартиры, и хоть бы одна даже взглянула на его темные и грязные
окна!
Частный пристав, толстый и по виду очень шустрый человек, знал, разумеется, Тулузова в лицо, и, когда тот вошел, он догадался, зачем собственно этот господин прибыл, но все-таки принял сего просителя с полным уважением и предложил ему стул около служебного стола своего, покрытого измаранным красным сукном, и вообще в камере все выглядывало как-то грязновато: стоявшее на столе зерцало было без всяких следов позолоты; лежавшие на
окнах законы не имели надлежащих переплетов; стены все
являлись заплеванными; даже от самого вицмундира частного пристава сильно пахнуло скипидаром, посредством которого сей мундир каждодневно обновлялся несколько.
Внезапно изба ярко осветилась. Морозов увидел в
окно, что горят крыши людских служб. В то же время дверь, потрясенная новыми ударами, повалилась с треском, и Вяземский
явился на пороге, озаренный пожаром, с переломленною саблей в руке.
Я тоже посмотрел в щель: в такой же тесной конуре, как та, в которой мы были, на подоконнике
окна, плотно закрытого ставнями, горела жестяная лампа, около нее стояла косоглазая, голая татарка, ушивая рубаху. За нею, на двух подушках постели, возвышалось взбухшее лицо Ардальона, торчала его черная, спутанная борода. Татарка вздрогнула, накинула на себя рубаху, пошла мимо постели и вдруг
явилась в нашей комнате. Осип поглядел на нее и снова плюнул...
Заключай же, какая из сего
является аналогия: у нас в необходимость просвещенного человека вменяется безверие, издевка над родиной, в оценке людей, небрежение о святыне семейных уз, неразборчивость, а иносказательная красавица наша, наружная цивилизация, досталась нам просто; но теперь, когда нужно знакомиться с красавицей иною, когда нужна духовная самостоятельность… и сия красавица сидит насупротив у своего
окна, как мы ее достанем?
Девицы Рутиловы поспешили отыскать Передонова, чтобы поиздеваться над ним. Он сидел один, у
окна, и смотрел на толпу блуждающими глазами. Все люди и предметы
являлись ему бессмысленными, но равно враждебными. Людмила, цыганкою, подошла к нему и сказала измененным гортанным голосом...
На другой день она снова
явилась, а за нею, точно на верёвке, опустив голову, согнувшись, шёл чахоточный певчий. Смуглая кожа его лица, перерезанная уродливым глубоким шрамом, дрожала, губы искривились, тёмные, слепо прикрытые глаза бегали по комнате, минуя хозяина, он встал, не доходя до
окна, как межевой столб в поле, и завертел фуражку в руках так быстро, что нельзя было разобрать ни цвета, ни формы её.
И, бесплодно побродив по дому, устало садился на любимое своё место, у
окна в сад, смотрел на шероховатую стену густой зелени, в белёсое небо над ней, бездумно, в ожидании чего-то особенного, что, может быть,
явится и встряхнёт его, прогонит эту усталость.
Целый тот вечер он тосковал и более, чем когда-либо, чувствовал себя помпадуром. Чтобы рассеять себя, пел сигналы, повторял одиночное учение, но и это не помогало. Наконец уселся у
окна против месяца и начал млеть. Но в эту минуту
явился частный пристав и разрушил очарование, доложив, что пойман с поличным мошенник. Надо было видеть, как он вскипел против этого ретивого чиновника, уже двукратно нарушившего мление души его.
Нижние стекла у
окон его кабинета завесились непроницаемыми тканями, возле двух черепов
явилась небольшая Венера; везде выросли, как из земли, гипсовые головы с выражением ужаса, стыда, ревности, доблести — так, как их понимает ученое ваяние, то есть так, как эти страсти не
являются в натуре.
Она осмотрела комнату и только покачала головой. На
окне не было шторы, по углам пыль, мебель жалкая, — одним словом, одна мерзость. Мое девственное ложе тоже возбудило негодование Аграфены Петровны. Результатом этой ревизии
явилось совершенно неожиданное заключение...
Между прочим, Пепко страдал особого рода манией мужского величия и был убежден, что все женщины безнадежно влюблены в него. Иногда это проявлялось в таких явных формах, что он из скромности утаивал имена. Я плохо верил в эти бескровные победы, но успех был несомненный. Мелюдэ в этом мартирологе
являлась последней жертвой, хотя впоследствии интендант Летучий и уверял, что видел собственными глазами, как ранним утром из
окна комнаты Мелюдэ выпрыгнул не кто другой, как глупый железнодорожный чухонец.
Стоило мне подойти к
окну и взглянуть на огород с капустой, как сейчас же
являлась мысль о канатчике, и я не мог от нее отвязаться.
Все эти грустные мысли
являлись в невольной связи с открывавшимся из нашего
окна ландшафтом забора, осенним дождем и каким-то унынием, висевшим в самом воздухе.
Рассуждения, несомненно, прекрасные; но то утро, которое я сейчас буду описывать,
являлось ярким опровержением Пепкиной философии. Начать с того, что в собственном смысле утра уже не было, потому что солнце уже стояло над головой — значит, был летний полдень. Я проснулся от легкого стука в
окно и сейчас же заснул. Стук повторился. Я с трудом поднял тяжелую вчерашним похмельем голову и увидал заглядывавшее в стекло женское лицо. Первая мысль была та, что это
явилась Любочка.
То тут, то там, по горе и в лугах
являются селенья, солнце сверкает на стеклах
окон изб и на парче соломенных крыш, сияют, в зелени деревьев, кресты церквей, лениво кружатся в воздухе серые крылья мельниц, дым из трубы завода вьется в небо.
Темно и холодно. За стёклами
окна колеблются мутные отблески света; исчезают, снова
являются. Слышен тихий шорох, ветер мечет дождь, тяжёлые капли стучат в
окно.
Профиль, резко выступавший в квадрате
окна, стал расплываться. Что-то сделалось с моими глазами, и Тит вдруг стал близким и огромным. Потом
явилось два Тита и два профиля в
окне. Голова у меня кружилась… Я сделал усилие, и обычная фигура Тита оказалась одна и на месте. Но это меня не успокоило. Мгновение, и начались опять те же превращения…
Николай Матвеич
являлся в роли волшебника, похищавшего таинственную красоту этих зеленых гор, которые отлично были видны из
окон нашей детской.
С того времени не проходило дня, чтоб молодой человек, в известный час, не
являлся под
окнами их дома. Между им и ею учредились неусловленные сношения. Сидя на своем месте за работой, она чувствовала его приближение, — подымала голову, смотрела на него с каждым днем долее и долее. Молодой человек, казалось, был за то ей благодарен: она видела острым взором молодости, как быстрый румянец покрывал его бледные щеки всякий раз, когда взоры их встречались. Через неделю она ему улыбнулась…
Но лишь мы
явились, любопытство обнаружилось моментально. В
окнах показались забавные головы; женщины, раскрыв рот, выскочили на порог и стали смотреть так настойчиво, как смотрят на почтальона.
Ида знала эту доску, знала, что за нею несколько выше скоро выдвинется другая, потом третья, и каждая будет выдвигаться одна после другой, и каждая будет, то целыми тонами, то полутонами светлей нижней, и, наконец, на самом верху, вслед за полосами, подобными прозрачнейшему розовому крепу, на мгновение сверкнет самая странная — белая, словно стальная пружина, только что нагретая в белокалильном пламени, и когда она
явится, то все эти доски вдруг сдвинутся, как легкие дощечки зеленых жалюзи в
окне опочивального покоя, и плотно закроются двери в небо.
В эту минуту щелкнула калитка палисадника и под
окном действительно
явился Шульц.
Во-первых, музыкальный мой учитель, вероятно, запил и перестал
являться на уроки, а затем, сделавшись позднее страстным любителем птиц, я ночью услыхал удар сорвавшейся с
окна клетки.
Он относился очень внимательно к шумной колонии бывших и будущих людей; несколько раз в день его аккуратно вытесанная фигура
являлась на дворе, шел он не торопясь и посматривал в
окна квартир взглядом смотрителя зоологического сада в клетки зверей.
Почти ежедневно в пять-шесть часов утра на улице, у
окна пекарни,
является коротконогая девушка; сложенная из полушарий различных размеров, она похожа на мешок арбузов. Спустив голые ноги в яму перед
окном, она, позевывая, зовет...
Вдруг мимо
окна быстро мелькнули серые ноги нашего учителя; едва успели мы спрятать водку под стол, как он
явился среди нас, и началось толкование мудрых выводов Чернышевского.
Муаррон. Уважаемый и предрагоценный мой учитель, вы думаете, что я пришел просить прощения. Нет. Я
явился, чтобы успокоить вас: не позже полночи я повешусь у вас под
окнами вследствие того, что жизнь моя продолжаться не может. Вот веревка. (Вынимает из кармана веревку.) И вот записка: «Я ухожу в ад».