Неточные совпадения
Городничий. Ну, а что из того, что вы берете взятки борзыми
щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я
знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.
Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог
знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого
щенка, и все это, наконец, повершал бас, может быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла.
Он сам, этот мрачный и закрытый человек, с тем милым простодушием, которое он черт
знает откуда брал (точно из кармана), когда видел, что это необходимо, — он сам говорил мне, что тогда он был весьма «глупым молодым
щенком» и не то что сентиментальным, а так, только что прочел «Антона Горемыку» и «Полиньку Сакс» — две литературные вещи, имевшие необъятное цивилизующее влияние на тогдашнее подрастающее поколение наше.
— Подождите, Карамазов, может быть, мы ее и отыщем, а эта — это Перезвон. Я впущу ее теперь в комнату и, может быть, развеселю Илюшу побольше, чем меделянским
щенком. Подождите, Карамазов, вы кой-что сейчас
узнаете. Ах, Боже мой, что ж я вас держу! — вскричал вдруг стремительно Коля. — Вы в одном сюртучке на таком холоде, а я вас задерживаю; видите, видите, какой я эгоист! О, все мы эгоисты, Карамазов!
— Черный нос, значит, из злых, из цепных, — важно и твердо заметил Коля, как будто все дело было именно в
щенке и в его черном носе. Но главное было в том, что он все еще изо всех сил старался побороть в себе чувство, чтобы не заплакать как «маленький», и все еще не мог побороть. — Подрастет, придется посадить на цепь, уж я
знаю.
Я и отдал ему
щенка, да уж и ружье; уж оно все там,
знаете, осталось.
Всякий
знает, как легко и охотно выучиваются
щенки подавать поноску переднюю и заднюю и доставать брошенные на воду щепки или палки.
«Я
знаю, что мне теперь делать! — говорилось в письме. — Если только я не умру на чахотку от вашего подлого поведения, то, поверьте, я жестоко отплачу вам. Может быть, вы думаете, что никто не
знает, где вы бываете каждый вечер? Слепец! И у стен есть уши. Мне известен каждый ваш шаг. Но, все равно, с вашей наружностью и красноречием вы там ничего не добьетесь, кроме того, что N вас вышвырнет за дверь, как
щенка. А со мною советую вам быть осторожнее. Я не из тех женщин, которые прощают нанесенные обиды.
Те сглупа подходят, думая сначала, что им корму дадут, а вместо того там ладят кого-нибудь из них за хвост поймать; но они вспархивают и улетают, и вслед за ними ударяется бежать бог
знает откуда появившийся
щенок, доставляя тем бесконечное удовольствие всем, кто только видит эту сцену.
Зачем я его принес из мастерской в острог еще слепым
щенком, не
знаю.
— Живем, как слепые
щенята, что к чему — не
знаем, ни богу, ни демону не надобны! Какие мы рабы господа? Иов — раб, а господь сам говорил с ним! С Моисеем тоже! Моисею он даже имя дал: Мой сей, значит — богов человек. А мы чьи?..
— Вот каков у тебя муженек-то! — рассказывал Гордей Евстратыч безответной Арише о подвигах Михалки. — А мне тебя жаль, Ариша… Совсем напрасно ты бедуешь с этим дураком. Я его за делом посылаю в город, а он там от арфисток не отходит. Уж не
знаю, что и делать с вами! Выкинуть на улицу, так ведь с голоду подохнете вместе и со своим
щенком.
— Да
знаешь ли, что этот мальчишка обидел меня за столом при пане Тишкевиче и всех моих гостях? Вспомить не могу!.. — продолжал Кручина, засверкав глазами. — Этот
щенок осмелился угрожать мне… и ты хочешь, чтоб я удовольствовался его смертью… Нет, черт возьми! я хотел и теперь еще хочу уморить его в кандалах: пусть он тает как свеча, пусть, умирая понемногу,
узнает, каково оскорбить боярина Шалонского!
— Не читал! — сказал Артамонов. — Не читал, а —
знаю: написано, чтоб
щенкам воли не давать!
Мне сказывали даже, что один глупый охотник застрелил близко подошедшую лису (шкура ее в это время года никуда не годится) и что это был самец; но я сомневаюсь в верности рассказа, судя по их течке, сходной с течкою собак, у которых, как всем известно, отцы не имеют ни малейшего чувства к детям, никогда их не
знают и вообще терпеть не могут маленьких
щенят и готовы задавить их.
Не охотник, не видавший лисят прежде, с первого взгляда не различит лисенка от обыкновенного щенка-выборзка; но всмотревшись пристально, по выражению даже молочных глаз
узнать, что это дикий и в то же время хищный зверь.
Ваничка. Я нынче все лето ходил-с; мне дяденька Никандра Семеныч
щенка легавого подарил трех месяцев; я его хочу сам учить, чтобы стойку
знал; а то вон у нас дворовая Лапка только за белками ходит, а стойки ничего не
знает — все спугивает-с!
— Да
знаем мы, всю до конца ее
знаем! — веселыми криками перебивали девицы Никитишну. — Ну Иван-царевич женился, жена народила ему сыновей, сестры позавидовали,
щенятами их подменили, царевну в бочку посадили, бочку засмолили, по морю пустили…
— Ну,
узнал, кажись, меня,
щенок, так и пусти добром, чай обо мне наслышался?..
— Не мешай же мне,
щенок! — вскрикнул претендент, топая повелительно ножкой. —
Знаешь ли? словечко сестре, мигом тебя в железа!
Все это, он
знал, происходило оттого, что люди потеряли истинную веру и все разбрелись, как слепые
щенята от матери.
— Убирайся к дьяволу! — крикнула она, задыхаясь. — Ненавижу!.. Нализался как сапожник и ломается… Катечка! Катечка! — передразнила она, поджимая тонкие синеватые губы. —
Знаю я, какую тебе Катечку нужно. Ну и убирайся к ней! Лижется, а сам: Катечка, Катечка! У-у, мальчишка,
щенок, кукольное рыло! Тебя к женщине подпускать не стоит, а тоже: Катечка, Катечка!
Всех людей он искренно считал подлецами и дураками, не
знал жалости ни к тем, ни к другим и собственноручно вешал
щенят, которых ежегодно в изобилии приносила черная сучка Цыганка. Одного из
щенят, который покрупнее, он оставлял для завода и, если просили, охотно раздавал остальных, так как считал собак животными полезными. В суждениях своих Иван Порфирыч был быстр и неоснователен и легко отступался от них, часто сам того не замечая, но поступки его были тверды, решительны и почти всегда безошибочны.