Неточные совпадения
Соберите
оркестр, но не из щеголей с парадными лицами мертвецов, которые в музыкальном буквоедстве или — что еще хуже — в звуковой гастрономии забыли о душе музыки и тихо мертвят эстрады своими замысловатыми
шумами, — нет.
Все время, то побеждая
шум толпы, то утопая в нем, звучала музыка военного
оркестра.
«Что же я тут буду делать с этой?» — спрашивал он себя и, чтоб не слышать отца, вслушивался в
шум ресторана за окном.
Оркестр перестал играть и начал снова как раз в ту минуту, когда в комнате явилась еще такая же серая женщина, но моложе, очень стройная, с четкими формами, в пенсне на вздернутом носу. Удивленно посмотрев на Клима, она спросила, тихонько и мягко произнося слова...
Ганувер посмотрел в сторону. Тотчас подбежал слуга, которому было отдано короткое приказание. Не прошло минуты, как три удара в гонг связали
шум, и стало если не совершенно тихо, то довольно покойно, чтоб говорить. Ганувер хотел говорить, — я видел это по устремленным на него взглядам; он выпрямился, положив руки на стол ладонями вниз, и приказал
оркестру молчать.
Под потолком в другом конце зала с широкого балкона грянул
оркестр и продолжал тише, чем
шум стола, напоминая о блистающей Стране.
В это время начали бить невидимые часы, ясно и медленно пробило одиннадцать, покрыв звуком все, —
шум и
оркестр. В разговоре, от меня справа, прозвучало слово «Эстамп».
Сначала веселый говор пробежал по толпе, смех, песни, шутки, рассказы, всё сливалось в одну нестройную, неполную музыку, но скоро
шум начал возрастать, возрастать, как грозное крещендо
оркестра; хор сделался согласнее, сильнее, выразительнее; о, какие песни, какие речи, какие взоры, лица, телодвижения, буйные, вольные!
Он слушал, как тихо шепчутся черные елки, как бежит по траве ночной ветер, по временам занося в темный пустырь обрывки глухого столичного
шума или мягкие переливы ресторанного
оркестра.
Вокруг самокатов чуть не с самой обедни раздаются роговая музыка, хриплые голоса подгулявших спозаранок певунов, нестройные звуки дешевых
оркестров; пищат шарманки, дерут уши пронзительные звуки волынок,
шум, крик, музыка, песни, но веселья, задушевного веселья не видится.
В первом ряду задвигались смеющиеся плеши…Поднялся
шум…А его лицо стало старо и морщинисто, как лицо Эзопа! Оно дышало ненавистью, проклятиями…Он топнул ногой и бросил под ноги свою дирижерскую палочку, которую он не променяет на фельдмаршальский жезл.
Оркестр секунду понес чепуху и умолк…Она отступила назад и, пошатываясь, поглядела в сторону…В стороне были кулисы, из-за которых смотрели на нее бледные, злобные рыла…Эти звериные рыла шипели…