Пёстрой,
шумной волной текла жизнь вокруг, он плыл в этой волне свободно и легко, толкался на базарах, заходил в трактиры, важно спрашивал себе пару чая и пил его с белым хлебом долго, солидно, — как человек, знающий себе цену.
Неточные совпадения
Все эти беседы, эти споры, эта
волна кипучих молодых запросов, надежд, ожиданий и мнений, — все это нахлынуло на слепого неожиданно и бурно. Сначала он прислушивался к ним с выражением восторженного изумления, но вскоре он не мог не заметить, что эта живая
волна катится мимо него, что ей до него нет дела. К нему не обращались с вопросами, у него не спрашивали мнений, и скоро оказалось, что он стоит особняком, в каком-то грустном уединении, тем более грустном, чем
шумнее была теперь жизнь усадьбы.
Да, это она,
шумная улица. Светлая, гремучая, полная жизни
волна катится, дробясь, сверкая и рассыпаясь тысячью звуков. Она то поднимается, возрастает, то падает опять к отдаленному, но неумолчному рокоту, оставаясь все время спокойной, красиво-бесстрастной, холодной и безучастной.
В унынье тяжком и глубоком
Она подходит — и в слезах
На воды
шумные взглянула,
Ударила, рыдая, в грудь,
В
волнах решилась утонуть —
Однако в воды не прыгнула
И дале продолжала путь.
Появление красавца Неизвестного вызвало
шумные аплодисменты, а после первой арии театр дрожал и гудел. Во время арии случился курьез, который во всякое другое время вызвал бы хохот, но прекрасно пропетая ария захватила публику, и никто не обратил внимания на то, что «по
волнам Днепра» в глубине сцены, «яко по суху», разгуливали две белые кошки.
…Ветер резкими порывами летал над рекой, и покрытая бурыми
волнами река судорожно рвалась навстречу ветру с
шумным плеском, вся в пене гнева. Кусты прибрежного ивняка низко склонялись к земле, дрожащие, гонимые ударами ветра. В воздухе носился свист, вой и густой, охающий звук, вырывавшийся из десятков людских грудей...
Рука с рукой, унынья полны,
Сошли ко брегу в тишине —
И русский в
шумной глубине
Уже плывет и пенит
волны,
Уже противных скал достиг,
Уже хватается за них…
Герасим ничего не слыхал — ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжкого всплеска воды; для него самый
шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие
волны, по-прежнему поплескивали и постукивали они об бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги.
Пред ним было море. Смеялись
волны, как всегда
шумные, игривые. Василий долго смотрел на воду и вспомнил жадные слова сына...
Расходясь по реке все шире, все дальше,
волны набегали на берег, колебали и пригибали к земле жидкие кусты ивняка и, разбившись с
шумным плеском и пеною об откос, бежали назад, обнажая мокрую песчаную отмель, всю изъеденную прибоем.
Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые,
шумные, невысокие
волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую.