Неточные совпадения
— Но вы сами сказали, что народ
стоит на низкой степени материального развития. Чем же тут помогут
школы?
Ужин прошел весело. Сарматов и Летучий наперерыв рассказывали самые смешные истории. Евгений Константиныч улыбался и сам рассказал два анекдота; он не спускал глаз с Луши, которая несколько раз загоралась горячим румянцем под этим пристальным взглядом. M-r Чарльз прислуживал дамам с неизмеримым достоинством, как умеют служить только слуги хорошей английской
школы. Перед дамами
стояли на столе свежие букеты.
Он круто повернулся и, в сопровождении адъютанта, пошел к коляске. И пока он садился, пока коляска повернула на шоссе и скрылась за зданием ротной
школы, на плацу
стояла робкая, недоумелая тишина.
По всему плацу солдаты
стояли вразброс: около тополей, окаймлявших шоссе, около гимнастических машин, возле дверей ротной
школы, у прицельных станков.
— Эка штука деньги! — думает Порфирка, — а у меня их всего два гривенника. Вот, мол, кабы этих гривенников хошь эко место, завел бы я лавочку, накупил бы пряников. Идут это мальчишки в
школу, а я им: «Не побрезгуйте, честные господа, нашим добром!» Ну, известно, кой пряник десять копеек
стоит, а ты за него шесть пятаков.
Ученье началось. Набралось до сорока мальчиков, которые наполнили
школу шумом и гамом. Некоторые были уж на возрасте и довольно нахально смотрели в глаза учительнице. Вообще ее испытывали, прерывали во время объяснений, кричали, подражали зверям. Она старалась делать вид, что не обращает внимания, но это ей
стоило немалых усилий. Под конец у нее до того разболелась голова, что она едва дождалась конца двух часов, в продолжение которых шло ученье.
Около Зола
стоит целая
школа последователей, из которых одни рабски подражают ему, другие — выказывают поползновение идти еще дальше в смысле деталей.
Панталеоне тотчас принял недовольный вид, нахмурился, взъерошил волосы и объявил, что он уже давно все это бросил, хотя действительно мог в молодости
постоять за себя, — да и вообще принадлежал к той великой эпохе, когда существовали настоящие, классические певцы — не чета теперешним пискунам! — и настоящая
школа пения; что ему, Панталеоне Чиппатола из Варезе, поднесли однажды в Модене лавровый венок и даже по этому случаю выпустили в театре несколько белых голубей; что, между прочим, один русский князь Тарбусский — «il principe Tarbusski», — с которым он был в самых дружеских отношениях, постоянно за ужином звал его в Россию, обещал ему горы золота, горы!.. но что он не хотел расстаться с Италией, с страною Данта — il paese del Dante!
В единственной чистой комнате дома, которая служила приемною, царствовала какая-то унылая нагота; по стенам было расставлено с дюжину крашеных стульев, обитых волосяной материей, местами значительно продранной, и
стоял такой же диван с выпяченной спинкой, словно грудь у генерала дореформенной
школы; в одном из простенков виднелся простой стол, покрытый загаженным сукном, на котором лежали исповедные книги прихода, и из-за них выглядывала чернильница с воткнутым в нее пером; в восточном углу висел киот с родительским благословением и с зажженною лампадкой; под ним
стояли два сундука с матушкиным приданым, покрытые серым, выцветшим сукном.
Засим оба они пожали друг другу руки, и Ахилла предложил Термосесову сесть на то кресло, за которым
стоял, но Термосесов вежливо отклонил эту честь и поместился на ближайшем стуле, возле отца Захарии, меж тем как верный законам своей рутинной
школы Препотенский отошел как можно дальше и сел напротив отворенной двери в зал.
— Да-с; я очень просто это делал: жалуется общество на помещика или соседей. «Хорошо, говорю, прежде
школу постройте!» В ногах валяются, плачут… Ничего: сказал: «
школу постройте и тогда приходите!» Так на своем
стою. Повертятся, повертятся мужичонки и выстроят, и вот вам лучшее доказательство: у меня уже весь, буквально весь участок обстроен
школами. Конечно, в этих
школах нет почти еще книг и учителей, но я уж начинаю второй круг, и уж дело пошло и на учителей. Это, спросите, как?
От вокзала до Которосли, до Американского моста, как тогда мост этот назывался, расстояние большое, а на середине пути
стоит ряд одноэтажных, казарменного типа, зданий — это военная прогимназия, переделанная из
школы военных кантонистов, о воспитании которых в полку нам еще капитан Ярилов рассказывал.
— Чудак! — сокрушённо качая головой, проговорил Терентий. Илье сапожник тоже показался чудаком… Идя в
школу, он на минутку зашёл в подвал посмотреть на покойницу. Там было темно и тесно. Пришли бабы сверху и, собравшись кучей в углу, где
стояла постель, вполголоса разговаривали. Матица примеривала Маше какое-то платьишко и спрашивала...
Семи лет его «начали учить», десяти — он «ходит в
школу», двадцати одного года — он
стоит на ступеньке с ружьём в руках и с улыбкой на лице, — подписано: «Отбывает воинскую повинность».
Школа все это во мне еще больше поддержала; тут я узнала, между прочим, разные социалистические надежды и чаяния и, конечно, всей душой устремилась к ним, как к единственному просвету; но когда вышла из
школы, я в жизни намека даже не стала замечать к осуществлению чего-нибудь подобного; старый порядок, я видела,
стоит очень прочно и очень твердо, а бойцы, бравшиеся разбивать его, были такие слабые, малочисленные, так что я начинала приходить в отчаяние.
Богу одному разве известно, чего
стоило моему герою прийти в первый раз в
школу; но экзамен он выдержал очень хорошо, хотя и сконфузился чрезвычайно.
В линиях
стояли отдельно псалтырщики, часословщики и гранатники;
школа делилась на три класса; писатели не отличались особо, потому что учащий псалтырь учился и писать.
При въезде в деревню
стоит земская
школа; при выезде, у оврага, на дне которого течет речонка Пра, находится фельдшерский пункт.
«Вот теперь уже все спят на свете, — подумал про себя мельник, и что-то его ухватило за сердце. — Все спят себе, кому где надо, только жиды толкутся и плачут в своей
школе, да я
стою вот тут, как неприкаянная душа, над омутом и думаю нехорошее…»
— Это ничего, — говорил он, — лишь бы только духовенство
стояло на высоте своего призвания и ясно сознавало свои задачи. К моему несчастью, я знаю священников, которые, по своему развитию и нравственным качествам, не годятся в военные писаря, а не то что в священники. А вы согласитесь, плохой учитель принесет
школе гораздо меньше вреда, чем плохой священник.
Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое,
стоит, —
Тихо все. Одно кладбище
Не пустеет, не молчит.
В
школе его учат «не рассуждать, а исполнять»; в деле сердца и высших стремлений он слышит беспрестанно суеверные аллегории от разных мистификаторов; в юридических отношениях он натыкается всюду или на помещичью власть, или на окружного и станового, в частных, житейских делах он встречает — кулака, конокрада, знахаря, солдата на
постое, купца-барышника, подрядчика…
Ольга — грациозная наездница, Марта — высшая
школа езды, младший сын Рудольф прекрасно работал «малабриста», то есть жонглировал,
стоя на галопирующей лошади, всевозможными предметами, вплоть до горящих ламп.
Некоторые (напр., Г. Бютнер) усматривают в этом произведении влияние Эккегарта и относят Deutschherr'a к его
школе; на наш глаз, он
стоит особняком.
В каждом селе — церковь, а иногда и две; есть и
школы, тоже, кажется, во всех селах. Избы деревянные, часто двухэтажные, крыши тесовые. Около каждой избы на заборе или на березке
стоит скворечня, и так низко, что до нее можно рукой достать. Скворцы здесь пользуются общею любовью, и их даже кошки не трогают. Садов нет.
«Вот так женщина! — подумал я, любуясь ловкостью ее движений. — Плыть через перекаты реки,
стоя в оморочке, да еще бить острогой рыбу — на это не всякий и мужчина способен. Видимо, эта женщина прошла суровую жизненную
школу».
Шла мимо
школы баба с ведром и говорит: все учатся, а ты что тут
стоишь?
Школа не Бог знает чего будет
стоить обществу; а какое добро!
Мне рассказывал покойный Павел Васильев (уже в начале 60-х годов, в Петербурге), что когда он, учеником театральной
школы,
стоял за кулисой, близко к сцене, то ему явственно было слышно, что у Щепкина в знаменитом возгласе: «Дочь!
Правительственной драматической
школы не было в столице Австрии. Но в консерватории Общества друзей музыки (куда одно время наш Антон Рубинштейн был приглашен директором) уже существовал отдел декламации. Я посещал уроки Стракоша. Он считался образцовым чтецом, но
стоял по таланту и манере гораздо ниже таких актеров-профессоров Парижской консерватории моего времени, как Сансон, Ренье, Брессан, а впоследствии знаменитый jeune premier классической французской комедии — Делоне.
На железнодорожном переезде был опущен шлагбаум: со станции шел курьерский поезд. Марья Васильевна
стояла у переезда и ждала, когда он пройдет, и дрожала всем телом от холода. Было уже видно Вязовье — и
школу с зеленой крышей, и церковь, у которой горели кресты, отражая вечернее солнце; и окна на станции тоже горели, и из локомотива шел розовый дым… И ей казалось, что все дрожит от холода.
В
школе они застали послеобеденный класс. Девочки и мальчики учились вместе. Довольно тесная комната была набита детьми. И тут
стоял спертый воздух. Учитель — черноватый молодой человек с чахоточным лицом — и весь класс встали при появлении Станицыной.
Мне особенно приятно сообщить читателям журнала «Слово», что новое произведение Гонкура они, по всей вероятности, прочтут одновременно с появлением его по-французски, а то так и раньше. Теперь романисты реальной
школы очень ценят сочувствие русской публики, да и в денежном отношении им выгодно появляться раньше на русском языке. Хотя в нашей конвенции с Францией и не
стоит ничего о переводах, но редакции русских журналов уже понимают, что гораздо лучше предупреждать международные законодательства…
Повторяет он наизусть Оригена, а сам думает: «Ну, пусть так — пусть земной мир весь
стоит для вечности, и люди в нем, как школяры в
школе, готовятся, чтобы явиться в вечности и там показать свои успехи в здешней
школе.
И стало это перегудинскому попу, наконец, очень досадно, но он мог лютовать на своего парипсянского соседа, отца Савву, сколько хотел, а вреда ему никакого сделать не мог, потому что нечем ему было под отца Савву подкопаться, да и архиерей
стоял за Савву до того, что оправдал его даже в той великой вине, что он переменил настроение казака Оселедца, копа грошей которого пошла не на дзвин, а на
школу.
Но это наглядное обучение слишком дорого
стоит, грядущие поколения призовут нас к ответу за слишком большие расходы по обучению русской революционной интеллигенции в элементарной
школе.