Неточные совпадения
— Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне
в таратайках. Да не то беда, что
в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки
шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого
задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей — ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете.
Длина этой утки от носа до хвоста, или, лучше сказать до ног, ибо хвостовых перьев у гагар нет, — одиннадцать вершков, нос длиною
в вершок, темно-свинцового цвета, тонкий и к концу очень острый и крепкий; голова небольшая, продолговатая, вдоль ее, по лбу, лежит полоса темно-коричневого цвета, оканчивающаяся позади затылочной кости хохлом вокруг всей
шеи, вышиною с лишком
в вершок, похожим более на старинные брыжжи или ожерелье ржавого, а к корню перьев темно-коричневого цвета;
шея длинная, сверху темно-пепельная, спина пепельно-коричневая, которая как будто оканчивается торчащими из
зада ногами, темно-свинцового цвета сверху и беловато-желтого снизу, с редкими, неправильными, темными пятнами; ноги гагары от лапок до хлупи не кругловаты, но совершенно плоски, три ножные пальца, соединенные между собой крепкими глухими перепонками, почти свинцового цвета и тоже плоские, а не круглые, как бывает у всех птиц.
Бывало,
задавал обеды,
Шампанское лилось рекой,
Теперь же нету корки хлеба,
На шкалик нету, братец мой.
Бывало, захожу
в «Саратов»,
Швейцар бежит ко мне стрелой,
Теперь же гонят все по
шее,
На шкалик дай мне, братец мой.
Супруга-то собственноручно
в шею вытолкает, да еще, не будь дура, другим каким манером такого киселя
задаст, что по уезду места потом не отыщет!
Перед собой он видел прямые линии оглобель, беспрестанно обманывавшие его и казавшиеся ему накатанной дорогой, колеблющийся
зад лошади с заворачиваемым
в одну сторону подвязанным узлом хвостом и дальше, впереди, высокую дугу и качавшуюся голову и
шею лошади с развевающейся гривой.
Он обыкновенно ходил
задами села, когда же ему случалось идти улицей, одни собаки обходились с ним по-человечески; они, издали завидя его, виляли хвостом и бежали к нему навстречу, прыгали на
шею, лизали
в лицо и ласкались до того, что Левка, тронутый до слез, садился середь дороги и целые часы занимал из благодарности своих приятелей, занимал их до тех пор, пока какой-нибудь крестьянский мальчик пускал камень наудачу,
в собак ли попадет или
в бедного мальчика; тогда он вставал и убегал
в лес.
— О, свинья! Трус! Предатель! — злобно зашипел Файбиш. — На же, на!.. Получи!.. Кнут резко свистнул
в воздухе. Файбиш бил широко и размашисто, тем движением, каким он обыкновенно стегал собак. Но Герш быстро повернулся к балагуле
задом, сгорбился, спрятал
шею в плечи, и жестокие удары пришлись ему по спине и по рукавам.
Топорков положил шляпу и сел; сел прямо, как манекен, которому согнули колени и выпрямили плечи и
шею. Княгиня и Маруся засуетились. У Маруси сделались большие глаза, озабоченные, точно ей
задали неразрешимую задачу. Никифор,
в черном поношенном фраке и серых перчатках, забегал по всем комнатам. Во всех концах дома застучала чайная посуда и посыпались со звоном чайные ложки. Егорушку зачем-то вызвали на минуту из залы, вызвали потихоньку, таинственно.
Вдруг зашумело что-то вверху; поднял голову Яков Потапович и видит — коршун громадный из поднебесья круги
задает и прямо на княжну Евпраксию спускается. Выступил вперед Яков Потапович, заслонил собою дорогую спутницу и ждет врага, прямо на него глядючи. Как камень падает коршун сверху к нему на грудь, клювом ударяет
в самое сердце, да не успел глубоко острого клюва запустить, как схватил его добрый молодец за самую
шею и сжал, что есть силы, правой рукой.